ГАРРИ ШИРМАН, ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МОГИКАН МОЛДГОСДЖАЗА, РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ И О СВОЕЙ СЕМЬЕ
Скрипач, кларнетист, саксофонист Молдгосджаза Гарри (Хуна)Ширман родился в Кишинёве в многодетной еврейской семье. Отец был простым шорником, мама – портнихой. Оба любили музыку – и музыкальное образование дали каждому из пятерых детей.
...Моя сестра Соня в пять лет села за пианино. У неё рано проявился абсолютный слух. Не глядя она легко отгадывала, какие клавиши участвуют в рождении звука. Прекрасная читка нот с листа и музыкальная память помогали ей быстро осваивать новые произведения. Её педагог Клара Файнштейн часто выступала с сольными концертами. Благодаря учительнице сестра тоже стала выступать – играла с симфоническим оркестром произведения Грига, Листа, Рахманинова, Чайковского. Но в те годы всюду пели арии из оперетт, исполняли танго, фокстроты и другие танцевальные мелодии. Соня легко схватывала новинки и быстро аккомпанировала. Среди музыкантов о молодой пианистке пошла лестная молва, а когда одному из ресторанов понадобилась пианистка, предложили Соню Ширман. Наш строгий папа, конечно, стал администратором дочери. Первый опытный музыкант, с кем Соня начала работать в ресторане, был Петрика Раду. Кстати, тогдашнее музыкальное «меню» ресторанов отличалось большим разно-образием, поскольку эти заведения посещали не только ради хорошей кухни, но и чтобы послушать первоклассную игру. За вечер здесь звучали классическая музыка, современные танцевальные мелодии, румынские народные песни, отрывки из французской, австрийской, польской, венгерской оперетт. Музыкант играл без нот, аккомпанировал по слуху, но для Сони всё это не составляло труда. Новая работа дала ей, в то время уже студентке Кишиневской консерватории музыки и драмы “Униря” (по классу фортепиано), практику и хороший заработок. Вскоре сестра получила приглашение работать с одним из лучших в городе скрипачей Николаем Черешем и его оркестром. Но этот союз продержался недолго. То было время мирового экономического кризиса, и музыканты в поисках работы собрались в Бухарест. А тем временем в Кишинев на гастроли приехал Пётр Лещенко – и Череш перед отъездом порекомендовал ему в аккомпаниаторы Соню. Сестра артисту очень понравилась. И когда в 1935 году, после кишиневских гастролей, Лещенко открыл собственный ресторан в Бухаресте, он пригласил туда и Соню. Но родители боялись отпускать дочь в чужой большой город. После долгих переговоров с Лещенко, после его заверений, что девушка будет жить вместе с его сёстрами – однолетками Сони, папа и мама дали согласие. К тому же отец тоже решил переехать в Бухарест, устроиться там на работу. В румынской столице Соня обратила на себя внимание внешностью и профессионализмом. А в те времена ой-ой как следовало играть, чтобы с музыкантом считались и его уважали. В оркестре у Лещенко Соня встретила свою любовь. Ее избранником оказался красавец скрипач Рувин Капланский. Воспитанность, обаятельность, аккуратный внешний вид молодого человека произвели благоприятное впечатление на моих родителей. Молодые решили сыграть свадьбу после того, как папа перевезёт всю семью из Кишинева в Бухарест. Жених помог папе подыскать квартиру. И вот мама, две сестры, брат и я приехали. Свадьба Рувина и Сони прошла весело и красиво. У Рувина оказался спокойный и выдержанный характер, что помогло ему сделаться любимцем всей семьи. Молодых супругов объединяла не только любовь, но и творческое «единомыслие», стремление добиваться успехов в музыке. Сопровождая Лещенко в концертах, Соня приобрела большой опыт аккомпаниатора. У Рувина обнаружились прекрасные вокальные данные. Оба дома усердно работали, совершенствуя своё мастерство. Благодаря внешним данным, обаянию, мягкому задушевному голосу и профессиональной игре на скрипке у Рувина появился шанс возглавить оркестр. В те времена музыкальным коллективом обычно руководил «стоячий» скрипач – стержень, главная фигура оркестра. Рувину подвернулась работа в “Шварцер Адлере” (“Черном орле”) – одном из лучших ресторанов Черновиц, где с Капланским заключили контракт на два года. Благодаря своему родственнику я получил первый ангажемент и первую практику, поскольку Рувин взял меня, начинающего скрипача, в оркестр. Оркестр Капланского быстро завоевал симпатии взыскательной публики. В Черновицах Рувин вырос как руководитель, скрипач и певец. За два года он собрал большую нотную библиотеку, без чего не мог работать ни один руководитель оркестра. Вернувшись в Бухарест, Рувин заключил контракт с баром “Пеликан”, который находился в центре города. А потом Пётр Лещенко открыл еще более шикарный ресторан и пригласил Капланских на работу. Однако Рувина вскоре мобилизовали в действующую армию и отправили в Бессарабию. Ушел служить и мой старший брат Абрам. Задолго до 28 июня 1940 года румыны мобилизовали всех резервистов и направили к Днестру, на границу с СССР. После советского ультиматума бессарабцы остались на месте, а румынская армия должна была уйти в Румынию. В Бухаресте начала накаляться обстановка из-за антисемитских настроений и нападок фашистских организаций. Бессарабцев стали считать большевиками, и они потянулись в родные края. Наша семья хорошо устроилась, поэтому уезжать никому не хотелось. В Кишиневе мы все, кроме сестры Фени, жившей в Оргееве, собрались вместе. Рувин и Соня временно жили у своих друзей Брейтбурдов. Родители, две сестры, брат и я сняли квартиру. Сестра Женя, пианистка с консерваторским образованием, устроилась корректором в газету “Советская Молдавия ”. Соню взяли в филармонию аккомпаниатором. Рувин организовал джаз-оркестр в кинотеатре “Орфеум”. На базе этой группы возник Молдавский государственный джаз-оркестр, который по тогдашней моде мы называли сокращенно – Молдгосджаз. Его руководителем вскоре стал Шику Аранович, который известен как Шико Аранов. Солиста Молдгосджаза Рувина Капланского публика боготворила. Песни “Я не вернуться не мог”, ”Скрипка”, ”Спасибо вам, мамы” в его исполнении становились шлягерами… Увы, 16 октября 1966 года Рувина Капланского не стало. Этот удивительный человек, сыгравший огромную роль в моём музыкальном становлении, ушёл из жизни в 55 лет. Моя сестра Соня почти на четверть века пережила своего звёздного супруга. За многолетнюю и безупречную работу в Кишиневской государственной консерватории, где она пользовалась большим авторитетом, Соня удостоилась звания “Почётный гражданин города Кишинёва”.
Дата: Понедельник, 25.03.2013, 08:20 | Сообщение # 3
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1515
Статус: Offline
окончание
Еще одна глава из книги Гарри Ширмана
Мне было 16 лет, когда наша семья, вслед за сестрой Соней, которая работала аккомпаниатором у Петра Лещенко, переехала в Бухарест. Надежды найти место скрипача в большом незнакомом городе у меня не было, но я решил испытать фортуну. Биржа музыкантов находилась в центре города, около одного кафе, куда стекались сотни музыкантов разных жанров, уровня профессионализма и известности. На первом этаже, сидя за чашечкой кофе, эта публика решала свои дела. Тут заключались сделки, оформлялись ангажементы и разовые халтурки – поиграть в клубе, на балу, свадьбе, банкете. Счастливчики, имевшие работу, тусовались на втором этаже, отдыхая за биллиардным столом. Музыканты ночных баров и ресторанов на бирже не показывались – отсыпaлись. Ходил я на “стрелку”, как на службу, но без толку. Рувим Капланский, жених сестры, советовал для практики устроиться в любой оркестр, как делали начинающие исполнители. Румынские и венгерские музыканты работали на сценических площадках Бухареста династиями. Почти каждый оркестр состоял из членов семьи. Дети учились и практиковались у старших, как в домашней консерватории. Чужаки в этот клан пробивались с трудом. Кишиневский знакомый, наслышанный о моих талантах, порекомендовал меня в популярный театр-ревю “Алхамбра”, где для новой постановки решили на полгода увеличить состав оркестра. Прослушивание вёл совладелец театра, дирижер и композитор Ион Василеску, чьи песни напевала вся страна. Я сыграл ему пару небольших пьес без аккомпанемента. Василеску послушал, поинтересовался, сколько мне лет, и сказал, что берёт в оркестр. Хотя проработал я в театре всего полгода, но приобрел там неоценимый опыт. Оказавшись потом снова на бирже, я чувствовал себя уже более уверенно. Взял меня к себе Ионел Кристя, работавший в ресторане “Булевард”. Красавца скрипача Кристю публика любила за виртуозное исполнение румынской национальной музыки. В состав его оркестра входили три скрипки, альтовая виола, контрабас, фортепиано, орган, цимбал. А ещё – кларнет, гобой, флейта, труба, тромбон, литавры. Музыкальные издательства Германии и Франции выпускали специальные обработки классических произведений, которые были так расписаны, что любой состав мог играть увертюры к операм, фантазии Верди, Россини, Чайковского, фортепианные и скрипичные пьесы, вальсы и многое другое. Для привлечения публики с оркестром выступали один-два певца, исполнявшие популярные танго и романсы. Когда наш руководитель отсутствовал, его заменял дядя – пожилой толстенький цыган-скрипач, который обожал племянника и прекрасно знал ресторанную музыку,он-то и пытался раскрыть мне некоторые секреты национальной румынской музыки, но из-за увлечения джазом я вскоре забыл его уроки… Да, на Европейский континент из Америки стал пробиваться джаз. Я до 3-4 часов ночи слушал по радио новую музыку. Мечтал играть на саксофоне, и Рувин Капланский помог мне на время взять этот инструмент напрокат. В 1937 году мой шурин получил ангажемент для оркестра из четырех музыкантов в лучшем ресторане Черновиц “Шварцер адлер” (“Черный орел”). Хозяин обещал исполнителям жильё в гостинице, разовое питание и зарплату. Исполняя лирические песни в ресторане Петра Лещенко, Капланский мечтал руководить оркестром... Когда ему выпал счастливый номер, Рувин с Соней предложили мне поехать с ними в Черновицы. В группу также вошёл друг Капланского – Шарль Брейтбурд, замечательный кларнетист, саксофонист, пианист и очень эрудированный музыкант. Оркестр Капланского умело использовал саксофон, литавры, маринбофон – и быстро приобрёл известность. Через пару месяцев Рувин в музыкальном магазине заказал для меня чехословацкий саксофон-тенор фирмы Хюллер. Это был самый лучший день в моей жизни! Через две недели я получил инструмент и стал заниматься в подвале. Учебников и пособий по джазовой музыке тогда еще не было. Играл гаммы, как делал это на скрипке, придумывал... Кое-что мне показал Брейтбурд, но, почувствовав в нём ревность, я перестал к нему обращаться. Джазовой музыки к тому времени на пластинках и по радио я наслушался столько, что все мои жилки трепетали в унисон с инструментом. Затем Рувин стал выписывать новинки французского издательства «Чепель». Среди них попадались джазовые мелодии в коммерческой обработке, соло для трубы, кларнета, саксофона. Настал первый вечер моего дебюта. С азартом я потянул за собой оркестр, а потом исполнил соло. Хозяин ресторана не пропускал ни одного выступления оркестра Капланского. Причём слушал, держа обычно руки на заднице. Он подошел ко мне после концерта и прокомментировал (на идиш): “Хорошо сказал, а?”.. Мой авторитет музыканта подскочил на много пунктов. По истечении контракта, его продлили еще на один срок... Перед войной в Европе в обеденный перерыв закрывались все магазины и учреждения. С часу до трёх обедая, люди слушали по радио народную или классическую музыку, которая пускалась в эфир живьём. Раза три в неделю вечером транслировалась танцевальная музыка, а после полуночи начиналась получасовая музыкальная передача из первоклассных ресторанов. В Бухаресте уже сложилась плеяда опытных джазовых музыкантов, побывавших за границей, игравших с иностранными джазистами. Они были востребованы, но от дополнительных заработков на радио не отказывались. Вернувшись в Бухарест, благодаря другу Рувина, я тоже сыграл в передаче на радио. На следующий день, как обычно, появился на бирже – и ... оказался в центре внимания. Меня стали приглашать на разовые выступления в другие оркестры. Потом Рувин заключил контракт с баром “Пеликан” – и наша черновицкая команда стала в нём работать с 9 вечера до 6 утра. Поспав до полудня, я отправлялся на радио, где продолжал играть в обеденные часы. Каждую свободную минуту занимался самообучением, копировал известных мастеров. Прислушивался к игре других джазистов, к импровизации по законам и правилам ансамблевой игры, к прин-ципам звукоизвлечения, деления, манере, штрихам и другим компонентам джаза. Известный пианист и знаток джаза Теодор Козма взял меня в свой диксиленд, который играл в летнем кабаре “Колорадо”. Теодор и его брат, известный дирижер Парижского симфонического оркестра, долгие годы жили во Франции. Работая с первоклассными музыкантами, я приобретал исполнительский опыт. Вскоре я получил работу у Дину Шербэнеску, типичного румына цыганской крови, неотразимого покорителя женщин. Оркестр этого яркого аккордеониста и кларнетиста обычно работал на богатом курорте в Карпатах. Музыканты группы были кумирами молодежи. Пианист Джику Кофлер обучался игре на фортепиано в Вене. (В 50-х годах он избирался ответсекретарем Союза румынских композиторов.) Санду Сфетапович, лучший ударник Бухареста, шикарно солировал, тонко аккомпанировал и поддерживал солиста. В оркестре играл и скрипач из Кишинева Скаянский. Румынские музыканты очень настороженно относились к бессарабцам, что, однако, не мешало тем играть ведущую роль в музыкальной жизни Бухареста... Например, Шико Аранов в румынской столице получил известность как аранжировщик. По выходным дням с нами очень прилично играл на кларнете Эмиль Бериндей. Аристократ, имевший родовой замок в Синаи, работал в Бухаресте главным инженером телефонной станции. Джазовый «Биг-Бэнд» Шербэнеску стал выступать в театре-ревю “Алхамбра”, где мы исполняли джазовые пьесы Д. Эллингтона, А. Шоу, И.Берлина, Б. Гудмена и других. Нас приглашали выступать в казино, на развлекательных вечерах в королевском дворце для принца Михая. Конечно, охрана нас проверяла, но не так, как в 1943 году, когда Молдавский государственный джаз-оркестр играл перед Сталиным в Кремле. Пока приглашенные собирались в зале, мы разошлись по дворцу, рассматривая апартаменты. Во всех залах стояли кресла, столики с красивыми шкатулками с сигаретами, сделанными на одном из островов на Дунае, где со времён Оттоманской Порты жили турки, выращивавшие особый табак... В 1938 году в Бухаресте сняли первый развлекательный румынский фильм, где я в эпизоде играл в баре на саксофоне. После показа фильма в Бессарабии меня стала узнавать кишинёвская молодежь. Но счастье продлилось мгновение. Грянула война...
Дата: Понедельник, 25.03.2013, 12:57 | Сообщение # 4
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1515
Статус: Offline
http://www.youtube.com/watch?v=5hTX6tfTLPM Если любишь ты муз.Ш.Аранова, сл. Л.Деляну - Г.Ходосова, исп. Р.Капланский Джаз-оркестр Букурия рук.Ш.Аранов, дир.Г.Ширман запись 1958 года
Солист виртуозного бенда Шико Аранова, Гарри Ширман, рассказывает о временах, когда их ансамбль был визитной карточкой Молдовы. Лад молдавской народной музыки очень удобен для джазовой импровизации, так что музыканты «несли» молдавский фольклор в северные широты советской империи. Молдавско-еврейско-негритянская музыка была глотком воздуха, свободы, лёгкости и иронии, которые так свойственны джазу. Первые песни неизвестного тогда Евгения Доги прозвучали в исполнении легендарного бенда. Оркестр Аранова приветствовали Шостакович и Мурадели... Отсюда можно сделать почти беспроигрышное предположение, что власть имущие старались как могли, лишь бы развалить оркестр и лишить слушателей синкопированной мудрости Луи Армстронга и Дюка Эллингтона. Нельзя сказать, что это не удавалось. Но это очень долго не удавалось сделать до конца.
Оркестр Аранова родился и жил на каком-то гребне противостояния. Ширман рассказывает как талантливые молодые еврейские джазмены уехали в Молдавию из Румынии, которая становилась уж очень железногвардейской. Однако Молдавия оказалась вполне советской. Здесь выяснилось, что джаз – «музыка толстых». Совсем не толстые музыканты подтянули пояса и ринулись в атаку. Вскоре им удалось «зацепиться» в кинотеатре «Орфеум». Группа играла перед сеансами. Музыка была лучше фильмов; публика ходила в кинотеатр по пять раз на одну и ту же картину – не смотреть, а слушать. Вообще-то ситуация выглядела безнадёжно. Группа могла быть либо джазовой, либо еврейской. И то и другое – явный перебор...
Наконец Аранову удалось приручить партийное начальство и репертком (организацию, которая утверждала или не утверждала репертуар любого оркестра или певца). Жрецы «воли народа» пришли в ужас, услышав джазовую аранжировку молдавского фольклора. Группу обвинили в покушении на священные ценности народной культуры. Аранов, на лету уловивший логику противника, сумел подать второе отделение концерта так, что партийные боссы растаяли. Он сообщил, что джаз – музыка угнетённых, за которую негров в Америке сажают на электрический стул. Неизвестно, что понравилось руководству: музыка угнетённых или идея казнить всех джазменов, но музыканты были приняты в штат Молдавской филармонии. Через месяц началась война...
Джаз Аранова вошел в Румынию вместе с войсками 2-го Украинского фронта... и сразу после войны попал под удар по новаторскому искусству. Оркестр был расформирован, однако возродился после смерти Сталина. Вспыхнула новая весна бенда Аранова, в котором Гарри Ширман был не только ведущим саксофонистом, но и скрипачом, и концертмейстером. Начались победные гастроли по стране. Пели Янина Диковская, Янина Левицкая, Ефим Балцан, Мария Бродецкая. Танцевали чечётку братья Зельцер. И тут заболел Аранов… Группе не дали выбрать нового руководителя из участников оркестра. А люди со стороны просто всё развалили. Тогда музыканты, которые приехали когда-то из предвоенного Бухареста, решили возродить оркестр из очередной горстки фениксового пепла. И снова они играли перед сеансами. Вместо веселого конферансье их предварял лектор, который говорил публике, что сейчас она услышит музыку капиталистов, настоящую какофонию. «И мы играли Дюка Эллингтона. Играли самозабвенно, как в молодости»...
