Дата: Суббота, 02.11.2024, 09:50 | Сообщение # 588
Группа: Гости
Йося и его дети- Журнал “Фокус” рассказывает о замечательном одесском враче Йосифе Зильбермане, чьи шуточки заставляют краснеть пациенток, о нём ходят легенды, а на консультацию выстраиваются очереди.
Говорят, что он берётся лечить женщин, которым отказали другие врачи, а подарив надежду, выдаёт счастливой семье: «Шо вы меня благодарите забеременность, как будто это я вам заделал ребёнка. Бога благодарите!»
В свои 76 лет гинеколог Йосиф Зильберман нагло наслаждается жизнью. Он воплощение той самой Одессы, необыкновенной, остроумной, дерзкой италантливой, которая существует не только в фольклоре и литературе. Одесса – это не море, не Юморина и даже не Привоз. Город стал легендой благодаря гениям. Пару десятков таких мы знаем из учебников. С остальными встречаемся каждый день: в утренней маршрутке, на рынке, в поликлинике, во дворе есть Они. Неповторимые и самодостаточные. Встреча сними заставляет вас расплываться в улыбке и чем больше их в любом городе, тем он ярче и самобытнее. Одессе в этом смысле крупно повезло!
Он был нежеланным ребёнком. И вообще не должен был появиться на свет. Ну, или прожить не больше года... Канун войны, 1940 год. Мама работала детским врачом, поэтому к коллегам на медосмотры не ходила принципиально, до тех пор, пока живот не увеличился в несколько раз. В районной поликлинике ей намекнули на злокачественную опухоль и отправили на срочную операцию. Тогдашнее светило гинекологии профессор Агоронов решил перед операцией осмотреть пациентку. И выдал: «Валите домой. Вашей «фибромиоме» месяцев пять, если не больше». Мама рухнула в обморок, а когда пришла в себя, рассказала об этом папе, сидящему в коридоре с советской газетой в руках. Скандал случился прямо в больнице. Папа заявил: «Это не мой ребёнок! Мы 12 лет не предохраняемся, и ничего не было. Это не мой. Мне не надо – тебе тоже!». Дома о причине скоропостижного возвращения из больницы доложили бабушке, которая, как и положено религиозной еврейской женщине, открыла рот на сына и невестку. – С ума сошли – в пять месяцев аборт делать?! Я вам сделаю! Вам что, уже мозг выскоблили?! Что значит не твой, мишигинер? Значит теперь будет твой! Ослушаться главу семьи побоялись. Так появился на свет Йосиф Зильберман. В 1941 году. Вот уж действительно не вовремя...
– Что вас беспокоит? Яичник?! Беспокоить могут боли, кровотечения, отсутствие денег, отсутствие любовника, а яичник беспокоить не может. Наш разговор с «главным женским врачом Одессы» Йосифом Семёновичем (Йосей, как его с нежной фамильярностью называют за глаза пациентки) похож на джазовую синкопу и происходит во время приёма. В паузах между осмотрами и назначениями он отпивает заварку из большой фарфоровой чашки и затягивается сигаретой прямо в кабинете. Ему можно всё, несмотря на возраст и крики завотделением. Зильберман не просто живая легенда гинекологии, копеечными назначениями и невероятным чутьём спасшая от бесплодия сотни женщин задолго до появления ЭКО. Он – воплощение той самой Одессы, необыкновенной, остроумной, дерзкой и талантливой. Он – её настоящая квинтэссенция, круче всех налётчиков и коммерсантов вместе взятых. – Беременная, что принимали? – Из таблеток? – Нет, из алкоголя! Все десять пациенток, сидящие в кабинете по стульчикам и кушеткам, радостно хихикают. Он принимает нон-стоп по восемь часов в день, не считая выездов на роды, но очереди всё равно, как в мавзолей. Еще человек двадцать с журналами, едой и водой томятся под дверями. В ожидании можно провести часов пять. Всю жизнь он принимает в совковой консультации в сердце Молдаванки. Несмотря на брутальность и ругань, Йосиф Семёнович необыкновенно корректен во всём, что касается осмотра. Что страшно? Что значит кесарево? Ты видела свою *опу? – ты же машина для родов! Какое кесарево с такими бёдрами, шлёма? Иди отсюда! И молиться! Молиться Богу каждый день! Его родителей забрали на фронт. А детей и ту самую строгую бабушку эвакуировали в Чимкент. Бабушка снова спасла годовалого Йосю – уже от голодной смерти. Кроме идиша, она в совершенстве знала пять языков, поэтому их перевезли в Омск и выделили землянку возле военного авиационного завода. Бабушка переводила документы и получала пайку хлеба, которую делила между внуками. После войны они вернулись на Ришельевскую, в разграбленную квартиру, и мама сказала, что жить в ней не сможет...
Вот смотрите все на эту женщину. Это приличная женщина! Она хорошо рожала и слушала доктора. Ползи на кресло. Пиши! С 49-го дня после родов можно купаться в море, принимать ванну, жить половой жизнью, прыгать, летать, скакать. Покажи фотографию ребёнка. По-моему отлично получилось. Через пару лет можем повторить.
Йосю исключили из школы за хулиганство вместе с внуком профессора. Жаркий май, последние школьные дни и бесконечные годовые контрольные. Вместе с корешем они выскочили во двор и заметили ключи, забытые уборщицей в тяжеленной школьной двери. Разумеется, пацаны заперли школу со всеми детьми и учителями и ушли на пляж. Правда, не знали, что пожарный выход был заколочен, и директору, чтобы выбраться, пришлось вызывать пожарных и милицию.
– Вечером нас схватили прямо на пляже – менты тогда отлично работали, – смеется он. – А наутро уже исключили. Но спасли дедушка-профессор из Водного и месяц май – конец года. Конфликт замяли, и нас в сентябре восстановили. Ещё бы, хулиган Йося выигрывал все областные олимпиады по химии и физике...
Так, бери листик пиши: шевеление плюс, сердцебиение плюс. Чего не я пишу? А чья карточка- твоя или моя? Тем более женщины моим почерком недовольны - его разобрать не могут. Я ж не на каллиграфа учился. Спасибо, что не спёрла ручку...
Он был единственным студентом-евреем на потоке в мединституте. Это был разгар антисемитской кампании. Тогдашний ректор Дейнека писал статьи о национальных и социальных квотах в вузах и притоке сельских жителей на элитные специальности. И официально заявлял: «У меня будет учиться столько евреев, сколько их работает в шахтах Донбасса». На вручении дипломов он, отмечающий каждую корочку рукопожатием и напутствием, не подал руки Зильберману с красным дипломом. Но отличник, воспитанный бабушкой и улицей, не растерялся – Йося вышел на край сцены и вскинул над головой сжатые в замок руки, как боксер-победитель, – зал хохотал и аплодировал.
По распределению Йосиф Семёнович попал в Белгород-Днестровский – один из ближайших к Одессе райцентров. – Когда я пришёл в тот роддом, у меня было сразу две женщины… Одной – сто, второй – девяносто, но через полгода начался аншлаг... Я был, наверное, самым богатым молодым специалистом. Прикинь, полторы ставки в роддоме, полставки в консультации, семь дежурств на скорой и ещё успевал в рыбтехникуме читать гражданскую оборону! Аншлаг был обоснованным.
Ещё в институте он пошёл подрабатывать в ночные смены акушером в «еврейский» роддом на Разумовской (его закрыли в конце 70-х). Там были старые акушерки, которые до войны жили в Румынии и учились на курсах повитух в Париже. Они и стали его первыми учителями-практиками. А в Белгород-Днестровском Зильберман познакомился с главным районным гинекологом Виталием Анисимовым, светилом в области лечения бесплодия и невынашиваемости, который чуть ли не силой заставил перспективного молодого врача обучаться этой специализации...
– В свои 25 я был очень уважаемым человеком. Звонит ночью продавщица и кричит: «Доктор! Нам завезли бюстгальтеры! Импортные! Есть даже чёрные и розовые! Вам какой размер?». А я знаю? Сиськи есть сиськи. Позвонил жене – она обрадовалась. Так и размер заодно узнал. Однажды счастливый папаша привёз полфуры арбузов… Я один, в Одессе жена с малышом. Все соседи от моих продуктовых подарков прятались. Он не помнит, сколько принял младенцев – на смене у единственного дежурного врача их могло быть больше двадцати. Зато помнит ход родов, имена и фамилии каждой пациентки, даже если перерыв между первой и второй беременностью был больше десяти лет. Леночка, помню ли я тебя? (Леночка приехала вроддом на 12-сантиметровых шпильках с ценником на подошве, потому что воды отошли прямо посреди магазина.) Ну конечно, только такая пришмаленная может рожать в шабат, да ещё и в ливень! Мужу скажете - на шесть дней доступ к телу запрещён.
К нему приезжали и приезжают на лечение не только со всего бывшего Советского Союза, но и из-за границы. Его маленькая гордость – женщины, благополучно выносившие и родившие после пяти замерших беременностей, или малыш, появившийся после двадцати лет бесплодия.Он врач от Бога, и все его пациентки восхищаются талантом и призванием. – Ты понимаешь, – он подкуривает очередной «Парламент», – я так любил химию, астрономию, геологию… Особенно химию. Но работать учителем как-то не хотелось. Мужчина должен обеспечивать семью. Да, у нас в роду несколько врачей – мама, старшая сестра, но только сестра знала, куда я подал документы на поступление... Если бы я мог вернуться в свои семнадцать, то, наверное, стал бы астрономом или геологом. В семидесятые, особенно за пределами крупных городов, была сумасшедшая смертность – и детская, и рожениц.
Йосиф Семенович помнит свою не первую, но самую яркую женщину со зловещей фамилией Умрихина. Её привезли в родах и оставили дежурному врачу. Зильберман показывает руками полтора метра ростом на полтора шириной. – Раскрытие полное, а родить не может. Я чуть сам не родил… Ребёнок оказался больше пяти килограммов. Но мы смогли! И тут у неё началось кровотечение. Это сейчас его можно легко остановить, а тогда… при таком крупном ребёнке. Мы за ночь чуть не поседели все. Спасли, вытащили. На утренний обход приехал начмед и удивился: а почему не кесарили? Я говорю: судя по лицам родителей, там и так явно не Карл Маркс и головка уже в таз вошла, я бы инвалида вытащил в лучшем случае. Ну, обошлось – все живы, а победителей не судят.
Мне интересно о детстве, о жизни, как, когда, почему, какие бабочки на тропе привели мелкого хулиганистого и невероятно обаятельного живчика встречать в этот мир и не пускать в тот. – Нет, велосипеда у меня не было – жили небогато. А самый памятный и дорогой подарок детства – книги. Первая огромная про зверей и динозавров с цветными картинкам, а уже в школьные годы родители подарили «Занимательную химию» и «Занимательную физику» Перельмана. Самые прекрасные книги в моей жизни. Я до сих пор по телевизору смотрю только National Geographic... За дерзкие роды исключительно естественным путем, упрямство и хроническое нежелание выписывать «нужные» дорогие лекарства его не слишком жаловали ещё с советским времен, но Зильбермана грех тщеславия явно обошёл стороной. Он не раз отказывался и от аспирантуры, и от мест в лучших клиниках Израиля, Германии, Франции и США. – На фига? Что, в Одессе перестали рожать? Хотя в нашей консультации в 17:45 эти странные женщины отключают лифт. Немножечко неудобно – у меня приём до 18:00 в лучшем случае...
Мы спускаемся в сорокоградусную августовскую жару по старой советской лестнице. Зильберман в свои 76, покашливая, бежит впереди и ворчит: «Ну ладно я, а если беременная тут будет идти? Ей же может стать нехорошо».
Ему удалось не просто выжить, а стать проводником – спасать, вытягивать, приглашать в этот мир сотни новых жизней. Он веселит, вселяет надежду и в свои 76 нагло наслаждается жизнью – и в родзале, и в модном баре с коктейлем, и на джазовом концерте, и в синагоге. Маленького роста, с кудрявыми волосами, выдающимся носом и гигантской звездой Давида на шее он кричит по дороге домой кому-то в телефон: – Да, если всё в мире будет нормально, то завтра с 10:00 я в консультации. Ша, не реви! Кто сказал, что ты бесплодная?! Кто-кто? Господь Бог? Нет? А кто? А-а-а… профессор. Накакай ему на голову. Приходи завтра.
Дата: Пятница, 08.11.2024, 08:52 | Сообщение # 589
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1536
Статус: Offline
— Сёма, и какие у тебя планы на август? — Наполеоновские! — Понял: ты-таки решил валить из России?! ******* На трассе: — Подскажите, я в Воронеж правильно еду? — Ну, это твоё решение. Я б не ехал.
Дата: Пятница, 29.11.2024, 09:22 | Сообщение # 590
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1673
Статус: Offline
можете и не соглашаться, однако мне нравится философия жизниэтого японского врача! с некоторой долей юмора...
Доктор, я слышал, что кардионагрузки могут продлить жизнь. Это правда? Сердце "стучит" только определённое количество раз, и всё... Не тратьте время на упражнения. Всё со временем изнашивается. Ускорение работы сердца не продлит жизнь; это как сказать, что вы продлите жизнь автомобилю, ездя быстрее. Хотите прожить дольше? Вздремните.
Мне уменьшить потребление алкоголя? О нет. Вино из фруктов. Фрукты очень хороши. Бренди дистиллированное вино, это значит, что из фруктовых кусочков удаляют воду, так что вы получаете ещё больше пользы. Пиво также из зерна. Зерно тоже полезно. Пей до дна!
Каковы некоторые из преимуществ участия в регулярной программе упражнений? Не могу вспомнить, извините. Моя философия: Никакой боли... хорошо!
Разве жареная пища не вредна? ТЫ НЕ СЛУШАЕШЬ! Еда, жареная на растительном масле. Как употребление большего количества овощей может быть вредным?
Шоколад вреден для меня? Ты с ума сошёл?!? Какао-бобы! Это лучшая еда для хорошего самочувствия!
Плавание полезно для фигуры? Если плавание полезно для фигуры, объясни мне почему кит такой толстый......
Ну... Надеюсь, я прояснил все ваши заблуждения о еде и диетах.
И помните, мистер, жизнь НЕ должна быть путешествием к могиле с намерением благополучно прибыть в привлекательном и хорошо сохранившемся теле, а скорее лучше попасть туда скользнув боком - пиво в одной руке - шоколад в другой - тело полностью изношенное и кричащее "У-У-У, какой поездкой была моя жизнь"!!!
Ешьте всё, что вам нравится и не позволяйте мотивирующим ораторам обманывать вас:
1. Изобретатель беговой дорожки умер в возрасте 54 лет 2. Изобретатель гимнастики умер в возрасте 57 лет 3. Чемпион мира по бодибилдингу умер в возрасте 41 года 4. Лучший футболист мира Марадона умер в возрасте 60 лет. НО 5. Изобретатель KFC умер в возрасте 94 лет. 6. Изобретатель бренда Nutella умер в возрасте 88 лет 7. Представьте себе, производитель сигарет Уинстон умер в возрасте 102 лет 8. Изобретатель опиума умер в возрасте 116 лет в результате землетрясения 9. Изобретатель Hennessey умер в возрасте 98 лет.
Как эти врачи пришли к выводу, что упражнения продлевают жизнь?!......... Кролик постоянно прыгает вверх и вниз, но живёт всего 2 года, а черепаха, которая вообще не занимается спортом, живёт 400 лет.
Так что отдохни немного, расслабься, не перегревайся, ешь, пей и наслаждайся жизнью... в своё время мы все умрём...
Дата: Воскресенье, 16.02.2025, 09:40 | Сообщение # 594
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 289
Статус: Offline
— На экзамене по анатомии мой приятель получил неуд, потому что на вопрос: «В каких органах больше всего паразитов?» он ответил: «В государственных.» ...
Дата: Понедельник, 24.02.2025, 12:47 | Сообщение # 596
Группа: Гости
Предлагаем вашему вниманию пятую, заключительную публикацию из цикла «То-то было весело при тоталитаризме. Из жизни советских писателей». Первый выпуск был опубликован «Чайкой» в 2017 году, последующие - в ноябре и декабре 2020 года и в апреле 2021 года. Редакция напоминает читателю, что жанр литературного памфлета предполагает некоторые содержательные и языковые вольности.
Драматург Исидор Шток сочинил забавную пословицу: «Как от Штока до Вайнштока, так от Зака до Бальзака». Это он, надо думать, литературные заслуги и писательскую славу соизмерял. Ибо, рассуждая географически, не свести концов. Вайншток со Штоком оба два в «Московском Писателе» обитали, драматург Авенир Зак – рядышком, в соседнем писательском ЖСК. Что ж до Оноре де Бальзака - тот, знамо дело, книжек французских, высокохудожественных целую прорву насочинял. Так что тоже, конечно, заслужил. Только вот - несерьёзные они люди, французишки. Культурная, вроде, нация, а до важнейшего предмета, до писательских кооперативов, – не допёрли! Едва угнездившись, пустилась Советская власть паспорта гражданам перелицовывать. Чтоб, навек выкорчевав мракобесное «вероисповедание», внедрить заместо него антиклерикальную «национальность». Исидора Штока, как и всех его соплеменников из «иудеев», следовало тогда в «евреи» произвести – да, знать, не судьба! Теперь уж не угадаешь, о чём размечталась та давно почившая паспортистка: об отце-лишенце, о бедовом своем ухажёре, либо о заветной картохе, обещанной по карточкам. Только отвлеклась девушка от служебных обязанностей - и записала Штока «индеем». Трудно нынче вообразить, но в ту наивную эпоху Исидор даже бровью не повёл, так многие годы и проходил с эдакой стрёмной национальностью в краснокожей паспортине. Лишь перед самой войной призвали его, наконец, к ответу: что это за нация такая неслыханная, не индеец даже, а индей? - Может, вас в Америку переправить? В резервацию, так сказать, на племя? Или прикажете автономный округ персональный учредить? - Перепишите на еврея, - молил перепуганный Исидор. Нельзя, неправомочны. Официальный ведь документ, записано же чёрным по белому: индей! После долгих раздумий и совещаний пошли всё-таки на компромисс: ничего не зачёркивая, приписали в конце. Всем сомневавшимся Шток охотно предъявлял свой молоткастый-серпастый, где в пятой графе значилось: «индейский еврей». Оправившись от стресса и воспрянув духом, Шток сыскал обновлённому паспорту достойное применение: расписался законным браком. В жёны взял черноокую красавицу Александру Кононову, актрису театра «Ромэн», цыганку. Нацию дочки своей определял как «цыгейка». Сосед их по дому Марик Мукумов трактовал собственную породу сходным образом. Сознавался: по национальности он «таджид». Это, если вдуматься, отгадаешь, каких кровей родители-то его были. Отгадаешь, которую, значит, из национальных советских литератур Мукумов-старший на недосягаемую высоту подымал. Лев Лосев, поэт интеллектуальный и блестящий, горазд был проехаться по классикам «деревенской прозы»: Однажды Ваське Белову привиделся Васька Шукшин. Покойник стоял пред живым, проглотивши аршин, и что-то шуршал. Только где разберёшь — то ли голос, то ль ветер шумит между ржавых комбайнов и лопнувших шин. Оба Васятки были, по свидетельствам современников, зоологическими антисемитами. Фридрих Горенштейн о Шукшине: «Пил и антисемитствовал Вася на земле, в небесах и на море. Был случай в Сочи на круизном теплоходе, был случай в самолёте «Аэрофлота»: Вася весело пьяно хохотал, обещая летевшему с ними "очкарику", "мосфильмовскому жидку"- режиссёру, помилование при погроме». Поневоле вспомнишь Наума Сагаловского:
Не пойдём природы супротив мы, просто замечаем всякий раз: до чего же гении противны - тот пропойца, этот - “пидарас”. Их талант попробуй отмени ты, и предстанут нам во всей красе бабники, жлобы, антисемиты, но не все, конечно, нет, не все.
Также и другие известные стихотворцы не дураки были порассуждать на подобные щекотливые темы. Взять хотя бы самого Козьму Пруткова: Кто не брезгует солдатской задницей, Тому и фланговый служит племянницей. Хорошо, писалось это давненько, в 19-м, политически отнюдь не корректном веке. В наши дни пришлось бы безрассудному пииту ответить за глумливую гомофобию вкупе с отмазкой сексуального домогательства и продолжить своё стихоплётство на гауптвахте, а то и кое-где подальше. Но вернёмся к Василию Макаровичу Шукшину: ушедши, как говорится, в мир иной, он не просто в гробу перевернулся – крутился со страшной нечеловеческой скоростью, наподобие пропеллера Аэрофлотского авиалайнера. Все те долгие годы, покуда дочек его поднимал да воспитывал стопроцентный жидок (хоть и покрестившийся), кинооператор Миша Агранович. Алексей Николаевич Арбузов обессмертил своё имя, сотворив знаменитую драму «Таня». Но ничто не вечно под луной, как сказал другой, ещё более великий драматург. Три четверти века спустя бренную арбузовскую славу затмила новая сенсация: «Таня-Таня», пьеса с картинками. Даже одно только названьице проясняет: автор, Мухина Оля, двум Арбузовым фору даст! Вчитаешься – на славу удалось произведение, залихватский переплёт любовных перипетИй и алкогольных перепИтий. К сему добавьте старый фруктовый сад да с дядей Ваней в придачу. Это ж она не токмо что на Арбузова - на какую величину посягнула! В другом в чём насущном - также не приотстанет новомодный драматург Ольга Мухина от корифея советской драматургии Алексея Арбузова (который очень любил евреев, но скрывал). Случится ей, скажем, потомка Авраамова дуриком повстречать - вполне терпимо относится! Прозаик, а в прошлом - военный лётчик Иван Спиридонович Рахилло, здоровущий, седовласый и краснолицый, менее всего походил на семита. Невзирая, однако же, ни на «Ивана» со «Спиридоном», ни на посконное славянское обличье, повадились дружки-деревенщики, с коими любил он поддавать в ресторане ЦДЛ, измываться над его редкой фамилией. - У вас, у иудеев, - подначивали приятели, - половина фамилий от имён от женских пошла: Блюмкин, Ривкин, Фрумкин, Симкин. Вот и бабку твою вне всяких сомнений Рахилью прозывали! Гнусные эти инсинуации сносил Рахилло с трудом. И однажды, - будучи, понятно, в подпитии, - взорвался: публично доказал полную непричастность к еврейской породе путём предъявления факта своей категорической необрезанности. Доброхоты, само собою, донесли, и возмездие не заставило себя ждать: за развратное, хулиганское поведение, несовместимое с высоким званием коммуниста и советского писателя, партийный комитет взялся исключать Рахилло из коммунистической партии (большевиков). Перед самым собранием одолеваемые раскаяньем собутыльники стали уговаривать его пойти на попятный. - Ты им, Ваня, скажи: то, мол, была сосиска! Хапнул с тарелки сосиску, сунул в штаны и достал. Тоже, брат, шуточка не из лучших, - но всё ж таки не разврат! Простым отделаешься, без занесения! Подавленный безрадостной перспективой отлучения от ума, чести и совести ихней эпохи, Рахилло согласно кивал. На партсобрании в несвойственной ему покаянной манере мрачный Рахилло выложил сперва спасительную версию о сосиске. Но как принялись все по кругу распинать его за неуместную ту сосиску, воспитывать да стыдить, словно щенка, описавшего ковёр, снова взбеленился. Хоть и был на сей раз до отвращения трезв. - Да пошли вы знаете куда! Так и запишите в свой поганый протокол: @@й я им показал, натуральный @@й! - Громыхнул дверью и вышел вон. Поразительно, но после столь отъявленной эскапады был Иван Рахилло оставлен в членах! Всего-то-навсего закатили охальнику строгача с занесением. Уважали, знать, мужика однопартийцы за открытость души и цельность натуры.
Летом 70-го разразилась в Крыму холера. Средь прочих мер профилактики развесили по территории Дома Творчества Писателей в Коктебеле умывальники, полные хлорки. Возле каждого рукомойника прикреплён был плакатик-агитка с изображением довольной, ухмыляющейся рожи и таким вот виршем: Хочешь быть весел, Здоров, как я, – Дезинфицируй руки После мытья! Не устрашённые зловредной эпидемией, остряки засучили рукава своих маек и на каждом воззвании под стишком приписали: «Арон Вергелис, перевод Якова Козловского». Следующим утром Козловский (переводчик с аварского, балкарского и пр.) на пару с Вергелисом (поэтом, пишущим на идиш) бегали, высунув язык, срывали прокламации. Не возжелали внезапной славы. Включили Ивана Рахилло в группу писателей, принимавшую японских коллег. Завершалось, как водится, банкетом. В вышеупомянутом ресторане ЦДЛ ломился стол от казённых яств и напитков. Оба переводчика восседали центрально, при руководителях делегаций, Иван же Спиридоныч оттеснён был на дальний конец и зажат посередь целого взвода косоглазых. Покалякать не с кем, зато уж - никакой тебе конкуренции по ликёро-водочной части! Каждую рюмку словоохотливый Рахилло сопровождал всё той же коротенькой присказкой. Приходит время заключительных тостов, дают слово и соседу Рахилло. Учтиво поблагодарив за хлеб-соль, высоко оценив русскую кухню, русскую баню и русскую культуру, японец гордо возглашает: он тоже теперь знает русский! Пусть одну только фразу, застольную здравицу, значение которой ему неведомо, но запомнит он её на всю жизнь! И, вознеся бокал, выговаривает торжественно, по слогам: - П@з-да-нём хо-лод-нень-ко-во! Георгий Георгиевич Штайн пьесами промышлял, а помоложе когда – критическими статейками, завлитом у Николая Охлопкова. Несмотря на подозрительную фамилию, происходил Штайн из эстонцев. В пору пресловутого обмена паспортов «лютеранина» поменяли ему на «немца»: не один ли хрен, немцы тоже многие - лютеране. И тоже, как и Шток, не придал Жора своей новой нацпринадлежности ни малейшего значения. Так и не придавал вплоть до самой войны, покуда его как немца не затеяли выселять в Казахстан. Лишь тогда засуетился старина Штайн, надыбал кой-какие ксивы и рванул прямиком в милицию. Где усажен был у дверей кабинета ждать. Вот, рассуждают, не имелось-де у нас до войны антисемитизма, – только выплыл начальник отделения в коридор, осклабясь до ушей: - Значицца, решенье по твоему вопросу принято следующее: немца меняем только на еврея! Осмотрительный Штайн пораскинул мозгами – и отказался. Не только за хлеб насущный колготились советские писатели, не об одной лишь радели скороспелой популярности. Весьма волновала их слава посмертная. В деле собственного увековечивания, коли звания с наградами были уже получены, собрание сочинений - издано, а некролог в «Литературной Газете» - обеспечен, надлежало позаботиться о стратегическом размещении своих грядущих останков. Мало кому светило Новодевичье, но можно было, похлопотав, застолбить местечко в другом фешенебельном некрополе для избранных: Переделкинском. Чем ближе к могиле Бориса Пастернака, тем престижней. Даже и на рядовом погосте величавость надгробья свидетельствовала о непреходящей значимости усопшего. На кладбище в Старой Рузе Валерий Тур, член трёх творческих союзов, потрясён был монументальной конструкцией одной из писательских гробниц: - Назвать такое сооружение “могилой Бориса БАлтера“ – кощунство. Это – “пирамида БалтЕра! “ Немчура Штайн и в худые времена не спешил расставаться с замашками сибарита. Что уж говорить про тучные годы, когда привалило ему до чёртиков за перевод «Маринэ» Мариам Бараташвили да за проистёкший из пьесы фильм «Стрекоза». Изнежился Жора и обленился: пешкодралом вовсе себя не утруждал, перемещался исключительно на своей двуцветной светло-тёмно-зелёной «Волге». Неизменно в щегольской шляпе и переливчатом шёлковом шарфике. Источающий тонкие ароматы армянских коньяков и дорогого, душистого табака… Это оно всё к вечеру, ибо поутру страдал эпикуреец Штайн с похмелюги. Голова трещала так, что о работе над пьесой, о всяких там репликах с ремарками, и помыслить было западло. Покамест Штайн опохмелялся да отлёживался, соавтор его, педантичный Андрей Кузнецов, раздосадованный бесплодным ожиданием, огрызался в поэтической форме: О мой Штайн, отрывающий день у работы! Не у себя ль самого украдаешь егО ты? Сколько, подумай, осталось рабочих нам дней?... Это зачин «Оды Жоре Штайну, который 23 октября 1962 года опоздал на встречу с соавтором на 4 часа 17 минут». Сын Владимира Вайнштока шестнадцатилетний Олег совершил акт гражданского мужества: при получении паспорта, имея возможность свободного выбора, добровольно записался евреем. - Что за п@ц! – укоряли его приятели, – взял бы татарина и жил припеваючи: для тебя, нацмена, все двери нараспашку! - Довольно глупо бы получилось: Вайншток – татарин. - Мда… ну тогда и фамилию поменял бы на материнскую. Салахетдинов - татарин, не подкопаешься. - Хочу быть евреем, - скромно потупив очи, изрекал Олежка. Стезю он выбрал киношную и здраво рассудил: даже губительный эффект пятого пункта будет обезврежен знатной фамилией, славной в кинематографе и не только! Рухнула ригидная Советская супердержава, опростились нравы. Экстравагантным эклектизмом давно уже никого не удивишь. Догадайтесь, к примеру, что за яркая личность скрывается под такой вот разношёрстностью. - имя: старинное православное; - отчество: иудейское; - фамилия: мусульманская; - всё вместе: записной российский прозаик; - место службы: ведущий еврейский журнал, публикующий, впрочем, отдельные антисемитские материалы. Разгадка (попросить издателя, чтоб напечатал вниз головой): Афанасий Исаакович Мамедов, журнал «Лехаим», статья об употреблении евреями христианской крови (Г. Зеленина «Кровь за кровь, миф за миф: наветы и ответы», три номера за 2008 и 2009 годы).
Приходит Александру Петровичу Штейну письмо из заштатной богадельни. «Дорогой Сашенька, - пишет неизвестная старуха. – Как я рада, что ты у нас теперь знаменитый писатель, драматург! А помнишь ли Биргитту, бабушки твоей Вильмы младшую сестру? Забыл, шалунишка, как купала я тебя в корыте?» За эмоциональным вступлением следовала банальная просьба о вспомоществовании. В качестве доказательства к посланию прилагалась выцветшая карточка: пухлый годовалый малыш, почти голенький, в одних трусиках и при шляпе, беззаветно улыбается фотографу. Дитё было незнакомое, да и звали Штейновых бабок совсем иначе. Собрались уж было выкидывать эпистолу, как вдруг сына Александра Петровича, будущего режиссёра, осенило. - Шляпа! – воскликнул смекалистый Петя, – уже в младенчестве он носил шляпу! Это может быть только Жорик Штайн! Так оно, представьте, и оказалось, напутала бабулька. Переправили депешу Георгию Георгиевичу Штайну, а чем уж там кончилось у них с материальной помощью, – история умалчивает.
В Доме Творчества Писателей «Малеевка» с кинозалом соседствовала бильярдная. Сотворив за день очередную порцию нетленки, вечерами сражались, не щадя живота своего (расплющивая, сиречь, пузо о мраморную твердь стола), матёрые бильярдисты: Михаил Танич, Григорий Горин, Валерий Тур, член трёх творческих союзов. И примкнувший к ним Юлик Гусман (писатель был никакой, зато известный остряк-КВНщик, в будущем – директор Дома Кино, бесстрашный борец с гомофобией). Дым, азарт, хохмы, - только нешто упомнишь? Одна вот всплыла: «норвежский Хердал» - так Гусман дразнил Валю Тура в честь аргонавта Тура Хейердала. Сергей Островой тоже на бильярде играл недурно (что не мешало ему боготворить жену его Надю, арфистку). Нанесёт удар - и извивается всем телом вослед убегающему шару, направляет к цели. Если ж не ложился в лузу шар, Островой картинно отставлял кий и с печальной величавостью констатировал: - Играю всё хуже. Пишу всё лучше. Даже и в бильярдной стоял у Сергея Острового (который боготворил жену свою Надю, арфистку) пылкий эрос во главе угла. Ввечеру пожалует поэт к зелёному столу. Извлечёт длинный свой, тонкий, наборный кий из чехла, мелком его натирает – и с глубоким удовлетворением возвестит: - Написал два стихотворения про любовь. Закрыл тему! Лет пять, что ль, назад сошлись в огороженном, тщательно охраняемом дворе ЖСК «Московский Писатель» поседелые писательские потомки, предаются элегическим думам. - Утекло золотое времечко, не осталось писателей в нашем доме… - Так уж прямо и не осталось! Отдельные экземплярчики пока ещё встречаются! - И кто ж самый у нас знаменитый теперь? Ужель Грунька? (Дарья, то бишь, Донцова). - Скорей уж тогда Гулька (Владимир Шаров). Сын переводчика Владимира Бугаевского внимает молча, хмурится неодобрительно. Любимец двух Патриархов, Александр Бугаевский большими делами заправляет в Московской епархии – даром что мордой лица не тянет на православного. Выставив бороду и брюхо, вступает (веско, значительно): - Мелочёвка все ваши писаки! Лет через тридцать никто их писулек даже и не вспомнит. Единственный крупный писатель в доме – это я! Прочие потомки (изумлённо): - И ты, Брут, - бумагу марать? Ты ж, Сашка, земельными наделами вроде ворочал! Бугаевский (дьявольски усмехаясь в усы, с полупоклоном): - Да будет известно дамам и господам, что ваш покорный слуга - председатель общества «Скиния», признанный борец за церковные ценности и видный писатель-агиограф! - Какой-какой граф? Александр Владимирович Бугаевский (важно, величественно): - На меня трудится целая группа сотрудников, материалы собирает: по монастырям, по архивам. А я творчески осмысливаю и издаю исправленные Жития Святых. В кожаном переплёте, с золотым обрезом! Вот мои сочинения - это на века! Свалив за бугор, Юрий Израилевич Альперович превратился в Юрия Ильича Дружникова. Метаморфоза, супротивная той, какую обычно претерпевают имена советских евреев - отъезжантов. А собака-то – она вот где зарыта. Первую жену Альперовича Галю вполне устраивал муж – детский писатель средней руки. Но является супруга номер два, Валерия, «жена-вдохновительница» (высшая категория писательских жён по классификации, выполненной самим Ю.И.). И начинает из Юры гения лепить, великого русского писателя, чья слава не померкнет до конца времён. А слыханное ли дело, чтоб классик русской литературы – Альперович-Израилевич? Ближе к войне пофартило театральному критику Ефиму Холодову аж на трёх фронтах: зачислился сотрудником в журнал «Театр», женился на пухленькой хохотушке Раечке да вдобавок сподобился ещё свою прежнюю, неудобную фамилию поменять на другую, куда более гордую и благозвучную. Последние два события смешались во времени и в бюрократическом пространстве. Породив поучительный документ, коим Холодовы впоследствии развлекали гостей: «Раиса Кобыллер вышла замуж за Ефима Мейеровича, присвoена фамилия Холодова». Кабы человек со скорбной фамилией Могилевский присвоил себе яркий, революционный псевдоним «Октябрьский» – можно понять. Но как раз было наоборот: Борис Октябрьский книжки свои об учёных публиковал под именем «Могилевский». Нередко его, автора, так в двукратном размере и титуловали: «Октябрьский-Могилевский». Вовсе не подразумевая в том смысле, что могила, мол, завоеваниям Октября. От хорошей ли, от дурной жизни, только частенько обзаводились советские писатели псевдонимами. По разным причинам, - но чаще всё-таки по той самой, единственной. Как в расхожей истории о псевдониме Григория Горина: Гриша Офштейн Решил Изменить Национальность. Бывали изредка и иные горемычные мотивы. Например, из записных книжек Ильфа: "Наконец-то! Какашкин меняет свою фамилию на Любимов." Качественный псевдонимчик мог изрядно поспоспешествовать вашему прославлению. Сменил, скажем, никому не известный киноинженер Игорь Рабинович фамилию, ударился об пол и обернулся маститым поэтом Иртеньевым (заверим, что лестный эпитет "маститый" никак не связан с неподобающим мужчине заболеванием "мастит"). Спору нет: гордо звучит псевдоним, благородно, инда по-дворянски! Хоть, говоря откровенно, в сочетании с носатостью носителя, – неубедительно. Ежу понятно: не нашего сукна епанча. Другой Рабинович, Александр, более тонкий подобрал псевдоним, неожиданный. Вот, друзья сочинили по случаю (хоть мужские фамилии вообще-то склоняются): Три-та-тушки три-та-та, Вышла Лилька за Митта. За Митта-Миттовича, Сашу Рабиновича. Даже и на псевдоним не походит, - попробуй, раскуси. К той же серии «Фараду» отнесём, «Севелу» и иже с ними. Однако встречаются ходы ещё более изощрённые! Об одном таком – сложил протоиерей Михаил Ардов (сам, надо признать, Зигберман) эпиграмму: Наш сосед Гриша Похес Пишет совсем неплохе-с. Он – лучший поэт нашей эпохе-с, И всей армянской мишпохе-с.
Посвящается Григорию Поженяну. Который с его восточной внешностью и шпанистой повадкой легко сходил за армянина. Высший пилотаж смены фамилии!
Сценарист и прозаик Владимир Крепс, член ВКП(б) с 1927 года, под старость чрезмерно располнел. Неловко даже за человека, только собственный живот ноги от него загораживал и всё прочее хозяйство. И ведь никто из засранцев-писателей (в Дубултах дело происходило, на пляже Дома Творчества) не намекнёт, не подскажет, что вылазят яйца из-под трусов. Общаются с ветераном как ни в чём не бывало, языки чешут, – а промеж себя на смех подымают, роковые те яйца «крепсами» прозвали. До того дошло, писательская дочурка, семи лет от роду, поутру просит: - Мам, сделай мне яичницу из двух крепсов!
Дата: Вторник, 18.03.2025, 13:24 | Сообщение # 597
Группа: Гости
- Моня, а вы не знаете случайно что такое Инстаграм? - Изя, если честно, не знаю, но судя по названию там шо-то должны наливать...
- Сара Абрамовна, я хочу жениться на вашей дочери! - Только через мой труп! - Заманчиво, но два праздничных банкета я не потяну!
И запомните, Фима! В Одессе бойкот женщине невозможен! Как только вы перестаете с ней говорить, она решает, шо вы-таки начали её слушать!..
- Сегодня моя Розочка звонила с курорта. Говорит, шо похудела на целых три кило. - Да ты шо, Моня? Какая она у тебя молодец! - Ой, Сёма! При её весе, похудеть на три кило - это шо получить скидку 10 гривен при покупке Мерседеса!
- Моня, мне тебя очень не хватает. - Циля, для полного счастья или для ровного счёта?
-Соседи в одесском дворике: - Соня, ты забеременела или пообедала?
— Рабинович, а вы далеко не дурак! — Так я и вблизи тоже не идиот...
— Фима, что ты там пишешь? — Посмертную записку... — Пиши разборчиво, а не как в прошлый раз — какие-то каракули.
— Изя, дорогой, я не верю, что ты нас покинул! — Товарищ, отойдите от гроба... Дайте подойти тем, кто уже верит или хочет убедиться.
— Вы уже кому-нибудь читали свои стихи? — Нет, а что? — Просто... я смотрю — у Вас глаз подбит...
— У вас гражданская жена? — Нет, Великая Отечественная!..
Мечта еврейского рыбака – поймать фаршированную золотую рыбку...
Дата: Понедельник, 24.03.2025, 06:23 | Сообщение # 599
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1673
Статус: Offline
ИРОНИЯ СУДЬБЫ ИЛИ УЛЫБКА БОГА
Так получилось, что в XX веке образцами арийской внешности в Германии и славянской красоты в России, послужили две еврейские девочки: Хесси Левинсон - Тафт (род. в 1934-м году) и Леночка Геринас (род. в 1959-м году).
В первом случае мать принесла шестимесячную Хесси к Берлинскому фотографу Гансу Баллину, чтобы сделать снимки для семейного альбома. А в 1935-м году Берлинский журнал "Солнце в доме" проводил конкурс на самого красивого арийского ребёнка и фотограф без уведомления родителей отослал фотографию ребёнка на конкурс, в котором эта фотография и победила, будучи отобранной лично министром пропаганды Йозефом Геббельсом... Фотография Хесси попала не только на обложку журнала "Sonne ins Haus", но и на открытки, которые разошлись по Третьему рейху многотысячными тиражами...
Во втором случае в 1965-м году московская кондитерская фабрика "Красный Октябрь" для оформления шоколадки "Алёнка" через газету "Вечерняя Москва" объявила конкурс на фотографию девочки, подходящей для оформления обёртки этой шоколадки... В конкурсе победила фотография Александра Геринаса, которую тот сделал ещё в 1960-м году. На фотографии была изображена его восьмимесячная дочь Леночка Геринас в шёлковом платке. В таком виде обёртка шоколада "Алёнка" начала выпускаться с 1965 года и выпускается и по сей день...
Обе эти девочки до сих пор живы-здоровы:одной из них в этом году исполняется 90 (живёт в США), а другой - 65 (живёт в России).
Думается, что без Божественного вмешательства здесь не обошлось. Ведь сказано в ТаНаХе: "Зачем народы замышляют тщетное?... Сидящий в небесах Бог смеётся и насмехается над ними..." (Псалтырь-Теhилим, глава 2, стих 1, 5).
Дата: Четверг, 10.04.2025, 17:30 | Сообщение # 600
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 289
Статус: Offline
В одном из ресторанов в тайском городе Чиангмай с 7 утра до 10 вечера подают разнообразные блюда — от европейских завтраков с яйцами, ветчиной, джемами и круассанами до традиционной тайской кухни. Ресторан предлагает и скидку для стройных... Но на входе гости могут попытаться получить её, пройдя через одну из прорезей разной ширины. Самая узкая щель означает скидку 20%, затем идут прорези со скидками 15%, 10% и 5%. Если ни одна не подходит — оплачивается полная стоимость.
Посетители воспринимают это и как игру, и как вызов. Кто-то пробует пройти через узкую прорезь, втягивает живот или получает советы от друзей. И мужчины, и женщины участвуют в этом с энтузиазмом. Люди реагируют по разному: одни говорят, что это ограждение дискриминационное и что у людей с избыточным весом вообще нет шансов. Другие считают, что подобное ограждение должно быть введено и у авиакомпаний.
Сообщение отредактировал Златалина - Четверг, 10.04.2025, 17:35