| Форма входа |
|
 |
| Меню сайта |
|
|
| Поиск |
|
|
| Мини-чат |
|
|
|
|
|
воспоминания
| |
| BROVMAN | Дата: Суббота, 21.09.2019, 10:45 | Сообщение # 436 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 447
Статус: Offline
| В самом центре Израиля, в Яффо, находится старинный квартал, чья история поразительным образом соединила русских, евреев, американцев, швейцарцев.
И хотя квартал этот вот уже 150 лет называется Американской колонией, на самом деле его история тесно связана с именем российского подданного Платона Устинова.
Биография этого колоритного человека полна противоречий и резких поворотов...
Платон Григорьевич Устинов родился в деревне Устиновка Саратовской области в 1840 году. Его дед был богатейшим купцом Саратова и бесплатно снабжал оружием русскую армию во время войны с Наполеоном, за что получил дворянский титул и поместье Устиновка.
В детстве Платон наблюдал разгульный образ жизни отца и его произвол по отношению к крепостным и, когда отец умер, а юноша унаследовал его поместье и приличное состояние, он, как новый хозяин, сразу даровал свободу крестьянам, что вызвало неудовольствие царской власти...
Однажды из-за тяжёлого воспаления легких он по совету врача отправился на лечение в тёплую Италию, где познакомился с четой миссионеров швейцарской протестантской церкви - Петером и Доротеей Мецлер. Их пламенные речи так увлекли Платона, что он последовал за ними на Святую землю, в Яффо.
В Яффо Мецлеры вели религиозную деятельность, содержали приют для паломников и владели паровой мельницей. С середины 1861 года Устинов поселился в приюте Мецлеров и стал их деловым партнером.
То ли теплый климат Святой земли, то ли молитвы помогли, но через год Устинов выздоровел.
В 1862 году он вернулся в Россию, оставив Мецлерам приличную сумму на строительство миссионерской школы, больницы и приобретение земли и недвижимости в Яффо.
Петер Мецлер приобретает 5 домов Американской колонии и участок земли, на котором через 35 лет будет построена протестанская церковь "Эммануэль". Американские дома он вскоре перепродает новым жителям квартала - немецким темплерам.
Связь Устинова с Мецлерами настолько крепчает, что по просьбе Платона они в 1869 году приезжают в Устиновку, чтобы помочь ему наладить хозяйство. В 1875 году Устинов перешёл из православия в протестантство, продал поместье в Устиновке и женился на 16-летней дочери Мецлеров Мари.
Молодожёны переезжают в королевство Вюртемберг в Германии, где правит королева русского происхождения - Ольга Вюртембергская. Получив от неё германское гражданство и титул, Устинов становится бароном Платоном фон Устиновым.
Через два года он вернулся в Яффо и приобрёл у темплеров двухэтажное здание, служившее до этого общинным домом и школой. Он достраивает третий этаж и превращает просторный двор в прекрасный сад с экзотическими птицами и обезьянами.
Этот сад стал одним из первых парков в Эрец-Исраэль и любимым местом для жителей Яффо.
Дом барона фон Устинова - "Отель Парк".
Устинов с женой проживали на двух верхних этажах особняка, а на первом барон устроил музей древностей, который постоянно пополнял археологическими находками со всех концов страны. Он открыл в Яффо больницу, где предоставлялась бесплатная медицинская помощь всем нуждающимся, в том числе евреям - репатриантам первой алии.
Устинов прожил в Американской колонии 35 лет. Здесь в 1888 году, после длительного бракоразводного процесса, он расстался с первой женой и сочетался новым браком - с дочерью крещеного польского еврея Магдаленой, которая и родила барону пятерых детей.
В 1895 году Устинов открыл на первых двух этажах своего дома гостиницу "Отель Парк" и перешёл жить на третий этаж. В семье начались финансовые трудности, которые заставили барона сначала перебраться в небольшой деревянный дом по соседству, а потом и вовсе покинуть Святую землю.
В 1913 году Платон фон Устинов и его семья перебирается в Англию.
Барон распродаёт свою коллекцию древностей трём музеям, среди которых Британский музей и этнографический музей Осло в Норвегии. При жизни он успел увидеть лишь часть вырученных денег, остальное музеи выплатили его наследникам.
Первая мировая война трагически сказалась на судьбе семьи.
Двое сыновей Устинова воевали на стороне Германии, а двое других - на стороне Великобритании. Сам престарелый Платон Устинов, оставаясь патриотом России, отправился добровольцем помогать родине.
В 1917 году, после множества лишений, старый барон умер от голода в районе Пскова...
В 1926 году его вдова Магдалена продала семейный дом в Американской колонии Лондонскому обществу по распространению христианства на Святой земле.
Сегодня это здание называется "Бейт-Эммануэль" и в нём расположен хостель для туристов и культурный центр мессианских евреев. Большой зал на первом этаже посвящён жизни и деятельности барона Платона фон Устинова.
Кстати, известный всему миру актёр Питер Устинов, лауреат двух "Оскаров", - это внук Платона Устинова...
А что же стало с Американской колонией в Яффо, спросите вы.
Здания там ветшали и разрушались. Двадцать лет назад их определили под снос, но правнук одного из жителей, Рид Холмс, отстоял один дом у тель-авивского муниципалитета и реконструировал его на собственные средства.
В 2005 году он открыл там этнографический музей, рассказывающий о неудачной попытке американских колонистов пустить корни в Яффо.
С тех пор Американская колония меняется на глазах.
В ней возведён престижный жилой проект The Village, дома которого созданы по прототипу домов его первых поселенцев.
В 2017 году реконструированы запущенное здание бывшей гостиницы "Иерусалим" и соседний дом американских колонистов, превратившиеся в эксклюзивный отель "Дриско". Недавно завершилась реконструкция ещё двух полуразрушенных домов, принадлежавших семьям немецкой секты темплеров.
Отель-бутик "Дриско".
В квартале работает музей "Дом дружбы Мэна", рассказывающий трагическую историю американских поселенцев из штата Мэн, основавших этот квартал в 1866 году.
Лютеранская церковь "Эммануэль" приглашает послушать органную музыку, а в культурном центре "Бейт-Эммануэль" работает экспозиция, связанная с деятельностью барона Платона фон Устинова.
Тут же растёт громадный бенгальский фикус - единственное сохранившееся дерево из некогда прекрасного сада саратовского барона...
|
| |
| |
| Рыжик | Дата: Суббота, 05.10.2019, 09:44 | Сообщение # 437 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 299
Статус: Offline
| Все они некогда в СССР занимали видные посты и были засекречены...
А потом эмигрировали в Израиль. И оказались там абсолютно невостребованы. Их знания и опыт в области самолетостроения, казалось, никому в Израиле не были интересны.
Ефим Беккер
Создатель реактивных двигателей для истребителей МиГ, доктор технических наук, лауреат Госпремии СССР Ефим Беккер подметал улицы и ухаживал за престарелыми.
Абрам Франк
Тем же занимался в Кирьят-Гате доктор технических наук, профессор Абрам Франк. Тот самый, который создал двигатели для стратегического бомбардировщика ТУ-22.
Илья Лещинский
Ведущий специалист КБ реактивных двигателей работал мастером на крохотном кожевенном заводике.
Рафаэль Приампольский
68-летний доктор технических наук, специалист по газовым турбинам не смог устроиться на работу даже дворником - и прозябал на пособии...
Михаил Перский и Александр Бакст
Такая же судьба постигла выдающегося специалиста по реактивным двигателям Михаила Перского и Александра Бакста, чьи двигатели и сегодня стоят на российских боевых самолетах.
Александр Равич и Геннадий Сверников
Мыли подъезды крупные двигателисты, доктора технических наук и заслуженные изобретатели СССР Александр Равич и Геннадий Сверников.
Скорее всего, они и продолжили бы заниматься не своим делом до конца дней своих.
Если бы...
Если бы в голову профессора Давида Лиора не пришла идея. Он создал компанию «Беккер андаса», творческое ядро которой и составили наши восемь дворников.
И сумел заинтересовать своим проектом компанию РАФАЭЛЬ, которая рискнула и приобрела половину акций «Беккер андаса»...
Стосковавшимся по настоящему делу инженерам выделили небольшой завод - для изготовления экспериментальных образцов.
И вскоре там были произведены новейшие двигатели для беспилотных самолетов, аналогов которым по мощности, экономичности и массе пока не существует.
Когда профессор Лиор продемонстрировал эти двигатели знаменитой фирме «Pratt and Whitney», её топ-менеджеры немедленно предложили 7 миллионов долларов за переезд "Беккер андаса" в США. Но Лиор отказался.
Американцы теперь намерены произвести крупные инвестиции в строительство завода, который будет производить в Израиле уникальные авиадвигатели - плод творчества работников метлы.
А современные русские ракеты без евреев летать не хотят...
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Суббота, 26.10.2019, 09:25 | Сообщение # 438 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
| Кажется, мироздание дало Савелию Викторовичу Крамарову жизнь исключительно для преодоления. И распорядилось так, что, преодолев назначенное, он ушёл.
Это было и счастье, и трагедия артиста...
Савелий Викторович Крамаров
Первое испытание свалилось на Савелия, когда ему было четыре года: отца, известного юриста Виктора Крамарова, арестовали, и маленький Сава из счастливого карапуза, любимца мамы-папы, в один миг сделался сыном врага народа.
Жили с матерью очень бедно, парень ходил вечно голодный — никуда на работу маму не брали как жену врага народа. Пришлось развестись с отцом — и работа сразу нашлась.
Всё это Савелий поймет уже потом, когда подрастёт. Но всю жизнь он будет заново и заново изживать в себе изгоя. Тем более что в школе его отчаянно дразнили за косоглазие.
Родители в своё время пытались исправить его, но врачи не справились...
Мама Савелия умерла, когда мальчику едва исполнилось 16.
Незадолго до смерти она сумела своему сыну, стопроцентному еврею, в пятой графе написать «русский», чем избавила его от множества неприятностей в будущем.
Внешность у Крамарова была не ярко выраженная еврейская, и почти никто, кроме близких, и не подозревал о его национальности.
До тех пор, пока Савелий не начал ходить в синагогу. Но это уже потом, в 70-е…
А пока — лесотехнический институт, работа по специальности и мечты об актёрстве.
В 1959-м друг Крамарова, студент ВГИКа Алексей Салтыков (впоследствии прославившийся фильмами «Председатель» и «Друг мой, Колька!», снятым совместно с Александром Миттой) вдруг пригласил Савелия в свою учебную короткометражку — наивный морализаторский фильм «Ребята с нашего двора» о перевоспитании дворовых хулиганов.
Крамарову доверили роль главного хулигана Васьки Ржавого. Как и всё в судьбе Савелия, эта роль оказалась для него и счастьем, и несчастьем одновременно. Счастьем — потому что он наконец вырулил куда хотел, и вырулил очень уверенно, несчастьем — потому что амплуа хулигана оказалось железобетонным. Если и предлагали роль не хулигана, то непременно — придурка.
Звёздный час грянул в 1966-м, когда на экраны вышли «Неуловимые мстители».
Крамаров в роли Илюхи «Косого» появлялся в кадре со своим фирменным выражением лица — рот по-идиотски полуоткрыт, голова задрана куда-то вверх словно в ожидании ответа на дурацкий вопрос — и произносил несколько раз одну фразу: «А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…» Популярность фильма была немыслимой — и не в последнюю очередь, думается, благодаря Крамарову.
200-миллионная страна полюбила его так горячо, так беззаветно, что теперь он мог появляться на экране и не говорить ни слова — зрители хохотали как подорванные.
Советский зритель был невзыскателен и верен кумирам.
Загадочный феномен, конечно, — актёр становится кумиром миллионов, не приложив к этому особых усилий, не пожертвовав ничем, не растворившись в ролях, не создав ни одного по-настоящему законченного образа.
Ну кроме, наверное, Феди из «Джентльменов удачи».
Его фильмография — роли такого плана: «хулиган Васька Ржавый», «хулиган Пименов», «хулиган Васька Коноплянистый», «тунеядец», «анархист, нет в титрах», «болтливый водитель „газика“», «хулиган Кеша», «эсэсовец в массовке», «одноглазый шахматист».
И везде он выезжал за счёт этого фирменного выражения лица.
Тут, конечно, должен идти пассаж о том, как Крамаров мечтал о роли Гамлета или на худой конец — чеховского дяди Вани, но ничего такого и близко не было.
Савелий Викторович был вполне доволен — снимался много, зарабатывал тоже много, у него чуть ли не у единственного в стране был Фольксваген «жук» — роскошь по тем временам неописуемая...
Крамаров всегда был окружён красивыми женщинами, семьёй не обзаводился — всё откладывал на «потом». Толпы поклонников рвали его на части за автограф или просто за возможность секунду постоять рядом.
Слава и популярность Крамарова были феноменальными, и сам он был феноменом.
За что его любили? Ведь не создал ни одного значимого образа — тиражировал своё косоглазие и выражение лица. Казалось бы…
Но чудес не бывает. И народная любовь абы кому не дается.
Крамаров был клоун. Настоящий, стопроцентный клоун.
Он бы мог каждый вечер выходить на арену смешить детей и взрослых, но он настолько любил кинематограф, что даже отказался работать театре — какой уж там цирк.
Его образ — везде одинаковый — был прямым попаданием в зрительские смеховые рецепторы. Косоглазие было вместо красного носа, дурковатое выражение лица — вместо рыжего парика, экран — вместо арены.
Его все устраивало. Даже странно.
Но для умного и совестливого человека слава и благополучие — не добрые спутники, а испытание. Крамаров никогда не забывал своё детство изгоя и мучился от того, что не забывает.
Он страдал из-за того, что был вынужден скрывать свою национальность.
Он вспоминал рано ушедшую мать и, взрослый, благополучный, вальяжный, не переставал отчаянно тосковать по ней. Он не избавился от тоски по маме и в Америке — быть за тысячи километров от её праха казалось ему пыткой...
В целом в 70-е в Советском Союзе Крамаров был всем доволен, но это его и угнетало.
Он понимал, что надо что-то менять, но не мог сообразить — что именно.
И стал искать ответы на свои терзания в религии - начал регулярно ходить в синагогу, читал Тору.
Но такие штучки в СССР не проходили безнаказанно — его мгновенно взяли за заметку. Сначала запретили выезжать из страны, потом перестали давать роли.
С 1978 по 1981 годы у него, одного из самых популярных актёров страны, было двенадцать съёмочных дней.
И Крамаров решился.
Он подготовил документы на выезд в Израиль.
Надо ли говорить, что ему отказали и заодно превратили его жизнь в ад?
Ещё можно было наладить жизнь на родине — ему предлагали забрать документы на выезд в обмен на заграничные командировки и бесперебойные съёмки.
Но Савелий Викторович был человек, как выяснилось, решительный.
Он сказал «нет» и написал письмо Рональду Рейгану.
Как актёр актёру.
Письмо заканчивалось словами: «Зрители до сих пор смеются над героями моих фильмов, но лично мне самому сейчас не до смеха. Я не умираю с голоду, но не одним хлебом жив человек. И хотя хлеб у нас с вами разный и питаемся мы по-разному, но мы оба любим творчество и не можем жить без него.
Поэтому помогите мне обрести в вашей великой стране возможность работать по специальности».
Письмо зачитали несколько раз по «Голосу Америки», и Крамарова не просто выпустили — его вытолкали.
В Америке, куда он попал вместо земли обетованной, Савелий Викторович неожиданно для многих вписался в здешний кинематограф.
Пол Мазурски пригласил его в свою картину «Москва на Гудзоне», дав ему сразу одну из главных ролей.
Потом в интервью Мазурски недоумевал — почему такого талантливого актера на родине использовали в маленьких дурацких ролях?
Предложения шли одно за другим, вскоре Крамаров вступил в Гильдию актёров США, первым из советских артистов.
Это означало, что Крамаров — американский актёр русского происхождения. Он снимался вместе с Арнольдом Шварценеггером, Робином Уильямсом, Хелен Миррен, Уорреном Битти, Сильвестром Сталлоне, Пирсом Броснаном, Куртом Расселом.
Между делом с помощью лёгкой операции он избавился от косоглазия, а заодно с ним — с одним из главных своих комплексов.
Кроме того, он наконец стал ходить в синагогу открыто и даже соблюдал шабат.
Съездил в Россию, где его, как выяснилось, ни на секунду не забывали, хоть его имя и было убрано из всех титров.
В Америке Крамаров осуществил две своих, как ему уже казалось на излёте его жизни в СССР, несбыточных мечты — он стал отцом и купил дом в лесу неподалеку от океана.
Огорчало только одно — могила матери была далеко, за океаном.
Он не переставал тосковать по ней.
И тогда Савелий Викторович решился на безумство: в один из своих приездов в Москву, уже незадолго до смерти, он попросту выкрал из колумбария Донского кладбища урну с прахом Бенедикты Соломоновны, провёз его в полиэтиленовом пакете в Америку и закопал где-то недалеко от дома.
Где — никто не знает.
Мечтать больше было не о чём — всё исполнилось, всё сложилось так, как он представлял себе в самых счастливых снах.
Не зря говорят: мечтать вредно — мечты иногда сбываются.
Судьба изрядно помучила Крамарова. Она же, словно извиняясь за свои злодеяния, осыпала его всеми возможными удачами и благодеяниями.
Мечты сбылись, но воспользоваться ими сполна судьба Крамарову уже не дала.
Она поставила точку в самом «интересном месте», решительно и неожиданно.
В феврале 1995-го ему сделали операцию по удалению опухоли, последовали осложнения, инсульт, сначала он потерял зрение, потом — слух, потом — речь.
После второго инсульта, 6 июня 1995 года, Савелия Викторовича не стало.
Его похоронили на еврейском кладбище «Холмы вечности» в пригороде Сан-Франциско.
Надгробный памятник сделал Михаил Шемякин, друг Крамарова.
Памятник странноватый, но очень живой, каким и полагается быть памятнику комику. Стол. На столе — раскрытая книга с названиями крамаровских фильмов. По столу разбросаны маски. То ли это несыгранные роли, то ли просто символы-образы. Над столом — череп. Почему-то думаешь, что это бедный Йорик, символ скоротечности жизни.
На всё это смотрит с чёрно-белой фотографии спокойный и грустный человек, которому судьба отвалила сполна и славы, и боли, и любви, и печали.
Человек, который удивил всех.
Екатерина Барабаш
|
| |
| |
| Сонечка | Дата: Суббота, 09.11.2019, 08:10 | Сообщение # 439 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
| ПОД КРИКИ "УРА!"
Интересные данные из разных областей социально-экономической жизни, а также о ЗАКРЫТИИ 80 тысяч заводов и фабрик России собрала Ольга Дунаева:
Завод «Москвич» (АЗЛК) (род. 1930 – убит 2010)
Завод «Красный пролетарий» (род. 1857 – убит 2010)
Ижевский мотоциклетный завод (род. 1928 – убит 2009)
Ирбитский мотоциклетный завод («Урал») (род. 1941 – н.в. в коме после ранения)
Павловский инструментальный завод (род. 1820 – убит 2011)
Завод «Рекорд» (род. 1957 – убит 1996)
Липецкий тракторный завод (род. 1943 – убит 2009)
Алтайский тракторный завод (Рубцовск) (род. 1942 – убит 2010)
Судостроительный завод «Авангард» (Петрозаводск) (род. 1939 – убит 2010)
Судоремонтный завод ОАО «ХК Дальзавод» (Владивосток) (род. 1895 – убит 2009)
Радиозавод ПО «Вега» (Бердск, Новосибирская область) (род. 1946 – убит 1999)
Саратовский авиационный завод (род. 1931– убит 2010)
Омский завод транспортного машиностроения (род. 1896 – убит 2009)
Челябинский часовой завод «Молния» (род. 1947 – убит 2009)
Угличский часовой завод «Чайка» (род. 1938 – убит 2009)
Пензенский часовой завод «Заря» (род. 1935 – убит 1999)
Второй московский часовой завод «Слава» (род. 1924 – убит 2006)
Чистопольский часовой завод «Восток» (род. 1941– убит 2010)
Московский станкостроительный завод им. Серго Орджоникидзе (род. 1932 – убит 2007)
Завод «Станкомаш» (Челябинск) (род. 1935 – убит 2009)
Рязанский станкостроительный завод (род. 1949 – убит 2008)
Кронштадтский морской завод (род. 1858 – убит 2005)
Завод «Кузбассэлемент» (род. 1942 – убит 2008)
Иркутский завод радиоприемников (род. 1945 – убит 2007)
Завод точного литья «Центролит» (Липецк) (род. 1963 – убит 2009)
Хорский завод «Биохим» (Хабаровский край) (род. 1982 – убит 1997)
Томский приборный завод (род. 1961 – убит 2007)
Завод «Сивинит» (Красноярск) (род. 1970 – убит 2004)
Красноярский завод телевизоров (род. 1952 – убит 2003)
Завод «Динамо» (Москва) (род. 1897 – убит 2009)
Орловский завод управляющих вычислительных машин им. К.Н. Руднева (род. 1968 – убит 2006)
Оренбургский аппаратный завод (род. 1943 – убит 2009)
Хабаровский завод «ЕВГО» (род. 2000 – убит 2009)
Ульяновский радиоламповый завод (род. 1959 – убит 2003)
Завод им. Козицкого (Санкт-Петербург) (род. 1853 – н.в. в коме после ранения)
Завод Сибэлектросталь (Красноярск) (род. 1952 – убит 2008)
Оренбургский комбинат шелковых тканей «Оренбургский текстиль» (род. 1972 – убит 2004)
Барышская фабрика им. Гладышева (Ульяновская область) (род. 1825 – убит 2005)
Льнообъединение им. И.Д. Зворыкина (Кострома) (род. 1939 – убит 2011)
Камышинский хлопчатобумажный комбинат им. Косыгина (Волгоградская область) (род. 1955 – н.в. в коме после ранения)
Трёхгорная мануфактура (Москва) (род. 1799 – н.в. в коме после ранения)
Дальневосточный радиозавод (Комсомольск-на-Амуре) (род. 1993 – убит 2009)
Велозавод (Йошкар-Ола) (род. 1950 – убит 2006)
Велозавод (Нижний Новгород) (род. 1940 – убит 2007)
Пермский велозавод (род. 1939 – убит 2006)
Пролетарский завод (С.-Петербург) (род. 1826 – н.в. в коме после ранения)
Балтийский завод (род. 1856 – убит 2011)
Завод «Сибтяжмаш» (Красноярск) (род. 1941 – убит 2011)
Завод «Химпром» (Волгоград) (род. 1931 – убит 2010)
Иркутский завод карданных валов (род. 1974 – убит 2004)
Чайковский завод точного машиностроения (Пермский край) (род. 1978 – убит 1998)
Завод «Ижмаш» (Ижевск) (род. 1807 – убит 2012)
и еще около 78 тысяч заводов и фабрик, погибших в неравной схватке с оккупантами.
Это специально для запутинцев, славно поработал "подниматель с колен" ...
ДОСТИЖЕНИЯ РФ в КОСМОСЕ за последние 12 лет
В марте 2001 г. затоплена космическая станция «Мир».
В декабре 2010 г. сразу три спутника системы "Глонасс" не выведены на орбиту, затонули в океане. ("Глонасс"– разработка СССР).
В феврале 2011 г. не вышел на связь геодезический космический аппарат военного назначения "Гео-ИК-2".
В августе 2011 г. потерян телекоммуникационный аппарат "Экспресс-АМ4" и грузовой корабль "Прогресс".
В ноябре 2011 г. неудача с "Фобос-Грунт".
В декабре 2011 г. потерян спутник "Меридиан".
В августе 2012 г. неудача с двумя спутниками связи «Экспресс-МД2» и Telkom 3...
СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО в РФ ... и ЛЮДИ
Число работающих на селе - 1,17 млн. человек (за 20 лет сократилась в 5 раз).
Безработных на селе - более 5 млн. человек (их не учитывают, т.к. они имеют подсобные хозяйства).
20 лет назад Россия насчитывала 48 тысяч крупных коллективных хозяйств на селе.
Сегодня их количество сократилось впятеро, 30% из них убыточны.
Страна вернулась к мелкотоварному производству и натуральному хозяйству с преобладанием ручного труда.
Сегодня более 50% продуктов животноводства и 90% овощей производится в личных подворьях.
По производительности труда Россия в 8 раз отстаёт от уровня ЕС.
Выращенную продукцию у частника за бесценок скупают диаспоры перекупщиков.
Потребсоюзов давно нет.
Закрыто на селе:
15600 клубов,
4300 библиотек, 22000 детсадов, 14000 школ.
Деградация и вымирание.
Исчезло 20 тысяч деревень, осталось 47 тысяч деревень, во многих из которых нищенское существование влачат несколько доживающих свой век стариков.
МНЕНИЯ СПЕЦИАЛИСТОВ ПО СЕЛЬСКОМУ ХОЗЯЙСТВУ
Ш.А.Гусейнов:
«в СССР вылавливалось до 12 млн. тонн рыбы в год и 80% ее шло на внутренний рынок. Сегодня РФ вылавливает лишь 3,2 млн. тонн, и 1,5 млн. из них отправляется на экспорт»...
С.А.Сидоров, д.т.н., учёный в области сельхозмашиностроения:
«отраслевая наука практически разрушена.
Из 70 научных организаций не осталось ни одной»...
А.А.Ежевский, бывший министр:
«В 1990 году в СССР производилось 214 тысяч тракторов и 65 тысяч комбайнов. Сейчас в РФ – 8 и 7 тысяч соответственно».
Академик РАСХН В.И.Кашин:
«Начатый в эпоху Б.Ельцина разгром экономики, в том числе АПК, сегодня приобрёл законодательную базу».
Академик РАСХН В.С.Шевелуха:
«Среди первоочередных задач – национализация земли и природных ресурсов. Иначе РФ ожидает голод».
В.А.Стародубцев:
«из 21 млн. коров [в РСФСР] осталось менее 7 млн. Все эти годы шло политическое убийство крестьянства, как основы российского народа».
ВЫВОДЫ
1.После приватизации и реформ ни одна из промышленных отраслей – нефть, газ, металлургия, энергетика, химия, машиностроение, сельское хозяйство, лёгкая промышленность не стала работать эффективнее.
Почти полностью уничтожены отрасли – гражданское авиастроение, судостроение, приборостроение, электроника, машиностроение.
2.За 20 лет уничтожено почти 2/3 промышленного потенциала России... тысячи крупных промышленных производств.
Те немногие новые построенные промышленные объекты и на сотую долю не компенсируют потери и, более того, они работают на дальнейшее превращение России в сырьевую колонию.
3. Объёмы сельскохозяйственного производства за годы реформ снизились почти в 2 раза.
Страна потеряла продовольственную независимость и сегодня закупает почти 50% продуктов питания.
В катастрофическом состоянии находится сельскохозяйственное машиностроение.
4.После деколлективизации положение в селе стало критическим – нет людей, нет работы, нет техники...
Земля, которую обрабатывали сотни лет, за 20 лет на 35% уже заросла мелколесьем.
5.Россия фактически уже превратилась в мировую сырьевую колонию, и власть продолжает наращивать экспорт сырья и распродажу активов.
Если эту деятельность не остановить в ближайшие годы, то через 15-20 лет страна окажется без ресурсов и с деградировавшим населением.
Смертность в России:
Только от сердечно-сосудистых заболеваний и болезней системы кровообращения превышает 1.400.000 человек ежегодно.
Каждую минуту в России умирает 5 человек, а рождается только 3. Смертность превышает рождаемость в 1,7 раза, а в отдельных регионах в 2-3 раза.
В России, только официально, зарегистрировано:
алкоголиков – свыше 4.580.000
наркоманов – более 8.870.000
психически больных – 978.000
больных туберкулезом – около 890.000
ВИЧ инфицированных – не менее 2.380.000
СЕГОДНЯ РОССИЯ ЗАНИМАЕТ ПЕРВОЕ МЕСТО В МИРЕ:
■ по уровню умышленных убийств;
■ по числу курящих детей и подростков;
■ по числу взяток при поступлении в вузы;
■ по темпам роста табакокурения;
■ по аварийности на дорогах;
■ по смертности от самоубийств среди подростков 15-19 лет;
■ по абсолютной величине убыли населения;
■ по количеству самоубийств среди пожилых людей;
■ по числу разводов и количеству детей, рождённых вне брака;
■ по числу детей, брошенных родителями;
■ по смертности от заболеваний сердечно-сосудистой системы;
■ по числу пациентов с заболеваниями психики;
■ по объёмам торговли людьми;
■ по количеству абортов и материнской смертности;
■ по объёму потребления героина (21% мирового производства). Объём потребляемого героина в России составляет 300 тонн в год, это около $36 млрд. ;
■ по потреблению спирта и спиртосодержащей продукции;
■ по продажам крепкого алкоголя;
■ по темпам прироста ВИЧ-инфицированных;
■ по количеству авиакатастроф (в 13 раз больше среднемирового уровня);
■ по числу миллиардеров, преследуемых правоохранительными органами;
За годы реформ исчезла вся аграрная инфраструктура СССР, в том числе 27.000 колхозов и 23.000 совхозов, обеспеченных сельхозтехникой и квалифицированными кадрами.
Россия занимает третье место в мире по числу наркоманов, на первых двух – Афганистан и Иран.
Федеральная служба государственной статистики РФ в 2014 году провела аналитическое исследование распределения доходов среди населения страны:
в крайней нищете находятся 13,4% с доходами ниже 4 422 рубля в месяц...
в нищете существуют 27,8% с доходом от 4.422 до 7.400 рублей...
в бедности перебиваются 38,8% с доходами от 7.400 до 17.000 рублей...
выше бедности проживают 10,9% с ежемесячным доходом от 17.000 до 25.000 рублей...
со средним достатком живут 7,3%, их доходы от 25.000-50.000 рублей в месяц...
к состоятельным относится 1,1%, они получают от 50.000 до 75.000 рублей в месяц...
и только 0,7% богатых имеют доход свыше 75.000 рублей в месяц.
Иными словами 90,9% населения с переменным успехом балансирует на грани черты бедности.
"Эффективное руководство" привело державу к таким прекрасным результатам.
Добавим сюда ещё международную изоляцию, отравленное пропагандой население страны, катастрофический отток капитала, ведение не объявленной войны с соседями и масса других прелестей!
Но самое страшное, что отовсюду слышатся крики "Ура!"
Ольга Дунаева
Сообщение отредактировал Сонечка - Суббота, 09.11.2019, 08:39 |
| |
| |
| Рыжик | Дата: Четверг, 21.11.2019, 08:05 | Сообщение # 440 |
|
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 299
Статус: Offline
| увы, ужасный мартиролог!
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Суббота, 07.12.2019, 08:06 | Сообщение # 441 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
| он предвидел...
http://krorm.ru/news....ra.html
|
| |
| |
| Pigeon | Дата: Воскресенье, 15.12.2019, 11:17 | Сообщение # 442 |
|
Группа: Гости
| Новая сказка о золотой рыбке
Оставьте на время семейные дрязги.
О рыбке златой расскажу я вам сказку.
Предвижу заранее ваши улыбки-
Ну, кто же не читывал сказку про рыбку?
При всем уваженьи к таланту Поэта
Прочту по-другому вам сказку я эту.
Итак...
У холодного синего моря
Когда-то давненько стояло подворье.
Пожалуй, подворье уж сказано громко-
Косая избенка, на крыше соломка.
Забор повалился, ворота упали,
Хромая телега в убогом сарае.
Стеклина вот-вот упадет из окошка,
Из всей животины - собака да кошка.
Причина ясна: старику со старухой
Не просто справляться с житейской разрухой.
Поскольку не в Сочи они проживали,
Курортникам комнат они не сдавали.
Давно стариков позабыли внучата,
И денег фальшивых старик не печатал.
В горшках не хранилось фамильное злато.
Старик со старухой не жили богато.
Помимо детей ими было нажито
Две пары лаптей, да худое корыто.
И жизнь их была тяжела да убога.
Всего-то и счастье, что море под боком.
Старик не лентяй, да и сеть сохранилась,
А рыба в ту пору в достатке ловилась.
Да так бы и жили, свой век коротая
Ни жизни другой, ни богатства не зная,
Ни шатко, ни валко, ни сладко, ни худо,
Коль не было б небом им явлено чудо.
Пошел как-то раз старичок, как обычно
К холодному морю за рыбной добычей,
Закинул он невод в белесые волны,
На берег присел в ожиданье улова.
Забывшись, уставился в небо рябое,
Да так и уснул под шипенье прибоя.
Проснулся старик от гуденья и воя -
На берег несется волна за волною.
Буруны взлетают, что кони лихие.
Видать, разошлась не на шутку стихия.
Водою и пеной играется ветер.
Как медные струны, натянуты сети.
Дубовые колья сгибает лучиной.
Вот-вот весь улов устремится в пучину.
Старик ухватился за сеть что есть мочи,
Тяжелую ношу из моря волочит.
Богатый улов ему в сети прибило.
И вдруг от сиянья в глазах зарябило.
Вгляделся старик, и в ногах стало зыбко:
Средь серой плотвы необычная рыбка.
Её чешуя, словно тысяча блесток,
И златом сверкает корона с наперсток.
И понял старик, от волненья икая,
Что в сети попала Царица морская.
Пока от волненья старик оправлялся,
Из невода голос девичий раздался:
-Послушай, рыбак, по вине провиденья
Сегодня я пленницей стала твоею.
И, как полагается царскому сану,
Стоять за любою ценою не стану.
Проси о достойной Царицы награде,
Проси о рубинах, алмазах и злате.
На дне океана, в пучинах бездонных
Таких безделушек разбросаны тонны.
Тебе обещаю - ты не прогадаешь.
Я вижу, что ложкой ты мед не хлебаешь.
Вон, куртка худая, да лапти сносились.
На заднице латки давно отвалились.
И в сетке своей дыры ты не латаешь.
Еще два закида - и хрен что поймаешь.
С минуту подумав, старик отвечает:
-Конечно, награда твоя впечатляет.
Кому ж не нужны янтари да алмазы?
Купить с ними можно и много и сразу.
Такая награда любого согреет.
С такого богатства и царь охренеет.
Вот только один недостаток у злата -
Уж быстро свыкаешься с жизнью богатой.
Едва окунешься - уже засосало.
Сегодняшней роскоши к завтрему мало.
Дворцы,ипподромы, поместья, цыгане -
Причин для растрат - что воды в океане.
Продулся, ограбили, гости явились -
И деньги меж пальцев песком заструились.
А с бабьей фантазией - вдрызг заморочка
Твои ж сундуки не бездонная бочка.
Глядишь, на последний целковый напьешься.
Тебя же вторично и не дозовешься.
Пускай все богатство на дне остается.
Быть может, ещё с кем считаться придется.
Ни денег, ни злата мне даром не надо.
Мне душу согреет иная награда.
Прошу возвратить я Царицу морскую,
В обмен на свободу, мне силу мужскую.
...У рыбы аж ёкнуло что-то в гортани:
- Немало влетала я в сети по пьяни,
Но честно скажу - сколько раз ни ловили,
Такого ещё никогда не просили.
Ну избу, ну титул, ну яхту в Венеции,-
Но чтобы меняли добро на потенцию?!
О люди, о нравы! Куда же мир катиться?
Свихнулся старик, чтоб мне быть каракатицей.
Ведь, если подумают все о старушках,
Кому же сбывать мне свои побрякушки?
Старик же упрям, на своё напирает:
Верни, мол, мне силу, что плоть поднимает.
А будешь упрямиться, хоть и царица -
Придётся на ужин тобой угоститься.
Увидев, что золото сбагрить не светится,
-Да будет по-твоему,- молвила пленница.
Всем телом о волны ударила с силой,
И с темя до пят старика окатила.
И чувствует он вдруг в себе изменение.
Поверить не может - в штанах шевеление.
Вдруг стали видны все приметы мужчины.
И это без видимой внешне причины.
О боже, а как же всё это расправится,
Как только такая причина представится?
Старик в нетерпении сети бросает,
Всю рыбу назад в океан выпускает.
Какая рыбалка, едят её мухи?
И резвым аллюром несётся к старухе.
Увидев супруга, старушка упала -
Такого со свадьбы она не видала.
Кому же лежащая баба не в радость?
В тот раз до постели она не добралась.
А силы у деда растут раз от раза.
Доводит он бабу свою до экстаза.
Лишь солнце за гору - кровать их, что скрипка.
Воистину, славно сработала рыбка.
Забыты невзгоды, недуги, печали.
Любви предаются супруги ночами.
И утром их бодрость не знает границы.
Засыпан амбар урожаем пшеницы.
Дед новую избу в неделю построил -
Такие хоромы, что царь не достоин.
И баба отныне подстать ему тоже -
Лицом и душой лет на сорок моложе.
Как девка, по дому кругом успевает.
Метет, пришивает, готовит, стирает.
Старик теперь ходит в атласном кафтане,
Вареники вилкой валяет в сметане.
Гусятину с хреном вином запивает,
И рыбку златую добром поминает.
В.Бондарев, 2001
|
| |
| |
| Сонечка | Дата: Среда, 25.12.2019, 10:13 | Сообщение # 443 |
|
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
| Из-за переезда семьи в большой уральский город Боря пошёл в школу с опозданием больше чем на месяц. Шла война, в расположенной на окраине города маленькой одноэтажной начальной школе оказалось холодно, полутемно и неуютно. Учебники и тетради, выданные матери под расписку, Боря носил в сшитом бабушкой матерчатом мешке с ручками, который дед почему-то уважительно называл незнакомым словом «портфель»...
Стеклянную чернильницу-«невыливайку» нужно было носить отдельно на верёвочке в маленьком мешочке, верх которого затягивался ею же, как кисет, в котором дед держал табак.
Учительница велела обязательно следить, чтобы дырочка чернильницы всё время была обращена вверх; мешочком нельзя было размахивать, это было очень неудобно и вообще как-то по-девчачьи.
К удивлению оказалось, что мелькания косичек и обычно раздражавших Борю раньше, в детсаду, беспричинных визгов почему-то не хватает.
Зато школу очень по-взрослому называли мужской, это было солидно.
О том, что он мужчина, Боря узнал давно, когда был ещё маленьким: он упал и сильно разбил коленку, было очень больно. В таких случаях бабушка промывала ссадину, смазывала её йодом (а от этого становилось ещё больнее!), дула на неё, гладила Борю по голове, иногда даже брала на руки.
В тот раз дома оказался дед; видимо, у него был выходной, что случалось очень редко.
Он подозвал Борю и сказал: «Борис, ты мужчина. Плачут девочки, они слабые. А мужчины не плачут, мужчины огорчаются. Ты ведь не хочешь, чтобы к тебе относились как к слабой девочке, правда? Так что запомни это».
И Боря, которого, кажется, впервые назвали Борисом, запомнил слова деда на всю жизнь.
После первого же похода в школу оказалось, что противная штуковина на верёвочке, ставшая сразу врагом номер один, совершенно не соответствует второй половине её названия – чернила очень даже выливались. На мешочке появились противные фиолетовые пятна, такие же украсили и его пальцы. Только тогда Боря понял, почему учительница требовала, чтобы чернильницу носили отдельно от всего остального: «Помните, ребята, если испачкаете книжки, других вы не получите, а эти не сможете в конце учебного года сдать для следующего класса».
Писать учились пером №86. Оно стало врагом номер два – когда надо было часть буквы писать «с нажимом», перо самым подлым образом цеплялось за шершавую бумагу, и из-под него в разные стороны летели кляксы.
Вообще Боря не мог понять, зачем нужны все эти палочки, прописи и тому подобная ерунда. Он давно довольно быстро писал целые, как говорила бабушка, фразы (учительница почему-то называла их смешно – «предложения», а он никому ничего не предлагал, просто писал подряд несколько слов). Правда, буквы в них были, как в книгах; бабушка называла их «печатными» и говорила, что надо писать не ими, а так, как учат в школе.
А зачем нужны все эти дурацкие завитушки?..
Те буквы, которыми писал Боря, были простыми, понятными и почти все правильными, только две сами переворачивались наоборот – И и Я.
Плохо только, что все они не стояли ровно, слова и тем более эти самые «предложения» сами сползали вниз, изгибались, и получалось криво. В общем, с «письмом» тоже были сплошные огорчения.
То ли дело арифметика – там Боря получал не двойку, а странную отметку 5/2. Учительница объяснила, что пятёрка за арифметику, а двойка «за грязь».
Первая часть как-то успокаивала – оказывается, можно быть не хуже, а даже иногда лучше всех других ребят, несмотря на мерзкие кляксы и цифры, которые, как и буквы, тоже никак не хотели стоять ровно.
Но главная радость от школы заключалась в том, что у Бори впервые появился настоящий друг. Вначале их сблизило то, что Давид (все звали его Додиком) был тёзкой любимого деда Бори, а это имя в уральском городе он до этого ни разу ни от кого не слышал.
Потом стало ясно, что у них много общих интересов – оба уже умели читать и больше любили рассказывать друг другу о прочитанном, чем, как другие ребята, играть в войну или драться «стенка на стенку».
Так случилось, что после окончания четвёртого, выпускного, класса семья Бори переехала в другой район города. Теперь ребята жили довольно далеко друг от друга и продолжали учёбу в разных школах. Несмотря на это, их близкая дружба продолжалась. Они проводили вместе все свободные дни, хорошо понимали и, казалось, чувствовали друг друга.
Когда Боря и Додик впервые одновременно отреагировали на что-то одним и тем же словом, они раскрыли от удивления рты, а потом стали радостно смеяться. Это повторялось неоднократно, и они с довольными улыбками чуть-чуть кивали друг другу, как заговорщики. Они ещё не понимали, какая редкость такое внутреннее родство.
Додик практически каждое воскресение бывал у Бори дома.
Мама и бабушка полюбили этого умного, вежливого, хорошо воспитанного мальчика с трудной судьбой – отец Додика погиб на фронте в первые месяцы войны, мать одна воспитывала его и ещё троих сестёр.
Через много лет Борис-студент, перебирая старые фотографии, нашёл маленькую любительскую карточку 6х9, на которой друзья–шестиклассники были запечатлены на маскараде.
Сам Боря, видимо, изображал врача–в белом халате, почему-то с галстуком-«бабочкой», с нарисованными чёрными усиками и небольшой бородкой, в очках и шляпе, с маленьким чемоданчиком в руке.
А на Додике был сооружённый из подручных средств костюм мушкетёра – тёмная блуза с белым круговым воротником перетянута ремнём с блестящей пряжкой, за который засунута шпага с эфесом и гардой, сделанной из кружка картона. Панталоны ниже колена, одолженные у старшей сестры светлые чулки, над туфлями прицеплены светлые банты. На голове шляпа с большими полями (тоже, видимо, картонными), на плечи наброшен длинный плащ до пола. И, конечно, нарисованные усы, но не скромные докторские, а залихватски загнутые вверх! На обороте фото надпись «1949г.».
После окончания седьмого класса Борина семья смогла вернуться в приморский город, где они жили до войны, и друзьям пришлось расстаться.
Одно время они переписывались, но потом и это общение само собой прекратилось – новый город, новая школа, новые друзья захватили Борю.
Прошло 14 лет. Борис к тому времени окончил институт, женился.
Однажды, возвращаясь с работы, он в безлюдном из-за моросящего дождя дворе своего дома увидел мужчину, который безуспешно пытался в неясном свете сумерек разглядеть что-то на дверях подъездов.
Борис подошёл к нему и спросил «Вы что-то ищете?». Из-под промокших и понуро опустившихся мокрых полей велюровой шляпы на Бориса смотрел человек, лицо которого неуловимо кого-то напоминало. Оптимизма на этом лице не просматривалось. Мужчина поднял голову, обречённо взглянул на Бориса: «Я ищу…, – сказал он и вдруг неуверенно, но с надеждой продолжил, – кажется, тебя!»
Это был Додик – повзрослевший, изменившийся, но узнаваемый.
Весь вечер они проговорили – им было о чём рассказать. И вдруг, при обсуждении какого-то события, они опять одновременно произнесли одно и то же слово, и опять удивлённо и радостно улыбнулись…
После окончания института Додик получил назначение в небольшой город южного Урала на комбинат, входящий в систему атомной промышленности. Уровень секретности этого производства был настолько велик, что в качестве адреса для писем использовалось не название города, а номер почтового отделения областного центра, расположенного более чем в ста километрах от него.
В направлении на работу был указан только этот индекс и фраза «В распоряжение тов. …».
Город, в котором предстояло работать молодому инженеру, представлял собой вместе с комбинатом закрытую, тщательно охраняемую зону. По приезде на ближайшую к нему небольшую железнодорожную станцию ему было предписано найти справа от выхода маленький домик, предъявить свои документы, и молодого специалиста доставят, куда надо.
Работа и проживание в таком месте имели свои преимущества – значительно более высокий уровень зарплат и прекрасное снабжение, что в то время всеобщего дефицита было даже более важным.
Но въезд в зону и выезд из неё без специального разрешения были невозможными.
Особенно не допускались поездки связанных с секретностью работников комбината в места, где можно было предположить возможность контакта с иностранцами.
Оформив очередной отпуск, Додик впервые за пять лет работы получил путёвку в санаторий. Она оказалась в город, где жил Борис.
Вероятно, в системе режима секретности произошёл сбой, иначе его не выпустили бы в портовый город, где бывают иностранцы...
Адрес Бориса сохранился у Додика со времени их недолгой переписки, и в первый же день после приезда он отправился на поиски, которые так удачно закончились под дождём.
Несколько следующих вечеров друзья провели у Бориса дома. Додик познакомился с молодой женой друга, с удовольствием вновь общался с его родителями и бабушкой, которые хорошо помнили этого чудесного мальчика и радовались за него.
Однажды Додик заявил: «Что это мы всё время встречаемся тут? Я хочу пригласить вас в ресторан. Какой здесь самый лучший?».
Борис пытался его отговорить – мол, дома приятнее, уютнее, но Додик стоял на своём. Договорились пойти в ресторан при самой респектабельной гостинице – он славился классическим интерьером, спокойной обстановкой и прекрасной кухней.
Борис с женой и Додиком пришли в ресторан задолго до вечернего наплыва посетителей и заняли столик. Когда друзья немного выпили, справились с вкуснейшей закуской и расслабились в предвкушении продолжения застолья, к ним подошёл официант и извиняющимся тоном сказал: «Простите, мне нужно обслужить постояльца нашей гостиницы, а свободное место есть только за вашим столом. Он один, быстро поужинает и уйдёт. Не будете возражать?». Борис разрешил.
Официант подвёл к свободному стулу высокого светловолосого мужчину в непривычном для советских людей клетчатом пиджаке, с шейным платком и таким же платочком в верхнем карманчике, усадил и что-то сказал ему по-английски, показывая на сидящих.
Мужчина вежливо поздоровался. Борису хватило знания английского, не использовавшегося им со школьных времён, чтобы кое-как понять сказанное и даже вежливо ответить.
Додик побледнел и сквозь зубы еле слышно сказал: «Идём покурим в вестибюле». Борис, ничего не подозревая, стал объяснять, что курить можно и здесь. «Идём покурим!» – настойчиво повторил Додик.
В вестибюле он, с трудом владея собой, прошептал: «Я не имею права общаться с иностранцами!! Если узнает мой куратор по режиму, у меня будут очень большие неприятности, и хорошо, если они ограничатся только служебными!»
Борис пытался убедить друга, что здесь навряд ли за ним следят – он на отдыхе, далеко от своего куратора, и нет оснований для волнения. Но Додик был полностью выведен из себя. От прекрасного настроения не осталось и следа.
Ужин был скомкан, настроение испорчено.
Срок пребывания Додика в санатории подошёл к концу, и он уехал, с беспокойством ожидая неприятностей на работе.
Друзья недолго переписывались, но в заведомо просматриваемых письмах обсуждать эту тему было нельзя, телефонные переговоры были невозможными, и контакты вновь прервались.
С тех пор прошло много лет – на этот раз около пятидесяти, когда Борис в своей электронной почте прочитал письмо… от Додика!
Тот увидел в интернете очерки Бориса, ранее опубликованные в одном из русскоязычных журналов, и нашёл его электронный адрес.
Друзья обменялись письмами, потом установили связь по скайпу.
В первый раз общались почти три часа – до тех пор, пока с удивлением обнаружили, что на Урале уже два часа ночи. В какой-то момент они одновременно произнесли одно и то же слово и, как в детстве, улыбнулись; через некоторое время это повторилось.
Беседы по скайпу стали регулярными, хоть и не частыми. Все они касались прошедших лет, работы и неминуемых сложностей в ней, общения, увлечений, рассказов о близких и – скромно – о том, чего каждый достиг в своей специальности.
Додик интересно, неторопливо, с юмором разговаривал. Он и в детстве, и в юности был сдержаннее, немногословнее Бори, менее эмоциональным, но они прекрасно понимали и дополняли друг друга. Оказалось, что у них сохранилось много общего и во взглядах, и в образе мыслей, да и жизненный путь был во многом похожим. Совершенно не ощущалось, что пролетели эти долгие полвека.
«Ничего не изменилось, – подумал Борис. – А ведь если бы мы все эти годы жили в одном городе или хотя бы могли регулярно общаться, наверняка оставались бы по-настоящему близкими друзьями, понимая и чувствуя друг друга. Такой резонанс бывает очень редко. Жаль, что жизнь прошла без этой радости».
Так продолжалось пару лет.
О здоровье они почти не говорили – так, возрастные недуги, у кого их нет, пытаемся преодолевать и т. п. Додик неплохо выглядел. Во время последнего разговора он предупредил, что вместе с женой уезжают на 2-3 месяца «в летнюю резиденцию» – в селе километрах в 80 от их городка у них есть небольшой домик. Там тихо, хороший воздух, свежие продукты. Но интернета там нет, поэтому общения не будет.
А через месяц Борис получил по электронной почте письмо от зятя Давида о смерти тестя. Оказывается, у него был рак в последней стадии – видимо, многолетняя работа в условиях радиации, даже если и предпринимались необходимые меры, не прошла даром.
Принято считать, что наивная детская дружба быстро забывается и не оставляет серьёзного следа в душе. К счастью, это не всегда так. Правильно говорят, что старый друг лучше новых двух.
«И Додик был бы таким другом, если бы жизнь сложилась иначе».
Был бы…
Михаил Гаузнер
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Среда, 01.01.2020, 08:01 | Сообщение # 444 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1453
Статус: Offline
| Молитвенник
«Жидс, жидс!» — донеслось до Серафимы сквозь полуденную дрёму. «Надо же, уж полвека минуло, а всё мерещится!» — подумала старушка и зябко укуталась в платок. Продавленное кресло недовольно скрипнуло. Своей выпирающей пружиной оно неделикатно напомнило хозяйке про их общий возраст, хотя это было явно лишним, Серафима уже давно не молодилась. Скромная квартирка на Стрелниеку, как и её хозяйка, знавала лучшие времена, и кресло было под стать им обеим. «Риебигс жидс!» (в переводе с латышского — “мерзкий еврей”, прим.автора) — донеслось с улицы. Нет, не показалось.
«Господи, там же наш Данчик!» – встревожилась Серафима и ногой попыталась нащупать левый тапок. Тот, как назло, не только упал с ноги, но притаился, вероятно, под креслом. Махнув рукой, старушка поковыляла к окну в одном тапке и дырявом шерстяном носке. Ну и что, что июнь – последние годы она ходила в шерстяных носках круглогодично. Её кости постоянно напоминали о том, что сама она давно уж старалась забыть. Да тщетно — каждый больной сустав скрипел тем сырым погребом, где муж прятал её от фашистов долгих два года. Нет, она не сидела в погребе круглосуточно, да и на тот хутор они попали не сразу. Надеялись, что обойдется, муж — латыш, а она — белокурая, свободно болтающая на немецком, латышском и русском – в жизни не подумаешь, что еврейка.
Кутерьма сорокового-сорок первого года с самого начала не предвещала ничего хорошего. Вот так всю зиму ждёшь лето, но оно приползает в твой город на броне советских танков. Тревожно, неясно, что будет, да как — и только девичье любопытство подзуживает: «Грядут перемены!».
А перемены кидают пожилых родителей в скотный вагон и высылают в Сибирь с сотнями знакомых, малознакомых и совсем незнакомых евреев, латышей, русских, белорусов, немцев.
Да что там сотнями – тысячами, одних евреев три с половиной тысячи из Латвии тогда выслали, а всего – пятнадцать тысяч сограждан. Новой власти они не сгодились, а старой уже никогда не будет, это Серафима даже в свои девятнадцать понимала.
Её бы, наверное, тоже сослали, но она к тому времени уж несколько месяцев жила своим домом, наперекор всей семье выйдя замуж за Яниса.
Смешанные браки тогда были событием редким и чрезвычайным, дающим возможность родственникам вдоволь посыпать голову пеплом, а кумушкам — почесать языки.
Собственно, именно от этих увлекательных занятий и оторвала советская власть Симиных близких. Маму – на долгих 13 лет, отца – навсегда. Умер на каторге Соликамских лагерей.
Не успел растаять на востоке душный дым тех советских паровозов, как на западе заревели моторы немецких танков, завыли бомбардировщики, затарахтели мотоциклы и вскоре в родном городе Серафимы начали орудовать новые хозяева. В несколько дней безвластия муж не пускал её на улицу. Тут – бандиты, там – мародёры.
Все родные и знакомые ей евреи разделились на две группы – одни стремились спешно эвакуироваться, другие спокойно дожидались новых господ, мол, и от русских освободят и вернут в Латвию спокойную жизнь под сенью немецкого орднунга, в котором им, евреям – носителям немецкого языка, европейской культуры и обладателям интеллигентных профессий – непременно найдётся достойное место.
И те, и другие столкнулись в те дни с жестокой действительностью – за отсутствием представителей законной власти в городах начали хозяйничать бандиты из числа местных националистов. В мирное время большинство из них были вполне себе обычными гражданами — кузнецами, дворниками, рабочими, даже учителями, а тут запахло кровью и лёгкой добычей.
Сразу вспомнились обиды минувшего советского года: у кого лавку отобрали, у кого родственников сослали, а кому просто хорошенькая еврейская соседка отказала – и руки потянулись к топорам и обрезам.
Молодой муж сидел в те дни с Серафимой дома, на красавицу свою любовался, да стерёг, а то в соседнем доме у евреев «похозяйничали». И стыдно сказать, некоторых похозяйничавших он сам знал, с одним даже учился.
Сестра жены в те дни заходила повидаться – он на неё глаза стеснялся поднять, за своих было очень совестно. Сёстры тогда говорили между собой на идиш и при нём, хотя раньше при нём — только по-латышски, из уважения. А тут то ли уважения поубавилось, то ли обсудить им надо было что-то своё, еврейское. Чего уж тут скрывать, сестра латышского родственника с самого начала невзлюбила, как и вся родня, но приличия соблюдала. Положа руку на сердце, она признавала, что парень он хороший, добрый и работящий, беззаветно любящий Серафиму, жаль только что… Ну, словом, понятно.
С чего её родня так взъелась на латышского зятя, Серафима не очень понимала. Хотя им с сестрой с детства внушали, что замуж можно только за еврея, их родители никогда не были особенно верующими.
О кошерном питании и соблюдении прочих традиций заботились не особо, детей называли нееврейскими именами, образование давали в немецкой гимназии, дружили с семьёй латышского профессора и немецкого архитектора, мамина лучшая подруга вообще была полькой, а как дочка полюбила латыша – гевалт (в переводе с идиша – «караул», прим.автора)!
Но так всё споро закрутилось – выпускной, свадьба, советская власть, немецкая — что на налаживание семейных отношений решительно не осталось ни времени, ни возможности.
Между тем, в Латвии понемногу воцарялся немецкий порядок, и еврейские германофилы приуныли. Оказалось, что новой власти совсем не нужны еврейские банкиры, профессора, юристы и музыканты, пусть даже и с мировым именем, но зато вполне сгодятся их квартиры в шикарных центровых домах.
Указы выходили каждый день и удручали своей жестокой непримиримостью к еврейскому населению: запреты на профессии, распоряжение сдать радиоприёмники, ограничение пользования магазинами, общественным транспортом, запрет на участие в тех или иных мероприятиях и, наконец, самый непонятный – переселение в гетто.
Местные газеты открыто подстрекали против евреев и кишели антисемитскими карикатурами, дворники присматривали в еврейских квартирах буфеты побогаче, а бывшие коллеги и соученики пренебрежительно отворачивались.
Несколько месяцев постепенного и планомерного поражения в правах сжимали круг, выдавливая рижских евреев к Московскому форштадту, месту, куда позднее, десятки лет спустя, Серафима зайти так и не смогла, хоть пыталась.
Подходила к бывшей границе гетто, где последний раз видела сестру, и не могла её переступить. Всё казалось, что ветхие домишки до сих пор помнят стоны и проклятия обречённых людей, их последние молитвы и слова любви, а булыжники так и не просохли от крови – она застыла в щелях между ними, проросла травой и багровой жижей прилипнет к ноге, осмелившейся на них ступить.
Накануне переезда в гетто сестра заходила к Серафиме попрощаться и оставить на хранение часть вещей, которые они с мужем в гетто брать не собирались, но были уверены, что те им ещё пригодятся. Они тогда даже немного повздорили. «Куда я всё это дену?» — возмущалась Серафима, оглядывая бессчётные коробки, коробочки и свёртки. Одних шляпных картонок было штук семь, а ещё перехваченные бечевкой стопки книг, пластинки и даже модные журналы.
Отдельно от прочих книг, бережно обернутая бумагой, лежала одна, прекрасно знакомая обеим женщинам. Это был молитвенник отца. Красивое издание, Вена, 1892 год, обложка тисненой мягкой кожи, изумрудная с прожилками. Уж на что папа не был набожным, но этой книгой дорожил – от отца досталась. И если шёл на праздники в синагогу – всегда с ней. Расстался он с молитвенником ровно год назад — в ночь перед депортацией отдал старшей дочери со вздохом, мол, сыну надо было бы, но раз на сына не сподобился, а теперь уж вряд ли, то прямо внуку передаст.
И велел Данику в 13 лет на бар-мицву подарить, с наказом расти человеком.
В самом большом свёртке лежали вещи племянницы, из которых та уже выросла.
«Отдай кому-нибудь», — предложила Серафима сестре.
«Ещё чего!» — возмутилась та. «Я и так кучу Данькиных вещей повыбрасывала, он мальчишка, не печалится, а вот велосипед свой всё забыть не может!».
Как раз за пару дней до этого, прямо во дворе дома сестры произошла совсем уж дикая история. Соседский парень, с которым Даник играл ещё с тех пор, когда оба были совсем маленькими, подошел в нему в тот момент, когда Даник отвязывал велосипед, собираясь по маминому поручению к молочнице, и… потребовал его отдать.
Вот так, даже не отнял силой, а потребовал. Тебе, сказал, всё равно скоро не нужен будет. «Да и по какой причине у тебя, жида, велосипед, а у меня, хозяина, велосипеда нет?»
Чего он хозяин и с каких пор, парень не сообщил, но толкнул Даника в ключицу так, что тот, слетев с велосипеда, пребольно ударился плечом об дверь дровяного склада, у которого держал дорогого мальчишечьему сердцу двухколесного друга.
О занятиях скрипкой в ближайшее время и речи идти не могло, хотя и учитель переселялся в гетто и об уроках с ним договорились. Ключица стала синей, плечо ныло, Даник же был совершенно подавлен случившимся.
«А Сонечкины наряды знаешь, каких денег стоили?» — продолжала убеждать Серафиму сестра. Стараясь говорить как можно более обычным, беззаботным тоном, она сбивалась и тараторила. «Мой Довид, между прочим, хочет ещё детей, когда-нибудь нас из гетто выпустят, толку нас там держать, может, ещё эти платьица и пригодятся. Но если раньше этого родится девочка у вас – берите и носите всю эту красоту на здоровье. Там есть изумительное красное пальтишко с белым меховым воротничком, и платье одно особенное – длинное, французское, помнишь, такое с бантиком на кокетке, а ещё бархатное, бордовое, с кружевной оторочкой…».
Она торопливо попыталась развязать свёрток, но узел не давался. Посмотрев на сестру, Серафима разрыдалась. Молодые женщины обнялись и простояли так минут двадцать, всхлипывая, целуя друг друга, гладя по волосам, спине, рукам — успокаивая. Это был последний раз, когда Серафима обнимала сестру. Они ещё несколько раз виделись, уже когда та была в гетто, но колючая проволока объятиям не способствует.
Серафиму в гетто не сослали. Сначала мужа вызвали в комендатуру на беседу и настоятельно посоветовали развестись. «Надо же, немцы, а идеологическая обработка у них не хуже, чем у русских. Настоящий политпросвет!» — пыталась тогда пошутить молодая женщина, но её мужу было не до смеха, мысли занимало очередное предписание явиться в комендатуру. Там велели всё взвесить и хорошенько подумать, действительно ли он хочет оставить такую жену. Так и сказали, с акцентом на «оставить» — будто речь шла об уличной кошке или собачьем приплоде — и на «такую», как если бы речь шла о падшей. Мол, понимай, с кем связался.
Обо всем этом Янис жене не сказал, та и так переживала за свою родню, хоть и держалась бодро.
За бравадой Серафимы таилась тревога.
В первые дни немецкой оккупации из деревни приехал мужнин отец и, закрывшись на кухне, мужчины долго и бурно о чём-то говорили. Предмет разговора был понятен — Серафима не раз слышала своё имя. Закончилась беседа мирно, свёкор передал деревенские гостинцы и приветы, многозначительно посмотрев на сына, сказал, что ждёт в гости, с тем и уехал. Кого ждёт, только сына, или их обоих, она тогда так и не поняла и переживала.
Серафима с мужем и знакомы-то были всего год, из них полгода женаты, и как в таких обстоятельствах он может себя повести – кто знает!
У неё не было никаких оснований Янису не доверять, но и особенно доверять – тоже. В браке недавно, детей нет, характер у неё не сахар, да и от её семьи ему досталось. К тому же давление со стороны новой власти и косые взгляды знакомых. В новом мире она стала изгоем, даже странно было вспоминать, что пару лет назад она считалась завидной невестой – умница, красавица, из хорошей семьи и прилично образованная.
На улицу в те месяцы Серафима выходила редко, это было небезопасно. Своей вполне арийской внешностью внимания прохожих она не привлекала, но Рига – город маленький, и был риск наткнуться на тех, кто знал их семью раньше. Знакомые в этой ситуации были опасней чужих, тем более, что некоторые из них были уполномочены новой властью служить защите интересов Рейха. Особо ретивым и полномочий не было надо, ещё до прихода немцев взялись за оружие, сбились в банды, которые позже назвали «отряды самообороны», и самооборонялись от опасных врагов – еврейских женщин, детей и стариков.
По городу ходили страшные слухи о судьбах молодых евреек. Говорили, что Сару, известную скрипачку Сару Рашину, немцы засунули в мешок и избивали шопмолами, пока не перебили все кости и забили насмерть. Правда, одна общая знакомая утверждала, будто точно знает, что Сару сожгли живьём, а другая столь же уверенно говорила, что утопили в Даугаве. Так или иначе, было ясно, что смерть девушки был мучительной, а отсутствие точной информации пугало ещё больше. Ужасное рассказывали и о женщинах-врачах из Линас Цэдэк, и о дочке известного стоматолога, совсем девочке…
На фоне этих жутких историй появление на улице казалось Серафиме невероятно страшным, но всё-таки желанным, вынужденное заточение угнетало молодую женщину не меньше, чем тревожные думы. Всё расставил по местам третий вызов в комендатуру.
На сей раз явиться надлежало обоим.
По прибытии их сухо проинформировали о том, что раз уж они решили остаться вместе, и законы Рейха, к явному неудовольствию служащего, это позволяют, то согласно регуле номер такой-то, Серафима в ближайшее время должна пройти в Первой городской больнице определённую «медицинскую манипуляцию». Здесь и здесь надлежит подписаться о том, что уведомлены. В первый раз упомянутое слово «манипуляция» Серафиму заинтриговало. Что же ещё они для нас придумали? Никак звезду, подобно той, что другие евреи носят на одежде, тавром выжгут на теле? А может, заставят сдавать кровь для Восточного фронта?
Мысль о крови молодую женщину изрядно смутила – боялась она и этой процедуры, и самого вида крови.
Но то, что она услышала, её изумило. Стерилизация. Лицо мужа было суровым и даже как будто не удивлённым.
«Стерилизация», — не без удовольствия повторил клерк. Все подробности и формальности, необходимые для «манипуляции» надо выяснить в больнице. Отдельно он уточнил, что проводить процедуру (теперь «процедура»?) будут настоящие врачи, а не жидовские.
Проведение манипуляции есть обязательное условие к таким (пренебрежительный кивок в сторону Серафимы), чтобы они могли жить среди людей. Кому не нравится – битте на форштадт к своим.
Всю дорогу домой они прошли молча. Серафима мысленно собирала вещи для переселения в гетто и очень надеялась, что не беременна, даже в уме представить себе вынашивание и роды в условиях гетто казалось страшнее смерти.
Её муж мысленно грузил повозку, рассчитывая, как бы сделать это, не привлекая внимания соседей. Только путь задуманной им повозки лежал куда дальше форштадта, вёрст на сто дальше, на родной хутор. О возможности «манипуляции» не подумал ни один из них. Дома они тоже молчали, каждому было страшно начать разговор.
Вечером он коротко сказал: «Собирайся. Завтра поедем». Она даже не спросила, куда, понятно, что в гетто. Он тоже не уточнил, ведь ясно же, что не туда.
Хутор их встретил простой деревенской едой и настороженной немногословностью. Серафиме не то, чтобы не были рады, хотя да, и рады тоже особенно не были, но главное – боялись. Не её, за последние месяцы осунувшуюся и растерявшую былую гордость во взгляде, стать и языкастость, а те мор и разрушение, которые могла принести весть о нахождении Серафимы здесь. С одной стороны, у неё были исправные документы, позволявшие спокойно жить, где ей заблагорассудится, хоть в Риге, хоть в Либаве, а хоть и в этой, забытой всеми, деревне. С другой – манипуляцию они не сделали, а уведомление подписали. Вдруг это противозаконно, и тогда за укрывательство Серафимы грозит ровно то, что за укрывательство любого еврея, коммуниста или партизана. К тому же в деревне Серафима до этого была ровно один раз в жизни, сразу после свадьбы, сельской жизни не знала, к деревенской работе приучена не была, да и к хуторскому быту тоже.
Её появление на хуторе не было совсем уж неожиданным, эту возможность как раз и обсуждали её муж со свекром тогда, на кухне их квартиры. Но обстоятельства изменились, и то, что тогда, обсуждалось как «на всякий случай», сегодня стало побегом, и, будучи человеком прямолинейным, муж от родни это не утаил.
Вроде бы всё в этой ситуации было против Серафимы, но «за» оказалась человечность и крепкая вера мужниной родни. Будучи набожными лютеранами, они знали, что должны помочь этой еврейке, даже не помочь, а попосредничать между богом, который её точно не оставит, и ею самой, не имеющей других средств к спасению.
Домой, в Ригу, Серафима с мужем вернулись в мае сорок четвёртого, на той же повозке, что в ноябре сорок первого увезла их на хутор. Правда, конь был другой, старого Виллиса уже не запрягали. Серафима была беременна, и оставаться на хуторе дальше казалось опасным, да и вести с полей сражений говорили о том, что немцам сейчас не до глупостей, и не станут они уже гоняться за беременной женщиной — одним из немногих уцелевших осколков разбитого латвийского еврейства. Герр офицеры срочно паковали личное имущество, изрядно раздобревшее еврейским антиквариатом и прочими ценностями, вывозили семьи и правили дорожные документы особо отличившимся пособникам. Да и мало ли прочих дел у людей на сломе войны?
Возвращение Серафимы осталось незамеченным ещё и потому, что на всякий случай предусмотрительный муж заранее позаботился о другой квартире, в доме, где соседи не знали их семью. Выменял? Выхлопотал? Серафима особо не вникала.
За годы жизни на отдаленном хуторе она полностью доверилась своему мужу и его родне, тем паче, что собственной у неё больше не осталось, и она об этом знала.
Тогда, в сорок первом, через пару недель после их отъезда в деревню, родные были расстреляны. Все, кто остались в Риге. И сестра, и её принцесса Софочка, и не дождавшийся бар-мицвы Даник. Дольше всех прожил муж сестры, Довид, хотя Серафима не знала, можно ли назвать жизнью существование в нечеловеческих условиях гетто того, кто в одночасье потерял родителей, жену и детей. Так или иначе, в конце октября сорок второго, после восстания в гетто, к которому, к слову, Довид отношения не имел никакого, его и восемьдесят других узников казнили. Чтоб прочим неповадно было.
Живы ли депортированные родители, Серафима не знала, а их возвращение казалось невозможным даже при условии освобождения Латвии от фашистов. По рассуждениям самой женщины и из разговоров с семьей мужа получалось, что если русские Латвию освободят, то уж вряд ли они скажут: «Вот вам, дорогие граждане, свобода, стройте себе свою Республику, и живите, как до сорокового». Скорее всего, продолжится оккупация, теперь уже русская. А если русские родителей сослали, с чего бы им теперь родителей возвращать?
По всему выходило, что ожидать их возвращения не приходится, так же, как и воскрешения сестры с семьей, рассчитывать остается только на семью мужа. Тем паче, что ещё на хуторе они со Скайдрите, матерью мужа, договорились, что как только Серафима родит – та приедет помогать. Так и сказала, что, мол, хоть сенокос, хоть у коров отёл – жди.
В ноябре, аккурат ко Дню независимости, Серафима родила прелестную девочку. Правда, как и думали, в уже освобождённой от немцев Риге праздник не отмечался – независимости не случилось. Разумеется, девочку назвали латышским именем.
Нет, называть еврейским уже было не так опасно, но вроде как ни к чему, ничего еврейского в жизни молодой мамы не осталось – ни еврейской родни, ни еврейских праздников, ни привычных лакомств. Даже поговорить на родном идиш ей было не с кем.
Русский Серафима знала, но с чего бы ей, коренной латвийской еврейке и жене латыша, превращать его в семейный язык? Разумеется, с мужем и его, а теперь уже – совсем её семьей, она говорила по-латышски. Только крестить дочку Серафима отказалась, а родственники, уважая её веру, и не настаивали.
В сорок девятом вернулась мать. Тень матери, но тень хоть сколько-то живая.
А через пару месяцев после возвращения матери Серафима родила вторую дочку.
Жили они в той же квартире на Стрелниеку, что в сорок четвёртом немыслимой ловкостью добыл муж Янис. Жили скромно, квартира пусть на первом этаже и небольшая, но уютная, а главное – с удобствами. После двух с половиной лет хутора, с печкой, керосинкой, керогазом, колодцем и туалетом во дворе, наличие электричества, воды и канализации Серафима очень ценила. У центрового расположения был ещё один большой плюс – близость хороших школ, что немаловажно, когда дома две дочки.
Школы, разумеется, для девочек были выбраны латышские, да и какие ещё, по-русски девочки говорили с трудом, как на иностранном, идиш не знали вообще, да и не думали узнавать, ведь считали себя латышками.
Мама и еврейская бабушка все латышское в них поддерживали — из благодарности спасителям и на всякий случай.
Когда старшая выбрала учёбу в Академии художеств – поддержали, у девушки были явные способности. И когда влюбилась в своего латышского сокурсника – тоже, дело молодое.
Правда, на их свадьбе уже только родители гуляли и родственники отца, мама Серафимы к тому времени ушла в рай, за Софочкой и Даником присматривать.
В восьмидесятом, накануне олимпиады, когда весь город благоухал липовым цветом, Серафима стала бабушкой Дайниса, болезненного малыша, рождённого немного недоношенным, а оттого слабеньким и аллергичным. Малыш с родителями жил отдельно, но Опа и Ома (на разговорном латышском – «дедушка и бабушка», прим. авт.) нянчили его при любой возможности, а их квартирка на Стрелниеку была для него вторым домом.
Имя первенцу придумывали большим семейным советом. Счастливый отец настаивал на Иманте, но мнения разделились, и колышащаяся ласковым ветерком занавеска то и дело выбалтывала кусту сирени под окном новую версию. «Оярс!», «Вилис!», «Вайрис!». Разумеется, предлагаемые имена были латышскими. А какими ещё? Серафима отстраненно молчала, не предлагать же ей Хаима, в честь отца, или Берла, в честь деда. Но когда услышала «Дайнис» встрепенулась. Очень уж на Даника было похоже. На того Даника, что не по своей воле так рано оставил дедов молитвенник. Может, Дайнису?
Дайнис пошёл в школу, когда в воздухе начал витать тот самый запах перемен, который когда-то будоражил молоденькую Серафиму, а пожилую Серафиму страшил. По вечерам они часто обсуждали с мужем смутные перспективы своих дочек и их мужей, «молодёжи», как они называли своих девочек, разменивавших уж пятый десяток. Вздыхали, переживали, ворчали, ну и помогали, чем могли. Серафима, получившая ещё в «те» времена хорошее гимназическое образование, делала с внуками уроки, готовила им немудрено-душевные бабушкины лакомства, самый вкусной кусочек припасая для любимчика – Данчика.
В один из таких простых осенних вечеров муж её предал. Первый и последний раз в жизни. Тихо, сидя на кухне за чашкой чая, он умер. Не попрощавшись, не пожаловавшись, не повинившись. В чём именно Янис должен был виниться, Серафима не знала, но и годы спустя не могла ему простить, что он ушел так. Ведь если бы сказал, что болит, чем помочь, она бы всё сделала для него. Ну, и для себя конечно – всю жизнь вместе, как жить одной, Серафима не знала и знать не хотела. Мечтала первой умереть, да вот, не довелось.
Хутор муж завещал дочкам, но те, спокойно все взвесив, решили, что младшей с семьёй он даром не нужен, люди городские, успешные, а старшей с мужем станет подспорьем. В ранние девяностые старшая Серафимина дочка с зятем совсем растерялись, квартира, в которой они жили оказалась хозяйской, виды на заработки – призрачными, даром что оба художники. Больше всех по поводу предстоящего переезда горевал Данчик, парень залюбленный, избалованный. Разумеется, к тому времени на их хутор и электричество провели, и водопровод имелся, пусть и самодельный, на лодочном насосе. Отец обещал со временем и туалет в доме обустроить, а школа в ближайшем посёлке была весьма пристойной. Но парень бунтовал. Школа, друзья, и родной бабушкин двор, в котором прошла приятнейшая часть детства, были его жизнью, и сам он себя вне центра Риги не мыслил.
Договорились, что переезд переездом, но все каникулы Данчик будет проводить у бабушки, в Риге. Парень бурчал, что все не как у людей, нормальные живут в городе, а на каникулы – к бабке в деревню, у него же всё наоборот. «Родители – неудачники» он вслух не произносил, но очень подразумевал и страшно завидовал более удачливым кузенам.
К летним каникулам девяносто четвертого Данчик в свои всего-то четырнадцать, вытянулся до метра восьмидесяти и стал вполне себе Дайнисом. Но не для бабушки же! Та, всю весну отмечавшая на календаре дни до его приезда, не знала, куда внучка посадить, чем накормить. А в тот злополучный день, когда Серафима услышала со двора пулемётом трещащую очередь слов «жидс-жидс-жидс», внук с утра был не в духе. Злился на скромный бабушкин быт, сломавшийся телевизор родителей, на то, что не покупают нормальной одежды, и вообще был чернее тучи. «Вот, наверное, нарвался на неприятности!» — подумала бабушка, ковыляя к окну на ревматично ноющих ногах.
Картина, открывшаяся взору Серафимы, сначала её удивила, потом обрадовала, а позже – ошеломила. Удивительным было то, что кричали и издевались не над её дражайшим Дайнисом, что радовало. Ошеломило, что это он, вместе с ещё тремя здоровыми парнями прижал к стене дровяного сарая парнишку лет двенадцати, кучерявого очкарика абсолютно семитской наружности. «Даник!» — обмерла Серафима. Мальчишка был как две капли воды похож на её навсегда двенадцатилетнего племянника. «Сколько же ему сейчас-то было бы? Наверное, своих сыновей такого же возраста, как этот мальчик, имел бы. Зато нашлось бы кому дедову Книгу отдать!
«Бы», одни только «бы»…».
Она попыталась разглядеть молитвенник, десятилетия прозябавший за буфетным стеклом. Стоявшие в глазах слезы не давали сфокусироваться, и, лишь скатившись по щекам, проводили ищущий взгляд через фотографии улыбающихся дочерей, внуков, строгий портрет мужа, статуэтку балерины и прочие фарфоровые безделушки, к искомой книге. «Тате-тате, — вздохнула старушка. — Так и не передали!».
Между тем, крики на улице стихли – Дайнис со товарищи уже уже не набрасывались на еврейского мальчика с оскорблениями, а, прижав его к стене дровяного сарая, требовали отдать им плейер. Потому что они тут на своей земле, хозяева, а он – чужой, и должен им кланяться и платить дань. Вполне пристойной данью новоганзейские князья считали плейер.
Серафима окрикнула внука три раза.
Первые два голос её ослушался, оказавшись таким же предателем, как и муж, который сейчас ох, как пригодился бы. Вместо крика вышел свист. Потом хрип. Третий возглас – «Дайнис!» – был так резок и убедителен, что адресат тотчас отозвался и в крайнем раздражении поплёлся домой.
Впервые Серафима обращалась к внуку официально «Дайнис» по имени и разговаривала с ним не с привычным ласкательным заискиванием безусловно обожающей бабушки, а с твёрдым и уверенным напором правого человека.
Разговор был долгим и неприятным и закончился вопросами друг к другу.
«Ома, я все понял, может быть, действительно в чём-то был не прав. Но скажи, что тебе до того жида? Да-да, ты говорила, что это плохое слово. Но что тебе до того еврея? Ну и вообще до евреев?»
«А ты, Данчик», – смягчилась бабушка.– Если бы ты узнал, что ты – еврей? Что бы ты делал?».
Один из последних наследников когда-то крепкой и уважаемой еврейской семьи, образованной и чадолюбивой, как водится, ведущей свою историю на латвийской земле с конца восемнадцатого века, жертва истории зверства и рождённого ею страха, не ведавшая о наличии в своих жилах крови древнего народа, продукт эпохи смуты и перемен, парень ответил уверенно, почти не задумавшись: «Я? Если бы я – жид? Пошёл бы к Даугаве и утопился!»
Серафима прожила ещё почти десять лет с того дня.
Десять самых страшных и лишних лет своей жизни. Более страшных, чем Рига в сороковом и сорок первом, чем хутор в сорок втором-сорок четвёртом, чем сорок девятый – год второй депортации, когда никто не знал, чего бояться.
Это были почти десять лет слёзного вопроса к себе, Богу, погибшим родителям, мужу, сестре и даже свекрови.
Единственного вопроса: «Зачем я тогда выжила?»
Мириам Залманович
|
| |
| |
| papyura | Дата: Суббота, 18.01.2020, 02:22 | Сообщение # 445 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1550
Статус: Offline
| продолжу тему, которую начал Pigeon (СМ ВЫШЕ, № 451)- итак, ещё одна версия сказки:
Сказка о рыбаке и рыбке
По мотивам А. С. Пушкина
Пиеса для феатра.(Так назывались пьесы и театр при Екатерине Великой)
Действующие лица: От Автора, Старик, Старуха, Рыбка
Исполнители: Подберите сами
Автор:
Ругал как обычно старуху старик!
Рутинная эта работа
Давно надоела, но с детства привык
Он делать по дому чего-то.
Ругает занудно и смотрит в окно:
Старик:
"Ну вот,уж, грачи улетели,
Другие старухи подохли давно,
А эта всё ноет в постели.
Досталось же счастье,- собой не видна,-
Горбата, кривая, седая!
Куда ж ты смотрела, родная страна?
Всю жизнь не живу,-пропадаю".
Старуха:
"А ты не в окошко, а в "ящик" гляди,
Я влезла в него с головою.
От жизни мне нечего ждать впереди,
Так хоть полюбуюсь чужою.
Как стол накрывают - слюной изошла:
Бананы, вино, ананасы!
Рехнёшься совсем лишь от вида стола,
А я позабыла вкус мяса.
А речи какие? Сэнькью, да мерси,-
Как интеллигентам пристало,
А я от рождения, здесь - на Руси
И слов-то таких не слыхала.
А их имена? - Словно песни звучат,-
Я счастлива всю передачу.
Гляжу на шикарных парней и девчат
И от умиления плачу."
Автор:
У бабки томленье в глазах и словах,
Движения плавно-жеманны:
Старуха:
"Хочу, чтоб меня ты в любовных делах
Обхаживал как Марианну!"
Автор:
Старик с перепугу ужасно запАх,-
Давно он не ладил с кишками:
Старик:
"Ты от Мануэлов в слезах и соплях
Совсем повредилась мозгами!
Ты глупые речи, пожалуй что, брось!
Я знаю без них, что ты дура.
На старости лет очумела небось,-
Вконец развратила культура.
Мне бить тебя, баба, сейчас не с руки,
Чай руки свои, не протезы.
Ты лучше вставай, да блинов напеки,
Слышь, брюхо гудит Марсельезу!"
Старуха:
"Не с голоду сдохнешь с тобой, так с тоски"-
Автор:
Старуха вещает сурово.
Старуха:
"Да мы, почитай, этой самой муки
Не нюхали аж с Горбачёва.
Как он перестраивать начал страну
Всего и везде стало мало,-
Теперь я лелею надежду одну,-
Чтоб море хоть что-то давало".
Автор:
Семья как ячейка отчизны крепка,
Об этой судите Вы сами.
То бабка ему поддаёт тумака,
То он её бьёт с матюками,
Но всё ж подчиняется, если ему
Понятно, что слово по делу.
Вот как и сейчас - говорит по уму,
Не просто язык повертела:
Старуха
"Пойди, в доказательство нашей любви,
Что я не иллюзии строю,
Рыбёшку какую ни-то налови,
Да пренепременно с икрою"
Старик
"О-кей" - Я на берег рыбачить побрёл...
Автор:
И что-то его разобрало,
Он вспомнил, что был он когда-то "орёл"
И горлинкой бабка летала!
Лишь раз отлучился - сходил на войну,
Старик:
На ней двух сыночков убили,
А после судьбу разделяя одну,
Несли своё горе и жили.
Автор:
Всю жизнь "пропахали" в колхозе они
За грамоты, да за медали.
/Лишь палочки были на те трудодни/,
Старик:
А в старости нищими стали.
Автор:
Забросил он невод, вернулся пустой
И времени трата пустая.
"Ну"-думает-"
Автор:
...старая ведьма, постой,
Я рёбра тебе посчитаю".
/Ведь как на Руси,- если что невпопад
Случилось, то ищут скорее:
"А кто это вместо меня виноват?!?"
И лучше, коль это - евреи!/
Автор:
Второй раз забросил - с морскою травой
Вернулся. Спасибо не пусто.
Старик:
"Старухин голодный и жалобный вой
Уйму хоть морскою капустой".
Автор:
Бог Троицу любит, забросил опять,-
Волнуется море зловеще!
Малая рыбёшка - ругнул её мать -
Испуганно в кошеле плещет.
Старик:
"Ну, что за добыча, ни рост и ни вес,
Старухе покажется мало.
Ну, ладно, хоть кошка чего-то поест,
А я схлопочу по сусалам".
Рыбка:
"Я дам тебе кошку! Отвесил губу,
Настроил проектов, зараза!
Сейчас так в лобешник хвостом за..сажу,
Что уши отклеятся сразу!"
Автор:
Старик от испуга испачкал штаны,
Дрожит перекошенным рылом:
Старик:
"Я с голоду, вроде, не ел белены,-
Никак это ты говорила?"
Рыбка:
"Ты в рыбе не смыслишь, старик, ни..чего,
Ну, ладно, донашивай уши,
А я, между прочим, ценней осетра
И прочей поганой горбуши.
Хотела бы я на тебя посмотреть,-
Тебе это, вряд ли знакомо:-
Какой-то бесхвостый запутает в сеть
И тащит на Землю из дома!
А воздухом вашим поганым дышать
Возможно лишь вам - глупым людям.
Вот нервы свои не смогла удержать,
Ну, ладно, давай позабудем.
А коль напугала, пардон и прости,
Меняй-ка порточки с трусами
И в море меня поскорей отпусти,-
Я Вас завалю чудесами".
Старик:
"Какие там чуда? Помимо небес
В земного, мы верили Бога
И целую жизнь, ожидая чудес
Её завершаем убого.
Корыто разбитое сохнет в сенях,
Травы накосили к обеду,
На стенке портрет-молодой, в орденах,
Каким добывал я Победу.
Ну, ладно, красавица рыбка, вали.
Я чужд нехорошего действа,
Да лучше подальше держись от Земли,
На ней бесконечны злодейства".
А рыбка ему:
-"со старухою, друг,
Пойди, обсуди нашу встречу,
А я, как в "Бюро бывших добрых услуг"
Три просьбы её обеспечу".
Автор:
Он дома и выложил как на духу
Историю эту старухе.
Она завопила:
Старуха
-"вот взял б на уху,
Развесил придурошный ухи.
Ведь ты невозможные вещи речёшь,
Наверно давно не был битым.
А если всё правда, то вынь, да положь,
Порадуй хоть новым корытом.
Изволь мне обратно "тараньку" поймать,-
Я Пушкина в школе читала".
Автор:
Старик поразился, ругнул её мать:
Старик:
"А может ты хочешь в хлебало?"
Старуха:
"Теперь тумаками меня не спужать,-
Ты всё-же воспитанный дурно.
Чуть что поминаешь и Бога, и мать,
А это, "мон шер", некультурно".
Старик:
"Старуха пристала, житья не даёт"-
Автор:
Он рыбке поведал тоскливо,
Рыбка:
"Ты с Богом иди, ждёт её у ворот
Стирально-сушильное диво.
Туда и обратно снуёшь как челнок,
Ох, в феи не зря ль подалась я?
Надолго-ли хватит натруженных ног,
До попки их стопчешь! И Вася!
Бить старые ноги тебе не резон,
Хоть часто я видеться рада,-
Мобильный, тебе подарю, телефон-
Звони, если что-нибудь надо".
Автор:
Я так представлял в коммунизме житьё -
Такая удобная штука
Снимаете трубку, набор и "аллё",
А ну-ка, тащите, а ну-ка!
Старик телефон только видел в кино,
Да как воевал за границей,
Но надо звонить, если право дано:
Старик:
"Чем хочешь ты прибарахлиться?"
Старуха:
"Хочу, чтоб построила "вобла" дворец,
Не будет ей это нагрузкой!"
Автор:
Взмахнула хвостом чудодейка! Звиздец!
Стоит особняк новорусский.
Старуха с разбега ногою под зад,-
Старуха:
/А как ещё с ним, со скотином?/
"Хочу, чтобы "тюлька" дала самокат
С мотором, гудком и бензином".
Автор:
Расчухала, старая, прелесть чудес,
Как брать на халяву чего-то
И вот у подъезда стоит "Мерседес"
Кажись уже девятисотый.
У бабки опять восхитительный план:
Старуха:
"Звони и добейся, хоть тресни,-
Пускай мне "салака" даёт "эроплан"
Летать, слушать Аллины песни".
Автор:
Вмиг "Боинг" огромный над крышей ревёт,
Опять недовольная ропщет:
Старуха:
"Пускай мне "сардина" немедля даёт
Поменьше, потише, попроще!"
Автор:
Старик вымогательством бабки убит,
Ведь нет ни конца и ни краю:
Старик:
"Ты, рыбонька, мне подари "Мессершмидт",
Я бабку с него расстреляю".
Автор:
А рыбка с улыбкою воду рябит:
Рыбка:
"Ты сам потакал её нраву
И душу злодейством сейчас не губи,
Найдём и на бабку управу.
Ну, что я могу посоветовать здесь-
Ты раньше бы пробовал силу.
У Вас на Земле ведь пословица есть,
Чего-то про горб и могилу.
Я диву дивуюсь на Вас на людей,-
Она тебя пилит и шабрит,
И ездит на доброй, на шее твоей
Как ведьма лихая на швабре.
Когда ты достоинство вспомнишь своё,
Ведь был же геройским мужчиной.
По-русски, по-доброму надо б её
Отделать стиральной машиной.
Вернись, там "ЯК-40" у дома гудит.
Старик! Я тебя уважаю,
Но бабка уже исчерпала лимит,
Я в сказку назад уплываю".
Автор:
Но сказка - то сказка, а жизнь, это жизнь,-
Дерьмо тоже хочет огранки:
Старуха:
"Иди к этой "кильке" и твёрдо скажи,
Что жду я её во служанки.
Хочу покорить океанский простор,
Ступай-ка на берег проворней.
Здесь должен быть с глазу на глаз разговор,
Будь смел и от страха не пёрни!
Ты там объяснись со своею "треской",
Не буду жить больше в дому я.
Хочу, дескать, стать я царицей морской
И ей управлять напрямую.
Автор:
Старик возвращается к морю опять
И к рыбке смиренно взывает:
Старик:
"Прости, золотая, но старая бл...
Уняться никак не желает".
Рыбка:
"Какой ты сейчас мне изложишь запрос?
Прошу тебя быстро и кратко.
Опять нехорошие вести принёс,
Нет в Вашей ячейке порядка".
Автор:
А после вздохнула-
Рыбка:
"старик, не суди,
На это пойти не могу я.
Не в силах сносить, что старуха чудит
Ей сделаю участь другую.
Я ей, ненасытной устала давать,-
Начни эту сказку сначала",-
Автор:
Хибара! Окошко! Корыто! Кровать!
И бабка, которой всё мало.
Исаак Рукшин, 2017
|
| |
| |
| Бродяжка | Дата: Вторник, 21.01.2020, 09:46 | Сообщение # 446 |
 настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 710
Статус: Offline
| Изя из Витебска  Он создавал Моссад...
Маленький ростом, ушастый и щуплый, он часто побеждал ещё в уличных драках.
А на вопрос “почему?” ответил мне коротко и характерно: ”Если я видел, что противник намного сильнее, то не раздумывая брал в руки то, что подвернётся - палку или камень”.
Настоящая фамилия Хареля - Гальперин и он родился не Исером, а Изей.
В Изpаиле репатрианты нередко брали и берут новые - “ивритские” имена.
Словно начинают новую жизнь.
Изя Гальперин свою “первую” жизнь провёл в Витебске и Двинске (Даугавпилс, Латвия).
По отцовской линии он был из семьи верующих. Отец закончил знаменитую ешиву в белорусском городке Воложин. По линии матери - из мира бизнеса в Двинске.
Формально первым шефом Моссада был Реувен Шилоах, но у молодого, находящего в состоянии “горячей” и “холодной” войны государства ещё не было ни опыта, ни средств, ни возможностей всерьёз заниматься внешней разведкой.. К тому же, её первый шеф болел и не отличался большой инициативностью.
Харель же после образования Израиля стал первым руководителем службы внутренней и внешней контрразведки страны (теперь - ШАБАК).
Поэтому нередко именно Хареля, ставшего в сентябре 1952-го щефом Моссада и считают создателем этой спецслужбы.
Реально, так оно и было.
Вплоть до 1963 года Харель одновременно был руководителем всех спецслужб Израиля...
И вообще, пусть Харель, проживший 91 год, сам говорит за себя.. Тем более, что публично, с журналистами, да ещё в своём небольшом типовом особнячке на окраине Тель-Авива он делал это крайне редко...
Он сам вышел к калитке садика, чтобы встретить и проводить гостя в дом.
Харель:
- Вы можете задавать мне вопросы по-русски. Я понимаю...
Моя семья переехала в Палестину из Витебска, из Беларуси. Что касается меня лично, то я был настроен и хотел, как многие первые репатрианты, работать на земле и получить соответствующее образование. Но во времена британского мандата организация еврейской самообороны направила меня на побережье - встречать нелегальных эмигрантов, которых "по цепочке", из рук в руки, принимали и помогали обустраивать в Палестине.
И вот тогда у меня произошла памятная стычка со старшим британским офицером, который позволил себе антисемитскую реплику. Я избил его.
Это был, кстати, единственный случай в Палестине, когда на британского офицера кто-то прилюдно посмел поднять руку. Мне грозил суд и наказание.
И товарищи тогда перевели меня на нелегальное положение. Так изменилась моя судьба, и я начал заниматься вопросами безопасности нашей организации.
Сначала я отвечал за район Тель-Авива, а после образования Израиля мне поручили организовать систему контрразведки.
С 1952 года, став во главе Моссада, я одновременно руководил всеми секретными службами страны. В серьёзных операциях, чтобы координировать работу и нести ответственность, я предпочитал участвовать лично, непосредственно при проведении операций.
Для меня было принципиально важно оказаться на месте действия.
Например, при похищении из Аргентины и переправки в Израиль нацистского военного преступника Эйхмана. Вы знаете, что этот человек ответственен за непосредственную разработку и проведение “окончательного решения” судьбы еврейского народа в Третьем Рейхе во время Второй мировой войны.
Я находился со своими людьми нелегально в Аргентине, пока мы, наконец, не захватили Эйхмана и не вывезли его в Израиль для суда.
Ступников:
- Вы не доверяли своим людям, что так рисковали?
Х.
- В этой, довольно сложной операции я должен был контролировать всё. Тем более, в оперативной обстановке. Конечно, мы могли просто убить Эйхмана и, таким образом, покарать его за шесть миллионов погибших евреев. Но для нас было принципиально важным публично судить его, показав всему миру, что убийца евреев, поскольку уже есть государство Израиль, не избежит наказания.
С.
- Но, когда вы выкрали Эйхмана, то тем самым нарушили международные закон?
Х.
- Мы понимали это изначально. Но ситуация была безвыходной.
Когда мы идентифицировали Эйхмана - а он тихо жил в своём доме, как простой человек под чужим именем - можно было обратиться к Аргентине. Допустим, что его сначала заставили бы признаться, что он - Эйхман, и только затем мы могли требовать его депортации для суда в Израиле или Германии. Был и такой вариант.
Но на практике, при первом же тревожном сигнале Эйхман бы снова растворился в Латинской Америке.
На самом деле, операция была конспиративной не только по отношению к бывшим нацистам, но прежде всего - к тогдашнему правительству Аргентины.
В стране "под прикрытием" находилось 10-15 сотрудников Моссада и ни местные спецслужбы, ни власти не подозревали, что мы здесь работаем.. Узнали только, когда Эйхман уже оказался в Израиле, полностью под нашим контролем.
Нам было очень трудно готовить и проводить операцию, поскольку спецслужбы Аргентины боролись тогда с терроризмом, работали активно и особенно старались контролировать приезжающих иностранцев.
Но мы его взяли сами.
С.
- А что сказал Эйхман и как вы добились, чтобы он признался, раскрыл себя?
Х.
- Мы не использовали при допросе силовые методы. Это был мой личный приказ. Когда его взяли и отвезли на конспиративную квартиру, он не знал, кто мы и что происходит. И сначала выдал нам свою “легенду”. А мы не перебивали - только слушали и спрашивали. Даже его настоящего имени не упоминали.
А потом предъявили документы - вплоть до его медицинской карточки времен войны. А там - все его шрамы, операции. Напомнили, с бумагами на руках, его карьеру..
Нам обязательно надо было, чтобы он сам признался. Мы, повторюсь, принципиально не хотели выбивать признание...
Через пятьдесят минут допроса он сказал: ”Да, я и есть - Эйхман”. Он правда уже понял, что мы - израильтяне и у него нет выбора.
(Примечание. Эйхмана после публичного суда в Израиле казнили ровно в полночь, в Рамле, в мае 1962 года).
С.
- Вы имели материалы на всех нацистских преступников?
Х..
- Нет, только на главных.. И тех, кто принимал участие в уничтожении евреев. Поскольку Гитлер и Геббельс были мертвы, мы, главным образом, сосредоточились на Эйхмане, хотя и не только...
С.
- А доктор Менгеле? Правда ли, что он сбежал через окно, когда Моссад его выследил в Аргентине и собирался захватить?
Х.
- Это история “охотника за нацистами” Симона Визенталя...
На самом деле, мы опоздали.
Мы затратили много усилий и средств, чтобы найти Менгеле в Аргентине. Но “брать” их обоих одновременно было невозможно. И он скрылся сразу же, как только мы “взяли” Эйхмана.
Он бежал в Парагвай, где режим Стресснера предоставил ему “личное” убежище.
Его немедленно стала опекать в то время сильная немецкая колония страны, сразу же дали персональную государственную охрану.
Мы потом несколько раз пытались приблизиться к Менгеле - но не смогли.
Просто “ убрать” его не хотели - он нам нужен был для суда, но ничего сделать не удавалось. Полагаю, что он уже действительно мёртв. (примечание - В 1979 году в Бразилии Менгеле неожиданно утонул у берега при неизвестных обстоятельствах).
С.
- А Борман или шеф гестапо Мюллер? Вокруг них ходит много слухов и домыслов. Говорят даже, что кто-то из них был связан с советской разведкой?
Х.
- Борман, насколько мы выяснили, погиб в 1945 году в Берлине. В те же дни, что и Гитлер. Что касается Мюллера, то мы его серьёзно и долго искали. Предположительно, скорее всего, шеф гестапо попал в руки русских. Его, возможно, использовали и “убрали”.
С.
- Раз уж вы упомянули русских, то у Моссада были какие-либо рабочие контакты с ними? Тем более, что Советский Союз поддержал образование Израиля и, тем самым, можно сказать решил его судьбу.
Х.
- Мы никогда не имели оперативных контактов с советскими спецслужбами..
Сталин поддержал в ООН образование Израиля. Но не из-за любви к евреям, а как противовес Великобритании.
Это было его стратегическое решение.
В то время арабский мир был слаб и арабы не могли противостоять Британской империи к югу от границ Советского Союза. Поскольку еврейская община и её государство на Ближнем Востоке могли бы положить начало изгнания британцев из региона, Сталин и поддержал создание Израиля. Собственно, так и получилось. СССР именно поэтому допустил поставку нам необходимого оружия для войны за Независимость из Чехословакии...
С.
- Но потом, как утверждают, у Сталина был план о депортации всех советских евреев в Сибирь.. Вы знаете что-нибудь об этом?
Х.
- Мы подозревали это, исходя из ситуации и событий вокруг еврейского вопроса в СССР.
Репутация Сталина и предыдущие депортации малых народов указывали на возможность такого поворота событий.
Но подтверждающих это документов, честно говоря, у нас не было. Не было выхода на Кремль.
С.
- А распад Советского Союза? Некоторые в России говорят, что сионисты приложили к этому руку.
Х
. - Это абсурд. Важно понять, если не знаешь - Израиль и Моссад всегда интересовались только евреями, условиями их жизни и связями с еврейским государством.
Говорю авторитетно, мы не проводили разведывательных операций против Советского Союза. Мы всегда опасались, и это было очень важным фактором, что любые наши действия, даже намёк на подобную операцию, ударит по советским евреям.
Для нас это было недопустимо.
Мы слишком малы и заняты “своими” делами, чтобы ещё бороться с Советским режимом.
С.
- Моссад маленький, по сравнению с КГБ, ФСБ или ЦРУ. Но Моссад, похоже, везде?
Х.
- Это легенда. Сила Моссада всегда была в стремлении обеспечить реальную безопасность Израиля и мы концентрировались только на этом. Операции, связанные с арабскими странами и контртерроризмом - это отдельный разговор.
Знаете, я был единственным, кто задолго до Горбачёва говорил о распаде Советского Союза. Я говорил об этом американцам - но они не слушали. Не верили.
Они были слишком заняты борьбой с СССР в стиле “холодной войны”.
Я же был уверен, что распад СССР неминуем на основании информации об этой стране.
Диктатура и контрасты, которые были там, не могли долго сосуществовать. Это стало понятно ещё после разоблачений Хрущёва, когда стало известно, что творилось наверху, в Кремле, в структурах. Но мы не принимали участие даже в операциях американцев против Советского Союза, опасаясь за судьбу репатриации и евреев.
С.
- Но ведь именно Моссад смог достать секретный доклад Хрущёва, разоблачающий культ личности Сталина ещё до его обнародования?
Х.
- Это не наша заслуга. Это все получилось случайно.
Доклад попал в ЦК компартии Польши, а там многие недолюбливали русских.
И один израильтянин из нашего посольства имел личные дружеские контакты с польским высокопоставленным чиновником. И тот счёл нужным самостоятельно отдать этот доклад Хрущёва на запад. Он добровольно передал его израильтянину, не осознавая даже значение этого документа.
С.
- А советская разведка работала в Израиле или КГБ тоже концентрировался, в основном, на США и западных странах?
Х.
- КГБ работал в Израиле активно с самого начала.
Первые репатрианты, приехавшие в Палестину, были, в основном, из России. Они хотели строить свою страну. И они знали русский язык, русские песни, культуру, с симпатией относились к русским. Русские стали героями в Израиле после победы во Второй мировой войне.
Во многих кибуцах (прим. поселениях-коммунах) Израиля уже даже после смерти Сталина долго висели его портреты.
В Советском Союзе людям говорили о врагах - сионистах, а в самОм Израиле сторонники Советского Союза были очень сильны.
Святее Папы Римского, на мой взгляд. Они искренне верили в светлое будущее коммунизма.
Парадокс в том, что израильские коммунисты, имевшие большое влияние в стране, были самыми преданными сторонниками Советского Союза, а Москва именно их не позволяла включать в международное коммунистическое движение - чтобы не оттолкнуть арабские режимы.
Поскольку игра тогда пошла против США КГБ имел почву для работы в Израиле и советский шпионаж против нас был очень активен.
Больше, кстати, чем в других небольших странах мира.
Мы были одной из первых целей советских спецслужб и одновременно транзитом - для работы в тех же Соединенных Штатах или в Европе. Через Израиль, как считали в КГБ, можно было легализовать “своих” людей и затем проводить операции против их основного противника - США. Мы пресекли ряд таких операций, извещая об этом американцев. То есть мы хорошо работали.
С.
- Подозреваемых советских разведчиков вы разрабатывали уже здесь, в Израиле?
Х.
- Некоторые приходили сами, признавались - чтобы эмигрировать, мы шли на сотрудничество с КГБ.
С.
- Но ведь были и Калманович, отсидевший в Израиле за работу на СССР, и Клинберг ...?
Х.
- Они были не репатрианты, а профессиональные разведчики..
Их специально засылали в страну и идеи их операций заранее разрабатывались в Москве.
Они уже тогда знали и Израиль, и структуру общества, и пути своего продвижения.
С.
- Но самого известного советского разведчика в стране - Исраэля Бера - разоблачили вы?
Х.
- Бер занимал высокий и ответственный пост в канцелярии первого премьер-министра страны Бен- Гуриона. Был его личным другом.
Но я подозревал Бера и был против его допуска к секретным материалам.
Однако не мог сам решать этот вопрос, поскольку сомнения - не доказательства.
Об этом не говорят в СССР и России, но Бера провалил сам КГБ... они там очень хотели выйти на шефа немецкой разведки Гелена, но не могли это сделать.
И вдруг я узнал, что, несмотря на мой запрет, Бер был в Германии и лично общался с Геленом. Только один фактор мог заставить его пойти на это нарушение - знаменитое русское “надо”.
Мне удалось придержать затем Бера от дальнейших поездок за границу и он был вынужден пойти на встречу с советским разведчиком. А за ним мы следили. И их обоих “взяли” при встрече. Это бы самый серьёзный провал КГБ в Израиле и наш успех.
С.
- Когда-нибудь ещё вы переигрывали КГБ?
Х.
- Был личный, можно сказать, случай, когда я сам “расколол” советского агента.
Это был молодой и очень преуспевающий израильский дипломат. Его семья - коммунисты жили когда-то в Швейцарии.
Русский язык им преподавал советский гражданин, который и завербовал парня.
Он репатриировался в Израиль и сделал блестящую карьеру. А затем уехал работать в наше посольство не куда-нибудь, а в Англию.
Короче, очень опасный парень.
Из Лондона он вдруг предложил свои услуги Моссаду и запросил личной встречи со мной. Дипломаты обычно избегают связей с Моссадом , чтобы не повредить своей репутации и работе. Затем этого парня перевели в наше посольство в Югославию и он снова запросил о личной встрече - мол, надоела дипломатическая работа, скучно.
Он стал давить, говорить о необходимости создания спецотдела Моссада по Югославии, якобы это важно.
А я не люблю добровольцев - «инициативников», которые сами приходят и предлагают услуги. И потом, он слишком шустро лез не в свое дело. Отслужи в МИДе, а потом посмотрим...
Короче, он повторно настоял на встрече, которую я организовал на конспиративной квартире здесь, в Израиле. И тут я ему сразу заявил в лоб: “Я знаю, что ты советский шпион. Подожди - не оправдывайся, не суетись. Если признаешься, я тебе помогу.”
Он растерялся - и сдался... Получил за шпионаж восемь лет, но мы потом помогли сократить его срок - и он вышел.
С.
- Это правда, что на Моссад люди порой работали не из-за денег?
Х.
- У нас не было денег. Моссад всегда поддерживали люди, которые хотели, чтобы Израиль выжил во вражеском окружении, выжил как государство.
Эта мотивация лучше, чем деньги и в большинстве случаев люди работали на нас бесплатно. Кстати, и на КГБ - тоже.
С.
- А были ли предатели, перебежчики, двойные агенты в израильских спецслужбах?
Х.
- Практически нет. В Моссаде не было предателей. И вообще, в спецслужбах.
Был только один случай в пятидесятых годах в Шабаке, в службе внутренней и внешней контрразведки. Польский агент был заслан с этой целью и сумел проникнуть в Шабак, но такое было только однажды...
С.
- А Виктор Островский, бывший агент Моссада, живущий в Канаде и написавший скандальные воспоминания о работе в системе?
Х.
- Патологический лгун. Такие просто неспособны говорить правду. Косвенно, кстати, он кое-что и выдал.
С.
- Вы ликвидируете физически противников и предателей?
Х.
- Если не говорить о террористах, опасных для Израиля и его жителей, вряд ли кто-нибудь в мире нас может обвинить в том, что мы повинны в целенаправленной гибели невинных людей.
Если бы я узнал, что кто-то предаёт нас, то приложил бы все силы, чтобы доставить человека в страну и здесь убить его.
С.
- У вас, наверное, вся грудь в орденах?..
Х.
-Я создавал Шабак и Моссад, плодотворно работал там много лет. Если бы я получал награду за каждую удачную операцию в тех же арабских странах, то их было бы очень много.
Но я отказывался. Даже после поимки Эйхмана.
У меня на пиджаке нет ни одной награды.
Потому что главная награда для меня - это существование моего государства, Израиля.
|
| |
| |
| несогласный | Дата: Пятница, 24.01.2020, 11:47 | Сообщение # 447 |
 добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 168
Статус: Offline
| Исторический экскурс Леонида Млечина :
https://www.kommersant.ru/doc/4219454
Сообщение отредактировал kiwabraha - Пятница, 24.01.2020, 11:48 |
| |
| |
| отец Фёдор | Дата: Воскресенье, 02.02.2020, 01:13 | Сообщение # 448 |
|
Группа: Гости
| " Я ПРОЩАЮ. ЗАБУДЬТЕ..."
Памяти майора Анатолия Шапиро, вошедшего в Освенцим ранним утром
27 января 1945 года...
Если верить академику Павлову, животным память выдана в простом варианте — в системе инстинктов безусловных и условных. Хотя опять же, сегодня по этому поводу накопилось много сомнений.
Зато вот людям… Мало того, что из мозжечка память у человека прямоходящего была поднята до уровня сознания, так ещё для её подкрепления было придумано в мире масса сногшибательных штучек. От скрижалей до бумаги, от песен и эпоса до аудио, кино, видео и магнитных дисков.
И сегодня мы можем взять в руки трехтысячелетний приёмо-сдаточный акт египетской овощной базы или увидеть как от брюха самолёта «Энола Гей» отрывается маленькая точечка, расцветающая потом огромным грибом над Хиросимой.
Неужто Б-гу так важна наша память?
Ведь судя по опыту, человечество вышеуказанным даром никак не пользуется. Не делает выводов из уроков истории для совершенствования окружающего мира.
Тогда для чего память входит в комплект каждого разумного индивидуума? Только чтобы исходить в истоме от сладких, как “киевский” торт, воспоминаний: Черное море, белый пароход… Парное молоко на заре… Сеновал… Девушка… Берёзки…
Нет! Думаю, что-то здесь кроется.
После боя я спросил выбиравшихся из подвалов поляков — коренных жителей городка Освенцим: Что там, в лагере? — вспоминал Анатолий Шапиро, командир штурмового батальона, освобождавшего зимой 1945 года лагерь уничтожение Освенцим - Биркенау. Они отвечали спокойно: «немцы пеклы жыдив…».
Казалось бы чего уж больше? Всё запечатлено в архивах, на фото, в кинохронике, в видеосвидетельствах сотен уцелевших… История Катастрофы европейского еврейства...
Ан нет.
Становится всё больше « специалистов» говорящих о фальсификации, о раздувании объёма Холокоста. Ссылающихся на то, что так и не найден приказ о «решении еврейского вопроса» собственноручно подписанный Гитлером. ( Так ведь и подпись Сталина стоит не более, чем на десятке расстрельных дел!..).
Всё время старательно на счётах сбрасываются костяшки.
Уже есть мнение, что не семь миллионов уничтожено евреев, а шесть.
Потом уже не шесть, а пять…
Сегодня и эту цифру опять рвутся пересмотреть. Дескать, граждане евреи, стараясь вызвать к себе жалость и сорвать дивиденды, количество смертей значительно преувеличили…
Группа польских археологов провела выборочные раскопки на территории концлагеря Белжец в Восточной Польше, где 1942 – 1943 годах были уничтожены 600 000 евреев…
Археологи пробурили 1600 отверстий с интервалом пять метров, взяли образцы грунта и затем вскрыли отдельные участки на глубину до шести метров…
В некоторых местах останки были сжаты настолько плотно, что «буры даже не могли пробиться сквозь сплошные кости.»
Вот и ещё одна разновидность археологии возникла.
О Белжеце одном из шести основных лагерей уничтожения евреев (Треблинка, Собибор, Майданек, Освенцим, Хелмн ) известно сравнительно мало, поскольку в нём чудом уцелело только два еврея и никого из них уже нет в живых.
Но именно с Белжецом, где впервые были использованы газовые камеры, связано самое яркое свидетельство о Катастрофе.
Эсэсовский офицер Курт Герштайн оказался там в августе 1942.
Потом в поезде он плакал и бился в истерике, рассказывая об увиденном шведскому дипломату. Тот составил доклад своему правительству. И ничего...
Тогда офицер пробился к протестанскому епископу, к папскому нунцию. Все молчали.
Измученный памятью Курт Герштайн уцелел в войне, чтобы в плену у французов успеть написать подробно об увиденном, а потом покончить жизнь самоубийством:
«Эсэсовцы забили до отказа газовую камеру очередной партией евреев и закрыли герметические двери. Однако дизельный двигатель, качавший газ в камеру долго не заводился. Он начал работать через три часа. В момент запуска двигателя люди были ещё живы. Потом…Семьи можно было определить даже после смерти. Они держались за руки».
Люди!Кто-нибудь может себе это представить?!....
Ведь и пулю принять — дело непростое и цианистым калием мучиться десяток секунд тоже очень больно. Но чем измерить вот это… Стоять, обнимая своих детей, и нестерпимо долго ждать, когда же эти недотепы — солдаты «перестарки», отсиживающиеся здесь от фронта — наконец-то запустят двигатель. И «спасительный» газ потечет в лёгкие тебе и твоей семье... Чтобы в конце концов это всё закончилось.
Можно ли после этого утверждать, что память дана человеку для запоминания дифференциальных уравнений и химических формул, стихов и анекдотов.
Думаю, это просто так… Сопутствующий процесс.
На самом деле память — наш неизбывный укор.
Потому что каждый из нас — Эпштейн и Кац, Иванов и Петренко — даже если не владеет информацией, обязательно помнит нутром — было сделано всё возможное, чтобы мы с вами не родились. Чтобы не родились у нас дети и внуки.
Это делалось в этом веке, как и на протяжении всех других столетий.
А мы всё равно родились. И память жжёт нас вопросом: Для чего? Зачем? Для продолжения рода, усиления процесса энтропии? В конце концов, просто для съедания в течение жизни тонны колбасных изделий и вытаптывания трёх десятков ромашек?
А может для чего большего?..
Получается что память — кондуит наших слабостей и грехов — тревожит нас, требует работы Души. Но человек ведь обязательно что-нибудь да придумает, чтобы не напрягаться.
Поэтому в силу глухоты и лености, животной природы выстроили мы в веках особые отношения со своей памятью. Отношения по принципу «наоборот».
Чтобы было удобней жить, мы старательно стремимся утопить поглубже укоры совести, воспоминания о наших грехах и возникающие побуждения к совершенствованию.
Мы насилуем механизм нашей памяти, заставляя работать его путём подмены мотивировок на вытеснение, на забвение, на подавление.
То есть, на личном уровне и на уровне человеческого общества идёт непрекращающаяся война с памятью.
Вместо того, чтобы мучаясь, помнить, извлекать уроки, восходить к смыслу существования, мы со всей нашей изворотливостью придумываем кучу дел, играем в чужие политические игры, покрываем мощными слоями лака наше прошлое, отсекая его от настоящего и будущего.
Я читаю здесь в Америке о Праздновании Дня Победы в России.
Вглядываюсь с ужасом в фотографии «ветеранов». Так долго в России люди, опалённые войной, не живут...
Кто же эти, бодренькие? Скорее всего «вохра» Гулага и «исполнители» (кокетливое обозначение палачей в МВД и КГБ).
А вокруг фотографий бред текстов, переполняющих газеты и экраны телевизоров! Эта дымовая завеса над страшной коллективной памятью народа, полной греха, вероотступничества, предательства родных и близких, убийств и в словах и на деле, отторжения Добра и служения Злу.
Ведь не могут НЕ приходить к мирно доживающим свой век на персональных пенсиях «партаппаратчикам» и генералам карательных ведомств тени загубленных ими людей.
Точно так же как не может НЕ стоять перед глазами нынешних функционеров, начиная с Президента России, лица жертв «Норд-Оста» и сгоревших детей Беслана.
Как же они живут, суки?!
Хотя, ведь, если честно, и вся Всемирная история, по сути своей, — это старательное умалчивание истинных причин и следствий, вынимание неуютных фактов и достойных людей.
Торжество забвения.
Боюсь, что даже Евангелие — это не откровение, а вытеснение, старательное невспоминание.
И уж тем более, я готов биться о заклад, что любые мемуары, написанные вроде бы с целью рассказать правду, на самом деле истошное желание спрятать. Не сказать!
Память берётся в плен, память сгнаивается в концлагерях неточностей и удобных толкований. Потому, что иначе, обступают души обиженных, обкраденных — в любви, в заботе, в дружбе, в милосердии.
Даже в виде предположения невозможно допустить, чтобы кто-то признался в грехе?
Какой народ, какое правительство осмелится на это…
Социалистическое корейское или капиталистическое польское?
А может советское?
Например в том, что из почти трёх миллионов уцелевших во Второй мировой войне узников концлагерей и военнопленных «родное» советское государство, профильтровав их в лагерях для перемещённых лиц, отпустило по домам всего двадцать процентов.
Остальных оно сгноило в ГУЛАГЕ и на принудительных работах в Донбассе и Караганде.
И ведь об этом молчат все!
Бывший майор — освободитель Освенцима Анатолий Шапиро, потом, (внимание!) был начальником советского лагеря для перемещённых лиц, устроенного там же, в бараках Освенцима.
Помню, я спросил про этот лагерь. Он долго молчал, а потом сказал: «Смершевцы» допрашивали «контингент» по ночам… Допрашиваемые так кричали…».
Здесь в Бруклине бывший майор Шапиро писал стихи о войне… Увы, стандартные, лапидарные.
Не спал ночами. И выбрал себе способ борьбы со своей памятью.
Он всем доказывал, что при подсчёте жертв Холокоста нечистоплотные люди в угоду политике занизили цифру на миллион и требовал точности.
Ходил на пикеты к польскому консульству в Нью-Йорке, потому, что вокруг Освенцима, где было уничтожено ориентировочно до трёх миллионов человек, 90% из которых были евреи, католики Польши хотели поставить 300 крестов...
Так они, заглушая свою память, отвоёвывали право считать это место братской могилой поляков и никого больше.
Хотя взять бы им всем — евреям, полякам, немцам… Да, всем людям. Сесть рядом! Погоревать и поставить вокруг всех лагерей в мире магендовиды, кресты, полумесяцы и, какие там есть ещё. Например, те же символы Будды.
То есть установить всё что только нужно, чтобы этот ужас никогда не повторился.
Нигде в мире.
Ни для кого.
Что же до отдельно взятого человека. И о его борьбе с памятью…
Ну, разве признается он, хотя бы сам себе, в своих прегрешениях. Ведь после такого признания уже нельзя будет жить дальше. Надо будет стреляться, вешаться, топиться.
А так, глядишь, мы все бодро существуем.
Правда, просыпаемся каждое утро с ужасом. Потому, что, как «мёртвые с косами вдоль дороги», стоят предки, пронёсшие сквозь огонь и смерть свою сперму и яйцеклетку, свою любовь и надежду, чтобы зачать нас.
И стоит Всевышний — третий участник всякого соития свершённого для рождения человека…
Я смею предположить — наша память самая большая пытка, данная Б-гом в надежде на наше прозрение. Это предчувствие того Страшного суда, когда мёртвые воскреснут и посмотрят нам в глаза.
… На Украине в городе Днепропетровске в сентябре 1941 года, уже после того как расстреляли всех местных евреев в противотанковом рву в районе Ботанического сада, была проведена ещё одна акция, как вообщем-то во всех других городах и местечках на оккупированной территории…
В дворе дома № 9 по улице Мостовой были собраны матери с детьми – полуевреями. И приказано было им — русским и украинкам — детей оставить, а самим уходить. И они ушли…
А куда деваться?
Это факт.
А дальше легенда…
По рассказам, вроде бы две мамаши упросили остаться и всю ночь провели, обнимая своих детей и утешая плачущих чужих. И утром, единственный среди проводивших все эти акции полицаев, чистопородный немец — унтер-офицер, — строя детей в колонну, не выдержал и разрешил этим матерям: «забирайте своих и уходите!»
Было ли это или так хотелось людям, чтобы среди иродов попался хоть один человек.
Странно, что народная молва на эту роль выбрала немца? Наверно всё-таки это сказка.
Ведь всех остальных детей по его же команде отвели к противотанковому рву…
Так что, боюсь, что жизнь тех двух мамаш оборвалась там же.
Ну что ж, думаю, им повезло в этом случае. Потому-что невозможно представить, как смогли жить потом, как смогли совладать с памятью те матери, что выли ночью, кружа вокруг того двора.
А как удалось прожить со всем этим свою жизнь немецкому унтер-офицеру и трём десяткам ублюдков — местных полицаев?
Может они, (на их же счастье) были пойманы после войны и повешены. И не пришлось им мучиться всю жизнь.
О-о-о! Какая была война! Вторая мировая! Было на что списать загубленные жизни, потерянных детей…
А на кого нам списывать?
Кого сделать виноватыми за те десятки тысяч душ детей, потерянных в прямом и переносном смысле всеми нами в ужасе жизни. Там - в оставленных нами странах. И здесь.
А на кого списать вину за наши собственные души, полные гонора непримиримости и атеизма?
Несомненно, все мы все знаем про Страшный Суд. Что восстанут мёртвые.
Я вот для себя выстроил такую последовательность всего этого.
Затрубят трубы. Восстанут мёртвые, разыщут среди живых тех, кто… Родных, друзей. И, вообще, всех тех, с кем им пришлось в жизни пересекаться, и кто им чего не додал. Так сказать, повлиял на судьбу... И посмотрят они нам — живым — в глаза.
Вот это и будет Страшный Суд!
Вот уж действительно, больше всего, господа, везёт тем, у кого начался склероз...
Б-г, наконец, жалеет их. И говорит — Ладно, я прощаю. Забудьте…
Ефим ГАЛЬПЕРИН
-----------------------------------
9 мая 2008 года в Запорожье появилась мемориальная доска...
|
| |
| |
| Бродяжка | Дата: Воскресенье, 02.02.2020, 07:30 | Сообщение # 449 |
|
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 710
Статус: Offline
| ужасные факты - о коих многие забыть стараются - напомнил нам автор в столь памятную дату...
|
| |
| |
| Kiwa | Дата: Среда, 05.02.2020, 02:58 | Сообщение # 450 |
 настоящий друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 674
Статус: Offline
| интереснейшая история:
...Совершив сложнейший маневр, стальная громадина замерла точно в отведённом для неё месте. В порту началась настоящая феерия. Сдержанные и невозмутимые англичане, как дети, прыгали от радости, кричали и кидали в воду цветы, разноцветные ленты, шляпки...
http://izbrannoe.com/news....moryaka
Сообщение отредактировал Kiwa - Среда, 05.02.2020, 03:04 |
| |
| |
|
