| Форма входа |
|
 |
| Меню сайта |
|
|
| Поиск |
|
|
| Мини-чат |
|
|
|
|
|
линия жизни...
| |
| REALIST | Дата: Среда, 29.11.2017, 15:03 | Сообщение # 316 |
 добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 217
Статус: Offline
| если кричат «ура!», значит ещё терпят...
https://www.golos-ameriki.ru/a/shenderovich-interview/4136545.html
|
| |
| |
| papyura | Дата: Воскресенье, 03.12.2017, 11:19 | Сообщение # 317 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1549
Статус: Offline
| Удивительная история любви двух людей, лишённых детства
Их жизни переплелись настолько, что невозможно понять, где проходит граница творчества его, а где – её. Он снимает фильмы, она – придумывает книги.
Александр Митта и Лилия Майорова не любят говорить о чувствах. Они говорят о жизни, творчестве, работе и настоящей дружбе.
Детство Александра Наумовича закончилось с арестом мамы в 1937, когда ему было всего 4 года. Лишь через 10 лет они с отцом получили записку о том, что вины никакой за ней не было.
Сначала была жизнь без мамы, в войну Александр оказался в детском доме, после жил с отцом.
Лилия Моисеевна в 10 лет стала главной добытчицей в семье.
Когда родители заболели, она не только ухаживала за обоими, но ещё и зарабатывала деньги. Бежала в больницу к маме, после летела домой лечить отца, делать ему примочки, кормить.
А ещё она устроила себе торговую точку на рынке, где продавала собственноручно сшитые юбки. Швейной машинки у неё не было, шила она вручную.
Но юбки разлетались, как горячие пирожки, ведь на всё был жесточайший дефицит.
А ещё Лилия Моисеевна делала расписные платки из марли. Она вырисовывала на обычной марле дивные цветы и узоры простыми акварельными красками, но всех покупателей предупреждала, что стирать эти чудные шарфы нельзя...
Она выходила родителей, но сама заболела тифом. И после потери сознания её отправили ... в морг.
К счастью, случайно заглянувший медик увидел, как она пошевелилась, и её вернули в мир живых.
Александр Наумович настолько был впечатлен этой недетской историей, что позже отразил её в своей картине «Затерянный в Сибири».
Она всегда обладала совершенно потрясающим жизнелюбием и тягой к радости. Ей хотелось создавать и дарить людям красоту.
 Лилия Майорова «Марионетка «Петрушка».
В театр Сергея Образцова юная Лилия Майорова явилась с целым чемоданом своих кукол. Но её приняли только на должность уборщицы, другой штатной единицы просто не было.
Она с утра мыла коридоры и театральные туалеты, а потом садилась и шила своих удивительных кукол.
Поэже она пришла в издательство, чтобы рисовать яркие иллюстрации к детским книгам. Она является автором совершенно необыкновенных книг-игрушек.
Это – тоже из детства, от желания дарить радость.
И так случилось, что два человека, лишённых детства, познакомились в издательстве «Малыш», где Лилия Моисеевна работала художником, а Александр Наумович приносил туда тексты.
На неё нельзя было не обратить внимания.
Она была очень яркой.
Законодательницей мод..
В эпоху совершенного дефицита она придумывала и шила для себя необычные шарфы с рукавами и капюшонами, носила шляпки и платья с кринолином.
На станции метро, где она переходила на другую ветку, специально собирались модницы, чтоб увидеть, во что она одета...
Удивительные книги, сконструированные Лилией Майоровой.
При этом Лилия Моисеевна в период их знакомства с Александром Наумовичем была замужем.
Но всё издательство искренне болело за Александра - муж Лилии, настоящий московский денди, почему-то никому не нравился.
Сам Александр Наумович с удивлением отмечал, что ему не пришлось как-то особенно её добиваться, совершая подвиги и доставая звёзды с неба.
Они сблизились и подружились на фоне работы. Оба если уж увлеклись чем-то, то могли заниматься творчеством несколько дней без сна и отдыха.
Александр Митта снимает удивительно пронзительные картины, будто в каждой из них он сам проживает судьбы своих героев.
Он увлечённый, известный, талантливый. И очень скромный.
Он готов гордиться работой жены, её уникальными книгами и невероятной трудоспособностью и застенчиво говорит о собственных успехах..
Александр Митта и Лилия Майорова умеют дружить. В их доме всегда собиралось множество друзей. Владимир Высоцкий очень быстро стал больше другом Лилии, чем Александра. Это с ней он делился своими чувствами и переживаниями. Его давно нет с нами, а она до сих пор хранит его секреты, отказываясь выносить на суд общественности чужую личную жизнь.
В их доме в течение 20 лет каждый вечер проходили своеобразные творческие встречи.
Лилия целый день рисовала дома, а к вечеру притаскивала с рынка большущую телячью или баранью ногу, запекала её в духовке, а потом потчевала своих гостей.
После спектакля к ним приходили актёры, музыканты, режиссёры.
И всем было тепло и уютно. Она стала каким-то символом свободного творчества.
Кухня Митты - это был и клуб литераторов, и дом кино, и кабинет психолога, и место, где каждый чувствует себя нужным.
Она никогда не ходила на съёмки мужа, не ездила с ним в экспедиции. Изначально во время экспедиций всегда были какие-то тяжелые условия, было тяжело в бытовом плане. А эмоциональное напряжение во время съёмок, невероятные муки творчества, в которых рождались гениальные картины Александра Митты, мало были похожи на праздник.
И она видела, как быстро распадаются те браки, в которых жена всё время рядом с мужем в экспедициях.
Александр Наумович и Лилия Майорова страстно желали, чтобы их семейное счастье было долгим.
Когда у него бывали периоды застоя, она брала на себя функции добытчика, рисовала книги, создавала уникальный дизайн для мебели, детских игрушек и это всегда позволяло их семье держаться на плаву, а ему – творить. Она для него - центр вселенной.
В каждой его картине есть она, его Лилия. Иногда она выведена цельным образом, иногда - намёком, полутоном.
Лилия Моисеевна всегда подчеркивает: её Саша добрый и любит сказки.
Они вместе написали самую удивительную историю, в которой счастливы всю свою жизнь.
В их жизни ничего нет дороже семьи
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Четверг, 14.12.2017, 06:36 | Сообщение # 318 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
|
Родись Мики Гурдус на два‑три десятка лет позже, он мог бы стать совершенно обычным человеком средних лет, не отрывающимся от смартфона, просматривающим бесконечные потоки эфемерной информации в соцсетях.
Но Гурдус, скончавшийся в Израиле 28 ноября в возрасте 73 лет, родился в эпоху радио. И очень рано понял, что оно изменит всю его жизнь.
Его первый транзисторный радиоприёмник — маленький и пластмассовый — был такого плохого качества, что часто бил током, когда юный Гурдус пытался ловить УКВ‑радиопередачи со всех концов света. Но мальчик не обращал на это внимания: он рос в Израиле 1950‑х, неизменно чувствуя себя в осаде в маленькой стране, окружённой врагами, и радио служило для него обещанием большого мира за её пределами. Он слушал его не переставая, пока в однажды приёмник не загорелся от перегрева...
Большинство мальчишек вырастают из увлечений детских лет, но с Гурдусом этого не произошло. Сразу по окончании службы в армии он подал заявление на работу в государственное Управление по телерадиовещанию. Его квалификация, как он утверждал, заключалась в прослушивании новостей со всего мира. Он получил работу, а изумлённый начальник дал ему кличку «кашавену», что на иврите означает «наш слухач».
И он действительно слушал весь мир.
Свободно владея шестью языками — ивритом, английским, арабским, французским, русским и польским — и пользуясь бесчисленными УКВ‑приемниками и 11-ю телевизорами, он не только прослушивал новостные передачи со всех концов света, но зачастую перехватывал частные переговоры, военные радиопередачи и другие сообщения, не предназначенные для широкой публики.
Так, в конце июня 1976 года он прервал радиопередачу для того, чтобы объявить о только что перехваченном им разговоре палестинских террористов с ливийским авиадиспетчером: они как раз захватили самолет авиакомпании Air France и собирались посадить его в Бенгази перед тем, как лететь дальше, в аэропорт Энтеббе в Уганде.
И это было не единственным его сообщением подобной важности: в 1990 году, когда Саддам Хусейн ввёл войска в Кувейт, израильская военная разведка узнала эту новость именно от Гурдуса, перехватившего радиопереговоры иракской армии...
Направляя свои усилия в основном на горячие новости, Гурдус в то же время часто оказывался незаменим при спасении жизни как израильских граждан, так и иностранных высокопоставленных лиц. После Войны Судного дня египетское телевидение передавало изображения сбитых и захваченных в плен израильских лётчиков‑истребителей. Гурдус передал информацию израильской армии, военные фотографы тут же приехали сделать снимки с его телеэкранов, и это дало возможность установить, кто из пропавших без вести военных ещё жив. А год спустя, в 1974‑м, Гурдус уловил сигнал бедствия от президента Республики Кипр Макария III, считавшегося погибшим в результате покушения, положившего начало государственному перевороту.
«Он звал на помощь, — вспоминал Гурдус во время интервью. — Я услышал его». Гурдус известил разведку израильской армии, которая, в свою очередь, передала сообщение властям Великобритании, и жизнь Макария была спасена.
Слава Гурдуса росла с каждым десятилетием.
Репортёр, бравший у него интервью в 2003 году, описал его рабочий кабинет как «наполовину пещеру Алладина, наполовину вышку управления полётами, лабиринт телеэкранов, радиоприёмников, пультов дистанционного управления, электропроводов, динамиков, моделей самолётов и фотографий на стенах». А в центре всего этого — Гурдус в тапочках в шотландскую клетку и тёмных очках, защищающих глаза от ослепительного света десятка экранов. Даже когда израильские средства массовой информации переживали бурный расцвет и возникали всё новые и новые коммерческие каналы радиовещания и телевидения, открывая путь для нового поколения репортёров, ведущих и знаменитостей, Гурдус по‑прежнему оставался национальным достоянием, и имя его было известно даже тем, кто не вполне ясно представлял себе, в чём именно заключалась деятельность «нашего слухача».
А затем появился интернет...
Гурдус в типичной для себя уверенной манере не придал этому значения, называя всемирную сеть очередным оружием, пополнившим его арсенал. «Интернет для меня — всего лишь еще один дополнительный инструмент, — заметил он в одном из интервью. — И при этом не основной, потому что конкурировать со спутниковым вещанием невозможно. Кроме того, ни интернет, ни что‑либо другое не заставит меня перестать работать и не лишит меня актуальности. Я буду по‑прежнему передавать новости, слушать и стараться сообщать сенсации. Я буду заниматься этим, пока дышу».
И он действительно продолжал работать, хотя технология оказалась более серьезным противником, чем он представлял. Теперь, когда каждый получил возможность слушать любые передачи в любое время, «наш слухач» уже не был столь незаменимым. Его компетентность, эрудиция и репортёрские способности более не ценились в мире шума и ярости.
Его по‑прежнему почитали, но при упоминании его имени ни у кого больше не ёкало сердце в предвкушении горячей новости, которую не услышать больше нигде. Он стал просто одним из многих голосов крикливого хора.
Гурдус скончался в своем доме в городе Йехуд две недели назад...
Его смерть — большая потеря, и не только для израильтян.
Мы располагаем непрекращающимся потоком информации, доступным в любое время, но нам очень недостаёт умения, которое Гурдус превратил в искусство: способности прилежно и терпеливо сидеть возле радиоприёмника, телевизора или компьютера и просто слушать.
Лайел Лейбовиц
|
| |
| |
| Виночерпий | Дата: Воскресенье, 24.12.2017, 06:58 | Сообщение # 319 |
|
Группа: Гости
| «Хочется давать советы, ужасно!»
Автор знаменитых «гариков» Игорь Губерман – о том, что нужно и чего не следует делать в старости...
Однажды утром поэт и писатель Игорь Губерман, как всегда, стал искать очки. Но как только нашёл, начисто позабыл, для чего они ему понадобились.
Он задумался, не старость ли это. Пришёл к неутешительным выводам. Поразмыслив ещё какое-то время, пришёл к тем же выводам, но к утешительным.
А именно: старость – это такое время, когда притязания к жизни сужаются, за счёт чего резко обостряются оставшиеся удовольствия.
Заметно повеселевший, он сел и очень быстро написал книгу «Искусство стареть», которую посвятил своим ровесникам – с душевным сочувствием.
И не счесть, сколько новых гариков родилось на эту благодатную, всех волнующую ...
– Игорь Миронович, почему вы свои стихи называете не стихами, ни тем более стихотворениями, а как-то пренебрежительно – стишками?
– Ну, вы знаете, они короткие, маленькие. Мысли у меня такие... куцые, видите, укладываются всего в четыре строки. Конечно, стишки. Стихи – это что-то большое, серьёзное. Продолжительное.
– Да ну! Мысль уложить гораздо проще в двадцать строчек. Или в сто. В четыре же – гораздо труднее.
– Конечно, здесь есть некая хитрость, и грех её скрывать. Но пусть лучше мои стишки называю стишками я, чем кто-то ещё.
– На мой взгляд, гарики – лучшее название ваших четверостиший. Они продолжают сочиняться?
– Сочиняются, да.
– И на злобу дня тоже?
– На злобу дня? Практически нет. Я пишу слишком общо. Про политику, с именами вождей или известных людей абсолютно ничего не появляется.
Вы будете смеяться, но уже много лет я пишу почти исключительно о старости.
Мне хочется зафиксировать разные проявления старости, мельчайшие её детали. Пытаюсь описать свои внутренние ощущения. И прихожу к выводу, что старость – ужасно интересный период, проживать её очень увлекательно.
– Не все старики в России с вами согласились бы.
– Да, знаю. Многие из них живут в чудовищных условиях, просто волосы шевелятся, когда об этом думаешь. Хотя я давно уже гражданин другой страны, я люблю Россию, и мне хотелось бы не испытывать за неё боль и стыд, а гордиться этой страной.
Но не получается пока что. Так что не будем о грустном.
– Да, давайте говорить о весёлом. О старости, например.
– «Дряхлеет мой дружеский круг, любовных не слышится арий, а пышный розарий подруг уже не цветник, а гербарий».
– Оптимистично.
– Вот ещё более оптимистичное: «Состарясь, не валяюсь я ничком, а радость я несу себе и людям. Вот сядем со знакомым старичком – и свежие анализы обсудим».
– Получается, что в жизни всегда есть место смеху?
– Всегда. Смешного в жизни больше. Даже там, где, казалось бы...
Один пожилой человек, бывший артист, – в своё время он был очень известен в СССР – переехал в дом престарелых.
В американский дом престарелых – он не совсем такой, как в России.
Артист вышел к завтраку и с обострённым чувством собственного достоинства спросил у своей соседки по столу, знает ли она, как его зовут. Женщина подняла на него свои добрые глаза и ответила: «Нет, я не знаю. Но вы спросите у дежурной сестры, она вам напомнит...»
– Прекрасно! В то время как все, кто переступил через какой-то определённый порог, озабочены «искусством не стареть», вы позволяете себе утверждать, что стареть – это здорово.
– «Полон жизни мой жизненный вечер, я живу, ни о чём не скорбя; здравствуй, старость, я рад нашей встрече, а ведь мог и не встретить тебя!»
– Вот моя подруга, которая любит вкусно поесть, определяет этот период в жизни так: старость начинается, как только ты начинаешь есть не вкусное, а полезное. Пророщенные семена, траву, кашку овсяную без соли и сахара...
– Ой! Это рано ещё. Это ещё не старость. Это такая... поздняя молодость. Настоящая старость – это когда, пройдя этот период, ты опять начинаешь есть всё вкусное.
– Потому что уже всё равно?
– Потому что всё вкусное идёт прямо в душу. Ещё один источник удовольствия.
«Зачем вам, мадам, так сурово страдать на диете учёной? Не будет худая корова смотреться газелью точёной».
А вообще, старость – это когда сужается кругозор и существенно снижается любопытство к миру. Вот что главное. Становится всё понятно. И неинтересно.
– Вам сейчас всё понятно?
– Мне? Абсолютно ничего не понятно. Поэтому до сих пор на свете мне очень интересно.
– Старость – это время, когда ворчишь по поводу и без повода и всё время тянет давать советы.
– Да, да! Хочется давать советы, ужасно! Кажется, что мир идёт не туда, молодёжь поступает не так, как надо, система ценностей изменилась. Детей всё время хочется воспитывать, до последнего дня.
Всё они делают неправильно, всё не так.
По счастью, они нас не слушают.
– Но они точно так же будут воспитывать своих детей. И я всегда не без злорадства повторяю: внуки вам за нас отомстят... А ваши дети чем занимаются?
– Сын программист, дочка работает в детском саду воспитательницей. Она когда-то занималась кибернетикой, потом приехала сюда, в Израиль, нарожала деток, очень счастлива. У меня восемь внуков. Шесть девок, а мужиков всего двое...
– Так вот, как научиться не давать советов?
– В своей книжке про старость я рассказываю такую историю.
Около заглохшей машины возится взмокший от бессилия водитель. То копается в моторе, то с надеждой пробует завестись – напрасно. Вокруг стоят несколько советчиков.
Самый активный – старикан, который помимо всяческих рекомендаций всё время выражает сомнение в успехе. Наконец, молодой шофёр, аккуратно отерев со лба пот, изысканно говорит ему, не выдержав: «Папа, идите на ***!»
Вот эту фразу нужно всякий раз вспоминать, когда хочется кому-то что-то посоветовать.
Наш житейский опыт, как бы ни был он незауряден, абсолютно ни к чему всем тем, кто нас не спрашивает.
– Чего ещё следует избегать?
– Поменьше фантазировать. Старики много врут, рассказывая о своём прошлом, в основном преувеличивая свои заслуги.
«Вчера заговорили про французов – была какой-то крупной битвы дата. И я вдруг вспомнил, как Кутузов держал со мной совет в Филях когда-то...»
В старости надо обязательно заглядывать в энциклопедию, чтобы сверять даты крупных событий с годом своего рождения. У вас есть энциклопедия?
– Нет, но под рукой интернет, там все даты есть. А год своего рождения если забуду, то в паспорте посмотрю.
– Я вспомнил, как мою тёщу, а ей было под восемьдесят, одна девчушка спросила, помнит ли она, как происходило освобождение от крепостного права...
– Вот двоечница! Вообще молодёжь, она...
– Ворчать нельзя! При этом вырабатываются плохие химические вещества в организме. Ворчание, недовольство, гнев – всё это отравляет нас изнутри.
Дольше всех живут благодушные старички.
– Кто-то из писателей сказал, что Бог намеренно устроил, что в старости понемногу, незаметно, у человека исчезает разум. У тех, кто не готов принять то, что с ним происходит. Такая гуманная анестезия...
– Согласен. Лёгкое расстройство происходит. Но я думаю, эту анестезию придумал Господь Бог или природа, как угодно, чтобы мы меньше помнили о своих былых злодеяниях.
– Скажите, Игорь Миронович, как мудрый человек...
– Это миф, что старики все поголовно мудрые, что старость делает человека умнее. Чушь собачья!
– Хорошо, я спрашиваю вас как человека опытного – жизнь устроена справедливо или нет? Все злодеяния наказываются?
– Я не знаю. Скорее нет. Я вот сейчас читаю о палачах сталинской эпохи. Многие из них замечательно умирали в своих кроватях, окружённые любящими детьми, на дачах с садиками, и... от этого такая бессильная злость охватывает!
Вот был такой знаменитый палач Молотов. Известно, что его подпись стояла на сотнях расстрельных списков. Типичный подлец был!
А сейчас его внук о нём всякие хорошие вещи говорит, всячески его оправдывая.
В 30-е годы жутким палачом был Хрущёв, а мы всё ему забыли за разоблачение культа личности. Непонятно всё это.
Разве что у Господа Бога были какие-то расчёты, из которых он сохранил этих палачей?
– При этом в жизни есть доброта, сострадание, милосердие. Кстати, Довлатов считал, что за милосердие прощается любой грех.
– Добро и зло в жизни размазаны поровну. Одно вырастает из другого: зло – из добра, добро – из зла. Я и пишу всё время об этом. Жизнь прекрасна, но удивительна.
– Жизнь трудна, но, к счастью, коротка.
– Мне скоро будет 78 лет, и я никак не могу сетовать на её краткость.
К тому же ещё можно ездить куда-то.
– Обожаю фразу вашей тёщи, писательницы Лидии Лебединской: «Пока можешь ходить, нужно ездить»! Дай мне бог любопытства в старости...
– Это именно то, что нужно просить у Бога. Обычно просят денег. Но деньги проблем не решают.
– А сколько надо денег?
– Немного. Чтобы кормиться, ездить, покупать книги. Ещё немножко – чтобы помогать ближним.
– Ездите вы много. К нам вот заглядываете...
– Очень люблю Петербург и бываю у вас примерно раз в полгода. В Питере у меня всегда замечательная аудитория, приходят люди из старой интеллигенции, знаете, которая раньше называлась НТИ – научно-техническая интеллигенция. Это мои зрители.
Словом, я всегда с огромным удовольствием приезжаю в Петербург. И в Вятку.
– В Вятку?
– У меня там, во-первых, приятели, а во-вторых, там как-то особенно хорошо выпивается.
– Лучше, чем в Питере?
– В Питере друзей моих старых почти не осталось. Кто уехал, кто...
– Что, до такой степени, что даже выпить не с кем?
– Нет, что вы такое говорите! Выпить всегда есть с кем, по счастью.
Видите, сколько удовольствий ещё осталось!
«Смотрю на нашу старость с одобрением, мы заняты любовью и питьём; судьба нас так полила удобрением, что мы ещё и пахнем, и цветём».
***************************
думается уместным будет представить здесь стихотворное посвящение Вячеслава Карелина, которое так и называется
ГУБЕРМАНУ
В моём шкафу ни одного романа,
И в личной жизни их всё чаще нет,
Но есть четырёхтомник Губермана
И это неплохой эквивалент.
Нет, он не врач, но если склифасовский
Мне скажет всё, отбрасывай коньки,
Я отнесусь к судьбе по философски,
Прочтя четыре мудрые строки.
Запомню главное, отброшу лишнее
И в сотый раз пойму наверняка,
Что жизнь - короткое четверостишие,
Где так важна последняя строка.
Опять смеюсь от славных добрых шуток,
Чужую мудрость, запасая впрок,
Остаток жизни просто промежуток
Для втискивания самых лучших строк.
Пусть ты всю жизнь не вылезал из жопы,
Начать не поздно, можно прямо в ней.
Зато, какой скопил богатый опыт
Для строчки завершающей своей.
Живи во здравие, во всеуслышанье,
Задача благородна и легка,
Живи, чтоб завершить четверостишие,
Важней всего последняя строка.
|
| |
| |
| Сонечка | Дата: Воскресенье, 31.12.2017, 11:45 | Сообщение # 320 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
| 29 декабря знаменитому актёру театра и кино Всеволоду Осиповичу Абдулову исполнилось бы 75 лет...
вспоминает Матвей Гейзер:
Кажется, это было в 1977 году. После ужасной автокатастрофы Сева оказался в больнице в безнадежном состоянии. Произошло это в Тульской области вблизи города Ефремова.
Спустя время, когда Севу уже выписали из больницы, а во МХАТе отмечали 50-летний юбилей Олега Ефремова, счастливо закончившаяся автокатастрофа стала поводом для эпиграммы, которую на капустнике прочёл Владимир Высоцкий:
Здесь режиссёр в актёре умирает,
И вот вам парадокс и перегиб:
Абдулов Сева – Севу каждый знает –
В Ефремове чуть было не погиб…
Здесь уместно напомнить, что инициатором перевоза из больницы города Ефремова безнадежно больного Севы в Тульскую больницу был Высоцкий. Его доставили на вертолете. А когда Севу реанимировали, к нему пришли Станислав Говорухин и Владимир Высоцкий со списком дюжины ролей в фильме «Место встречи изменить нельзя» – на выбор.
Со сценарием фильма Сева был знаком ещё до катастрофы.
Посмотрев внимательно на посетителей, он сказал:– А если не поправлюсь к началу съемок…
– Не имеешь права, – почти серьезно заметил Высоцкий.
Как известно, в этом фильме Сева сыграл роль милиционера Соловьева. И как сыграл!
Помню, как тогда, в 1977 году, мама Севы – светлой памяти замечательная Елизавета Моисеевна Абдулова-Метельская – повторяла: «Он выживет, мой мальчик. Не может быть, чтобы я потеряла и третьего сына».
Кто знает, может молитвы её дошли до Небес, и они даровали ей и всем нам, любившим Всеволода Абдулова, ещё 25 лет счастья общения с ним.
Ушёл из жизни актёр, как все истинные праведники, быстро знойным, жарким летом 2002-го...
Его любили все, кто ценит в человеке бескорыстность и доброту, честность и великодушие.
В одной популярной московской газете некролог по Всеволоду Абдулову был озаглавлен: «Остался только голос»…
Не так это, не так!
В коротких заметках, посвящённых его памяти, я не буду подробно останавливаться ни на вечерах в доме Абдуловых, ни на творчестве Всеволода Осиповича в театре (он с юности был актёром МХАТа); ни на его работе в кинематографе (последние годы, правда, не на экране, а «за ним», – и в этой области он оставил заметный след).
Здесь уместно вспомнить мою давнишнюю беседу с Зиновием Ефимовичем Гердтом.
Я спросил его однажды, есть ли у него среди сыгранных им ролей в кино самая любимая.
На что он со свойственной только ему скромностью сказал:– Не могу ответить на ваш вопрос… Любимая моя роль? От автора – в ромовском фильме «9 дней одного года». И вообще иногда за экраном можно сказать гораздо больше, чем «с экрана».
Так вот, последние годы Всеволод Абдулов был чаще «за экраном», чем «на экране».
Но работал так же вдохновенно, добросовестно, как и в пору, когда снимался в кино.
В памяти тех, кто знал Всеволода Абдулова, кто общался с ним, навсегда останется его обаяние, лучащаяся доброта – всё это помогало людям, с ним общавшимся, как говорится, и в радости, и в горе.
И ещё – в памяти тех, кто хоть раз видел улыбку Всеволода Абдулова, она останется навсегда.
В моей книге «Семь свечей» есть очерк «Раневская и Михоэлс», посвященный Севе... Он, пробежав глазами текст, сказал:
– Мотя, ты, похоже, единственный летописец нашего дома.
Я дополню твою летопись и ... он поводил меня через дворы своего детства до Тверского бульвара, вспоминал события, здесь происшедшие: драки с однокашниками, первое свидание «вот под этой аркой». Мог ли я тогда думать, что встреча эта окажется последней!
И уж коль упомянул о последней встрече, то расскажу и о первой.
Было это 14 июня 1978 года, в день памяти Осипа Наумовича Абдулова, отца Всеволода. Анастасия Павловна Потоцкая, вдова С. М. Михоэлса, представив мне молодого человека, показавшегося мне даже юным, сказала:
– Это Всеволод Осипович Абдулов. Юноша, в которого я влюблена давно, и никакие соперницы мне не страшны.
На что Всеволод ответил:
– Асенька, у вас не может быть соперниц, это у меня могут быть соперники.
Я обратил внимание на некую необычность: Анастасия Павловна Потоцкая, которой было тогда уже далеко за 60, называла Севу Абдулова по имени и отчеству, он же её – по имени.
Суть этого я узнал много позже, когда часто стал бывать в доме Абдуловых...
Думаю, это было в конце 80-х, когда он рассказал мне историю, этой своей «фамильярности».
Я излагаю её по памяти, ибо и сегодня помню живой артистический рассказ Севы.
В 1947 году, гуляя с мамой по Тверскому бульвару, они встретили мужчину, который забавно играл с маленьким щенком. Сева решил, что это дрессировщик цирка. Ухватившись руками за мамину юбку, наблюдал он за всем происходящим.
Через какое-то время щенок, заметив Елизавету Моисеевну, бросился к ней с радостным визгом, а потом подошёл и сам хозяин. Он расцеловался с Елизаветой Моисеевной, чем немало удивил её сына. Потом, обратившись к Севе, сказал:
– Не бойся, поиграй с собачкой. Это твой братик. Твоя мама – его мама, а я – его папа.
Это был тот самый «знаменитый» щенок, подаренный Михоэлсу и Абдуловой за исполнение польки в новогоднюю ночь в ЦДРИ в 1947 году.
Это был тот же щенок, который, как вспоминала А.П. Потоцкая, в ночь убийства Михоэлса, когда ещё никто в Москве об этом не знал, спрятался под кровать, жалобно визжал, и выманить его оттуда было невозможно никакими приманками...
Когда после этой прогулки Сева с мамой вернулся домой, он устроил истерику:
– Почему мой братик не живёт в нашем доме?
После долгих уговоров решили так: Сева будет звонить «второй собакиной маме», её зовут Ася, и гулять с собакой они будут каждый день вместе.
Через несколько дней отец Севы принёс домой кота, который и заменил ребёнку собаку.
А «собакину маму», то есть графиню Анастасию Павловну Потоцкую, Сева с детства называл Асей.
Итак, почему Сева называл Анастасию Павловну Асей, я рассказал.
А почему она называла его по имени и отчеству?
…Спросил её однажды об этом. Ответила она мне так:
– Я не многих, очень не многих мужчин произвожу в рыцари. Но тех, кого произвожу в это высокое звание, не могу называть по имени.
Пройдут годы, и многие случайные знакомые причислят себя к «старым» друзьям Севы. Так его называли многие, даже те, кто мало был с ним знаком.
«Новые» друзья не добавят ничего к светлому понятию, имя которому – Всеволод Абдулов.
Сообщение отредактировал Сонечка - Воскресенье, 31.12.2017, 12:37 |
| |
| |
| papyura | Дата: Четверг, 18.01.2018, 12:11 | Сообщение # 321 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1549
Статус: Offline
| Письмо незнакомки
Всё началось с обычного письма со штемпелем Ленинграда на конверте, подписанного женским именем, незнакомым ему. Чем взволновало оно известного прозаика?
Спустя много лет она вспомнит:
«Лет с четырнадцати, когда я прочла „Повесть о лесах“, Паустовский как бы стал моим единственным советчиком и другом.
Позднее, после очень тяжелых родов, когда всё обошлось и мы с сыном остались живы, во мне стала бродить какая-то тяга к совершенно неведомому творчеству, но я сама никак не могла в себе разобраться...
Ощущение возвращённой мне жизни, бесконечного удивления перед ней, вероятно, и было в моём первом письме. И ещё — благодарность ему за то, что он своим творчеством помогает не огрубеть, не ожесточиться, помогает увидеть жизнь чуть-чуть не такой, может быть, какая она есть...»
...И вот она держит в руках присланную им фотографию с надписью: «Леле Лыжиной — заочному другу — от благодарного писателя».
Константин Георгиевич будет писать ей из Москвы и Ялты, Тарусы и Севастополя.
«Леля, я давно не был в Москве — ездил надолго в Болгарию — и совсем не знаю, что с Вами. Напишите.
Вас я не видел, но у меня такое ощущение, будто я Вас хорошо знаю, и потому хочу, чтобы Вы собрали все силы своего милого сердца и победили болезнь.
Я верю Грину — он был глубоко убеждён, что человек может делать чудеса.
Весной, в мае, я, должно быть, буду в Ленинграде, и если Вы захотите и это будет возможно и Вы не будете стесняться меня (моё несчастье в том, что многие меня стесняются, и это меня приводит в отчаяние), то я приду к Вам и буду Вам рассказывать всякие удивительные истории.
Сейчас я работаю, пишу пятую книгу (автобиографическую). Перечитываю Бунина.
Скоро выйдет отдельным изданием четвертая книга из автобиографического цикла („Время больших ожиданий“). Я пришлю её Вам.
Если Вы пришлёте мне несколько слов — будет хорошо. Будьте спокойны, мужественны.Ваш К. Паустовский»
***
Май 1960 г., Таруса
«...Есть вещи, о которых очень трудно говорить и писать. Они лежат где-то на границе сознания, в той области, где живёт поэзия и где рождаются чудеса (хотя в них принято не верить).
Одна из таких вещей — чувство родственности у людей, совершенно не знающих друг друга.
Я совсем не знаю Вас, но между тем часто испытываю тревогу за Вас и ловлю себя на том, что Ваша жизнь непонятным образом связалась с тем, что я пишу.
Когда я работаю, я всегда думаю о людях, ради которых пишу. И теперь среди этих людей — Вы...
До сих пор я ещё не написал ни одной своей книги в полную силу. Мне кажется, что я смогу написать ещё несколько хороших книг. И сознание даже отдалённого Вашего присутствия в этой жизни мне очень поможет.
Так я чувствую — это не пустые слова».
Октябрь 1960 г., Таруса
«...Как жаль, что Вы не были в моей деревенской избе. У меня над столом висит предсмертный портрет Блока — трагический и прекрасный. Я бы его Вам подарил на память о Тарусе...
Я остался в Тарусе совершенно один и буду жить в этом одиночестве, вероятно, до Нового года.
Сейчас стоит туманная, рыжая осень. В лесах горечь и тишина. Я много брожу по реке и лесам, думаю о всяческих событиях...
На днях выходит (в десятом номере «Октября») пятая автобиографическая повесть «Бросок на юг». Прочтите, пока критики не растерзали меня на части за эту книгу.
...Я уверен, что мы увидимся, и тогда я расскажу Вам кое-что в свое оправдание. Моя жизнь совсем не такая, как обычно её представляют.
Мне часто бывает очень трудно, почти невозможно трудно...
В ноябре я, должно быть, приеду в Ленинград на «Блоковские дни».
Встретятся ли они и нужна ли эта встреча?
Паустовский предупреждает Лелю о её возможном разочаровании, во что она, конечно же, не верит. А писатель уже полон замыслом «безумно свободной», как он говорит, книги, которая стала бы своеобразным продолжением «Золотой розы».
Книга эта останется недописанной, а потом и вовсе исчезнет...
Но не будем забегать вперёд.
Леля с трудом достала билет на вечер памяти Александра Блока в Пушкинском Доме. Паустовский в президиуме. Знает ли он, что она здесь, в зале?
Перерыв.
Сцена, где стоит покрытый чехлом рояль, мгновенно заполнилась любителями автографов.
Леля тихонько поднялась и встала в стороне, за роялем.
Константин Георгиевич поднял голову...
«...Я никогда не забуду тот вечер в Пушкинском Доме и рояль, за которым Вы стояли, и два Ваших слова: „Я — Леля“.
В тот вечер, несмотря на многие тяжести, моя жизнь подошла к небывалому, почти невозможному счастью, к чуду.
С тех пор я не перестаю благодарить судьбу за то, что встретил и хоть немного узнал Вас.
Мне всё это кажется незаслуженным счастьем. В это трудно сразу поверить.Как?
Человек с большой известностью, писатель, испытавший очень бурную и интересную жизнь, благодарит судьбу за встречу с молодой, прелестной, взволнованной женщиной, почти девочкой. Да, благодарит, и нет, по-моему, для меня большей награды за всё, что мне удалось сделать в жизни, чем Вы, Леля...»Это он скажет в письме потом, уже из Москвы.
«Всё сбылось и свершилось, рядом со мной человек, который понимает меня не только с полуслова, но понимает лучше и вернее, чем я сама». — Леля пытается вести дневник.
«Блоковские дни» в её родном городе на Неве навсегда останутся для нее «днями Паустовского».
Правда, они всё время на виду, на людях, возможности остаться наедине почти нет.
Писателя ждут в библиотеках и институтах, приглашают на спектакли, а он соскучился по Эрмитажу и Русскому музею, его тянет в Пушкин — Царское Село, и они едут туда вместе.
В электричке Константин Георгиевич показывает Леле план, нарисованный им со слов Ольги Форш, на котором изображён путь к ней на дачу, расположенную между Пушкином и Павловском. Здесь Паустовский мечтает прожить следующее лето, работая над новой рукописью.
«Я думаю о фантастической книге — книге о жизни, какой бы она могла быть, если бы я строил её по своим желаниям...»
О, эта вечная власть несбывшегося!..
Нет, не сбудется мечта, писатель не увидит больше Северной столицы, и мы с вами никогда не прочтём книги, о которой он говорит Леле: «Я пишу её во внутреннем посвящении Блоку, Пастернаку и Вам».
«Не будем говорить о любви, потому что мы до сих пор не знаем, что это такое» — так, печально и загадочно, оканчивается рассказ Паустовского «Ручьи, где плещется форель».
Почему?
«Когда я писал „Ручьи, где плещется форель“, я никого в то время не любил, — пишет он Леле из гостиницы „Европейская“ перед самым отъездом. — Было глухое время в моей жизни. Тогда я написал, что никто не знает, что такое любовь. Может быть, это плеск форели в реке, низкие звезды за окнами, печальный голос женщины.
И вот, сейчас мне дорого всё, что связано с Вами, даже каждый пустяк.
Всё — и сырой туманный воздух, налетающий с Финского залива, Пергамский зал Эрмитажа, Куинджи в Русском музее, тот вечер, когда падал медленный снег, и я пришёл к Вам на 7-й этаж и впервые ощутил страшную тревогу перед будущим и какую-то глубокую сияющую прелесть Вашего существа. Это был рок, судьба, от неё не уйти.
Очевидно, недаром Вы нашли меня в Москве и недаром я, не видя Вас, всё время думал о Вас, где бы ни был...
Почему-то после вчерашнего вечера я всё думаю о том, как мы ехали в чёрной и тихой машине вдоль набережной Невы и как уходили вдаль речные ленинградские фонари.
Я всё люблю — каждый речной фонарь вблизи и вдали, каждое дерево, каждую вещь — всё, на чём хотя бы на мгновение останавливался Ваш взгляд. Я ничего не знаю, кроме того, что сердце разрывается от нежности к Вам и от горечи неизбежной разлуки.
Я продал бы за бесценок свою душу чёрту, лишь бы вернуть свою жизнь хотя бы на 30 лет назад — и для Вас, и для своей работы, — сколько бы я тогда смог написать.
Если меня не будет, то я бы хотел одного — чтобы Вы хранили память обо мне не только как о писателе, а как о совершенно своём, близком и преданном Вам человеке.
Берегите себя очень и очень. Вы должны жить ясно, хорошо, спокойно.
У вас есть мальчик, научите его любить поэзию жизни и хорошие книги (в том числе и мои), научите его быть человеком мира, добра и благородства».
Что было дальше?
Страницы писем, достойные стать страницами книг.
Встречи в Севастополе — городе, где, по словам Паустовского, особенно сильно ощущается то состояние, которое Грин называл «властью несбывшегося»...
14 июля 1968 года, услышав по радио горькую весть, Леля — Елизавета Аркадьевна Лыжина — оставит в дневнике запись: «Умер К. Г. Паустовский. Оборвалась последняя паутинка надежды увидеть его ещё раз...»
Зимой 2002 года внезапно оборвалась и её жизнь. Тайну — был ли их роман чисто платоническим или нет — она унесла с собой.
Но перечитайте «Ручьи, где плещется форель»: «Бывают истории, которые промелькнут и исчезнут, как птицы, но навсегда остаются в памяти...»
И вдруг понимаешь, что духовное чувство, озарившее жизнь, способно пережить тех, кому оно было даровано, перетекая в иные времена — в дар другим. Быть может, и несбывшееся тоже не исчезает бесследно?..
|
| |
| |
| BROVMAN | Дата: Суббота, 10.02.2018, 10:24 | Сообщение # 322 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 447
Статус: Offline
| Жизнь пренеприятная штука, но сделать ее прекрасной очень нетрудно. Для этого недостаточно выиграть 200000, получить Белого Орла, жениться на хорошенькой, прослыть благонамеренным — все эти блага тленны и поддаются привычке.
Для того, чтобы ощущать в себе счастье без перерыва, даже в минуты скорби и печали, нужно: а) уметь довольствоваться настоящим и б) радоваться сознанию, что «могло бы быть и хуже».
А это нетрудно:
Когда у тебя в кармане загораются спички, то радуйся и благодари небо, что у тебя в кармане не пороховой погреб.
Когда к тебе на дачу приезжают бедные родственники, то не бледней, а торжествуя восклицай: «Хорошо, что это не городовые!»
Когда в твой палец попадает заноза, радуйся: «Хорошо, что не в глаз!»
Если твоя жена или свояченица играет гаммы, то не выходи из себя, а не находи себе места от радости, что ты слушаешь игру, а не вой шакалов или кошачий концерт.
Радуйся, что ты не лошадь конножелезки, не коховская «запятая», не трихина, не свинья, не осел, не медведь, которого водят цыгане, не клоп…
Радуйся, что ты не хромой, не слепой, не глухой, не немой, не холерный…
Радуйся, что в данную минуту ты не сидишь на скамье подсудимых, не видишь пред собой кредитора и не беседуешь о гонораре с Турбой.
Если ты живешь в не столь отдаленных местах, то разве нельзя быть счастливым от мысли, что тебя не угораздило попасть в столь отдаленные?
Если у тебя болит один зуб, то ликуй, что у тебя болят не все зубы.
Радуйся, что ты имеешь возможность не читать «Гражданина», не сидеть на ассенизационной бочке, не быть женатым сразу на трёх…
Когда ведут тебя в участок, то прыгай от восторга, что тебя ведут не в геенну огненную.
Если тебя секут березой, то дрыгай ногами и восклицай: «Как я счастлив, что меня секут не крапивой!»
Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству.
И так далее…
Последуй, человече, моему совету, и жизнь твоя будет состоять из сплошного ликования.
А.П. Чехов
«Жизнь прекрасна! (Покушающимся на самоубийство)»
1885
Сообщение отредактировал Марципанчик - Суббота, 10.02.2018, 10:29 |
| |
| |
| Пинечка | Дата: Пятница, 23.02.2018, 05:26 | Сообщение # 323 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
| ...Когда в Гомеле открылся авиакружок, она была в нём первой – штудировала учебники, прыгала с парашютом...
Победу в Великой Отечественной войне ковали представители абсолютно всех народов, проживавших в СССР. Печально лишь, что о подвигах многих из них говорили нехотя и скупо, а иногда и вовсе молчали.
Есть сведения, что по фронтам была разослана негласная директива: «Награждать представителей всех национальностей, но евреев – ограниченно».
Тем не менее за время Великой Отечественной войны различными медалями и орденами были награждены порядка 150 тысяч еврейских воинов, а 141 из них получил высший знак отличия – звезду Героя Советского Союза.
Полина Гельман в школе увлекалась историей и гуманитарными науками, а как только в городе открылся аэроклуб, вместе с группой таких же увлечённых девчонок она окончила теоретический курс, но ...когда дело дошло до первого тренировочного полета, случилось, по воспоминаниям самой Полины, вот что: «Инструктор заметил, что ноги у меня едва достают до педали управления. Он, по-мужски выругавшись, вынес приговор: “Чтоб я тебя здесь больше не видел!”»...
Полине пришлось отказаться от авиации, и она поступила на исторический факультет Московского университета.
С началом войны третьекурсница Полина чуть ли не ежедневно осаждала военкомат, долгое время получая один и тот же ответ: «Война – дело не женское». Но в октябре 1941 года Полина узнала, что открыт набор девушек для работы в авиационных частях. Гельман была в числе первых, направленных на спецобучение в город Энгельс в Саратовскую область. Здесь, на базе Энгельской военной авиационной школы пилотов, стали формировать три женских авиаполка: 586-й истребительный, 587-й бомбардировочный и, наконец, 588-й ночной бомбардировочный под командованием Героя Советского Союза Марины Расковой.
Самых молодых начинающих летчиц собрали в 588-й полк, и они стали осваивать маленький и лёгкий У-2 .
В их числе оказалась и наша героиня. Правда, и здесь Полину вновь подвел рост – поначалу её определили укладчицей парашютов, однако после разговора с Расковой, Полину всё-таки направили на курсы штурманов.
Боевой путь Гельман начался летом 1942 года.
Войска Южного фронта с боями отходили к предгорьям Кавказа. Полина и её подруги бомбили наступающие танковые колонны врага. «Мы летали на небольших самолетах, за которыми укрепилось название “небесный тихоход”, – вспоминала Гельман. – Немцы называли его “рус фанер”.
Деревянный каркас, обшитый фанерой и перкалью, пропитанной эмалитом – веществом, которое придавало ткани прочность, но легко воспламенялось. Открытая кабина с плексигласовым козырьком не могла защитить экипаж, состоящий из летчика и штурмана, не только от пуль и снарядов, но даже от сильного ветра.
Летали исключительно в темноте, делали до десяти и более вылетов.
Каждый вылет был связан с риском – загруженный горючим и бомбами (мелкие бомбы мы брали в кабины и бросали вручную), наш фанерный самолет мог в любую минуту превратиться в буквальном смысле в пороховую бочку, ибо попади в него даже осколок снаряда или пуля – взрыв был бы неминуем...»
Были у самолета и значимые достоинства: он был неприхотлив и обходился без бетонных взлётно-посадочных полос, мог подлететь к цели совершенно бесшумно – пилот выключал мотор, и машина планировала в тишине. И когда штурман дергала ручку сбрасывателя, полнейшая тишина сменялась для немцев паникой и неразберихой на фоне взрывавшихся откуда ни возьмись бомб.
За каждый сбитый «рус фанер» полагались железные кресты...
Как правило, в вылетах участвовало два экипажа – эту тактику девушки разработали сами. Первый вызывал на себя огонь, а второй, приглушив мотор, подходил с другой стороны и поражал цель. Огневые средства переключались на него, и тогда первый экипаж спокойно наносил свой удар по цели..
Отработанные в боях навыки и буквально снайперская точность бомбометания позволили в дальнейшем успешно выполнять задания так называемой «Эльтигенской операции» во время боев в Крыму. Тогда, осенью 43-го, в посёлке Эльтиген на берегу Керченского пролива противником был блокирован морской десант.
На окружающих посёлок высотах фашисты расположили свои батареи и крупнокалиберные пулемёты, вдоль берега дежурили их торпедные катера. Оказать помощь окружённым бойцам можно было только с воздуха.
Полина была в числе тех, кто на протяжении месяца сбрасывал окруженным советским бойцам висящие на бомбодержателях мешки с оружием, продовольствием и коробками с патронами. Десанту с их помощью удалось прорваться из окружения и соединиться с войсками, захватившими плацдарм в районе Керчи.
После Крыма было небо Белоруссии, Польши, а затем и Германии, где 5 мая 1945 года в Берлине состоялся последний боевой вылет Полины Гельман. После войны полк был расформирован, и Полина Гельман продолжила обучение, восстановившись на четвертом курсе истфака.
А летом 1946 года узнала о присвоении ей звания Героя Советского Союза.
Вот такая вот слабая сильная женщина.
подробнее о лётчице здесь:
http://www.berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer5/Kuksin1.php
|
| |
| |
| Рыжик | Дата: Среда, 07.03.2018, 02:48 | Сообщение # 324 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 297
Статус: Offline
| ИНТЕРВЬЮ
— Понимаю, понимаю ваше желание. Я ведь уходящий объект, как снег в марте. Того и глядишь растаю. Как хорошо однажды понять, что ты человек прошлого. Знакомые думают, что они знают тебя, а на самом деле они помнят тебя...
— Флобер однажды признался: «Эмма Бовари — это я». А ваш герой из фильма «Осенний марафон»...
— Андрей Бузыкин. Да, это я. Да, «Осенний марафон» фильм автобиографичный, и вообще многое в моих пьесах идёт от личного опыта, по ним странствуют мои чувства. Как и мой герой, я не мог сказать жене, что люблю другую. Не мог сказать. Что от другой женщины у меня родился сын.
Я вот иногда думаю, как же прихотливо жизнь плетёт свои узоры. Ведь ранние страницы жизни моего сына так перекликаются с моим детством! Его мама, как и моя, умерла, когда оба мы были совсем крошечными. Я взял малыша в свою семью, а жена моя относилась к нему не очень хорошо...
Когда я остался без матери, меня забрал в свою семью дядя. И мне тоже было дискомфортно. Он был вполне обеспеченным человеком, но я всегда чувствовал свою неполноправность.
Время от времени он выгонял меня из дому. Никогда не забуду, как в нашем классе собирали деньги мне на ботинки. У меня не было даже денег на кино. Девочки покупали мне билет.
Это унижение, неуверенность в себе иногда принимали уродливые формы. Я взрывался, чтобы самоутвердиться. Спорил во время урока, который мне не нравился. А то вылезал в окно и спускался по пожарной лестнице.
— Представляю, как мучились с вами учителя.
— А уж как я представляю! Ведь сам побывал в их шкуре: работал сельским учителем. Плачевно кончилась моя карьера: меня выгнали из комсомола. И знаете почему? Стихи детям читал не те — Есенина. Бдительные коллеги засекли сразу. Ну а мне не привыкать.
В 6-м классе меня исключили из пионеров. В лагере над кроватью я повесил фото своего любимого артиста Качалова. Вожатый возмутился: это что ещё за личность в широкополой шляпе с кольцом на руке? Повесил бы Будённого или Ворошилова!..
И надо мной устроили суд, на линейке сняли с меня галстук. Начальник лагеря грозно кричал: «Мы таких в 19-м году расстреливали!»
— А что вы преподавали в школе?
— Русский и литературу. И так мне это было невмоготу, что я отказался от брони и пошёл служить в армию.
А там было ещё муторнее, чем в школе. Однажды получаю письмо от своей девушки: встречай тогда-то. Я отправился на свидание без увольнительной. И, как назло, встречаю командира. «Где увольнительная?» — спросил он меня грозно. «У меня её нет, но есть договоренность о встрече с девушкой». — «Крр-уу-гом!» — гаркнул он. «Не кричите, товарищ капитан, вы потом меня накажете, но сейчас я не могу не пойти». Как ни странно, случай этот остался без последствий.
— А что за девушка, из-за которой вы чуть не загремели на гауптвахту?
— За несколько дней до призыва раздался телефонный звонок. Милый, умный женский голос предложил встретиться, познакомиться. Моё воображение нарисовало прекрасную девушку, и я, испугавшись, от встречи отказался. «Я для вас неподходящая кандидатура», — прорывался из меня комплекс. «Да вы не волнуйтесь, я тоже маленькая, серенькая», — умно успокаивала она меня... Пять дней мы провели вместе. На шестой мне уходить в армию. Провожала меня она одна.
Все вокруг плакали, все, кроме моей девушки. «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена», — засмеялась она.
— В каком году это было?
— В 41-м. Война для нас началась совершенно неожиданно. Моя рота смотрела кино в доме Красной Армии. Я отбился, чтоб полтора часа побродить по городу одному. К концу сеанса вернулся к своим и вижу такую картину. Солдаты-мальчики, возбуждённые, выскакивают из клуба: «Ты что, не слышал! Объявили войну. Какое счастье! Свобода! Повоюем недельки две и победим. А там и дембель».
Мы шли по городу, пели, смеялись, а женщины плакали нам вслед.
Очень скоро мы поняли, до чего же были глупы и благостны, в считанные дни пришло горькое осознание беды, отрезвление.
— Кем вы были на войне?
— Рядовым связистом. В одной из атак под Ржевом рухнул в чёрную воронку. На меня повалились солдаты. Лежу, дышать нечем, только шепчу: слезьте, ребята, слезьте.
Оказалось, что на мне лежали трупы, а я «заработал» осколок чуть ли не в самое сердце. Ещё одно ранение получил в 44-м. Пуля прошла между рёбер и завязла в лёгком.
— А награду какую получили?
— Медаль «За отвагу». Но я её очень скоро потерял. Вытряхивал из одежды вшей, она и слетела. Осталась только сероватая планка с голубыми полосками по бокам.
Когда поправился, получил пятидневный отпуск. Моих родственников в городе не оказалось, и я решил поехать к мачехе. Хорошо, что она хоть впустила меня в дверь. Достаю из мешка сухой паёк — тушёнка, сухари, сало. Она так жадно на всё это смотрела, что я решил уйти, мол, пусть она поест без стеснений. А когда вернулся, увидел, что все мои продукты аккуратно сложены в пакет. А мачеха горько плачет. Как же мне стало тогда стыдно! Чувство мне очень и очень знакомое. Я всю жизнь терзаюсь своими ошибками и стыдами.
Чувство вины за всё, что происходит вокруг, и угрызения совести — мои постоянные спутники.
— Очень трудно жить так. А я-то думала, что вы счастливы своей заслуженной славой.
— Счастье — это всего лишь пустынное слово среднего рода. Это очень мимолетное состояние — пронзило и прошло. Разочарование наступает мгновенно.
А несчастье — длительно. Но мгновение счастья всё-таки преодолевает все долгие разочарования и неуверенность в себе.
— Неужто вы, пьесы и сценарии которого так востребованы, не уверены в себе?
— Ещё как! Ох, и не люблю я людей волевых, без совести и душевных мучений, которые готовы взять в свою власть другого. Мне главное — жить незаметным человеком.
— Ваши попытки жить незаметно всё равно не удались. Вас знает вся страна.
— И тем не менее я очень часто ощущаю себя человеком вне времени и вне планеты. Живу себе тихонько на своём островке. Никогда не отмечал не только юбилеев, но даже дней рождения. Сначала потому, что жил у чужих людей, потом служил в армии. Потом война. Потом мучительная семейная жизнь, еле дотягивали до зарплаты. Помню однажды, жена принесла чекушку в день рождения. Так в нашем бюджете сразу образовалась дырка. Вот так и жили.
— Но отдыхать-то хоть умеете?
— Нет. Никогда не ставил себе такой задачи. Отдыхаю тогда, когда встречаюсь и разговариваю с приятными людьми. А вернувшись домой, мучаюсь, не обидел ли кого, не сказал ли что не так. Начинаю звонить по телефону и просить прощения. Мой младший сын как-то спросил: «Пап, а у тебя бывает, что ты знаешь, что впереди будет что-то хорошее?» Не-а. У меня есть только жалость ко всему, что подавлено, унижено. И неприязнь к тому роскошному, что всё время показывают по ТВ.
Я с теми, кому тяжело, кто мучается.
— Но повседневные радости хоть иногда посещают вас?
— Конечно, вот недавно шёл по улице, подходит ко мне незнакомая женщина и говорит: «У вас пуговицы неправильно застегнуты». Перезастегнула, как надо, и попрощалась. А у меня на полдня настроение поднялось. Я так люблю таких простых людей. Мне с ними легко.
Я всегда себя чувствую человеком из очереди, одним из тысяч и тысяч.
Этому меня научила война.
Вспоминаю торжество в Царском Селе. Все приветствуют какого-то хорошего начальника. А я поднял тост за официантку и поцеловал ей руку. И было изумление — ведь в этом дворцовом зале целовали руку только принцессам.
— Значит, Галина Волчек не пошутила, когда однажды сказала, что Володин любит официанток?
— Это правда. Я частенько заглядываю в свою «рюмочную». Там работают разливальщицы, умные такие, есть и с высшим образованием, с необыкновенным кругозором. Даже усталые они улыбаются тем, кто пришёл. С ними я люблю разговаривать «за жизнь».
— Коль скоро вы заговорили о рюмочной, спрошу о вашей книге «Записки нетрезвого человека». Вышло несколько изданий, и я слышала, работаете над следующим. Зачем вы делаете достоянием миллионов свою слабость в стране, где пьянство национальная беда? И потом, как можно работать на задурманенную голову?
— Вы прямо как моя жена. «С тяжёлыми мыслями, — говорит она, — надо бороться не выпивкой, а хорошими мыслями». Но если они появляются именно после того, как выпьешь? Корни этой слабости на фронте. У меня есть такие строчки:
Убитые остались там,
А мы, пока ещё живые,
Всё допиваем фронтовые,
Навек законные сто грамм.
Однажды эта слабость спасла меня.
Писателей посылали по клубам с лекциями о литературе. Я рассказал о Пастернаке, который получил Нобелевскую премию за Живаго, да о Солженицыне, которого топтали.
Вызывают меня в райком партии и читают письмо какой-то учительницы. И грозно-грозно спрашивают, было ли такое. Сознаюсь. А в конце её письма была фраза о том, что я был нетрезв. Райкомовцы оживились: «Что пил? Да разве можно водку пивом запивать?» И порвали письмо.
— Вы встречались со многими известными людьми. Расскажите хотя бы о некоторых, наиболее близких вам.
— Было это в конце 50-х годов. Ленинград, поэтический вечер. После вечера гурьбой поехали в гостиницу «Октябрьская». Выпили. Молодой человек взял гитару и запел. Он пел, а у меня росло ощущение, что он ниспослан откуда-то свыше. Слёзы покатились по щекам.
На другой день я нашёл того, кто вчера пел. Оказалось, его зовут Булат Окуджава. Я взмолился, чтобы он пришёл в Дом кино, я соберу хоть немного людей. А он говорит: «Да у меня всего семь-восемь песен», но, смущаясь, согласился. Собралось нас человек пятнадцать. Он спел эти свои восемь песен. Стали просить ещё. Он ещё раз спел те же песни. Вскоре директор Дворца искусств позвонил мне: «А кто такой этот Окуджава? Что-нибудь антисоветское?» Я говорю, что это не очень советское, но и не антисоветское. Это выше и того и другого.
Через день начались поношения его. Писали, что за такими, как Окуджава, девушки не пойдут, они пойдут за сафроновыми и грибачёвыми.
Часто у Окуджавы было тяжёлое состояние. Тогда он звонил мне: «Шура, я к тебе приеду». И боязливо спрашивал: «Только гитары у тебя нет?» Он к концу жизни разлюбил петь. С его уходом из жизни не стало половины моей души...
Конечно, я любил Товстоногова. Он первый поставил мою «Фабричную девчонку».
Когда ему что-то не нравилось, он гоготал. Я поначалу думал, что в театре его потому и звали Гога. Товстоногов мечтал умереть, как артист Бабочкин, в машине. И это было ему даровано. Он только и успел подрулить к тротуару и притормозить. С такой же точностью, какой он владел сценой.
Видно, высшие силы позаботились о нём до конца.
— А Евстигнеева вы знали?
— Каким же простонародным человеком был он в жизни, застенчивым, немногословным! Бормотнёт своим знаменитым баском и замолкнет. С ним было исключительно легко и просто. Он никогда не чувствовал себя умнее других. Но перед ним, таким простым, таксисты останавливали машины, швейцары распахивали двери. И ему было неловко.
— А когда в вашу жизнь вошёл театр?
— После войны передо мной встал вопрос: восстанавливаться ли в ГИТИСе. Но в то время я театр разлюбил, душа моя увяла. Не хотелось ничего. Старался подбодрить себя: и что ты разнюнился? Вон люди живут без рук, без ног. А сколько старушек доживает свой век в переходах. Им-то ещё хуже, чем тебе. И тогда я написал себе плакат: «Стыдно быть несчастливым».
И начал действовать. Решил поступить в институт кинематографии.
Помню, как перед экзаменом по специальности досыта наелся хлеба. Мне стало нехорошо, и я сидел, тупо уставившись в доску. Преподаватель, показывая на меня, обращается к аудитории: «Вот вы все сразу схватились за ручку, а он, молодец, не спешит, сначала обдумывает».
Еле-еле я написал тогда страничку и сдал её. Через несколько дней слышу: «Какой-то солдатик, по фамилии Лифшиц, написал потрясающий рассказ, всего на одной страничке».
— А при чём здесь Лифшиц?
— Да это же я. Володиным я стал позже.
В альманахе «Молодой Ленинград» приняли мой первый рассказ. Я, воодушевленный новостью, пришёл в издательство со своим шестилетним сыном Володей.
Редактор, смущаясь, заговорила о моей неподходящей фамилии. И предложила мне стать Володиным, в честь моего сына. И я им стал.
Беседу вела Наталья Ларина, «Литературная газета»
|
| |
| |
| REALIST | Дата: Суббота, 17.03.2018, 09:04 | Сообщение # 325 |
|
добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 217
Статус: Offline
| ...Создатель идеологии персонального компьютера и его первого промышленного образца <Альтаир-8800> Генри Эдвард Робертс (H. E. Roberts) родился в 1942 г.
Будучи дипломированным инженером, владельцем производства персональных компьютеров, он привлёк к себе студента Билла Гейтса и в компании с ним организовал знаменитый "Microsoft".
Все знают, чем это кончилось, но далеко не всем известно, что в 1986-м Г. Э. Робертс продал свою долю в компании, поступил в захолустную медицинскую школу, закончил её, а потом резидентуру по внутренним болезням.
С тех пор он успешно работает сельским врачом в небольшом посёлке Кохран в штате Джорджия. Компьютер он использует только для внесения регистрационных данных о своих больных и динамики этих данных.
Его психологический контакт с больными идеален, его медицинский авторитет очень высок.
Эту поразительную информацию можно найти в книге А.П.ЗильбераЭТЮДЫ МЕДИЦИНСКОГО ПРАВА И ЭТИКИ, Москва 2008.
В англоязычной Википедии есть ещё несколько деталей:
Оказывается, Робертс ещё с юности хотел быть врачом, но кто-то в колледже, увидев, какой он мастер на все руки, уговорил его сначала стать электроинженером.
Он стал им, и вскоре придумал электронный калькулятор, который оказался очень популярным. Робертс открыл собственную маленькую фирму и быстро заработал свой первый миллион.
Но затем крупные электронные фирмы задавили его, и он погряз в долгах...
Тогда он придумал первый персональный компьютер (ещё без экрана).
Дело вновь пошло, стало не хватать рук, и он нанял Билла Гейтса и ещё несколько головастых ребят, чтобы развернуть производство.
Но ...тут он вспомнил, что ему уже 41 год - ведь его уже не примут в мединститут!
Он срочно продал свою долю за 2 миллиона долларов и поступил в только что открывшийся, на его счастье, захудалый провинциальный мединститут и окончил его в 47 лет!!!
Затем он устроился на работу участковым (семейным) врачом в малюсеньком городишке, скорее селе на 4000 жителей и там счастливо проработал до своей смерти от пневмонии в 2010!...
Он умирал в местном госпитале, и все переполошились, когда туда вдруг приехал самый богатый человек в мире - знаменитый Билл Гейтс проститься со своим первым работодателем...
Какая жизнь!!!
А ведь Билл Гейтс вполне мог завидовать Робертсу…
"Life is not about waiting for the storms to pass.... it's about learning how to dance in the rain.”
Сообщение отредактировал REALIST - Суббота, 17.03.2018, 09:11 |
| |
| |
| papyura | Дата: Среда, 21.03.2018, 17:32 | Сообщение # 326 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1549
Статус: Offline
|
Vladimir Horowitz A Reminiscence from Roman Nabutovskyy on Vimeo.
|
| |
| |
| BROVMAN | Дата: Суббота, 31.03.2018, 10:00 | Сообщение # 327 |
|
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 447
Статус: Offline
| «Но где снега былых времён?» — спрашивал когда-то средневековый французский поэт Франсуа Вийон.
В нашей, и только в нашей, памяти.
В памяти наших детей и внуков останутся снега других времён. Всё проходит…
Куда делись патефоны, без которых представить себе довоенные времена просто немыслимо? Граммофоны наших отцов и дедов сохранились только в музеях да в реквизиторских киностудий и театров. Ушли, уходят радиолы и проигрыватели.
Недалёк час, когда устареют и лазерные диски, уже пришло цифровое телевидение, Интернет и ещё Бог знает какие чудеса…
Истлеют, сотрутся телевизионные записи и негативы кинолент. Кое-что, быть может, попытаются перевести на новые, неведомые нам способы воспроизведения, и наши правнуки увидят снега былых — наших — времён.
Что-то их удивит, что-то насмешит, а что-то, и очень многое, они просто не поймут.
Да что говорить?! Даже совсем недавнее, прожитое нами в молодости, нам же самим уже непонятно и загадочно, как времена царя Хаммурапи.
Мы сами удивляемся: это с нами было? И мы этому верили?
Снега былых времён…
Исай Кузнецов
|
| |
| |
| papyura | Дата: Понедельник, 23.04.2018, 10:21 | Сообщение # 328 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1549
Статус: Offline
| Тревожитесь за тётку?
Опубликовано десять лет назад, записано еще раньше...
С тех пор болезнь заметно прогрессировала.
***
Уже не раз и не два, с понятным восторгом, я пересказывал свои «попутные» диалоги.
Очень выгодно: поднимаешь руку у тротуара — и за триста рублей доезжаешь до места, а характер и сюжет получаешь бесплатно, в виде бонуса.
На сей раз Господь послал мне классического советского технаря-итээра, симпатичного мужчину средних лет на дешёвой иномарке. Очки, правильная речь, положительный социальный заряд.
Разговор довольно скоро соскользнул на геополитику.
— Обложили нас кругом, — задумчиво сообщил технарь. — И радары эти против нас… Рвутся к ресурсам.
Я попытался уточнить причинно-следственную связь. Оказалось: Штаты ждут момента, чтобы нанести ядерный удар, всех нас уничтожить и прорваться к нефти, газу и всему остальному, что закопано внутри.
Моё робкое соображение о том, что у Штатов, в общем, всё есть и хватает головной боли помимо нашего ответного ядерного удара, принято в расчёт не было.
Хотят, ждут момента!
— Вот уже в Прибалтике НАТО… — говорил технарь. — А у меня в Пскове тётка.
Родственный поворот разговора шевельнул во мне человеческие чувства.
— Тревожитесь за тётку?
— Да, — просто ответил он.
— Что же делать? — спросил я, уже готовый к нестандартным предложениям.
— В принципе можно положить на грунт возле Флориды подлодку с боезапасом и рвануть вместе с командой, — складно ответил он, не меняя рядности и скорости движения.
Судьба Флориды и команды российских моряков была решена в районе метро «Сокол» секунд за пять.
— И что? — спросил я, дурак дураком.
— Цунами будет, Флориду смоет, — просто пояснил он.
— Согласились, — говорю. — Что дальше?
— Так, — неопределенно пожал он плечами и замолк. Видимо, дальнейшие шаги по повышению обороноспособности России ещё не были просчитаны российским инженером.
А может быть, идея смыть Флориду показалась ему вполне самоценной…
Самое поразительное в этом сюжете вот что: моим собеседником был совершенно нормальный и даже симпатичный человек.
Вот ей-богу! Не вещал о конце света и числе Зверя, не рассказывал, как его облучали из угла…
Минут за пять до того, как утопить Майами, он по мобиле договаривался с какой-то бабой Леной: чего-то ей привезёт под Тверь, поможет по хозяйству…
Вскоре после направленного ядерного взрыва российской подлодки (вместе с экипажем) уже вполне адекватно оценивал и наш генералитет, и наш менталитет, и наши выборы, и вороватость начальства…
То есть мыла человек не ест, цвета различает, головой шурупит!
Но Дядя Сэм из нашего детства, тянущий кровавые пальцы-ракеты к мирной советской Родине (рисунок Фомичева, стихи Энтелиса), пустил, видать, побеги по всему организму.
В девяностых, полагаю, боль поутихла, но новая инъекция антиамериканизма, уже из путинского шприца, сделала свое дело…
И вот нормальный, адекватный во всём остальном человек резко теряет самокритику и начинает бредить вслух, и в бреду с аппетитом пережёвывает геополитическое мыло, которое вчера скормило ему Останкино.
В том-то и ужас: это тупое, наглое, плоское давление на мозги даёт требуемые результаты. Требуемые им, разумеется.
И происходит это вовсе не только в случае с быдлом, как нам хотелось бы думать…
В. Шендерович, Впервые опубликовано в NT № 12 от 24 марта 2008 года
|
| |
| |
| Бродяжка | Дата: Пятница, 27.04.2018, 08:13 | Сообщение # 329 |
 настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 710
Статус: Offline
| ПАМЯТИ Человека-легенды:
https://evreimir.com/145537/18-04-26-avrutin_degen1/
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Вторник, 01.05.2018, 18:35 | Сообщение # 330 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
| 
Ровно год назад в Люксембурге в возрасте 92 лет скончался Анатолий Алексин - культовая фигура для людей старшего поколения, которые читали его школьниками в СССР.
Кто-то называл его патриархом детской советской литературы, другие - искусным создателем иллюзии советского детства. Но никто и никогда не ставил талант Анатолия Георгиевича Алексина - настоящая фамилия Гоберман - под сомнение.
Анатолий Алексин написал три романа, 43 повести, 97 рассказов и книгу воспоминаний.
Без этих вещей немыслимо детство советского ребёнка: «Мой брат играет на кларнете», «В Стране Вечных Каникул», «А тем временем где-то…», «Поздний ребёнок», «Безумная Евдокия», «Третий в пятом ряду»...
Однако ему не вскружил голову успех от выхода в свет более 200 книг тиражом 120 млн экземпляров; от перевода произведений на 48 языков; от спектаклей, которые непрерывно ставили по его 13 пьесам в более чем 250 театрах России и мира; от 17 снятых по его повестям фильмов, где играли талантливые актёры — Ахеджакова, Куравлёв, Меркурьев, Муравьёва, Смехов, Фрейндлих...
Марк Твен, Алан Милн и Анатолий Алексин!.. очевидно не зря имя его среди трёх лучших детских писателей мира ХХ века, объявленных ЮНЕСКО .
В наше время - середина 1970-х. - не было профессии школьного психолога, но для всех детей им был Алексин.
Он знал о школьниках всё, рассказывал об их первых проблемах, порой драматических. Отвечал на вопросы: «Как понимать людей?», «Как сделать правильный выбор?», «Что такое хорошо и что такое плохо для подростка?».
Романтика и сентиментальность сочетались в его творчестве с глубоким реализмом и бытовыми подробностями.
Мир детства и юности существовал во всех его многочисленных произведениях. Это забавные, грустные и поучительные истории.
Анатолий Алексин прожил длинную жизнь и всегда был звездой первой величины на небосклоне прекрасной советской детской литературы!
И мы всегда будем помнить этого замечательного писателя и Человека!
*********************
а здесь ... разговоры с Анатолием Георгиевичем:
http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer5-polovec/
|
| |
| |
|
