Зов озера Памяти жертв фашизма Певзнер 1903, Сергеев 1934, Лебедев 1916, Бирман 1938, Бирман 1941, Дробот 1907...
Наши кеды как приморозило. Тишина. Гетто в озере. Гетто в озере. Три гектара живого дна.
Гражданин в пиджачке гороховом зазывает на славный клев, только кровь на крючке его крохотном, кровь!
"Не могу,- говорит Володька,- а по рылу - могу, это вроде как не укладывается в мозгу!
Я живою водой умоюсь, может, чью-то жизнь расплещу. Может, Машеньку или Мойшу я размазываю по лицу.
Ты не трожь воды плоскодонкой, уважаемый инвалид, ты пощупай ее ладонью - болит!
Может, так же не чьи-то давние, а ладони моей жены, плечи, волосы, ожидание будут кем-то растворены?
А базарами колоссальными барабанит жабрами в жесть то, что было теплом, глазами, на колени любило сесть..."
"Не могу,- говорит Володька,- лишь зажмурюсь - в чугунных ночах, точно рыбы на сковородках, пляшут женщины и кричат!"
Третью ночь как Костров пьет. И ночами зовет с обрыва. И к нему Является Рыба Чудо-юдо озерных вод!
"Рыба, летучая рыба, с огневым лицом мадонны, с плавниками белыми как свистят паровозы, рыба,Рива тебя звали, золотая Рива, Ривка, либо как-нибудь еще,с обрывком колючей проволоки или рыболовным крючком в верхней губе, рыба, рыба боли и печали, прости меня, прокляни, но что-нибудь ответь..." Ничего не отвечает рыба.
Тихо. Озеро приграничное. Три сосны. Изумленнейшее хранилище жизни, облака, вышины.
Лебедев 1916, Бирман 1941, Румер 1902, Бойко оба 1933.1965 Андрей Вознесенский
хочется добавить парочку строк, что написал наш - увы, ушедший! - земляк, Рудольф Ольшевский( Гольдфельд):
БРАТСКАЯ МОГИЛА Мертвые имут и совесть, и срам В царстве загробном своем. Как вам лежится, Иван и Абрам, В братской могиле вдвоем? Гул самолетов и гром батарей, Скрежет окопных лопат. Пали геройски, Еврей - не еврей, Пусть они рядом лежат. Если бы не под прицелом свинца, Был бы приказ: "Не спеши! Выясни раньше графу мертвеца, Национальность души." Сторож стоит и у этих дверей, Есть и для памяти бронь. Но проморгали. Прокрался еврей В список на вечный огонь. Выменял за сто положенных грамм Теплую вечность в раю. Как вам лежится, Иван и Абрам, В неразделенном строю? Взятым во тьму на бессрочный постой, После мечей и печей, Кости не ныли под общей плитой Перед процессом врачей? Как вам покоится в сумерках лет, Где и свобода крута, Где примеряет свинцовый кастет На кулаки доброта? В этом студеном краю снегирей, В век не людей, а идей, Спрятался в братской могиле еврей. Ай да хитрец, иудей! Знал, что за молнией будет и гром. - Так что учти, господин, Если ты хочешь затеять погром, Я тут лежу не один. Кто здесь в могиле хозяин, кто гость, Не докопаешься - брось! Не отличишь, где славянская кость, Где иудейская кость. Холмик, плита и цветок - пополам, И пополам окоем. Как вам лежится, Иван и Абрам, В братской могиле вдвоем?
