Миша Майский:у меня красивая жена и двое маленьких детей
вместо предисловия
Судьба Майского похожа на захватывающий кинофильм. Музыкант родился в России, в 18 лет покорил конкурс имени Чайковского. А затем был арестован и полтора года провел в заточении: сначала в Бутырской тюрьме, потом в трудовом лагере...
День, когда он покинул Советский Союз, виолончелист считает началом новой жизни, даже отсчитывает от 1972 года свой «второй» возраст. Кем он был, уезжая за границу?! Да попросту никем: ни инструмента, ни денег, ни знания языка. А сейчас Миша играет во всех главных залах мира, с лучшими оркестрами, с виртуозными музыкантами…
О своих корнях Майский говорит так: «Я никогда не чувствовал себя дома, будучи в России. Я всегда чувствовал, что я там родился по ошибке судьбы... Или не по ошибке, но – мои родители были там, и я родился там. То-есть я родился в Латвии, потому что моего папу отправили в 1945 году работать туда. Вообще-то мои родители с Украины, а я – единственный в нашей семье, кто родился в Латвии».
Сегодня Миша Майский остается гражданином Израиля, хотя часто бывать в еврейском государстве у него никак не получается – нет времени. «Я никогда не мог понять и смириться с тем, что в сутках есть только 24 часа и 365 дней в году, - сказал он не так давно в интервью израильскому журналисту Максиму Рейдеру. - У меня страшно замотанная жизнь, я играю слишком много, но при этом не жалуюсь, потому что было бы хуже, если было наоборот. Мне посчастливилось заниматься тем, что я люблю больше всего. Хотя, несмотря на то, что я настоящий космополит, гражданин мира - родился в Латвии, учился и вырос в России, почти 32 года назад уехал в Израиль, больше тридцати лет живу в Европе, и чувствую себя вполне европейским гражданином, а моя жена - американка, дочка родилась в Париже, сын - в Брюсселе, сам я играю на итальянской виолончели, пользуюсь французскими смычками и немецкими струнами, езжу на японской машине, а часы у меня швейцарские, ожерелье индийское, но тем не менее, конечно, я очень люблю русскую литературу, русскую музыку и русское искусство, и то, что так красиво называют “русской душой”...
В настоящее время Миша Майский живет в Бельгии, выступает с такими известными музыкантами, как пианист Раду Лупу, скрипач Гидон Кремер, дирижеры Зубин Мета, Владимир Ашкенази. А мы, глядя на этого яркого человека и вслушиваясь в звуки его виолончели, всегда вспоминаем слова, сказанные о нём его учителем Мстиславом Растроповичем: «В игре Майского поэзия и изысканное изящество сочетаются с большим темпераментом и блестящей техникой». *********** Субботним утром мы сидим в фойе одной из тель-авивских гостиниц; из-за неполадок в номере Миша Майский чуть задержался и, когда я позвонил по внутреннему телефону, он, извинившись, сказал, что спустится через пару минут, а чтобы интервьюер смог его опознать, добавил: "Я - в красной рубашке". Что было излишним: у него - запоминающаяся внешность; первое ощущение - изящество без манерности. Но едва начинается беседа, к нему добавляется еще одно: серьезность. Все это, конечно, относится и к его игре. Мы говорим по-английски, ибо на этом языке Майскому давать интервью привычней. Впрочем, это скорей не интервью, а легко текущий монолог - с ассоциациями, ответвлениями и, конечно, шутками и самоиронией - подчиненный единой теме: жизни в музыке.
- Я - космополит, - говорит он. Однако этот "космополит" путешествует с израильским паспортом, хотя, будучи женат на американке, мог бы получить американское гражданство. Как, впрочем, и европейское. "Если какая-нибудь страна не захочет впустить меня из-за моего израильского паспорта, я туда не поеду", - замечает он. - Музыка начинается там, где кончаются слова, как сказал Гоффман, и хотя я очень много говорю, - с коротким смешком продолжает Майский, - музыка это язык, на котором я могу выразить себя полнее всего. По крайней мере, я надеюсь, что это так. Музыка для него - в первую очередь хобби, "за которое мне недурно платят, так что едва ли можно мечтать о большем", - улыбается он. - "Но все же играю я ради собственного удовольствия, и, надеюсь, никогда это чувство не утрачу". "Внутри" этого хобби есть еще одно - камерное музицирование. Виолончелист рассказывает, что камерную музыку он играет редко, особенно в последние годы, когда у него появились дети: "Я много выступаю, нахожусь в постоянных разъездах и очень рад, что мне удается выкроить время для семьи, для меня это очень важно". В России он также не слишком часто выступал в камерных составах, но среди первых его партнеров был Раду Лупу, сегодня принадлежащий к числу крупнейших пианистов нашего времени. "В 1969 году, к выпускному экзамену в Московской консерватории, где мы оба тогда учились, Лупу подготовил все (!) фортепьянные концерты Бетховена, а для экзамена по камерному ансамблю - его же сонаты для виолончели. Комиссия предложила нам сыграть Четвертую, возможно потому, что она самая короткая", - улыбается Майский. Впоследствии, уже на Западе, ему довелось участвовать в фестивалях камерной музыки в Мальборо и в Локенхаузе, играть со многими выдающимися исполнителями. Уже двадцать лет он выступает и записывается с Мартой Аргерих, которую относит к числу величайших пианистов всех времен и народов, играет он и со скрипачом Гидоном Кремером. "Мы оба из Риги, знаем друг друга с детства". Не так давно в Японии они выступили втроем, "после двадцати лет разговоров о том, что это надо бы сделать!" - вновь смеется он. - Чем особенна камерная музыка? - Игра в камерном ансамбле требует немалой гибкости подхода, и это представляется мне очень здоровым - не вариться в собственном соку, получать свежие идеи. В стране, где я родился, главным лозунгом было - "Кто не с нами, тот против нас". С этого начинается нетерпимость, с этого начинаются тоталитарные режимы, и люди готовы убивать друг друга миллионами из-за различия в религиозных или политических взглядах. Но в музыке не может быть ничего окончательного, есть так много прочтений одного и того же опуса. И Майский говорит о том, что, по его мнению, отличает одного музыканта от другого.
- Рассказывают, что поклонники восторженно говорили Хейфецу: "На какой скрипке вы играете? На Гварнери дель Джезу? Как она потрясающе звучит!" Хейфец открывал футляр, склонялся над инструментом и удивленно отвечал: "Правда? А я ничего не слышу". И есть еще один исторический анекдот: Хейфец идет по Мехико-сити, видит, сидит бедный торговец, продает скрипки, которые сам и делает. "Сколько стоит скрипка?" - "Сто песо". - "Можно попробовать?" - "Пожалуйста!" По мере того, как начинает Хейфец играть, у мексиканца глаза вылезают на лоб и он быстро говорит: "Эта стоит тысячу"... Скорей всего, ничего подобного никогда не происходило, но важнее другое: в руках разных музыкантов один и тот же инструмент звучит по-разному. Став серьезным, он начинает рассуждать о самом, на его взгляд, существенном - звукоизвлечении.
- Первый уровень - когда звук извлекают руки. Следующий - когда у музыканта в голове есть концепция звука, которую он передает рукам. И, наконец, высшая - звук, идущий от сердца, пропущенный через "мозговой компьютер" и достигающий рук исполнителя. - Что такое общение с залом? - Оно также может происходить на разных уровнях. Самый простой - "физический": колебания струны вызывают акустические волны, которые достигают ушей слушателей. А самая высокая форма общения - она доступна лишь великим музыкантам, и я очень осторожно употребляю это слово - это необъяснимое общение от сердца к сердцу. Майский говорит, что контакт с залом - процесс обоюдный. Исполнитель расходует массу энергии, но и получает "подпитку" от зала. - Я помню, как в Японии я дал 28 концертов за четыре с половиной недели, что очень много (я больше никогда этого делать не буду). Конечно, мне помогла прекрасная организация концертов, но в первую очередь - поддержка зала. - Что вы можете сказать о публике в разных странах мира, в том числе - в Израиле? - Гм, гм… Впрочем, я могу говорить обо всем. Я - стопроцентный еврей и израильский гражданин, так что никто не обвинит меня в антисемитизме, - смеется Майский. - Итак, по порядку. На мой взгляд, лучшая аудитория - в Европе и в Японии. Некоторые удивляются: "Как, в Японии понимают классическую музыку?" Но ведь японцы начали слушать ее не десять, а сто лет назад, и это - несколько поколений. К тому же я всегда говорю, что у них отличный вкус: в Японии я считаюсь большой звездой. Снова став серьезным, он говорит: - Во всех странах есть люди, которые ходят на концерты, чтобы послушать музыку, и есть те, что хотят себя показать: держать филармонический абонемент - престижно. Думаю, что в Европе и в Японии соотношение - девять к одному. В Америке - наоборот. Что удивительно, ведь там так много первоклассных оркестров и отличных музыкальных школ очень высокого уровня. Увы, в смысле аудитории это все еще Дикий Запад. А Израиль, во многих отношениях находящийся под влиянием Америки, лежит где-то посередине. Посмотрите - концерты Филармонического оркестра в "Гейхаль ха-Тарбут" могут проходить восемь раз подряд при полном аншлаге, что невозможно представить в любом другом городе мира. В то же время камерные концерты залы не наполняют, и, значит, что-то не в порядке. - Не так давно мне попала в руки старая запись: Пятигорский, Хейфец и их друзья играли Шуберта. Они не добавляли к музыки несуществующей истерической драмы, но извлекали из партитуры все, что в ней было заложено. В их игре было столько достоинства, столько уважения к композитору и к самим себе. Слушая их, я подумал, что сменилась целая эпоха, а ведь было это всего пятьдесят лет назад. - Совершенно с вами согласен. Когда есть возможность, я всегда покупаю записи старых мастеров. Многое с тех пор изменилось, в том числе - темпы жизни, нагрузки. Музыканты раньше не летали на самолетах, но плавали через океан на пароходах; в то время, чтобы обеспечить себе приличное существование, не нужно было играть так много концертов. Сегодня это невозможно - и не забудьте, что музыканты должны покупать невероятно дорогие инструменты. Наконец, импрессарио тоже были иными, у них было меньше музыкантов, и они могли действительно заниматься карьерой своих подопечных. ...Да, в наши дни исполнительский уровень чрезвычайно высок, и есть множество музыкантов, играющих безупречно. Но порой, сидя на концерте, ты вдруг ощущаешь: что-то не так, чего-то недостает. И понимаешь: музыка отошла на второй план, она стала средством продемонстрировать возможности исполнителя. Мне в жизни невероятно повезло: я - единственный в мире виолончелист, который учился у таких титанов, как Ростропович и Пятигорский. О каждом можно рассказывать целую неделю, можно написать целую книгу. Я часто думаю о том, что при всем их различии было нечто очень важное, объединявшее их. Оба говорили мне: виолончель - всего лишь инструмент, который служит музыке, а не наоборот. ---------- Беседа продолжается, и Майский говорит о том, что почти не играет современную музыку - не потому, что она ему не нравится, но у него просто нет времени, чтобы отнестись к ней серьезно. Музицирование вообще - дело ответственное, особенно, если речь идет о сочинениях современных авторов: если исполнитель, тем более знаменитый, плохо сыграет Брамса, никто не скажет, что Брамс - плохой композитор; однако о музыке, написанной в наши дни - скажет непременно. По этой же причине Майский не пробует себя в качестве дирижера: "Для того, чтобы совмещать карьеру солиста и дирижера, нужно быть гением. Только для удовлетворения личных амбиций я не могу подняться на подиум, несмотря на то, что мне очень хотелось бы продирижировать симфонией Малера, например. Ну, ничего, если мне будет совсем невтерпеж, я у себя дома поставлю диск и немножко помахаю руками. Максимум, дети решат, что их папа спятил. Но слушатель страдать не должен". Мгновенно посерьезнев, он говорит о том, что да, конечно, виолончельный репертуар ограничен, и как жаль, что Моцарт не написал ни единой ноты для виолончели соло. - Но мне никогда не прискучит играть то, что написано. Сколько бы я не играл, я никогда не приближусь к тому уровню, которого эта великая музыка заслуживает. Это - погоня за горизонтом, и я счастлив, что выбрал эту специальность.
Максим Рейдер , "Вести"
Сообщение отредактировал sINNA - Вторник, 02.10.2012, 21:48
Дата: Воскресенье, 18.11.2012, 07:30 | Сообщение # 94
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 710
Статус: Offline
С юбилеем, дорогой Эльдар Александрович!
МЫСЛИ вслух
У меня такая хорошая память, что я помню даже свой довоенный телефон: Г-69132. Я помню, что банка крабов в войну стоила 77 копеек. Приходишь в любой магазин — а там одни крабы; их не покупал никто. Что это и где это водится — никто ни фига не знал.
Я много с кем делал интервью — с Бельмондо, Клодом Лелюшем, Филиппом Нуаре, Альберто Сорди, но лишь когда я шел к Феллини, я шел и думал: «Иду к королю».
Только дураки думают над тем, как себя преподносить. Это, пожалуй, главное, чему я научился у Эйзенштейна.
Сегодняшнюю политическую ситуацию я сквозь себя абсолютно никак не пропускаю. Я не знаю, в какой стране живу, не знаю, какой у нас строй. Я не понимаю, условно говоря, за что сидит Ходорковский, а другой олигарх почему не сидит. Я понимаю одно: кроме русского языка, нас ничего больше не объединяет. Я сегодня живу не в стране, а на своей территории.
Вы не смотрели моего «Андерсена»? Боитесь, что я сделал говно? А я последние два года жил ради этого фильма. Андерсен — кипяток со льдом и перец с вареньем. Все тут замешано. У него мать — алкоголичка, сестра — проститутка, дед — сумасшедший, а он — гений. Да, он отрекся от сестры и не приехал на похороны матери, но он не преступник. Пусть каждый в своей биографии поищет, не предавал ли он свою мать, не отрекался ли он от своих родственников, нет ли у него каких-то тараканов в голове.
Где есть юмор — там есть и правда.
«Изображая жертву» — антипоколенческая вещь. Матерный монолог следователя о молодых людях, которым все по фигу, — это сильно. Я не люблю картины с матом, но я бы на его месте говорил так же. Ненавижу это невежественное племя мальчиков и девочек.
Русские, если почитать фольклор, всегда хотели получить все сразу и много, и при этом не работать. Русские сказки — это и есть, к сожалению, национальная идея. Менталитет, который, мягко сказать, симпатии не вызывает. Лучшие люди в России всегда существуют вопреки ему.
Самое трудное, но и самое интересное и благодарное — делать комедии о хороших и добрых людях. Мольер не написал ни одной комедии, где действовали бы герои, которым мы хотим сочувствовать. Чтобы работать в этом русле, надо иметь такое чутье и так любить людей, как мало кто умеет. В нашем кино в этом жанре кроме нас с Эмилем Брагинским никто не работал. Чаплин делал такое, но только лучше, чем мы.
Что меня трогало в пятидесятые, шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые — это же трогало и огромное количество людей, большинство. Сегодня таких, как я, все меньше и меньше... Феллини в восьмидесятых говорил: «Мой зритель уже умер». Это ужасная правда.
Эльдар-прямая речь
Я шел по опустошенному осеннему лесу. Под ногами была затвердевшая от первого заморозка земля. Где-то сиротливо каркали невидимые вороны. Я вышел на опушку. Передо мной покатым косогором стелилось поле. Рыжая стерня, охваченная инеем, серебрилась. На горизонте темнела узкая полоска дальнего леса. Крыши деревеньки высовывались из-за косогора, на котором прочно стояли могучие двухэтажные стога. Освещение было тусклое, хмурое. Серо-синие, низкие облака недвижно повисли над озябшим полем. Казалось, я нахожусь не в тридцати километрах от Москвы, а за тысячи верст, и живу не в двадцатом веке, а лет эдак двести назад.
Свежий сухой воздух покалывал щеки, бодрил, походка была упругой, а душу наполняло беспричинное ощущение счастья. И вдруг сама собой в голове возникла первая строчка:
- У природы нет плохой погоды...
Не успел я изумиться этому явлению, как следом родилась вторая:
- Каждая погода - благодать...
Если учесть, что я уже около тридцати лет, со времен давней юности, не занимался стихосложением, - это было странно. Я подумал, что сейчас это наваждение пройдет, но получилось иначе. Неудержимо поползли следующие строки:
Дождь ли, снег... Любое время года надо благодарно принимать.
Я удивился. Честно говоря, мне показалось, что строфа недурна. И вдруг случилось необъяснимое: строчки полезли одна за другой. Не прошло и двадцати минут, как стихотворение сочинилось само, не обращая на меня никакого внимания, как бы помимо моей воли.
Отзвуки душевной непогоды, в сердце одиночества печать, и бессонниц горестные всходы надо благодарно принимать.
Смерть желаний, годы и невзгоды, с каждым днем все непосильней кладь. Что тебе назначено природой, надо благодарно принимать.
Смену лет, закаты и восходы, и любви последней благодать, как и дату своего ухода, надо благодарно принимать.
У природы нет плохой погоды, ход времен нельзя остановить. Осень жизни, как и осень года, надо, не скорбя, благословить.
Я быстро повернул домой, бормоча строчки, повторяя их, так как боялся, что стихотворение забудется. Войдя в дом, я немедленно перенес все на бумагу.
Мне было сорок девять лет. Последний раз я имел дело с сочинением в рифму, когда писал сценарий по пьесе А. Гладкова «Давным-давно». Но там нужно было осуществить подделку, написать стихи «под Гладкова», чтобы они не выбивались из текстовой ткани пьесы, чтобы в них не было ничего самостоятельного, своего. А потом еще раз я тряхнул стариной - вместе с 3. Гердтом мы сочинили куплеты к юбилею М. И. Ромма. Это были «куплеты завистников», с мелодией, взятой напрокат у нищих, поющих в электричках, с нехитрой стилистикой, напоминающей «кич». К примеру:
А как поступил юбиляр с Кузьминою? Пусть знает советский народ: он сделал артистку своею женою! Все делают - наоборот!
Однако после этих двух случаев наступило глухое многолетнее стихотворное безмолвие, и не было никаких признаков того, что в душе зреет нечто поэтическое.
Стихи «У природы нет плохой погоды» стали песней. О том, как я обманул Андрея Петрова, всучив свои вирши под маркой того, что, мол, их сочинил Вильям Блейк, я уже рассказывал.
После этого случая изредка (очень редко!) меня посещало эдакое странное состояние души, в результате которого возникали небольшие стихотворения. Как правило, грустные. Даже горькие. Я объяснял себе это тем, что веселые, жизнерадостные силы я трачу в комедиях, а печаль тоже требует своего выражения, своего выхода. Может, это объяснение ненаучно, но меня оно удовлетворяло.
Постепенно стихотворные «припадки» стали учащаться, и я даже завел большую, толстенную тетрадь, куда вписывал свои поэтические выплески. Иногда стихи рождались почти ежедневно, иной раз пауза длилась по нескольку месяцев. Я стал анализировать свое состояние, когда меня «посещала муза», для того, чтобы потом попытаться вызвать искусственно аналогичное настроение. Но ничего из этого не получилось, стихи приходили или не приходили тогда, когда этого хотели они, а не я. Вероятно, подобное свойство - первый признак дилетантизма, любительщины. Однако, честно признаюсь, очень хотелось напечататься, так сказать, стать вровень с профессиональными поэтами. У меня уже накопилось несколько десятков стихотворений, а о них никто не знал.
Появилась еще одна песня на мои стихи в фильме «Вокзал для двоих» - «Живем мы что-то без азарта...». И на этот раз Андрей Петров не подозревал, что ему понравились именно мои строчки (в данном случае я их выдал за строчки Давида Самойлова):
Живем мы что-то без азарта, однообразно, как в строю. Не бойтесь бросить все на карту и жизнь переменить свою.
Какими были мы на старте! Теперь не то, исчезла прыть... Играйте на рисковой карте, не бойтесь жизнь переломить!
Пусть в голове мелькает проседь-- не поздно выбрать новый путь. Не бойтесь все на карту бросить и прожитое -- зачеркнуть!
Из дома выйдя в непогоду, взбодрите дух, пришпорьте плоть. Не бойтесь тасовать колоду, пытайтесь жизнь перебороть!
В мираж и дым, в химеры -- верьте! Пожитки незачем тащить... Ведь не уехать дальше смерти-- стремитесь жизнь перекроить.
Печалиться не надо вовсе, когда вам нечем карту крыть... Вы на кон бросить жизнь -- не бойтесь. Не проиграв, не победить! ...............
Автор прекрасных стихов о любви, которые школьницы переписывали в свои заветные тетрадки, даже в окопах Великой Отечественной старавшаяся всегда оставаться Женщиной, Друнина не хотела, чтобы смерть обезобразила ее внешность. Закрыла изнутри гараж, села в «Москвич», выпила снотворное и завела мотор... Она оставила записки милиции с просьбой никого не винить, близким, друзьям. И стихотворение «Судный час».
Покрывается сердце
инеем -
Очень холодно
в судный час…
А у вас глаза как у инока -
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь. За таких вот,
как вы, -
За избранных
Удержать над обрывом
Русь.
Но боюсь, что и вы
бессильны.
Потому выбираю смерть. Как летит под откос
Россия,
Не могу, не хочу
смотреть!
Юлия Друнина ушла из жизни 21 ноября 1991 года. А в декабре развалился СССР. Но кто же он, тот «избранный с глазами инока», не удержавший страну от развала?
- Это стихотворение, по моим догадкам, было обращено к коллеге Юли по Верховному Совету СССР, - рассказывает подруга Друниной поэтесса Татьяна Кузовлева. - Недели за две до трагедии она позвонила, позвала гулять в соседний Петровский парк. Мы жили рядом. Я не пошла. Позже винила себя, но действительно в тот момент не могла. Была важная причина. «Юля, давай завтра походим!» - «Нет, завтра я не смогу. Ну, зря, Татьяна, зря, я хотела тебе рассказать одну историю. Я, кажется, влюблена!» ... Перед этим она уже обмолвилась об одном депутате. Известном юристе, очень интеллигентном человеке с четкой позицией. Нет, нет, не Собчак! Как-то Юля встретилась с ним взглядом, и ей показалось, что у него тоже в глазах что-то промелькнуло. И это ее вдохновило, оживило душу. Не знаю, испытывал ли он на самом деле такое же чувство влюбленности, какое было у нее? Или она его приписала? Да это и не важно. Главное, Бог послал ей перед уходом возможность вновь испытать окрыленность души. Она ушла в полете! Юриста с глазами инока я видела на панихиде в Доме литераторов. Он пришел с супругой... Назвать его Кузовлева категорически отказалась. «У него семья, зачем ворошить прошлое? И вообще это лишь мои догадки. Юля не раскрыла его имя, лишь намекнула. Думаю, в парке она рассказала бы подробности, но не случилось».
В Верховном Совете было несколько ярких юристов. Кажется, мы вычислили депутата с глазами инока. Уже после гибели Друниной он действительно пытался спасти СССР. Но, как и предсказывала Друнина, оказался бессильным. Мы уж было хотели позвонить, спросить, знает ли он, что ему посвящено пронзительное стихотворение «Судный час». Но передумали. Человек уже в преклонном возрасте. Зачем такие волнения, воспоминания, переживания.
из-за так называемой "операции" в бандитском секторе Газа ( а на самом деле это были показательные выступления недоумков от политики) немного замешкался с поздравлением замечательной нашей писательнице ...Виктории Самойловне,
которая родилась 20 ноября 1937 года в Ленинграде, в семье инженера.
В 1958 году она окончила Ленинградское музыкальное училище по классу фортепиано, а в 1969 году - сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. Писать рассказы начала, работая в детской музыкальной школе учительницей пения, а позже - редактором на телевидении. Первая же публикация - рассказ "День без вранья" (1964) - была замечена: автору предложили сделать сценарий для фильма, и в 1968 году на экраны вышла картина "Урок литературы". Так Виктория Токарева нашла свой путь и с тех пор занимается любимым делом. Когда вышел в свет ее первый рассказ, шли последние месяцы хрущевской "оттепели", предшествовавшие длительному, 20-летнему "застою". Но она как бы успела вскочить в последний вагон: ее произведения время от времени появлялись в ведущих литературных журналах "Юность" и "Новый мир". В 1969 году была опубликована ее первая книга "О том, чего не было", объединившая как ранее печатавшиеся, так и новые повести и рассказы. В 1970-1980-е годы Виктория Токарева печаталась редко: очередной сборник ее произведений выходил раз в 5 лет (с 1969 по 1991 год вышли лишь 4 книги). Вошедшие в них рассказы и повести стали классикой советской литературы. При этом Токарева никогда не шагала в "генеральном направлении партии", у нее была своя узенькая тропинка, но ее голос, как "Господня дудочка", звучал чисто и одиноко. Читатели ждали ее рассказов и вырезали из журналов, чтобы сохранить. И это неудивительно. Каждая ее строчка обладает внутренней притягательностью: нет фраз лишних, нет фраз бессмысленных - каждая самоценна и рождает в воображении яркие и запоминающиеся образы. Несмотря на то, что Виктория Токарева - городская писательница, тема ее рассказов отчетливо перекликалась с темой Шукшина: "что с нами происходит?". На городском материале, от лица женщины, мягко и с юмором она говорила о самых серьезных проблемах своего поколения. В ее рассказах и повестях, которые создавались в то время, когда общественное официально котировалось выше личного, находилось место всему: любви, дружбе, боли, грусти, нежности, одиночеству и еще очень многому, без чего невозможна жизнь каждого человека. Почти все произведения Виктории Токаревой сразу же становились бестселлерами. Наиболее очевидно это выразилось в "издательском буме Токаревой" в 1990-е годы, когда писательница вошла в число 10 самых издаваемых в России авторов. За последние 15 лет вышло более 10 ее сборников. "Феномен Виктории Токаревой безусловно существует. Он у всех у нас на виду и не заметить его - все равно что пройти мимо зимы или лета. Рано или поздно, но увидишь, что чуть ли не на каждом книжном лотке лежат две-три, а то и больше книг Виктории Токаревой. Читатель к ним тянется, в магазинах и библиотеках они не залеживаются, ими обмениваются, как добрыми новостями. Виктория Токарева - писательница "для всех": она и филологам интересна, и домохозяйкам, и инженерам, и критикам..." "У Виктории Токаревой нет плохих рассказов, - писал Юрий Нагибин после выхода в свет её первой книги "О том, чего не было". - У нее есть только хорошие, очень хорошие и блестящие". Перу Виктории Токаревой принадлежат книги "О том, чего не было", "Летающие качели", "Ничего особенного", "Сказать - не сказать", "Своя правда", "Казино" и другие. Виктория Самойловна - едва ли не единственный известный ещё с советских времен автор, чьи книги - и сегодняшние и прежние - регулярно издаются большими тиражами не только в России, но и за её пределами - в Италии, Англии, Франции, Германии, Китае. В чем секрет ее успеха? Талант, оптимизм, юмор и доброта - вот основные составляющие творчества писательницы. Ф. Феллини, прочитав книгу Токаревой, переведенную на итальянский язык, заметил: "Какое доброе дарование. Она воспринимает жизнь не как испытание, а как благо". Творчество писательницы, которая продолжает "чеховскую традицию в литературе", отличают отточенность стиля, внимание к человеческим характерам, психологическим нюансам, ироническая интонация повествования. Проза русской Франсуазы Саган - как называют Токареву - словно заряжена энергией любви. "Если в сердце нет любви, человек мертв. Живым он только притворяется" - такова философия её творчества. Причина популярности Токаревой состоит и в том, что персонажи её произведений так же узнаваемы, как и обыденные житейские обстоятельства, в которых происходит действие, а психологические наблюдения так же просты и понятны, как сюжеты новелл. Японский критик Мокико Ояма так писал о ее творчестве: "Виктория Токарева не торопится и говорит шепотом читателям, как говорит шепотом себе. Поэтому, когда мы читаем её произведения, мы повторяем шаги героя. События, которые происходят вокруг героя, мы переживаем на собственном опыте, как будто наши глаза поставлены в его лицо и высота его глаз та же, что и высота глаз читателя". Эти повествовательные особенности проявились уже в первом рассказе Токаревой "День без вранья", герой которого, школьный учитель французского языка, не произнеся в течение дня ни одного лживого слова, выводит для себя незамысловатое, но бесспорное правило: говорить правду мало, надо жить по правде, иначе превратишься в неудачника. Финал этого рассказа допускает различные варианты развития судьбы героя... Открытость финалов, отсутствие назидательности вообще характерны для прозы Токаревой. Персонажи Токаревой, меняющиеся в соответствии с временем, внутри не меняются вовсе. У них те же обиды, та же грусть и надежда на лучшее. Эти чувства - цель описания. Жалость к себе, к своим ближним, к случайно встреченным людям не оставляют героев Токаревой. Это как бы фундамент их отношения к миру. Попытки вырваться из житейской рутины, как правило, не приносят героям счастья. Так, пианист Месяцев из повести "Лавина" (1996) не замечает, как в результате такого "рывка" теряет семью, любовь и талант. Однако заурядность персонажей Токаревой часто обманчива. Климов, главный герой повести "Ехал грека", влюбившись, переживает душевное преображение и понимает: "Оттого, что я был влюблен, я как бы прикоснулся к бессмертию и стал немножечко моложе". Юмор присущ героям Токаревой в той же мере, что и автору, на основании чего критик В. Новиков отмечал, что в её произведениях "для разговора о серьезных проблемах найден сегодняшний тип иронического мышления, всем знакомый и простой язык". В рецензии на одну из семи книг Токаревой, вышедших в 1990-97 на немецком языке, критик Х. Шлаффер выделил главную особенность творчества писательницы: "Истории Токаревой так же одинаковы, прозаичны и однотонны, как сама жизнь, если воспринимать её как повседневность, и так же увлекательны, как повседневность, если хочешь узнать её строй, её основу".
Виктория Токарева признана и любима не только как автор живых, ярких, пронизанных тонким психологизмом и иронией рассказов, но и как сценарист. По ее сценариям снято более 20 кино- и телефильмов, многие из которых вошли в "золотой фонд" отечественного кинематографа: "Урок литературы" (1968), "Джентльмены удачи" (1971, в соавторстве с Г. Данелия); "Совсем пропащий" (1973, в соавторстве с Г. Данелия); "Мимино" (1977, в соавторстве с Р. Габриадзе и Г. Данелия), "Шла собака по роялю" (1978) и другие. Такие картины, как "Джентльмены удачи" и "Мимино", стали настоящими "шлягерами", и даже сейчас, по прошествии многих лет, не устарели, как не стареют юмор и доброта. Виктория Самойловна - лауреат IV Российского кинофестиваля "Литература и кино" (1998). В 2000 году на Каннском кинофестивале ей был вручен приз "За вклад в литературу и кино". В.С. Токарева - член Союза писателей (1972), Русского Пен-Центра, лауреат премии Москва-Пенне (1997). Награждена орденом "Знак Почета" (1987). Живет и работает в Москве.
рассказ "юбилярши" можно прочитать в "уголке интересного рассказа" под №№ 62 и 63...
Этот фильм посвящён памяти Марины Голуб. Сегодня, 8 декабря, ей исполнилось бы 55 лет. Фильм сделали ее друзья. И Марина здесь будет такой, какой ее мало кто знал. Она родилась 8 декабря 1957 года в Москве. Окончила школу-студию МХАТ, работала в отделе сатиры и юмора "Москонцерта", Театре миниатюр Аркадия Райкина, театре "Шалом", Московском художественном театре им. А.П. Чехова. Первая роль в кино - Верка в советско-германском фильме "В начале славных дел" (1980). Также играла фильмах: "Юность Петра", "О бедном гусаре замолвите слово", "Дом с привидениями", "Ширли-Мырли", "Короли российского сыска", "Свадьба"(2000) и "Свадьба" (2008), "Пятый угол", "В движении", "В июне 41-го", "Водитель для Веры", "Бедные родственники", "Изображая жертву", "Человек с бульвара Капуцинок". С 2000-х Марину стали приглашать сниматься и в сериалы: "Дронго", "Дневник убийцы", "Маросейка, 12", "Даша Васильева 3. Любительница частного сыска", "Иван Подушкин. Джентльмен сыска-2", "Откройте, это я".... На телевидении она начинала ведущей программы "Эх, Семеновна!", потом были "Утренняя почта" и "Доброе утро!" на телеканале "Россия 1" и, разумеется, любимые всеми "Девчата" (последний эфир с участием актрисы от 3 сентября 2012 года).
Она погибла в ДТП в ночь на 10 октября, возвращаясь домой из театра...
... на самом деле этот уютный, упитанный бонвиван с такой добродушной физиономией был зол, умен, полон горечи, желчи и ненависти. Это был не медвежонок Винни-Пух, а настоящий волк — серый, лесной, дикий... Таким волком хотел быть Высоцкий, но слишком широка была его палитра, слишком артистичен он был для одной-единственной роли — роли антисоветчика. А Галич увидел советскую действительность через прицел автомата и талантливо расстреливал ее в упор. Почти компьютерная игра. Потому что от его залпов никто не умер, дествительность вышла на сцену и раскланялась в финале. Как Дездемона. Души ее не души, а к публике она за аплодисментами все равно выйдет. И души ее по новой, бедный Отелло... Так вышло и с игрой Галича. Советская дествительность — она как Дездемона. Вечная категория на весь театральный сезон. Но, выбирая себе псевдоним, поэт случайно угодил в нужную точку — крайнюю западную. Червонная Русь, запад Украны, Галичина. «Где когда-то свободный Голота, с вихрем споря, гулял на коне». Царство ОУН, УПА, Степана Бандеры. Западенцы, враги москалей и Сталина. Чужие. В этом смысле у Галича оказался подходящий псевдоним. Прямо по анекдоту: «Пусть цветочки завянут, главное, чтобы пулеметик не заржавел». Маяковский придумал человека-парохода. Галич был человеком-пулеметом. Добрым, ласковым пулеметом. Улыбчивым волком. Ведь от его игры никто не погиб, только он один. В нашем Храме у Галича есть своя ниша. Он там стоит, гневный, вечно юный и одинокий, нагой и с гитарой вместо пращи. Давид. Галич был глубоко еврейским юношей, человеком Книги, то есть Библии, поэтом и царем. Одинокий пастырь своих стихов. Он мечтал пасти души, как овец. Но овцы — всего лишь овцы. Дрожащий шашлык... А Голиафов было великое множество. Советская власть, КГБ, армия, МВД, КПСС, Политбюро, Союз советских писателей, Союз кинематографистов. Цензура haute couture — от Главлита, а не от Коко Шанель! Секрет Галича — в его библейских масштабах. Давид, не победивший Голиафов, тем не менее встал против них. Дивные песни. На жалкую советскую действительность он обрушил библейский Всемирный потоп. Он жег ее небесным огнем, как Содом и Гоморру. Он являлся слушателям в огненном кусте. Он орал на фараонов, как Моисей, чтобы они отпустили народ, отнюдь не только еврейский народ, но и русский, и чехословацкий, и вообще все народы. Голиафы даже не убили его. Каждый остался при своем. Давид — при игре на гитаре, Голиафы — при своих баллистических ракетах и ядерных боеголовках. Он не научился прощать. Библия не Евангелие. «„...Спи, но в кулаке зажми оружие — ветхую Давидову пращу!“ ...Люди мне простят от равнодушия, я им — равнодушным — не прощу!» Мальчик с дудочкой тростниковой Родители Галича, то есть Александра Аркадьевича Гинзбурга, любили друг друга без памяти... И все это происходило в Екатеринославе, нынешнем Днепропетровске (и за что только Екатерину II, «российскую Минерву», лишили честно заработанного города?). Арон Самойлович Гинзбург, скромный экономист, был сыном врача-педиатра Самуила. Жили достойно, но небогато, потому что Самуил бедных лечил бесплатно, а бедных в городе было много... И вот этот самый Арон влюбляется в Фанни Борисовну Векслер, преподавательницу консерватории, музыкантшу, интеллигентку, но из очень богатой семьи фабрикантов. Мезальянс! Фабрикантские родители не дали молодым ни гроша, и жили они на свои интеллигентские заработки, без лошадей, автомобилей и поездок на заграничные курорты... Но тут грянул Октябрь, и все фабрики и фабриканты накрылись медным тазом. И оказалось, что лечить и учить музыке и прибыльно, и безопасно. Дети комиссаров тоже болели и хотели играть на рояле... Семья не голодала, не лезла в политику. Просто жила. У них родились два мальчика. Младший, Валера, стал кинооператором, снимал самые известные фильмы: «Солдат Иван Бровкин», «Живет такой парень», «Когда деревья были большими». А старший, наш Саша, родился 19 октября 1918 года... В 1920 году семья перебралась на море, в Севастополь, а в 1923 году - в Москву, в Кривоколенный переулок, в дом поэта Дмитрия Веневитинова, где Пушкин читал «Годунова». Это знали даже еще не умеющие читать малыши. Это обязывало. Фанни была любящей, но очень строгой матерью. С пяти лет Сашеньку учили играть на рояле и писать стихи. В восемь лет его отправили в литературный кружок, который вел Эдуард Багрицкий. А вокруг переулка были пустые котлы, где ночевали беспризорные, очень интересные беспризорные. Саша и Валера познакомились с блатным сленгом. Мальчики с упоением распевали шлягер беспризорников «Когда Сталин женится, черный хлеб отменится». Сталин, как известно, не женился, и черный хлеб в деревнях оставался изысканным лакомством, а в войну и сразу после — и в городах... Саша был добрым, умным, хорошо воспитанным мальчиком, учился на «отлично». Его любили все: он прекрасно играл на рояле, танцевал, пел революционные песни, декламировал стихи. В 14 лет он уже опубликовал стихотворение «Мир в рупоре» в «Пионерской правде». В 1934 году Гинзбурги переехали на Малую Бронную. Но из искусства Саша не уехал. В девятом классе молодой талантливый нахал без аттестата зрелости отправился поступать в Литературный институт. Это была чистая авантюра, но ... его приняли! Однако неуемный тинейджер этим не удовольствовался и тут же подал документы в оперно-драматическую студию К. С. Станиславского, и учился даже у самого Константинсергеича (тот преподавал последний год)... Институт он вскоре бросил — совмещать было трудно. А студию бросил через три года, потому что узнал: народный артист Л. Леонидов, настаивая на его приеме, сказал: «Этого надо принять! Актера из него не выйдет, но что-то выйдет обязательно!» Саша перебирается в новаторскую студию, которой руководят А. Арбузов и В. Плучек. Это уже осень 1939 года. В 1940 году студия показала нашумевший спектакль «Город на заре». Одним из авторов был Саша. Это стало началом его драматургии, его дебютом. Но несколько спектаклей — и началась война. Большинство студийцев ушли на фронт, а Александра комиссовали из-за врожденного порока сердца. Потом Саша напишет о своем детстве: «От беды моей пустяковой (хоть не прошен и не в чести), мальчик с дудочкой тростниковой, постарайся меня спасти!» Он вспомнил о детстве, когда его выгоняли отовсюду и травили. Вспомнил и, любя Бога и веруя в него, как в коллегу и однокашника (Фанни крестила сына еще в младенчестве и надела ему золотой крестик, который он носил всю жизнь), решил действовать по Иисусу. И так он действительно и жил, предпочитая Царствию Земному Царствие Небесное. «В жизни прежней и в жизни новой навсегда, до конца пути, мальчик с дудочкой тростниковой, постарайся меня спасти!» Кочующий лицедей Александр записался в геологоразведочную партию и добрался с ней до Грозного. А там устроился в театр — Театр народной героики и революционной сатиры, совсем новый и новаторский. В нем начинают играть юный Сергей Бондарчук и молодой Махмуд Эсамбаев, но ... тут Александр узнал, что в городе Чирчик под Ташкентом режиссер В. Плучек собирает арбузовских студентов, и устремился туда. Этот передвижной театр колесил по фронтам. Был риск, но актеры всегда были сыты, их любили бойцы. Было весело, были хорошие товарищи... Здесь к нему пришла любовь - Александр влюбился в красавицу москвичку, актрису Валентину Архангельскую, «комсомольскую богиню», комсорга театра. Саша был ее заместителем. Поженились они уже в Москве, в 1942 году ( до этого хотели пожениться в Ташкенте, сели в автобус, поставили в ноги чемоданчик с документами и стали целоваться...... когда опомнились, чемоданчика не оказалось: украли воры. Брак пришлось отложить. Молодожены вернулись в Москву), а в мае 1943-го у них родилась чудесная девочка Александра (Алена). Через год Валентину позвали в Иркутский драмтеатр на роль примадонны. Она уехала делать карьеру. Александр должен был приехать позже, ему обещали место завлита. Но тут вмешалась Фанни, бабушка. Она не хотела расставаться с сыном и внучкой и заявила, что «нечего моего ребенка по Сибирям таскать». Невестке было объявлено: никакого Иркутска, Kinder и Kuche, пусть работает матерью и женой. Александр уже успел охладеть, он ведь был ужасный бабник и ни одной юбки не пропускал. Валентина решила остаться эмансипе до конца, и ...они разошлись. В 1945 году Александр нашел новую любовь, на этот раз и впрямь сокровище. Гениям не нужны эмансипе, им нужны декабристки. И тогда им, гениям, будет хоть какое-то счастье. Звали это счастье Ангелина Шекрот (Прохорова). Она была дочерью бригадного комиссара, училась во ВГИКе, крутила роман с красивым режиссером. А потом выскочила замуж за ординарца собственного отца. Но война сделала ее вдовой. Ангелина, Аня, Нюшка (так звал ее Галич). Она была изысканная, утонченная, худая... ее называли «Фанера Милосская». Их первая брачная ночь прошла в доме их друга Юрия Нагибина. И спали они в ванной, на сдвинутых гладильных досках. Нюша стала для мужа всем: женой, любовницей, нянькой, секретарем, редактором. К романам Галича относилась иронически... Да, этот самый вариант: «Уложит она, и разбудит, и даст на дорогу вина». «Обнимет на самом краю» — это у них было впереди. Женившись, Александр решил разжиться хоть каким-то дипломом. И придумал где: в Высшей дипломатической школе! Но тут нашла коса на камень. Секретарша даже документы у него не взяла, нагло заявив, что лиц «его национальности» есть указание не принимать. Ярмарка тщеславия Но жизнь хороша была и без диплома: Галич идет в гору. Он оказался модным драматургом, даже конъюнктурщиком. Сначала спектакль «Вас вызывает Таймыр» (1948 год, фильм снят в 1970-м), потом «Под счастливой звездой» (1954), а потом и «Походный марш» (1957). Песня из спектакля «До свиданья, мама, не горюй» стала всесоюзным шлягером. В 1954-м фильм «Верные друзья», снятый по его сценарию, занял седьмое место в прокате. В 1955 году Галича приняли в Союз советских писателей, а в 1958-м — в Союз кинематографистов. Были деньги. Конечно, вся эта мура в театре и кино была ширпотребом. И даже хуже: «Государственный преступник» — это фильм о КГБ, лживый и приторный (1964). Галичу даже обломилась какая-то награда от «органов». «Дайте жалобную книгу» (1964) — это хиханьки-хаханьки... Выделяются только задушевная военная мелодрама «На семи ветрах» (1962) и гениальная, до сих пор непревзойденная экранизация А. Грина «Бегущая по волнам» (1967). Вот здесь можно было остановиться. Деньги, тряпки, кутежи в дорогих ресторанах (Галич пил не как Высоцкий, но хорошие напитки потреблял с радостью), романы, дача от Литфонда в проекции, курорты... Его даже начали пускать погулять за границу. Жить, как все. Лучше, богаче других. Как Галич сам потом напишет: «Но зато ты узнаешь, как сладок грех этой горькой порой седин. И что счастье не в том, что один за всех, а в том, что все — как один! И ты поймешь, что нет над тобой суда, нет проклятия прошлых лет, когда вместе со всеми ты скажешь — да! И вместе со всеми — нет! И ты будешь волков на земле плодить, и учить их вилять хвостом! А то, что придется потом платить, так ведь это ж, пойми, — потом! ... И что душа? — Прошлогодний снег! А глядишь — пронесет и так! В наш атомный век, в наш каменный век, на совесть цена пятак!»
Это сказал ему черт, инструктор из адского обкома. Но Галич не послушал мудрых партийных советов... Восстание в московском гетто Бывает, что восстают и агнцы. И кидаются на волков. У волков от этого может инфаркт приключиться. В советских литературных кругах ходила легенда о пижоне и жуире Галиче, который развлекался себе, фрондировал и фраппировал, не думая, чем это для него кончится. Думал, мол, и рыбку съесть, и в фаэтоне прокатиться. Советским кроликам так было понятнее. Они примеряли ситуацию на себя. А Галич сознательно пошел на грозу. «На воле — снег, на кухне — чад, вся комната в дыму, а в дверь стучат, а в дверь стучат, на этот раз — к нему! ... О чем он думает теперь, теперь, потом, всегда, когда стучит ногою в дверь чугунная беда?! ... (А в дверь стучат!) В двадцатый век! (Стучат!) Как в темный лес. Ушел однажды человек и навсегда исчез!..» Всё, всё, всё он понимал. К нему в дверь стучали сталинизм и застой, НКВД и КГБ... Он считал, что любая дверь в России, выламываемая их сапогами, открывается к нему. Это была миссия. И клятва. Восстания в гетто Варшавы тоже никто не ожидал. Евреи всюду покорно шли в газовые камеры. И если бы не Мордехай Ангелевич... Галич поднял личное поэтическое восстание в московском гетто, гетто для мыслящей интеллигенции. Молчать было нельзя: «И не веря ни сердцу, ни разуму, для надежности пряча глаза, сколько раз мы молчали по-разному, но не „против“, конечно, а „за“! Где теперь крикуны и печальники? Отшумели и сгинули смолоду... А молчальники вышли в начальники. Потому что молчание — золото». «...Вот как просто попасть — в палачи: промолчи, промолчи, промолчи!» А ведь была еще и пьеса, единственная его шекспировская по уровню пьеса - «Матросская Тишина». В 1958 году ее репетировали молоденькие студийцы МХАТа, будущий «Современник»: О. Ефремов, О. Табаков, И. Кваша, Е. Евстигнеев. Они хотели этой горькой пьесой о трагедии еврейского народа, как на советской, так и на оккупированной территории, открыть свой театр. Но пьеса не прошла, с треском не прошла...( О. Табаков поставил её уже в 1988 году). Петь и писать свои баллады Галич начал в шестидесятые, с 1959-го по 1962-й, это казалось еще безобидным, вроде А. Райкина... А потом это был уже не бард, не каэспэшник, а вещий Боян. Здесь не могло быть Политехнического, как у Окуджавы, или хотя бы НИИ, как у Высоцкого. Здесь шла чистая «запрещенная реальность», как в романах Головачева. Самиздат. Ему даже для актеров в театре у Плучека, в «бытовке» Театра сатиры, не позволили выступить: Плучеку дали нагоняй из министерства. Галич сознательно жег мосты — за собой и под собой. Концерты были на частных квартирах. Нюша умоляла не давать записывать, а он давал, и не с пьянки, а сознательно, и песни текли подземной рекой по полузадушенной стране... Вот у него умирает бывший палач из НКВД, начальник лагеря, который мечтает : «Ах ты, море, море, море Черное, не подследственное жаль, не заключенное! На Инту б тебя свел за дело я, ты б из Черного стало Белое!» И вот ему приснилось, что «ребятушки-вохровцы загоняют стихию в барак». А дальше — «И лежал он с блаженной улыбкою, даже скулы улыбка свела... Но, наверно, последней уликою та улыбка для смерти была. И не встал он ни утром, ни к вечеру, коридорный сходил за врачом, коридорная Божию свечечку над счастливым зажгла палачом...» Один только раз удалось выступить публично, в 1968 году в Новосибирске, в огромном зале Дворца физиков, на фестивале «Бард-68». Зал аплодировал Галичу стоя, ему присудили приз — серебряную копию пера Пушкина. В 1969 году его песни вышли в посевовском сборнике. А для КГБ не было ничего хуже издания НТС. А тут еще дочка Дмитрия Полянского, члена Политбюро, выходила замуж, и молодежь стала слушать Галича в записях. Полянский — это была шишка. По Галичу: «[А что] у папы у ее топтун под окнами, [а что] у папы у ее дача в Павшине, [а что] у папы холуи с секретаршами, [а что] у папы у ее пайки цековские и по праздникам кино с Целиковскою!» Полянский случайно вышел к дочкиным гостям и услышал эти песни и ... «мясокрутка» завертелась очень быстро. Под Новый, 1971-й, год Галича исключали, как Пастернака, из Союза писателей. Против проголосовали А. Арбузов, В. Катаев, А. Барто и А. Рекемчук. Но председатель грозно заявил, что требуется единогласное решение, и четверка сдалась... В феврале 1972-го его так же дружно исключили из Союза кинематографистов и Литфонда. Печатать и ставить перестали, жить было не на что. На квартирных концертах брали по трешке за вход. А Галич подливал масла в огонь: вошел в сахаровский Комитет прав человека в СССР, подписывал письма протеста... Больное сердце не выдержало: в апреле 1972 года случился третий инфаркт. Поэтому его и не сажали, а выпихивали из страны: в 1972-м погиб в мордовских лагерях от язвы желудка поэт Юрий Галансков. Эффект был ужасающий, Запад стоял на ушах. Галич погиб бы сразу, это было невыгодно. А он ведь даже в котельной заработать не мог и ходил уже почти под конвоем. И он понял в конце концов, что на свободе сделает больше, что не надо цепляться за родную решетку, как тот же Пастернак.
О чем было жалеть?
«Мы с каждым мгновеньем бессильней, хоть наша вина не вина, над блочно-панельной Россией, как лагерный номер — луна.
Обкомы, горкомы, райкомы, в подтеках снегов и дождей. В их окнах, как бельма трахомы (давно никому не знакомы), безликие лики вождей.
В их залах прокуренных — волки пинают людей, как собак. А после те самые волки усядутся в черные „Волги“, закурят вирджинский табак.
И дач государственных охра у кроет посадских светил, и будет мордастая ВОХРа следить, чтоб никто не следил.
И в баньке, протопленной жарко, запляшет косматая чудь... Ужель тебе этого жалко? Ни капли не жалко, ничуть!»
Он уезжал нагло, с вызовом - отказался снять золотой крестильный крест, якобы «не подлежащий вывозу», гитару держал, как факел, на вытянутой руке... Сначала была Норвегия, потом Мюнхен, в конце — Париж. На «Свободе» Галич вёл свою программу, писал пьесу, мюзикл, прекрасные песни. Жил наконец по-человечески. Три года, с 1974-го по 1977-й. Даже крутил романы. Отчаявшиеся советские мужья приходили жаловаться руководству «Свободы», как в партком. 15 декабря 1977года (59 лет, куда меньше, чем Пастернаку) его убило током от «Грюндига», долгожданной дорогой игрушки...
Никто не хотел верить, Галичу больше подошел бы эшафот. Но В. Войнович и Максимов, да и Нюша тоже видели обожженное током тело сразу после трагедии... А дочь Алена не верит до сих пор. Тем более что через девять лет в дыму пожара задохнулась Нюша. Чего только не плели в интеллигентской тусовке!.. КГБ, конечно, даже ЦРУ обвиняли! Убили, чтобы Галич не вернулся. Запарилось бы ЦРУ с советскими эмигрантами и собственными леваками... Что ж, лучше умереть в Париже, чем в лагере. А посмертную судьбу, свою и нашу, Галич предсказал сам...
Итак, 2077 год. «Под утро, когда устанут влюбленность, и грусть, и зависть, и гости опохмелятся и выпьют воды со льдом, скажет хозяйка: — Хотите послушать старую запись? — И мой глуховатый голос войдет в незнакомый дом. ... И гость какой-нибудь скажет: — От шуточек этих зябко, и автор напрасно думает, что сам ему черт не брат! — Ну, что вы, Иван Петрович, — ответит ему хозяйка, — Бояться автору нечего, он умер лет сто назад...»
Дата: Вторник, 25.12.2012, 10:55 | Сообщение # 101
Группа: Гости
81 - НЕ ВОЗРАСТ !
...популярность Джордже в СССР в свое время превосходила все мыслимые и немыслимые масштабы. Самое потрясающее, что клубы "джокистов" — так себя называют поклонники Джордже — до сих пор действуют в Москве и Петербурге...
Впервые в СССР Джордже Марьянович приехал в 1963 г. Тогда же началась всесоюзная «джорджемания». Певец давал по три концерта в день, толпы поклонников могла сдержать только конная милиция...
Счастливый билет
… «Я был бедным студентом-фармацевтом, которому едва хватало денег на обед. Стыдился знакомиться с девушками, потому что не мог сводить их в кино. На 4-м курсе друг предложил пойти на конкурс, объявленный белградским радио: «Ты же поёшь на вечеринках!»... Жюри долго не могло прийти в себя - неужели пел только что вышедший на сцену высоченный брюнет с застенчивой улыбкой? Словно в нём загорелась волшебная лампочка и погасла с последними аккордами. «Возможно, не самый сильный голос, но… как артист, он поцелован Богом», - подытожила преподаватель консерватории. Марьянович вытянул счастливый билет, ему дали шанс — бесплатное обучение у именитых музыкальных педагогов. Но даже те, кто поверил в Марьяновича, вряд ли предполагали, что уже через несколько лет Югославию охватит «джорджемания», что армия поклонников будет нарастать как снежный ком, что чуть ли не каждого второго ребенка в Югославии будут называть Джордже... из-за певца даже возникали уличные беспорядки... например, в 1963 г. Тогда в прямом эфире шёл фестиваль «Белградская весна», и Джордже не дали «золотой микрофон». Тысячи поклонников ночью высыпали на улицы Белграда, скандируя: «Джордже - лучший!» Они осадили здание фестиваля, требуя пересмотра результатов. Поклонников смог успокоить только сам Джордже. Он влез на крышу чьей-то легковой машины и начал петь. Когда позже в стране начались студенческие волнения, газеты писали: «А ведь первую революцию совершили «джокисты»...
Советская публика встретила Марьяновича с распростёртыми объятиями: «В Югославии не принято дарить мужчинам букеты, а у вас всю сцену заваливали цветами. Я узнал, что зимой московские поклонники специально заказывали их самолётом из Грузии».
В 1965 г. Джордже встретил в нашей стране Элли, хрупкую блондинку с огромными зелёными глазами. Они вместе уже почти полвека... Она сидит рядом, пододвигает мне тарелку с домашней выпечкой и вспоминает: «Я училась в Ленинградском университете на филологическом факультете, готовилась стать переводчиком с венгерского. В университет обратились с просьбой выделить переводчика для венгерской певицы, которая приехала на гастроли в СССР. Рекомендовали меня как отличницу. Так я оказалась в группе артистов, где был и Джордже. Но ему переводчица с сербского не требовалась, потому что он говорил по-русски... Впервые я встретилась с Джордже в Москве. Помню, сбор группы назначили на 4 утра в автобусе, в котором мы должны были ехать в аэропорт, а дальше лететь в Ульяновск. На дворе зима, мороз за 20 градусов, все сидят в холодном автобусе уже минут сорок. Я спрашиваю: „А почему не едем?“ И слышу ответ: „Звезду ждем“... Наконец, появился Джордже, как князь — в шубе, в сопровождении массы людей. В руках он держал букет потрясающих белых цветов, улыбался, раздавал поцелуи. Мы наконец смогли поехать в аэропорт. Меня как нового человека в группе представили Джордже. Поздоровавшись, я тут же отвернулась и стала смотреть в окно. Джордже опешил. Он не привык к такому холодному обращению. А я в тот момент решила, что у него звездная болезнь, раз он допускает, чтобы его ждала вся группа... Правда, очень скоро поняла, что ошиблась. Джордже оказался настоящим трудягой. После концерта в гримерку возвращался полумертвым. Однажды сказал мне: „Извини, что я, бывает, опаздываю. С таким трудом утром просыпаюсь“... и мне поручили будить его по утрам и присматривать в течение дня. Но однажды я не рассчитала время, и он опоздал на концерт. Джордже сказал: «Все уверены, что мы опоздали из-за того, что занимались нежностями… Давай не будем их разочаровывать». В тот вечер он открыл ей своё сердце. Элли увидела не звезду, а мальчишку, который потерял маму в 9 месяцев от роду, а со смертью бабушки «почувствовал себя самым одиноким человеком в Белграде». В ответ Элли рассказала, что родом из города Ставрополя. Редкое имя - дань английской песне «Элли», которую обожал её отец, любитель джаза...
«Мечтал о ребёнке»
Когда Джордже вернулся в Белград и Элли чуть ли не каждый день стала получать от него письма... А вскоре поняла, что беременна. Но сообщить об этом не решалась: «Думала, это будет давлением с моей стороны. Джордже писал о своей любви, я отвечала, но о ребёнке ни слова. Лишь когда Наташа родилась, поняла, что скрывать глупо». «Я прыгал по комнате от радости, узнав о дочке, - вспоминает Джордже. - Ребёнок был моей мечтой... Он снова приехал в СССР — не на гастроли, а как частное лицо, чтобы сделать Элли предложение. Она в тот момент окончила университет и по распределению работала в небольшом городке в Ленинградской области. «Я жила в коммуналке, соседка в другой комнате часто ставила пластинку с песней Джордже „Девойка мала“- маленькая девочка. Когда Джордже приехал, за стеной как раз играла эта песня.
Правда, никто из жильцов дома так и не узнал, что у них в гостях побывал известный артист». А вот в Ленинграде, куда они потом поехали, Джордже узнавали на каждом шагу. «С Невы дул сильный ветер, мне постоянно приходилось убирать с лица волосы. Я пожалела, что нет под рукой платка, повязать им голову, — вспоминает Элли. — Тогда Джордже достал свой носовой платок. Он оказался достаточно большим — я повязала его как косынку. Мы сели на гранитный парапет Невы и обнялись. В этот момент нас снял кто-то из поклонников, а потом подарил фотографию».
Джордже постарался как можно быстрее уладить все формальности, чтобы Элли смогла приехать в Белград. «Так случилось, что в одном самолете со мной летела официальная советская делегация. В аэропорту делегацию ждало несколько камер югославского ТВ. Но когда журналисты увидели Джордже и поняли, что он встречает невесту, то стали снимать нас. В итоге вышло несколько сюжетов... И я долго привыкала к тому, что не могу спокойно ходить по Белграду — со мной каждый здоровался. Когда у нас с Джордже появились дети — дочки Наталья и Невена и сын Марко, — поклонники Джордже мне сильно помогали, водили девочек на балет, сына — в парк...
Нашел не только жену, но и ... маму
Джордже продолжал ездить на гастроли в СССР. И на каждом выступлении — аншлаг. В его концертах удивительным образом сочетались танцевальные мелодии в стиле твист и ча-ча-ча и песни, полные драматизма. Пел сербские и русские хиты и обязательно песни о войне, которую пережил ребёнком, а в зале сидело поколение, которое хорошо ее помнило... Это случилось на концерте в Ростове. ... «Балладу о солдате» он исполнял со слезами на глазах, спускался в зал и кланялся народу, избавившему Европу от фашизма и оказался рядом с Екатериной Семеновной Перебейновой, пожилой зрительницей (которую вскоре стал называть мамой) и услышал: «Мой единственный сын Пётр Перебейнов погиб в 18 лет, освобождая Белград. Помогите найти его могилу». Джордже встал на колени: «Я постараюсь заменить вам сына». Он разыскал заветное имя на могильной плите, вызвал Екатерину Семёновну, вместе поехали на кладбище. Потом она месяц гостила у Джордже... Визиты не прекращались вплоть до смерти «русской мамы».
Беда в Австралии
В 70-80-х гг. Джордже гастролировал по всему миру. Не сбавлял темпа, говоря: «Настоящий артист умирает на сцене». В 1990 г. в Австралии, за год до своего 60-летия, во время исполнения песни «Меня некому жалеть» ему стало плохо. «Скорая». Госпиталь. Диагноз - инсульт. Элли рядом. Лишь через месяц ему разрешили отправиться домой. Он начинает ходить, но говорит с трудом. Джордже замыкается в себе, не выходит из комнаты, постоянно слушает диск с православными песнопениями. Однажды его отвлекает незнакомый звук - в гостиной гавкал щенок пуделя: оказалось, подарок старшей дочери. «Джордже, погуляй с ним. Видишь, я только что голову вымыла», - попросила Элли. Спустя месяц Джордже поинтересовался: «А почему ты всё время моешь голову, когда надо идти на улицу с собакой?» Элли засмеялась. Её фокус удался. Джордже вернулся к жизни. Он вновь начал петь...
«Джордже, пой!»
В 1996 г. певца пригласили быть почётным гостем на «Славянском базаре» в Витебске. Но публика требовала: «Джордже, пой!» И он запел... Каждый день Марьяновича навещает кто-нибудь из местных «джокистов». «А недавно к нам приезжала пара из Казани, - говорит Элли, а Джордже добавляет - «мы с ними 30 лет переписываемся, и вот теперь, на пенсии, они сумели накопить денег на поездку». Усаживаемся за круглый стол, на который выложены десятки книг, пластинки, диски. Временами он откидывается на спинку стула, закрывает глаза: «То есть фантастично».«О-о-о Боже, Боже!»... Ближе к вечеру собрались с Джордже на кладбище, к могиле Петра Перебейнова. Заказываем по телефону такси, спускаемся. Называем пожилому шофёру адрес. Он тут же узнаёт Джордже: «Маэстро, много лет назад я уже возил вас на это кладбище. Кажется, с вами тогда была мама». Я не верю своим ушам, так не бывает. «То есть фантастично», - повторяет Джордже. На могиле мы зажигаем свечи...
Подарок на день рождения
В Белграде рядом с певцом были его родные и близкие. Средняя дочь Невена приехала из Греции. Уже много лет она живет там с мужем, в прошлом баскетболистом, а ныне президентом клуба ПАОК (Салоники). Их дочь Анна (внучка Джордже) приняла участие в последнем конкурсе красоты на звание «Мисс Греция» и победила! Анна — журналист, работает на греческом телевидении. Двое других детей Джордже и Элли, Наталья и Марко, живут в Белграде. Марко 13 лет назад сделал отцу на день рождения потрясающий подарок — на свет появилась внучка Маша. Так что 30 октября Джордже отпраздновал не только свою 81-ю годовщину, но и день рождения Маши.
А еще в большой семье Марьянович есть Джордже-младший — сын старшей дочери Натальи. На прощание Джордже передает привет всем своим поклонникам в России. В его глазах поблескивают слезинки: «В России меня помнят. То есть фантастично! Спасибо»...
Дата: Пятница, 08.02.2013, 12:08 | Сообщение # 105
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
ОН ДЕЛАЛ ТАК ЧТОБ УЛЫБАЛИСЬ ВСЕ ВОКРУГ, НО ЖИЗНЬ ТАК ЕМУ И НЕ УЛЫБНУЛАСЬ
Актер, который почти всегда вызывал у зрителей улыбку, огорчил публику только один раз, когда умер 29 декабря 1993 года. Хоронили Фрунзика Мушеговича в канун Нового года... а новогодней ночью армяне пили первый бокал без звона и молча. Время было тяжелым, почти блокадным, в дома не подавалось электричество, и всем казалось, что привычная нормальная жизнь закончилась...
... Его появление в картинах никогда не проходило незамеченным не только благодаря неординарной внешности, но и гениальному умению импровизировать. Он сам придумывал фразы своих героев, которые стали крылатыми: "Утром яйчница, в обед яйчница, вечером - омлет", "Я так хохотался", "Ты не обижайся, но я тебе один умный вещь скажу" и т.д.
«Единственной радостью в его жизни было кино»
- Нас познакомил режиссер Георгий Данелия уже на съемках «Мимино», - вспоминает сценарист фильма Виктория Токарева. - Фрунзик очаровал меня уже с первой минуты. Он всегда что-то выдумывал. Мог в текст свои реплики добавить. И всегда в точку попадал. Я даже пару раз сценарий перечитывать начинала, вспоминая: я ли это написала или Мкртчян снова сымпровизировал...
Легенда гласит, что сам актер к своему массивному носу относился с юмором и даже сочинял о себе анекдоты. Вахтанг Кикабидзе в одном из интервью рассказал такую историю: «Мы с Арчилом Гомиашвили пошли на премьеру спектакля «Сирано де Бержерак», в котором Фрунз играл роль Сирано. В этом спектакле есть очень долгий монолог Сирано, где он рассуждает на тему своего большущего носа. У Фрунза этот монолог получился очень коротким, даже минуты не потянул. Когда мы после спектакля ехали в машине, я ему говорю: «Слушай, Фрунз, ты почему этот длинный монолог так сократил? Все–таки классическое произведение...» А он отвечает: «Буба-джан, когда долго говоришь про нос, армянам это неприятно».
Однако чтобы заставить людей смеяться, порой ему даже не приходилось что-либо говорить. Пример тому – одно из выступление Мкртчяна в Америке. Больше половины зала в тот день составляли американцы, которые не говорили ни по-русски, ни по-армянски. Фрунзик вышел на авансцену, молча стоял и смотрел в зал. А публика тем временем от хохота сползала со своих кресел на пол. Через пять минут он еще раз окинул их взглядом, поклонился и ушел. "Нью-Йорк таймс" даже посвятил ему целую статью, которая называлась "Пять минут молчания Мгера Мкртчяна". Редакторы неслучайно выбрали ненастоящее имя актера. Мгером, что в переводе означает "солнце", его ласково называли поклонники в Армении. А друзья даже подарили ему "второй" паспорт с этим именем. Правда, в конце жизни он потерял оба документа, но и без паспортов его повсюду узнавали в лицо...
Театр одного актера
Фрунзик Мкртчян родился 4 июля 1930 года в крупном армянском городе Ленинакане, в многодетной семье беженцев от турецкой резни. Родители назвали его Фрунзиком в честь советского военачальника Михаила Фрунзе. "В тридцатых годах армян обвиняли в национализме, вот они и стали давать детям странные имена, - рассказывает брат актера Альберт Мкртчян. - Появились Роберты, Альберты, Фрунзики".
С детства Фрунзик не мечтал ни о какой другой профессии, кроме как об актерской. Однако строгий отец был против этих планов. Пока родители работали на местном текстильном комбинате, Фрунзик вешал занавес на лестничной клетке и устраивал перед детворой моноспектакли.
Огромное впечатление в детстве на него произвел Чарли Чаплин. "Чаплин для меня, как Бах в музыке - учитель человечества. Подобно тому, как жизнь кишит сюрпризами, так и Чаплин не переставал меня удивлять. Однажды московское телевидение снимало обо мне документальный фильм. Начинался он кадрами, где маленький мальчик смотрит в кинотеатре фильм с Чаплиным, и загорается желанием однажды так же, как и он, сыграть в кино. Это было неслучайно. Я стал комиком потому, что мечтал об этом с детства. Я очень уважаю всех первопроходцев киногротеска. Они были тем, кем стал Гагарин в космонавтике. Только я лично никого не могу поставить в один ряд с Чаплиным" - рассказывал актер чешскому журналисту Ондржею Сухи...
Универсальный актер
С пятнадцати лет Фрунзик Мкртчян работал в клубе текстильной фабрики города Ленинакана, а в свободное время посещал репетиции самодеятельного театра. По окончании школы несколько лет выступал на сцене Ленинаканского театра имени Мравяна.
Несмотря на запрет отца, Фрунзик поступил в Ереванский театрально-художественный институт и буквально со студенческой скамьи отправился на сцену Академического театра имени Сундукяна в Ереване и был принят без экзаменов сразу на второй курс!
В театре его триумф начался с первых же ролей... он получил приглашение на роль Эзопа, которую должен был играть в паре со своим педагогом. После первого же спектакля учитель подошел к нему, поцеловал и уступил роль.
В последующие годы Фрунзик Мкртчян сыграл почти весь классический репертуар - от царя Гвидона до Сирано де Бержерака.
Нарушитель общественного спокойствия
В кинематографе Мкртчяну посчастливилось работать с настоящими мэтрами комедийного жанра – Георгием Данелия и Леонидом Гайдаем. Последний пригласил его в конце 60-х на роль Джабраила в культовом советском фильме "Кавказская пленница, или новые приключения Шурика".
Вместе с Гайдаем актеры придумывали реплики своих героев, но цензура одобрила далеко не все их идеи. Так, из фильма первоначально вырезали эпизод, в котором Фрунзик Мкртчян на реплику "жены", мол, как же ты мог украсть такую девушку, отвечает: "А в соседнем районе жених украл члена партии!". Выход из положения предложил Никулин: "Все дело в акценте Мкртчяна. Давай я за него скажу". И действительно, в устах Балбеса невнятная фраза прозвучала настолько по-дурацки, что не бросала тени ни на единого партийца...
Настоящей звездой советского масштаба Фрунзик Мкртчян стал после роли водителя Хачикяна в фильме Данелия "Мимино" (за которую он, единственный из всей киногруппы, получил Государственную премию СССР!) Режиссеру Георгию Данелия повезло. Все самые смешные фразы в фильме были экспромтом Фрунзика. В одном из эпизодов, чтобы урезонить влюбленного друга, он произнес гениально смешную фразу: "Валик-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся: ты и она не две пары в сапоги... я так думаю!..". Сцена допроса свидетеля Хачикяна в суде – тоже его придумка.
Съемки фильма сопровождались различными курьезами. Во время съемок эпизода, в котором герой Вахтанга Кикабидзе пытается перетанцевать Хачикяна в ресторане, постояльцам гостиницы "Россия" было не до сна. Многие выходили из своих номеров, чтобы разобраться, почему так шумно. Но, увидев, как лихо отплясывает Мкртчян перед камерой, тут же начинали улыбаться и аплодировать. На момент съемок Фрунзик был уже не совсем трезв, тем смешнее выглядели его попытки во время очередного па сесть на шпагат и поднять с пола носовой платок.
У окружающих уже не было сил смеяться, а у него никак не получалось подхватить злополучную ткань. Тогда Данелия подозвал Кикабидзе и посоветовал выхватить у покрасневшего от усилий Мкртчяна платок. Актер так и сделал, а Фрунзик, поняв, что его обхитрили, поднял голову и обвел собравшихся таким взглядом, что собравшиеся снова разразились хохотом...
В «МИМИНО» ОКАЗАЛСЯ СЛУЧАЙНО (вспоминает Георгий Данелия)
Герой Фрунзика Мкртчяна Рубик Хачикян из фильма «Мимино» стал фигурой знаковой, и многие говорят, что это лучшая его роль в кино. А ведь упади тогда монета по-другому - и его в этом фильме могло и не быть. И фильм был бы совсем другой.
Когда в Болшеве мы написали все, что происходит в Грузии, и наш герой (Мимино) прилетает в Москву, возник вопрос:
- Один живет он в номере гостиницы или с кем-то?
- С кем-то.
- С кем? С Леоновым или Мкртчяном?
Поселили с Мимино Леонова (эндокринолога из Свердловска). Получается интересно. Поселили Фрунзика (шофера из Ленинакана) - тоже интересно. Решили: Леонов - орел, Фрунзик - решка. Подкинули монету. Выпала решка.
И Кушнерев в этот же вечер вылетел в Ереван освобождать Мкртчяна от спектаклей.
А после «Мимино» многие его реплики цитируют и сейчас, через тридцать лет. Некоторые запомнились, потому что они смешные: «Я так хохотался!», «Ты и она - не две пары в сапоге». Но есть и совершенно обычные. Во время завтрака Хачикян спрашивает Валико:
- Вы почему кефир не кушаете? Не любите?
Ну что тут запоминать? Но и эту фразу до сих пор повторяют. Уверен, если бы это сказал другой актер, не Мкртчян, эта реплика вряд ли осталась бы в памяти, даже сразу после просмотра...
Когда мы снимали, было очень холодно, мороз доходил до минус сорока.
Поскольку натурные сцены были в основном в центре, во время перерыва я возил их обедать к себе домой (мама вкусно кормила нас). Мы обедали и обсуждали сцену, которую сегодня предстояло еще снять. Здесь проявлялась неуемная фантазия Фрунзика. Он придумывал и реплики своему герою. Реплик «я так думаю», «я один умный вещь скажу, только ты не обижайся» тоже не было в сценарии, это придумал Фрунзик.
Еще у него был особенный дар. Во время озвучания, если его герой на экране на секунду открывал рот (чмокал или просто шевелил губами), Фрунзик умудрялся вставить слово, всегда синхронно и всегда к месту.
Великий актер был Фрунзик Мкртчян!
Грустное солнце
Фрунзика Мкртчяна неслучайно называют комедиантом с грустными глазами. Судьба этого талантливейшего человека была трагической. Его первой женой стала молодая красивая актриса Донара Мкртчян, которая через несколько лет после свадьбы сыграла роль жены Джабраила в "Кавказской пленнице". Мкртчян души не чаял в своей супруге, однако со временем с ее характером стали происходить необъяснимые вещи. Как выяснилось, Донара была тяжело больна. Мкртчян позаботился, чтобы ее лечили в одной из лучших клиник во Франции, но лечение не принесло положительных результатов. К несчастью, сын Мкртчяна Вазген унаследовал душевное заболевание матери, и новое несчастье еще больше потрясло актера. Как рассказывал брат Фрунзика, кинорежиссер Альберт Мкртчян: "Фрунз желал смерти, он рвался к ней, он мечтал о ней, жестоко гася в себе жизненные инстинкты. Его не время погубило и не пристрастие к вину и табаку... Нет, он сознательно шел к своей погибели, не имея сил пережить болезнь сына и жены и гибель дочери - огромное семейное горе".
