ИСТОРИЯ ВЗЛЁТОВ И ПАДЕНИЙ ВЕЛИКОГО ШАХМАТИСТА МИХАИЛА ТАЛЯ

Он жил стремительно и парадоксально, как и играл. Многого добился в жизни и многое потерял.

В 1969 году в печати появились некрологи. Мировая шахматная общественность прощалась со знаменитым гроссмейстером, подводя итог его яркой, но краткой жизни. «Михаил Таль навсегда останется в нашей памяти яркой кометой, пронесшейся по шахматному небосклону…»
Полулежа в номере московской гостинице, «яркая комета» читала один из некрологов и делала в нем поправки. В журнале «Шахматы» знали, что Талю предстоит тяжелейшая операция, и приготовились к худшему, набрав текст прощания. Но, вопреки ожиданиям, больной выжил, и вот кто-то из друзей показал ему гранки. Таль завершил правку, написал «Исправленному верить», расписался и вернул некролог в редакцию.
Эта история его позабавила. В 69-м он проводит показательный матч – играет на десяти досках вслепую. Он сидит в изолированной комнате, ничего не записывая и связываясь с залом по микрофону. Он побеждает на большинстве досок, а оставшиеся партии сводит вничью. Нет, рановато его хоронить.

Влюбленный демон

Она часто вспоминает, как он ловко женил ее на себе. Это был сильный ход, комбинация великого авантюриста. Он убеждал: Салли, в загсе дают полгода на размышления. Огромный срок! Не будешь уверена в своих чувствах – просто заберешь заявление.
Летом 60-го, когда приехали в рижский ЗАГС, она сразу заподозрила неладное: на входе сияет директор, подносят цветы, врубают вальс Мендельсона. И привет – отступать поздно. Ковровая дорожка стелется прямо к столу, где лежит бланк.
Все свершилось молниеносно – показали, где расписаться, потом куда-то улетели паспорта и тут же прилетели уже с оттисками официальных штампов. И зашумели поздравления. Она зашла в ЗАГС сомневающейся невестой, а вышла женой. Прощай, свобода! Хорошо хоть фамилию свою отбила – Ландау. Не то что у него – Таль. Эх, Таль-враль! Всё навраль!
Он чувствовал себя победителем. Поймав такси, втащил ее, еще огорошенную, на заднее сиденье, что-то промурлыкал и вдруг запел: «Мы свой, мы новый мир построим!»
Престарелый водитель, как видно, из латышских стрелков, тут же подхватил и на полном серьезе стал выводить: «Кто был никем, тот станет всем!» Так они и ехали, вдыхая аромат белых ненавидимых ею хризантем и распевая «Интернационал».
Так она и стала его женой. Женой Михаила Таля.
Его представили ей всего каких-то полгода назад в ресторане. В новогоднюю ночь знакомый подвел к её столику хлипкого черноволосого паренька и со значением произнес: «Познакомься, Салли, это наш знаменитый Миша Таль!»
Таль? Таль? Она слышала это имя, но мир шахмат для неё невероятно далек. Все эти слоны и кони, эти короли и королевы, которых почему-то называют ферзями… Детство какое-то. Забава для тех, кто не смог повзрослеть. Она же – актриса и певица. Она живет в другом мире, где замечательно себя чувствует. Театральная сцена, джазовые оркестры… Здесь все по-взрослому. В советской и в то же время какой-то глубоко несоветской Риге у неё толпы поклонников. И вот к этому полку воздыхателей прибился шахматист со смешной обрубленной фамилией. Только этого ей не хватало. Впрочем, почему нет?
Он был расточителен, весел и забавно старомоден – пригласил в гости, познакомил с родителями. В тот вечер она села за рояль и сыграла «Элегию» Рахманинова.
И Миша, и его отчим, Роберт, пришли в восторг. Рахманинов – это же высота! Выше только звёзды! Мишина мама тоже аплодировала, но как-то настороженно. Позже Салли узнала, что та до последней минуты пыталась уберечь Мишу. Мама навела справки и пребывала в испуге. Рига – маленький город, и этот маленький город кишел сплетнями о том, что смазливая певичка развратна, она разрушает семьи и доводит до инфарктов своих обожателей.
Ей самой эта молва не мешала. Она рассуждала так: пусть меня принимают такой, какая я есть. Или катятся к чёрту!
С того вечера Салли стала мучить загадка. В доме висел портрет мишиного папы, известного на всю Ригу доктора Таля, ныне покойного. Но Миша, боготворивший отца, был совершенно на него не похож. Она отметила и другое: он копия своего отчима.
Потом она узнает тайну семьи, а пока они только друзья, и такое не обсуждают с друзьями...
С каждым днем ей все больше нравится этот насмешливый шахматист. Она не может понять: ей нравится он или его растущая слава? Её это забавляет и озадачивает. Неожиданно для себя она начинает интересоваться шахматами. Неужели эта старая игра действительно вызывает такую бурю страстей? И неужели правда то, что говорят и пишут о её новом знакомом?
А слава Таля уже гремит. О нём говорят с восхищением. И восхищаться действительно есть чем. В семнадцать он чемпион Латвии. В двадцать один – чемпион СССР. В двадцать два подкрепляет свой титул и следом побеждает на международном турнире в Югославии. Небывалый результат.
Пресса дает ему хлесткие прозвища: «демон 64-х полей», «шахматный злодей», «рижский пират», «любитель приключений», «вихрь из Советского Союза»...

 Им не только восторгаются. На него злятся. Со времен Алёхина еще никто не играл в таком стиле. Никто не жертвовал столько фигур.
О нем пишут: «Таль – романтик, он всегда идет на сомнительный риск». «Это просто шахматная ракета. Он развивает какой-то неслыханный темп!»
На турнире претендентов в Белграде вдруг разносится слух, что он гипнотизирует противника. В кулуарах говорят: «Да он гипнотизер – путает мысли. Положим, рассчитываешь ты атаку, а тебе вдруг бабы начинают мерещиться. Голые. Какая игра, когда в голове бабы!»
Видимо, слухи порождает его взгляд. В игре, особенно когда дело идет к победе, он меняется. Его глаза становятся черными. В них появляется пугающий блеск. Поэтому его и называют демоном.
Талю сообщают, что гроссмейстер Бенко будет играть с ним в черных очках, и он тут же решает подшутить над противником – как только тот лезет в карман, следом за ним вынимает и пристраивает на носу огромные пляжные очки.
В тот день хохотал зал, хохотали судьи и больше всех хохотал противник. Правда, очков Бенко так и не снял. Играл в потемках, пока не понял, что ему не светит даже ничья...
Это были годы стремительного продвижения к шахматной короне. Таль готовился взойти на олимп.
Салли не облегчала ему жизнь. Чемпион чемпионом, гений гением, а не должен забывать, что она не шахматная фигура и не подчиняется его воле. Она ходит как хочет и куда хочет. И если он надеется взять её в жёны, то должен терпеть. Она даст ему знать, когда созреет для свадьбы.
Её независимость приводила его в бешенство. Однажды он заявил, что наглотается таблеток, если она уйдет от него, а если это не сработает, выбросится в окно. Она дала ему понять, что не свяжет свою жизнь с психопатом.
Их ссора сказалась на его игре. Он заявил родным, что не поедет на турнир в Швейцарию. На Таля накатила апатия. И тогда друзья и знакомые стали убеждать Салли помириться с шахматным гением, дать ему возможность выступить. Ведь у него – все шансы на победу. Ей сообщили, что у него нервное потрясение, что он лежит в постели, не ест и не пьет.
Она не поддалась. Она заявила: если Миша болеет, пусть ему вызовут врача.
Словно следуя её совету, к Талю позвали врачей, и те поставили его на ноги. Он поехал в Швейцарию и победил – победил назло обстоятельствам, наперекор своим чувствам. А вскоре удивил еще больше – собрался жениться на своей московской знакомой.
Салли не могла позволить ему так себя оскорбить. Она позвонила, и его планы жениться рухнули в один миг. Он прилетел по первому её зову.
Тогда, в период примирения, Таль особенно страстно стал досаждать ей идеей замужества. И в итоге уговорил просто подать заявление. В ЗАГСе, мол, дают полгода на размышление.
Это случилось накануне его главной шахматной победы и, без сомнения, добавило сил.

Азарт победы

В мае 60-го, после фейерверка международных побед, Таль получил право сразиться с королем – Михаилом Ботвинником. Когда-то он уже пытался вызвать чемпиона на поединок. В далеком 48-м году пионер Миша Таль узнал, что на Рижском взморье отдыхает знаменитый Ботвинник. Двенадцатилетний мальчик взял доску и потопал вызывать на бой многоопытного гроссмейстера. Тогда ему преградили путь и развернули назад. Сейчас сделать то же самое было уже невозможно.
Матч вызывает сногсшибательный интерес. Театр имени Пушкина, где он проходил, осаждает толпа. За шахматное лидерство дерутся не просто Ботвинник и Таль. Дерутся опытность и юность. Сражаются два стиля – тщательно просчитанная позиционная тактика и атакующая импровизация.
И побеждает Таль. Его победа более чем убедительна – 12 с половиной очков на 8 с половиной. Таль становится чемпионом мира. Причем – самым молодым. Ему еще только двадцать три года.
Мировая пресса рукоплещет юному шахматисту, называя его основателем «неопсихологической школы». О нем пишут аналитики. Все пытаются разгадать загадку его необычной игры: «Таль говорит, что выбирает не самый сильный ход, а тот, который бы поставил противника в наиболее трудное положение». «У Таля есть что-то от каждого предыдущего чемпиона мира. От Мерфи – шахматный блеск, от Стейница – нечто магическое, от Ласкера – психологический подход, от Алехина – неслыханный темп, от Ботвинника – безошибочность…»
С момента коронации и до отъезда Таль пребывает в тумане. Аплодисменты, объятия, удары по плечу, микрофоны, камеры, брызги шампанского – всё это погружает его в состояние странного сна наяву. Однако это всего лишь прелюдия. Основная встреча ему готовится дома.
В мае 60-го Рига встречала своего героя. Его несли на руках от поезда до машины, а потом машину толпа оторвала от земли...
В наше время интерес к шахматам, увы, невелик. А тогда, в шестидесятые, шахматы были сверхпопулярны. Советский Союз был шахматной Меккой. На русском языке выходила вся передовая шахматная литература. В СССР шахматами не увлекались – ими болели миллионы людей. Каждый шахматный чемпион становился кумиром, человеком-легендой. Некоронованным королем.
За блистательную победу латвийское правительство подарило Талю дачу на Рижском взморье. Она стоила миллион рублей. Колоссальная по тем временам сумма. Его почтовый ящик наполнился письмами. Не переставая, звонил телефон.
Салли удивлялась себе. Её независимость куда-то улетучилась. Она как-то легко с ней рассталась.
Тогда же ей раскрылась тайна его рождения. Доктор Таль перенес тяжелейшее вирусное заболевание и потерял возможность иметь детей. И тем не менее они с женой решили завести второго ребенка. Отцом Миши стал ее бывший возлюбленный, Роберт. Через 12 лет после рождения мальчика доктор Таль умер, и Роберт занял место главы семьи. О том, кем он ему на самом деле приходится, Миша прекрасно знал. Но его любовь к ушедшему из жизни отцу была такова, что он сохранил и его отчество, и фамилию. В доме эта тема была табуирована. Доктор Таль железно считался отцом, а настоящий отец – отчимом. Михаил называл его Джеком.
В то время Салли осознала себя женой шахматного гения, к дому которого не зарастет народная тропа.
Дом был всегда переполнен. Кошмар начинался рано. С утренней зорькой на пороге появлялись хмурые пионеры с шахматными досками. Они перенимали у гроссмейстера его неподражаемый стиль. Потом сваливались друзья. Очень много друзей. И все, как один, шахматисты. Весь день она слушала взволнованную белиберду – скороговорки шахматных комбинаций и шутки, понятные лишь посвященным:
– Ладья отходит.
– С угрозой атаки?
– Нет, с угрозой возвращения назад.
В квартире густел дым, как в избе Левши. Впрочем, Таль и был левшой. И в этом «дым-коромысле» плавали треклятые шахматные фигуры: ржущие кони, неудержимые слоны, бронебойные ладьи, разменные пешки, трусливые короли и величественные, разящие ферзи.
Гости много пили, много хохотали и расходились под утро – перед самым приходом пионеров.

 И так каждый день.
Таль вполне соответствовал образу гения. У него были гениальные странности. Когда она оттаскивала его от доски и загоняла в ванную, он интересовался, в какой последовательности должен мыться.
Иногда он тихо скулил, что у него безумно болят ступни. И она замечала, что у него ботинки надеты на разные ноги.
В целом, это было чертовски весёлое время. Единственным, что омрачало жизнь, было здоровье. Ещё до свадьбы Салли заметила, что он горстями глотает таблетки. Оказалось, у него развивается болезнь почек.
Эта проклятая болезнь вскоре отравит ему жизнь.
К предстоящему матчу с Талем Ботвинник готовился основательно. Он изучал стиль Таля. Многоопытный мастер понимал: дело не в жертвах, которые тот приносил ради перехвата инициативы. Дело в особом настроении, возникающем во время дуэли, в пьянящем азарте победы.
Ботвинник не знал, что в грядущей битве у него появился союзник – болезнь Таля. Тому уже не помогали таблетки. Приступы боли, острейшей и нестерпимой, все учащались. И очередное обострение, по закону подлости, наступило накануне схватки с Ботвинником.
А за две недели до матча Таль пережил еще и сердечный приступ. По настоянию докторов он предложил противнику перенести матч, но тот потребовал справок, причем железных, заверенных солидными медиками.
Таль не стал выправлять справок. Он оскорбился и, превозмогая боль, вышел на бой. И проиграл. Корона вернулась к Ботвиннику.

Фигура для жертвы

В тот год он узнал цену покровительству властей и случайной дружбе. Дачу отняли сразу. В их рижской квартире стало намного просторнее: в те ветреные весенние дни сдуло многих.
Но все это было лишь предвестьем будущих неладов. В тот год он вдруг остро ощутил этот бег времени. Он ясно осознал, что на земле будет гостем недолгим. Болезни набирают силу, а он фатально слабеет. Время всерьез ополчилось против него. Начался обратный отсчет.
Как-то раз он в шутку определил свой шахматный принцип: «Время, которого у нас нет, дороже фигур, которые у нас есть». Этот принцип позволял ему побеждать. Он легко шел на жертвы, ускоряя игру и впутываясь в опасные авантюры. Теперь он перенес этот принцип на жизнь.
Совсем не случайно его так увлек блиц. Это мелькание рук над шахматной доской, когда рука ежесекундно останавливает часы, выглядело метафорой его жизни. Прожить пусть кратко, но ярко – с азартом, с хулиганскими пируэтами перед лицом смерти, с рукоплесканием зала и обязательной победой в конце – вот его путь.
Ещё в прошлом, победном году Салли заподозрила, что она у Миши не единственная любовь. Вокруг него и раньше роились женщины. Еще бы – знаменитость, да еще мотается за границу. Она не особенно беспокоилась, считая, что отогнала всех. Но, как оказалось, не всех. Её вдвойне оскорбляло, что этот роман на стороне начался во время беременности.
Соперница оказалась бабой кошмарной – грубой, развязной. Вскоре ею заинтересовалась милиция. Она как-то вдруг, во мгновение исчезла из их жизни. Но место любовницы шахматного короля пустовало недолго. Салли донесли еще об одной его связи. Потом еще об одной.
Родившийся ребенок не изменил отношение Таля к семье. Он обожал сына, крохотного Геру, а её, заметно похорошевшую после родов, восхищенно называл «моя королева», но при этом упрямо искал приключений на стороне. И самым экстремальным приключением, уже выпадающим из всех рамок, стало увлечение Ларисой Соболевской, тогдашней звездой кино. Он осыпал Ларису подарками в то время, когда его семья нуждалась в деньгах. Он спускал в её обществе всё, что зарабатывал, а зарабатывал он прилично. Дело дошло до того, что Соболевская стала называть себя женой Таля.
Это было слишком. И Салли отомстила – у неё тоже появился любовник, потом еще один. Она вернулась на сцену – стала петь в джаз-оркестре знаменитого Эдди Рознера, гастролировать, возвращая былую, привычную независимость. В семье начался период полураспада. Но взаимное притяжение было еще огромно, и они как-то умудрялись жить, балансируя на краю.
Странная это была жизнь, непонятная, неправильная...

 Вернувшись с Кубы, где в ночном баре ему шарахнули бутылкой по голове, он зачем-то решил познакомить жену и любовницу.
Салли мужественно это перенесла. Даже по его просьбе села за рояль, исполнила для соперницы романс. Миша радостно подпевал. Он выглядел абсолютно счастливым.
В 62-м году Таля выдернули в ЦК. Партия предложила ему разобраться в своих чувствах и ясно определиться, с кем он желает жить. На советском человеке, да еще знаменитости, да еще часто выезжающей за рубеж, не должна лежать тень тягостных подозрений. Товарищ Таль вспылил: заявил, что это его личное дело.
Ему мягко ответили: что ж, Михаил Нехемьевич, дело, конечно, ваше, – и лишили права на выезд. А предстоял турнир претендентов на Кюрасао, которого он с нетерпением ждал – турнир, открывающий путь к короне.
Мама Таля сообразила молниеносно: она убедила Салли подать заявление на развод, а потом, после возвращения Миши, забрать его. Так и сделали, и Таль, вернувший доверие партии, уехал защищать честь страны.
В это время в нем разгорался азарт. Он пытался вернуть утраченное первенство. Он понимал: его стиль уже стал предметом пристального анализа, его загадку пытаются разгадать. Конечно, он посмеивался над этим. Нет никакой загадки. Есть озарения, приходящие во время игры. И никакой анализ не подскажет нестандартных решений, опрокидывающих ход размышлений. Для этого необходимо вдохновение. Вдохновение и авантюризм.
Таль рвался вперед. Окрыленный победами и набранными очками, он рвался на турнир претендентов, совершенно не желая считаться с проклятой почечной болезнью, всё сильнее терзавшей его.
Приступы начались прямо во время турнира. Они были такой силы, что Таль прервал борьбу и ... занял одно из последних мест.
Его семейная жизнь в это время приобрела какой-то совсем экзотический вид. Он не просто завел очередную любовницу. Он привел её домой. И они стали жить нелепой коммуной – Салли с ребенком в одной комнате, Таль и его возлюбленная – в другой, его родители – в третьей.
Развод был не за горами. Его уже просто следовало оформить, потому что нормальные люди так не живут.
И его оформили. А вскоре Таль обзавелся новой семьей. Нет, это была уже другая женщина, не та, что жила в их коммуне. Вернее, это была девушка. Грациозная грузинская княжна.
Они поженились почти сразу после того, как тбилисские хирурги удалили Талю больную почку. Это была молниеносная свадьба – подержались за руки и под венец. На этой свадьбе гуляло пол-Грузии, что никак не сказалось на её долговечности...через три дня невеста сбежала.
Тогда Таль впервые ощутил себя фигурой жизненных шахмат, в которых он не силен. Причем фигурой, предназначенной в жертву...

 Красивая грузинская девушка, как оказалось, была влюблена в красивого грузинского юношу, но тот медлил со свадьбой. И тогда она сделала сильный ход – вышла замуж за знаменитого на весь мир шахматиста. Джигит понял, какое сокровище потерял, и оскорбился. Красивый грузинский юноша прилетел в Москву и уговорил красивую грузинскую девушку бежать в родные края, где все готово для новой свадьбы.
Таль был опозорен и разбит. Он вдруг захотел всё вернуть – Салли, ребенка, прежнюю жизнь. Но вскоре утешился в новом браке. Ему повстречалась женщина, которая любила его и вполне понимала. Ангелина, или Геля, как он её называл, сама была шахматисткой. Они дышали одним воздухом. В этом браке у Таля родилась дочь.
Узнав о том, что Миша женился и у него родился ребенок, Салли поняла, что прежнего не вернуть – жизнь их развела окончательно.

«Я еще похулиганю»

В семидесятых здоровье становится совсем никуда. Открываются новые болячки. Где-то в глубине души Таль уже осознает, что болезни доконают его, и поэтому на лекарства, на прописанный режим просто машет рукой. Он ест то, что хочет, и пьет, сколько хочет. Он выкуривает в день по пять пачек своего любимого «Кента», ночи напролет режется в покер.
Хирург, сделавший Талю сложнейшую операцию, через день после выписки застукал его в ресторане. На столе громоздилось все, что врач настрого запретил.

Это был верх беспечности. Хирург заявил, что приступ неизбежен и вот-вот начнется. Однако пророчество не сбылось – пронесло.
«Я еще похулиганю!» – улыбается Таль.
Но хулиганить с каждым годом удается всё реже. Особенно – на шахматной доске.
Журналисты подмечают, что Талю всё труднее играть в своем неповторимом стиле. О нем пишут без былого восторга: «Эквилибрист, гуляющий на проволоке под куполом цирка, должен иметь безукоризненные нервы. У Таля же нервы сдают».
Пресса фиксирует его просчеты, его неровную игру, состоящую из падений и взлетов. Замечают, что он стал легко соглашаться на ничью. Возможно, устал от шахмат.

 А иногда он читает о себе то, что его всерьез задевает: «Похоже, Таль стал сторонником позиционных методов борьбы».
Он спорит с этим – участвует в турнирах и побеждает. Это блистательные и почти ежегодные победы: и в личном первенстве, и в командном. Однако шахматная корона венчает другие головы.
В 79-м Салли эмигрировала из СССР. Она уехала с сыном. Поначалу они обосновались в Вене – как-то устроились и начали потихоньку вписываться в новую для себя жизнь. И однажды произошло нечто странное. Миша позвонил и стал упрашивать ее приехать в Малагу, где шел турнир. В голосе были такие ноты, что она сорвалась и полетела.
Тогда, на несколько дней, все вернулось. Они снова были семьей. Она стирала его «счастливую» рубашку, он уходил в ней на игру и побеждал. Он занял первое место и наконец сказал ей то, что она всегда хотела услышать, – что он стал чемпионом мира благодаря любви к ней.
Тогда, казалось, судьба дарит шанс начать всё сначала. Но это было уже невозможно. Они жили в разных странах, а покидать родину Таль не хотел.
В смутные восьмидесятые годы его допекали этим вопросом: «Что вас держит в СССР?»...

 Его звали во Францию, в Швейцарию и Канаду.

На какое-то время он с женой и дочерью обосновался в Германии, где один из немецких поклонников подарил ему дом. Но вскоре затосковал и вернулся.
Талю сложно было жить вне Союза, где были могилы родных, любимые женщины, друзья и тысячи поклонников. СССР был великой шахматной державой.

 В 85-м в жизнь Таля вошла Марина, наверное, самый преданный ему человек. В тяжелейший период, когда болезни наседали, когда приходилось бороться с наркозависимостью, она ухаживала за ним абсолютно самоотверженно. Она продлевала ему жизнь. Она мечтала родить от него ребенка и чрезвычайно переживала, что не может забеременеть.
Марина была с ним в последние месяцы, весной 92-го, когда он лежал в 15-й горбольнице в Москве и его буквально добивала стафилококковая инфекция. У него все время шла кровь. Она видела, что он умирает, и исполняла все его прихоти.
В мае с её помощью прямо из больницы Таль уехал на матч...

Ему предстоял блиц с Гарри Каспаровым. Упустить случай выиграть у чемпиона мира, «человека-компьютера», было нельзя. В блице он никому не даст себя превзойти.
В тот день, глядя на Таля, многие думали, что демоном его называют не зря. Он нависал над доской, и в его черных глазах полыхал какой-то безумный огонь.
В первой партии у Каспарова рухнул флажок. Таль победил. Правда, победа оказалась неполной. Во второй партии верх все-таки взял Каспаров.
Таль уехал разочарованным...

 Но он не желал уходить проигравшим. Он должен был победить.
Вскоре его увидели на турнире в Испании. Уже в инвалидной коляске.
Свой последний матч он играл против Владимира Акопяна. И это был матч победный. Все сбылось – он ушел победителем под аплодисменты вставшего зала.
А через несколько дней, 27 июня 1992 года, в Москве, все в той же 15-й городской больнице, гроссмейстер Таль умер...

-------
Однажды, когда Салли и Михаил были еще молодыми, Таль пошутил: «Если я когда-нибудь умру, то памятник на мою могилу придется ставить тебе».
Поразительно, но все так и получилось.
Приехав через шесть лет после смерти Таля в Ригу и посетив еврейское кладбище, Салли пришла в ужас: на могиле, кроме горстки земли, ничего не было. «Куда же делись многочисленные друзья Михаила, ведь многие из них давно разбогатели?» – с горечью подумала она.

И в 1998 году именно Салли поставила памятник гению шахмат