| Форма входа |
|
 |
| Меню сайта |
|
|
| Поиск |
|
|
| Мини-чат |
|
|
|
|
|
о, женщина...
| |
| Пинечка | Дата: Воскресенье, 14.01.2024, 09:50 | Сообщение # 376 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
| 
Фото из архива Жанны
Жанна Мурниекс: «Каждое утро он говорил мне: «Главное, что мы вместе...»
Ей было 19, ему – 56. Она была девочкой из хорошей семьи, бегала на курсы в Академию художеств, демонстрировала модели, увлекалась поэзией и живописью, обожала кино и театр. У неё не было ничего, кроме молодости и красоты.
У него был талант от Бога, признание, звания, награды, руководящая должность, высокое положение в обществе, семья и двое взрослых детей.
Их встреча была как разряд молнии. Он оставил семье дом и квартиру. Остался без прописки, денег и жилья.
Её абсолютно не интересовали его доходы. Она дышать не могла без него и его картин.
Они прожили 33 года, не расставаясь.
Каждое утро он говорил ей: «Главное, что мы вместе».
Тринадцать лет назад не стало художника Лаймдота Мурниекса...
Сегодня его любимая женщина, муза и жена Жанна рассказывает эту потрясающую историю любви.
Наверное, к этой встрече я готовилась всю жизнь. Лет с пяти часами разглядывала репродукции. Читала книги и смотрела фильмы о художниках. Любила рисовать. После школы поступила на курсы в Латвийскую академию художеств. Занималась в студии Германиса. Параллельно работала колористом в компании художников-модельеров, демонстрировала модели.
Однажды Германис сказал: «Ты создана, чтобы позировать» и привёл меня в студию известного художника Мурниекса, где нужны были модели. Там я впервые увидела Лаймдота, который вообще-то был старше моего папы. Студией руководил именно он.
Тогда я не говорила по-латышски. Лаймдот что-то говорил, а я ничего не понимала.
Он удивился: «Ka? Па висам? Ес теви милу, дод ман эст». С этих фраз – «Я тебя люблю. Дай мне поесть» - начался мой латышский язык.
«Вы знаете, мы пишем обнажённую натуру», - объяснил он. Я подумала и решила попробовать. Ну а что такого? Всё-таки я воспитана на хорошей зарубежной литературе...
Что я пережила в этот вечер, не описать словами. Когда на тебя смотрят сорок пар глаз, испытываешь чувство неловкости и стыда, а в голове лишь одна мысль: поскорее унести ноги. Длился сеанс часа четыре. Потом я быстро оделась и пошла к выходу. Но между мной и дверью вдруг возник Лаймдот: «Куда вы? Вы приняты. Союз художников будет вам платить».
Я ответила: «Нет, я не буду позировать обнажённой».
Тогда он спросил: «А портрет? Можно написать ваш портрет?»
Я молчала так неприлично долго, как будто знала, что от моего «да» или «нет» зависит судьба. «Ну хорошо, портрет можно».
– «Тогда я вас жду завтра».
– «Завтра я работаю».
– «Тогда я вас жду после работы». И я пришла.
Это была студия живописи Союза художников на Элизабетес, 57. Лаймдот её основал и руководил ею 40 лет. Я вышла из антикварного лифта, увидела распахнутую дверь. В зале горел камин. Звучала музыка Баха. Разносился аромат кофе...
А он увидел, что из моей маленькой сумочки торчит книга и спросил: «Что вы читаете?» Я показала. Это была Франсуаза Саган «Немного солнца в холодной воде». Он сказал: «Момент». Вышел и принёс точно такую же книгу на латышском языке.
Мы с ним одновременно читали одно и то же.
Потом мы сидели у камина, пили кофе, говорили о Саган. И он сказал мне: «Я буду вашим лучшим другом». И действительно стал. На 33 года.
Я приходила в студию Мурниекса каждый день. Он писал мой портрет. Не заканчивая один, начинал второй. Потом начинал третий...Не сразу я поняла, что это была продуманная многоходовая операция, чтобы меня задержать.
Я видела, что он потрясающе талантлив. Могла часами смотреть, как он смешивает краски, думает, пишет... В выходные он просил прийти в 9 утра. А мне чтобы встать так рано, лучше вообще не ложиться. Я говорила: «Лаймдот, вы деспот». А он отвечал: «Пойдём в музей».
Мы обошли все рижские музеи...
Это было утро накануне нашего знакомства. Помню, я проснулась, подошла к окну. Светило солнце... И вдруг почему-то подумала: это солнце светит не для меня...
И почти сразу после этого я познакомилась с Лаймдотом, у которого в каждой картине – солнце. Он потом часто пояснял: «Солнце символизирует мою жену Жанну». Но для меня солнцем был он сам. Через всю нашу жизнь прошла эта фраза – «немного солнца в холодной воде».
Это не только название книги Саган. Это строчка из Элюара: «И я вижу тебя, и теряю тебя, и скорблю. И скорбь моя напоминает немного солнца в холодной воде».
Лаймдот - символист. Деревья на его картинах – это люди. Солнце – это жизнь, любовь.
Встреча наша случилась в 1978 году. Он только что прилетел из Токио, где была его персональная выставка в галерее «Гекоссо». Японцы представляли двух «русских художников» – Шагала и Мурниека. Выставку открывал посол Советского Союза Полянский.
Были приглашены крупные коллекционеры. Почти все картины были раскуплены. Цены на искусство в Японии просто сумасшедшие. А художники – небожители.
Когда я увидела каталог этой выставки, то онемела: на обложке была картина Мурниекса. И это была я.
Я не могла поверить глазам и не понимала, как это объяснить. Все, кто видел этот японский каталог, говорили: «О, это же вы!»
Лаймдот не хотел продавать этот портрет. Он считал его своей большой творческой удачей. Но его купили прямо на открытии выставки.
Вернувшись в Ригу, через три дня он встретил меня и объяснил это так: «Я не хотел с этим портретом расставаться, но, отдав его, я заплатил Вселенной за встречу с Жанной».
Лаймдот удивлял меня каждый день. Он звал меня «Жанночка-Жанночка» (вот так, дважды повторяя имя) и был очень нежен. У него были потрясающие голубые глаза. Они всегда смеялись.
Ему нравилось во мне всё. И для меня стало откровением, что я красивая.
В детстве у меня было достаточно жёсткое воспитание. А с Лаймдотом выросли крылья. Он дал мне свою палитру, краски: «Жанночка-Жанночка, ты должна писать, у тебя хорошо получается».
Я долгое время недоумевала, почему он выбрал меня, чего ему не хватает. У него было всё в этой жизни – признание, награды, деньги. Всё, кроме любви. И вот, когда пришла любовь, он легко всё оставил. Ради меня.
Пять лет я была с Лаймдотом на «вы». Но как же часто мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать шипение за спиной: «Разбила семью! Соблазнила известного художника! Ей нужны только его деньги!»
Он дарил мне духи и дорогие украшения, а я отказывалась брать. Говорила: «Если вы хотите сделать мне подарок, пусть это будет ваша картина»...
Как же я ненавидела сплетников. Я любила его, но замуж не собиралась. Хотела учиться, стать художником- модельером.
Но злые языки сделали своё дело. В какой-то момент отчаяния я решила, что выйду замуж за первого встречного, чтобы уравнять статус и закрыть рты родственникам и «доброжелателям" .
По-русски это называется "Повеситься на воротах у барина".
Отправилась на карнавал в Академию художеств, выбрала самого красивого студента, высокого блондина с голубыми глазами, и танцевала с ним всю ночь. Смутно помню, как наутро оказалась в номере гостиницы Riga. Блондин стоял спиной к окну, неотразимый, как статуя Давида. Он спросил: "Ты станешь моей женой?" – «Да», - ответила я.
Замужество моё продолжалось полдня и одну ночь. Я быстро поняла, что так не могу, и приняла решение – бросить всё. Улетела в Москву, поступила в Художественную школу...
А потом сильно заболела. Три недели я валялась с температурой сорок, одна, в квартире на Патриарших прудах. Беспрестанно звонивший телефон сводил с ума. Наконец я взяла трубку. Это был он - единственный, кого я любила в этой жизни. Лаймдот.
«Жанночка, я в аэропорту. Говори адрес. Я еду».
Когда раздался звонок в дверь, я открыла... и мы оба не узнали друг друга. Передо мной стоял вылитый Жан Габен. Он выглядел безупречно, как с обложки журнала Elegance. Ну а перед ним стояла девушка с длинными волосами, от которой остались только глаза, губы, кожа и кости. Болезнь, голод и высокая температура практически меня сожгли: за 21 день я потеряла 19 килограммов...
Он не отходил от меня ни на шаг, сидел рядом, кормил с ложечки, водил на прогулку. Всё прощал, любил и спасал.
Через десять лет мы поженились. Помню, по телевизору показывали интервью с Ростроповичем, где на вопрос «Правда, что вы сделали предложение на третий день знакомства?» он ответил: «Да, я потерял два дня».
И вдруг Лаймдот сказал: «А я, дурак, потерял десять лет»...
Мы жили в его мастерской, на чердаке пятиэтажного дома. Его жена жила в квартире напротив. Он оставил семье квартиру, трёхэтажный дом в Лиелварде, деньги, картины. И хотел только, чтобы ему дали дышать, любить и писать. Лаймдот научил меня другим ценностям.
Он не скрывал наших отношений, не прятался. Мы везде ходили, взявшись за руки. Он был заслуженным деятелем культуры Латвии. А также Польши. Имел ордена и награды. Его жена писала жалобы в МИД и в Общество дружбы. В Союзе художников, где он был сопредседателем правления, его разбирали на собрании.
Я об этом узнала только через 20 лет...
Лаймдот учил меня правильно относиться к происходящему. Я максималистка. У меня всегда - чёрное или белое. Да или нет. Спрашивала у него: как мне поступить? А он улыбался: «Можно так и так. Какая разница? Главное, что мы вместе. Будем пить кофе с пирожным».
Тогда в Москве он спас меня. А через 20 лет его спасла я.
Ему было 84 года, когда случился тяжёлый приступ. Он заболел первый раз в жизни. Нужна была срочная операция. Добрый доктор сказал: день-два, и мы потеряем вашего мужа. Я возмутилась: «Он что, пуговица? Делайте что-нибудь».
Но он отказывался от операции. Врачи боялись, что не выдержит сердце.
Тогда я сказала Лаймдоту: «Понимаю, что ты прожил потрясающую жизнь, но сделай это ради меня». И он согласился.
Я подписала все бумаги и взяла ответственность на себя. Конечно, мне было страшно.Четыре часа шла операция, а я сидела под дверью. Когда он открыл глаза, сразу увидел меня. Но он не мог шевелиться. Только шептал: «Жанночка-Жанночка».
Лаймдот лежал в отдельной палате. Я уезжала от него только, чтобы покормить кота и приготовить еду. Умоляла всех: делайте что-нибудь. Где физиотерапевты?
Мне сказали: в этом возрасте не полагается.Однажды ночью меня вызвал дежурный врач. И сказал открытым текстом: «Ты понимаешь, что он никогда не будет ходить? Он никогда для тебя не напишет ни одну картину. Его надо или в дурку, или в дом престарелых. Зачем тебе этот старик?»...
По гороскопу я Львица. Вовсе не кровожадная. Но в этот момент мысленно разорвала его на куски и ответила: «Желаю, чтобы в ваши 84 года рядом был хотя бы один человек, который не сдаст вас ни в дом для престарелых, ни в дурку, как вы выражаетесь . Кто будет вас любить, уважать и обожать. Но для этого вам надо стать Лаймдотом Мурниеком!"
И забрала мужа домой.
Мне привезли неподвижное тело, положили на диван. И уехали. А я осталась с ним одна, совершенно не понимая, что делать и как его лечить. Позвонила семейному врачу. Но она отказалась приехать, сказав: «У вас же там нежилое помещение, чердак без адреса. Куда я поеду?»
Позже я поняла, в чём дело: первая жена Лаймдота была медиком и по странному стечению обстоятельств он попал в отделение, где она долго проработала, только этажом выше. В итоге в палату Лаймдота постоянно приходили медики - посмотреть на меня...
Я просила дать направление на реабилитацию в санаторий. От меня отмахивались.
Но потом сказали, что надо ехать в Яундубулты, где меня будет ждать врач. Я поехала. Меня встретили и сказали: «Мы выделим вашему мужу лучшую комнату». А на табличке у входа было написано «Дом социального ухода». Мне понадобилось три минуты, чтобы понять, в чём дело. Вылетела оттуда пулей, в слезах.
Я поняла, что помощи ждать неоткуда. И что, очевидно, родственниками поставлена задача – определить его в дом престарелых, причём моими руками. Но я подумала: справлюсь.
Не знаю, откуда приходят эти знания. Никакого опыта ухода за больными у меня не было. Ему было 84 года. А мне на 37 лет меньше. С ним я всегда была маленькой девочкой, жила как у Христа за пазухой. И вот в одну ночь я стала взрослой. Из Жанночки-Жанночки превратилась в ту, которая всё может.
Лаймдот всю жизнь мне повторял: «Надо учиться, надо работать, надо действовать. Это залог успеха». Я пропускала эти слова мимо ушей. Но в ту ночь, после операции, когда я металась по комнате с мыслями «Что делать? Что делать?», вдруг вспомнила эту фразу: надо учиться, надо работать, надо действовать. И я сказала себе: думай, Жанночка, думай. Голова тебе не для шляпы с перьями.
Лекарства, которые ему назначили, стоили 650 и 700 латов. Я позвонила знакомым владельцам компаний. Кто-то из них купил картины. Так появились деньги на лекарства...
А дальше я просто день за днём делала одно и то же: кормила с ложечки, каждый день наполняла ванную, выливала туда несколько флаконов хвойного экстракта, соль Мёртвого моря. И он лежал в ванной от завтрака до обеда. А я пела ему и читала стихи. Делала свежие соки. Потом я поднимала его из ванной. Как мне это удавалось, не знаю. В спине всё время что-то щёлкало.
Я придумала специальный стул на колёсиках, отломала спинку, заказала специальные ручки. И сажала его на этот стул. Потому что инвалидные кресла были тяжёлые и неповоротливые. Если бы он сел в кресло, уже не встал бы.
Сначала он только шептал мое имя. Через месяц он начал садиться, потом он стал держать сам ложку. И вот так, шаг за шагом, мы двигались вперёд. Без врачей.
И ещё. Когда мне сказали, что муж никогда ходить не будет, я пошла в обувной магазин и купила две пары шикарных туфель. Принесла, поставила на стол и строго сказала: будешь ходить и носить это. Покупала ему брендовую одежду. Одевала его дома так, будто он прямо сейчас поедет на приём в посольство.
Если бы меня спросили, я сказала бы: не верьте никому. Верьте в себя. Нет ничего непреодолимого.
А потом он встал на ноги. Случилось это так: я купила телевизор и ждала мастера, который должен его настроить. Оставалось время, и я выбежала из дома оплатить счета. А мастер приехал раньше. Он долго стучал и звонил в дверь. И когда я наконец прибежала и мы вошли, я с ужасом увидела, что Лаймдота на диване нет.
Я чуть с ума не сошла. Начала бегать по мастерской, искать его. Сразу даже не заметила, что он сидит на стульчике в коридоре. Я тогда смеялась и плакала одновременно. Мастер решил, что мы оба сошли с ума. А Лаймдот сказал: «Понимаешь, было столько звонков и грохота, я подумал, что тебе надо открыть дверь. И встал».
Его подняла мысль, что мне нужна помощь...
Фото из архива Жанны
Через несколько месяцев он уже смог выйти из дома. 8 Марта мы вместе поехали в галерею на открытие его выставки «Шерше ля фам».
И знаете, что я скажу... Все 33 года я прожила с ним очень радостно. Но эти последние пять лет, после болезни, были самыми радостными.
Лаймдот умел создавать сказку. Мы садились утром завтракать и он говорил: «Давай зажжём свечи». И мы зажигали. Я заводила старинную шарманку немецкой фирмы. Ставила пластинку и мы завтракали при свечах, под Штрауса.Он часто повторял: «Жизнь прекрасна. Жить – это удача».
А меня называл: «моя француженка». Я шутила: француженка может из ничего приготовить шляпку, салатик и скандальчик. А я с тобой ни разу не поссорилась...
Лаймдот был лёгким, светлым человеком. Но за этой лёгкостью и улыбчивостью была скрыта такая работа мозга... Для него писать было, как дышать. Его не интересовало, купят ли это. Он мог часами сидеть и смотреть на мольберт, так что казалось: уснул. Нет, он не спал. Просто смотрел из-под ресниц на картину и думал...
Каждое утро он покупал мне розу. Когда мы жили в студии на Элизабетес, он по утрам спускался вниз, заходил в кондитерский магазин и в цветочный. И приносил мне розу.
Я всю жизнь курила. Мне это нравилось. Предпочитала тонкие сигареты Vogue с ментолом. Всегда две подряд. Лаймдот не курил никогда.Однажды он спросил: «Жанночка! Ты куда?» – «В ванную, Лаймдот. Я покурю?»
– «Кури здесь. Я скучаю без тебя».
– «Лаймдот, милый, сигарета курится три минуты».
– «Я СКУЧАЮ БЕЗ ТЕБЯ, КОГДА ТЫ В ВАННОЙ!»
В горле застрял комок, пальцы сжали пачку сигарет, и я услышала собственный голос: «Я больше не курю. Баста».
В тот апрельский день мы не могли знать, что нам оставалось быть вместе два месяца. Больше я не курила...
Он говорил своим друзьям: «Моя Жанночка всё делает правильно. Она просто ангел». На выставке его памяти многие вспоминали, что он называл меня ангелом-хранителем. И ещё он любил повторять: «Моя Жанночка может всё. Если захочет».
Сейчас его нет, и мне не с кем посоветоваться. Но странное чувство: когда я его похоронила, я как будто получила ответы на все вопросы, какое-то тайное знание. Когда я подхожу к большим мансардным окнам в мастерской, смотрю на небо и что-то загадываю, оно непременно сбывается. Но прошу я редко. Чаще благодарю.
После операции он прожил пять лет. В мае 2011 года мы отметили его 89. А ушёл он 2 июня 2011 года. За 11 лет до своего столетия. На 11-й день после своего дня рождения.На часах застыли цифры – 11.11.
Лаймдот любил цифры, изучал нумерологию. И я тоже поняла, что мы живём в мире чисел. Что все в этом мире предопределено. И если мы чего-то не знаем, не значит, что этого нет...
Как я не умерла вместе с ним, не понимаю. Семь лет я просыпалась и думала: что я здесь делаю? Зачем я проснулась? Вставала, выпивала чашку кофе и ехала к нему на кладбище.
Всё оборвалось, а я осталась с ощущением, как будто не успела ему сказать, как сильно я его люблю.
Но на самом деле успела. Все эти годы мы каждый день признавались друг другу в любви. Спрашивала его: «Я сегодня говорила, как сильно тебя люблю?». Он отвечал мне: «А я больше».
Я говорила: «Насколько больше?». А он распахивал руки, как будто весь мир хотел обнять: «Вот настолько».
В эти трагические 11 часов 11 минут я держала его за руку, а другой рукой тампоном ему губы смачивала. И сказала: «Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?». А он ответил одними губами: «Я больше...» И стало так тихо и темно... Словно зашло солнце.
"Он был мой мальчик, мой мужчина, мой любовник, мой муж, мой лучший друг, мой художник, мой мир, мой бог! В нём не было ни капли фальши. С ним всё было просто, ясно и радостно, и он всегда и во всём был прав. Ради него я похудела на 52 килограмма и была готова абсолютно на всё, только чтобы видеть в его голубых глазах счастье и желание жить и любить"
|
| |
| |
| papyura | Дата: Вторник, 20.02.2024, 12:52 | Сообщение # 377 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1549
Статус: Offline
| Необычную историю репатриантки публикует израильский женский журнал "Ла-Иша".
Анна Стефан, актриса и режисёр, - старшая из пяти дочерей супружеской четы журналистов. Жиёт в Тель-Авиве. Родилась в Сибири. Когда ей было 5 лет, семья переехала сначала в Украину, а затем в Беларусь.
"Когда я училась в первом классе, учительница спросила, кто я по национальности. Я могла облегчить себе жизнь и сказать, что русская. Но я ответила, что еврейка. "Смотрите, дети, жидовочка, не вздумайте с ней разговаривать", - сказала учительница классу. С тех пор школьные хулиганы избивали меня на переменах и по дороге домой"...
"Когда мне было 12 лет, распался Советский Союз, и мы переехали в Минск, где родились родители. В постсоветское время в городе начал действовать Сохнут, который открыл еврейскую школу - впервые в жизни я стала учиться в еврейской среде и познакомилась с другими евреями. Это было потрясающее время. Мы изучали ТАНАХ и даже знакомились с израильской политикой. Забавно: когда я репатриировалась в Израиль, я ещё не говорила на иврите, но могла рассказать о том, что такое МЕРЕЦ, Ликуд и Авода".
 Анна Стефан в школьные годы (Фото: частный архив)
"В 15 лет я решила уехать в Израиль по программе НААЛЕ. Мне вовсе не было страшно, я относилась к этому как к приключению, а родители меня поддержали, поскольку понимали, что мне будет лучше в Израиле.
Нас поселили в кибуце Мишмар ха-Эмек, а шефство надо мной взяла семья из соседнего кибуца. Двора Бен-Давид, принявшая меня в семью, до сих пор для меня как мама".
"Если бы я знала, насколько в Израиле будет трудно, то не уехала бы одна. В те годы было много предрассудков по отношению к русскоговорящим репатрианткам. Однажды старшеклассник крикнул мне в столовой: "Шлюха". У меня в руках был поднос, а на нём тарелка с недоеденным супом. Я развернулась к обидчику и выплеснула ему на голову содержимое тарелки. Тот был в шоке. Это изменило отношение ко мне. Я рано поняла, что в Израиле нельзя давать себя в обиду".
"Проведя год в Мишмар ха-Эмеке, я с двумя подругами переехала в интернат "Давид Разиэль" в Герцлии. К моменту окончания школы родители с сёстрами сделали алию и поселились в Ашдоде. Я хвасталась перед ними своим хорошим ивритом, но на этой почве бывали курьёзы. Однажды, придя с сестрой в магазин, я попросила "каменный сок" (миц-аваним). Продавец переспросил несколько раз. Я разозлилась, а он рассмеялся: "Может быть, виноградный сок (миц-анавим)?"
"Мне было, наверное, лет двадцать. Болтала как-то на работе с парнем. Вдруг он дотронулся до моей руки и спросил: "Сестрёнка, что с тобой?" В Советском Союзе было не принято просто так прикасаться к другому человеку. Я отреагировала с неуместной резкостью: "Прости, но я не твоя сестра, у меня нет братьев, только сёстры. Зачем ты меня трогаешь?" Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это просто такое выражение".
"Закончив театральную школу "Бейт-Цви", я работала корреспондентом российского канала НТВ. Затем училась актёрскому мастерству и режиссуре в Лондоне. Вернувшись в Израиль, снялась в нескольких сериалах, была обозревателем по вопросам культуры на 9-м канале, сняла документальный фильм. Теперь преподаю театральное искусство и шахматы. Сейчас играю в спектакле, который называется "3++". Он поставлен по мотивам чеховских "Трёх сестер". Основная тема постановки - неопределённое будущее и надвигающаяся катастрофа. Даже после 28 лет в стране у меня сильный русский акцент - роль израильтянки мне вряд ли дадут".
"Родители прожили в Израиле 7 лет и вернулись в Беларусь. Одна сестра осталась в Ашдоде, другая живет в Варшаве, третья в Берлине, а четвёртая в Минске. Когда в Израиле началась война, родители сказали: "Приезжай в Минск". Но я не уеду в такое время. У меня нет другой страны.
- Какую советскую привычку стоило бы перенять израильтянам?
- Нет ничего постыдного в том, чтобы быть джентльменом.
- К чему ты никогда не сможешь привыкнуть в Израиле?
- К тому, что многие не понимают, что такое личное пространство. Не наваливайтесь на людей в очередях.
- Какое у тебя любимое место в стране?
- Старый город в Иерусалиме. Попав туда впервые, я расплакалась...
|
| |
| |
| Щелкопёр | Дата: Суббота, 23.03.2024, 09:36 | Сообщение # 378 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 319
Статус: Offline
| Внук гениального русского композитора Сергея Рахманинова — руководитель Международного фонда им. Рахманинова в Швейцарии Сергей Борисович Рахманинов — незадолго до своей смерти впервые в жизни поведал о семейной тайне.
Он рассказал корреспонденту «АиФ» о белой сирени и удивительном любовном треугольнике длиною в жизнь, в котором жил его знаменитый дед.
— О Сергее Васильевиче в музыкальной среде сложилось крайне неверное мнение. Мол, композитор страдал постоянными депрессиями. В реальности же он очень любил смеяться.
А что касается депрессии, то эту ложь распространила, как ни странно, горячо любящая жена композитора. Моя бабушка сделала это, чтобы сохранить миф об идеальном союзе с моим дедом. Религиозный брак, мировая слава, все восхищаются великолепной парой. Наталья Александровна поведала мне за полгода до кончины: «Выслушай мою горькую истину. Я хочу освободить свою душу от греха».
И попросила больше 40 лет никому этого не говорить. Сегодня я впервые открываю завесу семейной тайны.
Когда Сергей Рахманинов создал Первую симфонию, её ожидал полнейший провал. Пьяный дирижёр Глазунов абсолютно не понял произведение и дирижировал соответствующе. Реакция русской прессы и публики в Санкт-Петербурге оказалась ужасной. Сергей Васильевич испытал совершенно жуткий психологический удар. 3 года после этого после провала Рахманинов музыки не писал, в меланхолии лежал в постели и не хотел вставать. А в Москве тогда уже зарождалась психотерапия. И Рахманинову посоветовали известного гипнотизёра, психиатра доктора Даля. У него была дочь Лана. Рахманинов влюбляется в эту яркую красавицу-иудейку.
Свой Второй концерт он посвящает доктору Далю, который вывел его из состояния полной прострации. Но невеста и двоюродная сестра Рахманинова Наталья Александровна прекрасно понимает: вдохновением, истинной музой была дочь психиатра.
Наталья страдает, что её жених, который дал обещание перед всей семьей жениться на ней, увлечен другой. За несколько минут до исполнения Второго концерта моя бабушка, которая всегда была рядом с Рахманиновым, заставила его изменить надпись и посвятить Второй концерт ей. Она сказала: «Если ты не исправишь надпись на нотах, я не выйду за тебя замуж и скажу, что ты меня обесчестил. А ведь ты дворянин и прилюдно обещал на мне жениться. В итоге твоя репутация будет испорчена».
Потом, когда проверяли первую страницу рукописи, действительно обнаружили старое посвящение — доктору Далю...
Почему Рахманинов поддался на этот шантаж?
Не только из-за того, что должен был сдержать слово дворянина жениться.
Причиной было ещё и то,что родная тётка, мать Натальи, подобрала его, кормила, поила, купила первое пальто, когда Рахманинов был нищим и голым. Ведь его отец проиграл в покер все деревни, всё имущество своей жены.
Рахманинову Наталья Александровна никогда не нравилась, она всегда была объектом его насмешек: «Чёрная, как галка, тощая, как палка, мне тебя жалко, девка-Наталка». Это правда, в смысле сексуальности и сексапильности всё в моей бабушке было антиженское. Худющая, длинная, костлявая, некрасивая.
Но зато она с юности безумно любила этого высокого юношу с огромными ручищами, который живёт в своём мире музыки. Она была для композитора супругой, мамой, сестрой. Но ему не хватало огня, страсти, которые давала ему дочь профессора Даля Лана.
Наталья Александровна знала, что многие годы Сергей Васильевич любил другую женщину, встречался с ней. И жена Рахманинова решила преподнести его визиты в дом врача как лечение. Вот отсюда и появилась легенда о тяжёлой душевной болезни Рахманинова. Наталье Александровне было выгодно представить дело именно таким образом перед обществом. Хотя на самом деле композитор ходил в дом Даля, чтобы встретиться с женщиной, которую он безумно любил.
На все концерты Рахманинова Лана всегда приходила с белой сиренью.
Если бы это было в Италии, законная жена запустила бы туфлей в любовницу, увидев её на выступлении мужа. Но Наталья Александровна, видя Лану в зале, никогда и слова не сказала. 40 лет эта история была тайной и никто об этом не знал, только участники этого любовного треугольника.
А дальше была душераздирающая история. Лана совершила невероятный подвиг.
Это она достала визы для Сергея Васильевича и его семьи, чтобы они буквально перед самым закрытием границы сумели выехать через Финляндию в Швецию, куда король пригласил Рахманинова. Лана знала, что прощается со своей любовью, но, тем не менее, чтобы спасти его, пошла на это.
А потом Лана эмигрировала в Соединенные Штаты и случайно увидела там афишу Рахманинова. Она даже хотела уехать из США, чтобы не разрушить стабильную семью Рахманинова. Но не нашла в себе сил, слишком любила его.
Когда они с Рахманиновым наконец-то встретились, его сердце стало биться в полную силу. И Наталья Александровна, видя, что на концертах снова стали появляться букеты белой сирени, снова молчала.
Это был своеобразный подвиг — она ни разу не потребовала от Рахманинова, чтобы Лана не посещала его концерты, ни разу не устроила семейной сцены. У бабушки с дедушкой вообще были идеальные с виду отношения, они ни разу не повысили друг на друга голоса.
На самом деле Сергей Васильевич себя всю жизнь карал. Отношения с двумя женщинами мучили его. Если послушать его музыку, возникает ощущение, что это грешник, который просит прощения. Там есть вина. Не только из-за того, что он покинул родину, не только из-за того, что у него был разрыв с матерью, которую он оставил в России и потом с ней практически не общался. Не только из-за того, что он оказался в благополучной Америке, а родная страна была в пучине Второй мировой войны. Всё это Сергей Васильевич очень тяжело переживал.
Но ещё была и эта жизнь втроём, когда он не мог ни одну, ни вторую женщину из своего сердца выкинуть. Наталья была для него абсолютно всем в доме, в быту.
А Лана вдохновляла его либидо, благодаря этой красивой женщине из-под его пера много лет выходили величайшие произведения...
Сергей Васильевич курил без перерыва. Когда он умирал в Калифорнии от рака, Наталья Александровна послала шофёра в Беверли Хиллз за Ланой.
Она приехала.
В предсмертный момент Рахманинову вдруг послышалось, что на улице исполняют его музыку. Он тихо-тихо сказал: «Послушайте... Моя «Всеношняя» звучит».
У изголовья умирающего Рахманинова в тот момент стояли две женщины
|
| |
| |
| smiles | Дата: Пятница, 12.04.2024, 17:12 | Сообщение # 379 |
 добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 237
Статус: Offline
| "Надеюсь, вы не собираетесь на ней жениться. Вы испортите себе репутацию. Подумайте об этом"- сказал Родиону Щедрину заведующий сектором музыки ЦК КПСС Ярустовский...
Но Родион не собирался размышлять быть или не быть с опальной Плисецкой. Пускай дочь врага народа, пускай невыездная... Он всё решил. Август они провели в Карелии в Доме композиторов - Майе нужны были для ног сероводородные ванны. А уже в октябре поженились.
Не было у них любви с первого взгляда. Муза Маяковского Лиля Брик обожала творческую молодёжь и часто приглашала в свой дом на чаепитие. Где молодые таланты в эпоху запрета свободомыслия обменивались "вольными думами". Там-то впервые и увидел студент Московской консерватории Родион Щедрин огненно-рыжую Майю.
Она напевала себе под нос какой-то фрагмент из прокофьевской "Золушки"... "Для балерины очень музыкальна " - подумал Щедрин. Девушка просто огонь, но слишком уж взрослая, старше его на 7 лет. К тому же резкая, и не очень вежливая. Тогда как сам он всегда старался быть джентльменом…
Любовь поразила его через три года совершенно внезапно.
Чтобы Родион лучше разбирался в хореографии, балетмейстер Радунский направил его в балетный класс. Он открыл дверь и …как вольный ветер ему навстречу выпорхнула вся такая лёгкая, восторженная, сияющая от счастья Майя. "Вот это грация"- подумал Щедрин. Глаза Плисецкой сияли. В чёрном трико она была неотразима. И прекрасно это осознавала, как потом призналась… Родион разом потерял голову.
Мама Майи тревожилась за дочь, стихийный и взрывной характер которой часто толкал её на необдуманные поступки.
Однажды она уже совершила ошибку, когда вышла замуж за Мариса Лиепу, на 11 лет моложе… Вместе они танцевали в "Лебедином озере" и увлеклись друг другом. Но если на сцене они были гармоничным дуэтом, то за её пределами их мало что объединяло.
Брат Плисецкой вспоминал:
“Не предупредив никого, они с Марисом расписались в районном ЗАГСе. После регистрации Майя привела новоиспечённого супруга к нам домой и объяснила маме:
- Мы с Борисом поженились.
- Ну-ну, с этим не поздравляю - вскользь обронила мама, которой с самого начала было понятно, что этот брак долго не продлится.
Так и вышло. Прожив вместе пару недель оба осознали, что не подходят друг другу. И через три месяца развелись.”
Ещё один "горячий" роман случился у Майи с танцовщиком из кордебалета Эсфендьяром Кашани. Но до ЗАГСа они так и не дошли. Спустя время её страсть растворилась как дым...
Огненная, влюбчивая Плисецкая представить себе союз с кем-либо на всю жизнь, не могла. Но Щедрин пришёл и остался с ней навсегда.
Мать Родиона от внезапной женитьбы сына была не в восторге. И приняла невестку не сразу.
Как и каждая мать, она была абсолютно уверена, что находиться рядом с её сыном большая честь, которой достойна не каждая женщина.
Когда же вопреки желанию Конкордии Ивановны Родион и Майя всё-таки расписались, она стала завидовать успехам Майи, получившей все свои звания раньше Щедрина...
Плисецкая забеременела в ту их первую совместную поездку в Карелию. И встала перед мучительным выбором. Ей 33, ещё два года и балетная пенсия. Роди она сейчас, на восстановление формы уйдёт несколько лет. А она не может жить без сцены, такой уж её сотворил Бог. Фактически она поставила Родиона перед фактом: надо сделать аборт. Он согласился.
Детей в этом союзе так и не родилось, но обоюдных страданий по этому поводу никогда не было. Ведь их союз выходил за рамки обычных человеческих отношений. Щедрин открыл для неё портал в мир искусства, где не было тяжёлого советского быта.
Им занималась домработница Катя...
А была музыка, написанная для неё, страсть, восторг от её неземной грации, романтика цветов и писем…
Слава пришла к ней первой. Но Щедрина это совсем не тяготило. Она признавала его гений и во всех своих интервью рассказывала, как она счастлива с ним! И все её заслуги только благодаря ему.
Дома балетная дива была домашняя и нежная, никакого пафоса. Полная покорность и готовность следовать за ним. Это всегда приятно удивляло Родиона.
И всё же их союз не был идеальным. Оба увлекались и заводили романы. Но интрижки заканчивались, а их брак нет.
Швейцарская актриса, суперзвезда немецкого кино Мария Шелл дружила с Плисецкой. И… безумно любила её мужа.
Обе дивы восхищались талантом друг друга, но любовь к композитору сделала их соперницами и поставила в разные углы любовного треугольника.
Красивая, богатая кинозвезда была намерена добиться своего и несколько лет сражалась за своё женское счастье. Все были уже немолоды, мудры, а потому скоропалительных решений никто не принимал.
Шелл помогала им обоим. Когда Щедрин и Плисецкая переехали в Германию, Мария подарила им собственное жильё в центре Мюнхена, откуда удобно добираться до издательства, с которым сотрудничал Щедрин. И до подаренной Марией музыкальной студии. В ней композитор мог спокойно творить.
Это были высокие отношения. Никаких интриг и мести. Шелл хотела, чтобы Щедрин выбрал её. У Марии были все основания думать, что так и будет. Представители семьи Марии утверждают, что композитор обещал кинодиве развестись.
В 1991 он отправился в Испанию к жене для окончательного разговора. Шелл ждала его обратно. Напрасно. Ни письма с объяснением, ни единого звонка. Он просто пропал. Каждый день она записывала в свой дневник неизменную фразу: “Надо ждать, не падать духом, не терять оптимизма. Он вернётся.“
Когда надежда умерла и Мария поняла, что Плисецкая победила, жизнь утратила всякий смысл. И она приняла смертельную дозу снотворного - все 60 таблеток, одну за другой.
Два дня актриса не отвечала на телефонные звонки. Когда дверь в её квартиру взломали, она почти не дышала.
Десять дней Мария была в коме, а потом много лет проходила восстановительную терапию. С ней работали лучшие психологи, чтобы она не повторила глупость, ведь воля к жизни к ней не возвращалась.
Актриса дожила до 79 лет. И в своих мемуарах упомянула о романе с русским композитором Щедриным, но о трагических подробностях умолчала. О них знали только самые близкие.
Ни композитор, ни балерина в своих автобиографических книгах также о них не упоминали.
После развала СССР Плисецкая и Щедрин получили литовское гражданство и купили дачу около Тракайского замка... Жили на три дома в Москве, Литве и Мюнхене.
Великая балерина умерла в 89 в своём доме в Германии от обширного инфаркта. По оставленному завещанию, её прах должен быть соединён с прахом Родиона Щедрина после его смерти и развеян над Россией.
Родион Константинович, которому уже 90, как-то сказал: "Если бы на свете существовала Золотая Рыбка и можно было загадать желание, я попросил бы всегда быть с Майей..."
*********
на 14-й странице этого же раздела можно прочесть воспоминания Дмитрия Быкова о Майе Плисецкой
|
| |
| |
| Рыжик | Дата: Вторник, 16.04.2024, 13:41 | Сообщение # 380 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 297
Статус: Offline
| «Замужем, педагогическое образование, работает школьным учителем…» – просматривая анкету соискателя на вакансию журналиста, редактор не долго думая определил её писать на «школьные темы».
Но первые же статьи начинающего журналиста Фриды Вигдоровой, появившиеся на страницах нескольких советских изданий в ноябре 1938 года, выходили далеко за пределы «школьного отдела». Круг затрагиваемых вопросов, их разнообразие и глубина суждений автора моментально привлекли внимание читателя. И не только потому, что в своих размышлениях она резко отличалась от привычно-монотонного советского «бубнения».
Статьи ясно давали представление о простом, но многими забытом, у кого-то отбитом или вовсе отсутствующем качестве – человечности.
Советская писательница, журналист и правозащитник Фрида Абрамовна всю жизнь посвятила борьбе с несправедливостью – на каждый телефонный звонок она отвечала почти всегда одинаково: «Что случилось и чем я могу помочь?»
В дневнике Фриды Абрамовны крупными буквами выделена запись: «Учитель – это самое высокое слово, которое может сказать человек человеку».
Родившись в белорусской Орше в 1915 году, она пошла по стопам отца, Абрама Григорьевича – учителя и соратника Луначарского.
Окончив московский педагогический техникум, 17-летняя Фрида уехала на Урал и стала преподавателем в начальной школе. В Москву она вернулась уже с мужем, учителем и филологом, вместе с которым и поступила на литературный факультет пединститута им. Ленина. Закончив в 1937 году обучение, но не бросая преподавательскую деятельность, Фрида стала журналистом.
Её очерки начали печататься сразу в нескольких советских изданиях – «Комсомольской правде», «Литературной газете», «Правде».
Причём в каждой редакции начинающий журналист просил работать «по справедливым делам» – там, где требовалось разобраться в ситуации, а не ограничиваться лишь цитированием установленного кем-то факта. Там, где кому-нибудь нужна была помощь. Помогать она стремилась и на полях сражений, поступив на курсы медсестёр, как только началась война. Но известие о беременности внесло свои коррективы, и Вигдорова оправилась корреспондентом «Правды» в Ташкент. Впервые напечатанное в «Правде» в 1942 году стихотворение «Мужество» Анны Ахматовой – это заслуга Фриды, которая в Ташкенте сблизилась и подружилась с Ахматовой. С ташкентской эвакуации начнётся и дружба Фриды с Лидией Корнеевной Чуковской.
Вернувшись в Москву в 43-м, Вигдорова продолжила печататься в «Комсомольской правде», «Литературной газете», «Известиях».
В будущем у неё, конечно, появятся последователи, но тогда её статьи о судьбах людей, в отношении которых была допущена несправедливость, были чем-то новым. Они становились целыми событиями в общественной жизни. Но Вигдорова отправлялась в самые дальние уголки страны, встречая чиновников, которые никак не могли понять, что подвигло эту москвичку приехать в такую даль, к примеру, из-за не выданной старикам соломы на ремонт крыши.
Вигдорова добивалась печати каждой своей статьи, а затем ходила по инстанциям, привлекала известных в стране людей к освещению вопроса и добивалась результата – помощи людям. Эти статьи и очерки с реальными судьбами людей, многим из которых удалось помочь, многих – буквально спасти и вернуть к жизни, вошли в книги Вигдоровой «Дорогая редакция» и изданную посмертно «Кем вы ему приходитесь?».
Первый же литературный опыт Вигдоровой воплотился в переведенной на многие языки книге «Мой класс» (1949), принесшей начинающему автору известность. Затем последовала её трилогия – «Дорога в жизнь», «Это мой дом» и «Черниговка», дилогия «Семейное счастье» и «Любимая улица».
Неопубликованная при жизни повесть «Аня и Катя» отрывками издавалась в «Учительской газете» – это были заметки, основанные на наблюдении Вигдоровой за своими подрастающими дочками. Дневниками с этими наблюдениями пользовался Корней Чуковский при написании своей известной книги «От двух до пяти»...
 Первые публикации многих литераторов также выросли из рукописей в книги благодаря Фриде Абрамовне. Это она отнесла в «Новый мир» рассказ «За проходной» серьёзного профессора математики Елены Сергеевны Вентцель, ставшей автором многих книг, вышедших под псевдонимом И. Грекова.
Помогла она увидеть свет и принятой первоначально в штыки повести Анатолия Рыбакова «Кортик».
Русский перевод «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери – тоже результат обивания порогов редакций Фридой Абрамовной.
В её же собственных книгах чувствовалось мало кому присущее откровение. К примеру, один из героев её трилогии Митя Королев в «Любимой улице» вырос и стал врачом. Эта мечта детства обернулась для него испытанием – он арестован в разгар кампании против «убийц в белых халатах». И это было первое пробившееся через цензуру в советской литературе упоминание о «деле врачей». Но далеко не первый и не последний отважный поступок Вигдоровой.
Во многом именно она положила начало столь развившемуся со временем советскому самиздату. Так, 23 октября 1956 года состоялось знаменитое обсуждение романа Дудинцева «Не хлебом единым», где среди немногочисленных защитников романа и его автора был Константин Георгиевич Паустовский. Была там и Фрида Абрамовна, записавшая речь Паустовского и распространившая её.
Ещё более печально-громко известной всему миру стала её запись суда над поэтом Иосифом Бродским. Лидия Чуковская назвала эту работу Вигдоровой вершиной её правозащитной деятельности, 13-м подвигом Геракла.
Конечно же, решения об освобождении Бродского принимались в высоких кабинетах. Но принимались теми, кто читал эти записи, получившие название «Судилище», и к тому же знал, что читали их не только они, но и вся мировая общественность.
Кто-то назовет это поступком, кто-то подвигом, но записи процесса над Бродским с её легкой руки попали в иностранную прессу тогда, когда всё это могло обернуться обвинением в госизмене. Последствия не заставили себя долго ждать, имя Вигдоровой стали замалчивать, книги
почти не переиздавались...
Но Фрида Абрамовна продолжала выполнять свою миссию.
Не ограничиваясь лишь распространением «Судилища», она всеми силами пыталась добиться освобождения Бродского и облегчить его жизнь в тюрьме.
Она даже послала ему нарочным единственную свою пишущую машинку, отписав ему в письме, что у неё их несколько. А помимо этого продолжала отвечать на письма и звонки, совершать поездки в дальние уголки страны и бороться с произволом.
Последовавший на этом фоне нервный стресс подорвал её здоровье. И когда спасенный ею Бродский вернулся из ссылки, Фриды Абрамовны уже месяц как не было в живых.
Надежда Мандельштам, которой Вигдорова помогла восстановить прописку в Москве, говорила, что «борьба Фриды за чужую жизнь – её образ жизни. В это она вкладывала всю душу». И этой душой восхищались все, кто знал Фриду Абрамовну, не только умевшую, но и, казалось, рождённую для того, чтобы «превращать чужую беду в сказку с хорошим концом».
Алексей Викторов
|
| |
| |
|
