Город в северной Молдове

Воскресенье, 19.05.2024, 05:13Hello Гость | RSS
Главная | линия жизни... - Страница 28 - ВСТРЕЧАЕМСЯ ЗДЕСЬ... | Регистрация | Вход
Форма входа
Меню сайта
Поиск
Мини-чат
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
ВСТРЕЧАЕМСЯ ЗДЕСЬ... » Наш город » ... и наша молодость, ушедшая давно! » линия жизни... (ДИНА РУБИНА И ДРУГИЕ)
линия жизни...
ПинечкаДата: Пятница, 03.07.2020, 02:59 | Сообщение # 406
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1460
Статус: Offline
«У нас только два времени – светлое будущее и тёмное прошлое. Из светлого и тёмного постоянно получается смутное настоящее. Тем не менее мне удалось выяснить насчёт себя, что я родился – есть свидетели, учился – есть документы, женился – со слов одной женщины…
Особые приметы: образование – шуточное, характер – весёлый, заработок – смешной, отношение к власти – легкомысленное, состояние – анекдотическое.

P.S. Юмористика – мое хобби. Основного своего призвания пока не нашёл. Считаю, что люди без чувства юмора опасны для общества и должны быть от него изолированы».



Эта краткая автобиография в шутливой форме была изложена  Анатолием Трушкиным в одной из его книг.
Писатель-юморист, чьи произведения не один десяток лет с успехом читали с эстрады Ефим Шифрин, Ян Арлазоров, Клара Новикова, Михаил Евдокимов, Роман Карцев и, конечно же, он сам, ушёл из жизни 9 июня.

То, что еврейский юмор преобладает на советской и российской эстраде, многими воспринималось как аксиома и потому Анатолий Трушкин, который не был евреем, не раз удивлял зрителя, недоверчиво вопрошавшего: «Писатель-юморист и не еврей?»...
Юмор Трушкина был народным, но был ему присущ и специфический еврейский оттенок – умение взглянуть на себя со стороны, смешать шутку с горькой иронией.
Возможно, поэтому, помимо дружбы и творческих союзов с многими еврейскими юмористами, Трушкин долгое время сотрудничал с еврейским театром «Шалом», на сцене которого с успехом шли комедии по его пьесам.
Анатолий Трушкин родился в октябре 1941-го в Челябинске, куда были эвакуированы его родители из Подмосковья. Через четыре месяца семья вернулась домой, а когда Толе исполнилось десять лет, переехала в Москву.
Литератор рассказывал, что первое яростное желание оставить рукопись потомкам охватило его в начальной школе: на парте он вырезал своё имя, за что был прозван писателем. «Отец, правда, узнав о проступке, тут же выбил из меня “писательство”, причём не из головы, а из другого места, ремнём. Но учительница русского и литературы никогда не сомневалась в моём литературном будущем, всегда ставила “пять” за стилистику, хотя за грамотность было постоянно “два”»...
Мальчику исполнилось 15, когда родители по работе вновь переехали в Челябинскую область – закрытый город Озёрск, где в то время создавался плутониевый заряд для атомной бомбы.
Отец работал по линии КГБ, а мама была лаборанткой производственного объединения «Маяк» – там и производились компоненты ядерного оружия. Одним из воспоминаний тех лет остались еженедельные похороны молодых учёных, погибавших от облучения – прощались с ними в здании местного кинотеатра. Своими глазами видел Анатолий и облако от радиоактивного взрыва на химкомбинате в сентябре 1957-го – оно миновало сам город, но затронуло многие окрестные села, вскоре вымершие...

В десятом классе родители решили отправить сына доучиваться в Москву, чтобы он смог подготовиться к поступлению в авиационно-технологический институт, в котором уже учился его старший брат.
Дети, по большому счёту, были предоставлены сами себе: приезжавшая порой из Подмосковья бабушка контролировала лишь наполненность холодильника. Но хулиганить, как признавался сам Трушкин, было просто некогда.
В Озёрске он увлекся гимнастикой, в Москве же продолжил заниматься лёгкой атлетикой – вскоре его включили в городскую сборную, впоследствии он даже стал чемпионом города по самбо. Если свободное время и появлялось, то оно всецело посвящалось книгам.
Читать Анатолий любил с ранних лет, но о писательской стезе даже не думал – прекрасно ладивший с математикой, он видел себя исключительно инженером.
Но тут в МАТИ, как и во многих других вузах страны, был создан театр эстрадных миниатюр, куда Анатолия как активиста и включили.
Текстов для выступлений не хватало и ребята писали их сами. Постепенно Трушкин с головой ушёл в театр, став основным автором студенческой команды. Ему даже разрешили свободное посещение лекций – так что, как признавался сам Анатолий, к окончанию института он не мог отличить болта от гайки...
Тем не менее несколько лет после окончания МАТИ он работал инженером на оборонном предприятии, пока случай не свёл его с главным редактором газеты «Студенческий меридиан». Вскоре Трушкин уже возглавлял в издании отдел юмора. Позже Анатолия пригласили стать главным редактором пресс-центра в штабе студенческих стройотрядов при Городском комитете комсомола в Москве. Правда, от него требовалось профильное образование, так что Трушкин поступил в Литературный институт.
Параллельно с учёбой и работой Трушкин писал юмористические пьесы для телевидения и «Кабачка 13 стульев». Точнее, сначала в его обязанности входил поиск небольших юмористических пьес и рассказов, на основании которых и создавались сценки в «Кабачке». Но довольно скоро он сам стал их писать под разными псевдонимами.
Вот тогда Трушкин и понял, что он «не режиссёр, не редактор и не драматург» и что «нужно заниматься только юмором».

Важную роль в его дебюте, по признанию самого Анатолия, сыграл Михаил Жванецкий.
«Это был 1983 год. Мы с ним пару раз до этого пересекались на концертах, но близко особо не общались.
И вдруг на каком-то большом форуме юмористов после выступления именитых артистов дали слово Жванецкому как самому главному номеру программы. Выходит Михаил Михалыч и неожиданно говорит: “А пусть сейчас Трушкин что-нибудь почитает”.
Меня ещё толком никто и не знал, да и не готовился я, просто пришёл на банкет. Я говорю: “Миша, у меня и нет ничего с собой, все тексты в гостинице оставил”. Он говорит: “Ничего, сходи и возьми, а они подождут”. Я пулей в номер, что-то там схватил, прочитал один рассказ.
Миша говорит: “Читай ещё”. Прочитал другой рассказ, потом третий.
На форуме присутствовали представители Министерства культуры СССР и “Росконцерта”. После этого посыпалось столько заявок, что никаких материальных забот я уже не знал.
Что подвигло тогда Жванецкого, я не знаю, но, видимо, он знал ситуацию лучше меня и дал возможность заявить о себе. Я ему благодарен по гроб жизни».
Впрочем, заявить о себе мало, нужно было постоянно поддерживать интерес, появившийся к его персоне. В этом ему крайне помогли тонкий юмор, вкус и остроумие в сочетании с актуальностью тем.
Тексты писателя пользовались популярностью, успех десятков юмористов был построен именно на них. Когда же он выступал сам, смеялись и взрослые, и дети – Трушкин писал юмористические рассказы в том числе для «Ералаша».
Шутливые зарисовки Трушкина были изданы в сборниках «Хотите верьте...», «Нашли время смеяться», «Побольше посмеешься – поменьше поплачешь», «Смешная наша жизнь», «Содом и Гоморра».
Включены они и в «Антологию сатиры и юмора России XX века», в предисловии к которой Аркадий Арканов отметил, что лицо сатиры в XX столетии определили Зощенко, Жванецкий и Трушкин.
Трушин сочинял по 20–30 рассказов в год. Шутя, он объяснял свою работоспособность тем, что если не будет писать, станет старым и нищим. Потом добавлял: «Не писать не могу. Без труда – пустота кругом».
На творческий покой он никогда не собирался. «Даст Б-г счастливой жизни, умрём за мольбертом и за письменным столом, но чтобы это подольше так длилось, – говаривал он. – Сам Б-г велел, конечно, но, как бабушка говорила, может быть, и чужого подворуем немножко»...
Не получилось.
В мае у Трушкина диагностировали коронавирусную инфекцию и он был госпитализирован. Болезнь протекала в тяжёлой форме, но в  конце месяца состояние его улучшилось и писателя перевели в обычную палату.
Трушкин ожидал выписки, однако вечером 9 июня его состояние резко ухудшилось. Спасти артиста не удалось.


Алексей Викторов
 
БродяжкаДата: Четверг, 16.07.2020, 11:22 | Сообщение # 407
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 719
Статус: Offline
Наступило время, когда не осталось чему удивляться. Возможно, это лишь моё возрастное восприятие, всё-таки через два года исполнится 50 лет со дня благословенного Прибытия в Америку! 
А “отбытие” было ещё лучше. Без всего, лишь с мечтой, которую растили во мне мои родители, и проросла она в пальму и в кактус, но без берёзки.
В то время – удивление было во всём! Поскольку новое было в стране всё: мышление, цвeта кoжи, не говоря уже о “промтоварах”, музыке и машинах!
И удивлялся всему! Ведь жизнь началась сначала и даже сложнее было начинать жизнь уже взрослым. Отучиваться от старого, постигать новое – это уже огромное “удивление”.
Удивление гамбургеру и Бродвею – с чем это можно сравнить?
Рассказ мой, как всегда, будет не из чисел, точных справок и ссылок на интернет. 
Возможно, данный момент и есть тот, когда надо перестать удивляться?

… Нью-Йорк, 1972 год.
Работал, ремонтируя музыкальные инструменты, ну и парковал машины по вечерам на бензоколонке. Короче – купил бензоколонку, одолжив деньги у близких американских родственников Аэлиты, плюс огромный долг в банке!
Знал, если буду работать с утра до ночи, то со временем, всё будет нормально. Так и трудился. Работников несколько – все нeгpы.
Друзья и Попутчики! Я отказываюсь использовать название выражение “aфpoaмepиканцы”!
Это были настоящие американцы, а не граждане Aфpики!
Летом 1977-го года в Нью-Йорке перегорела, если так можно сказать по-советски – “главная пробка”...  и город на пару дней погрузился во тьму.
Утром первого же дня, проехав на машине через Бруклин, Бруклинский мост и улицы Манхэттена без светофоров, добрался до моей бензоколонки – 26-aя стрит и 10-ая авеню.
Манхэттен, к моему удивлению, был полон не полиции, а странными группами чepнoкoжих людей на машинах. По виду чувствовалось – будет что-то нехорошее.
Работники мои были готовы к этому и разъяснили мне, что у них есть opужие и “отстоим наше место работы”.
Вот такой подход.
Как нормальные люди, они ценили своё рабочее место. Не было у них ничего общего с преступными бездельниками, да и не хотели быть безработными и жить на пoсобие. Поэтому, я абсолютно против слышимых иногда слов – “они все не хотят работать”.
Неправда! Большинство всегда были такие же, как и любой нормальный человек, ценящий работу и заботящийся о семье.
Я, честно говоря, был испуган и поражён бесстрашием моих работников перед видом толпы. В общем, вокруг были разбиты сотни магазинов и бизнесов.
А наш, мои верные трудяги, отстояли. Толпа испугалась, они поняли, с кем имеют дело!..
Это была моя первая реальная встреча с прослойкой населения, которые хотели лишь взять, ничего не давая взамен. Разрушать, а не создавать.

Я лично думаю, что началось это со времён хиппи.
Начало было положено разложением институтов и колледжей, первые плоды “просветительной” работы профессуры. Эти, так называемые “прогрессивные движения: “Молодёжное Peвoлюциoнное Движение”, вoeнизиpoванные “Чepные пaнтеры” и “Пoдземная Погoда”, и другие “освободительные группы” получали деньги от нашей бывшей родины.
На разлoжение Америки годились все: и ретро-кoммуниcты с тpoцкиcтами и aнapхиcтами вместе! Борьба неудачников, и поэтому мечтателей, с победителями-реалистами. Мечта coциализма против реальности кaпитализма.
По Лeнину-Тpoцкому-Бaкунину. Победим хорошее – Плохим
Второй важнейший момент, как раз в те 60-e годы, патлатые философы начали сжигaть Aмериканский Флaг. Hе запрещено конституцией!
Это удивило и поразило меня.
Вот вам начало разложения нравов молодых людей. И дело не в вoйне во Вьетнаме. Они и сейчас сжигают наш Флаг ради рекламы своего “свободолюбия” и удобных случаев попасть на телевидение.
В меню этих безмозглых – “свобода Пaлecтинe”, “долг пoтомкам paбoв”, “долой памятники кpoвопийцaм” и масса других предлогов, высосанных из пальца!
Сколько раз эти погромы и разбой повторялись с тех пор? Не много, но и не мало раз!
В крупных городах формула выработана простая.
Если арестован даже бандит, но нeгp – это уже повод для протеста. Достаточно безумно для страны, которая на самом деле сделала огромные шаги в борьбе с pacизмoм.
С каждым разом всё “красочнее” погромы и разгул. Появились профессиональные погромщики. Финансы получают от дьявoла по имени Cоpoс...
Как видим, интернет к этим призывам caтaны цензуры не применяет.
Да и “молодняк”, рассказывающий репортёрам, как и сколько денег за участие в беспорядках получает, правоохранительных органов не боится.
( подписаться на интернете довольно просто. За участие в демонстрации $50–$80. За “лихость” с уничтожением имущества – $100.00. Все эти дела делаются без стеснения ).
Сopoсу скрываться нечего, сеть его организации мощная, денег хватает, как и полной, нечеловеческой нeнaвисти к Америке. Он не брезгует никем и ничем. Почему, например, не помочь встающим на ноги в Америке изуверскому “Муcульмaнcкoму Бpaтству”, pacиcтcкой бaнде “Aнтифa“ и организации, считающей, что бeлыe, как и любые другие жизни не важны...
Тем более, что демократы и люди с лeвым уклоном “поймут” и постелят пригласительный коврик со словами “тoлеpантность и политкopректность”. Вытирайте ноги – и вперёд!
Больше пожаров, больше оружия! В борьбе с “pacизмoм” путём убийcтвa и гpaбежа, теперь есть официальная поддержка вaндaлизмa от демoкратической партии!
Той, которая, кстати, была партией, стоявшей за paбcтвo, это факт. Они это “забыли” и не любят вспоминать…

Несмотря на трагедию случившегося, невинной жepтва не была.
Рeцидивиcт, прecтупник. Здоровенный бугай, накачанный нapкотой хоть и с больным сердцем!
 Но ЭТО не предлог paзрушить, уничтoжить и пoджечь!
Желание гульнуть и ограбить, вот что толкает больше половины этих маpoдёров на их “протест”. Взгляните на состав этой массы. Видим “профи”, которые бывают на встречах глав правительств в любом городе мира.
На чьи деньги мы знаем! Одеты как один, готовые на всё, натренированные звepи.
Обязательно среди поджигателей aнapхиcты, иcлaмиcты ...
И “бeлый мусор”. Бородатые и татуированные, с плакатами, часто даже не имеющими отношения к происходящему. Особенно интересны молодки с волосами всех цвeтов радуги! Юбка обнажает всё и вся, руки как в перчатках в татуировке типа “миру – мир”, личико, перекошенное в крике лозунга, а может от десятка иголок во всех местах этого испорченного “портрета”.

Серьёзно, на самом деле – вы ещё удивляетесь?
Прошедшие, ну хоть 10 лет, не помогли вам наконец перестать удивляться всему, что происходит и куда это движется?
Дональд Трамп лишь замедлит это paзложение общества, но не вылечит.
Этот “вирус” будет непосильной заботой наших детей и внуков…

Здравомыслящие люди понимают, что было, что есть и что будет.
Не нужны интернетовские ссылки, цифры и статистика. Общая картина достаточна видна, чтобы более не удивляться.
Пoлиция ведь никого не убилa в день официального вступления на пост Президента Дональда Трампа.
А разбой и погром начались сразу же!
Кто же спровоцировал тогда?
Тут участвовал весь “райкoм партии” во главе с "кенийским американцем" Обамой, подстегиваемой гримасой, так называемой улыбкой, Нэнси Пелоси и лаем Чака Шумера.
И знакомые лица на улицах!
И тогда, и сейчас!
Ну, на данный момент намного больше Вашингтонской поддержки демократов-конгрессменов, стукачей бюрократов и ненaвиcтников Трампа.
Их имения имеют воopужённую охрану, так что подстегивать aнapхиcтов и бандитов на погромы не опасно для этих лицемеров.

А вот вам “предмет”, чему можно удивляться!
Кандидат в Президенты от Демократической партии. Каждый здравомыслящий человек должен удивляться!
Как он мог быть выдвинутым на главный пост страны? Безликий бюрократ, бывший вице-президент, сумевший наворовать денег вместе с неудачником сыном в Укрaине, прикрываясь именем Обамы.
А тот его прощал, поскольку Байден, всегда поддерживал и подписывал любые экономические и политические выдумки “начальника”.
Пусть мистер Байден не забудет принести на дебаты с Президентом Трампом справку от врача-психиатра!..

Всё больше и больше я вижу, как прозорлив Трамп в движении фигур по политическому полю. И слепцы в сумасшедшем доме есть, как бывший Президент Буш-мл., и не выигравший войны, как и Мэттис, Колин Пауэлл, вдруг вспомнивший про цвeт своей кoжи!
Болтается между партиями нeудачник и лузeр – Митт Ромни.
Слепцы, повторяю это слово. А слепота, неумение увидеть, что нужно стране – это хуже, чем разбой на улице.
Поскольку становится понятно, кто довёл страну до этого момента. Не забудем и первого
 aфpиканца на посту Президента с его pacиcтcкой супругой.
Вредители, в полном смысле этого слова.
Словами и действиями – без грабежа и пожара, довели страну до такого состояния, что даже Мартин Лютер Кинг перестал бы с ними здороваться...

Студенты в этих толпах вызывают наибольшее омерзение. Родители могут радоваться – деньги на образование “дали плоды”! Если такой студент под машину попадёт, сгорит от своего же “молoтового кoктейля” или по ошибке, как “бeлый”, будет убит “возмущённым народом”, то может лишь тогда папа и мама задумаются, как же так?

Право иметь оружие, Конституционное право!
Оно было сделано создателями величайшего документа в истории народов не для войны с завоевателем.
На это есть армия.
Для борьбы с внутренним врагом, так и сказано.
Я горд, что имею оружие. Дай Бог – никогда не пользоваться им нигде, кроме тира. Но если надо защитить страну от внутреннего врага и тем самым защитить семью и наш образ жизни – рука не дрогнет.
Но вот, удивлён новостью из России! Президент страны “обеспокоен” беспорядками в Америке.
Ещё бы! Многие в правительстве России, как и члены Думы, ну и артисты впридачу – взволнованы! Всё-таки страшно, если многомиллионную виллу этих граждан России разгромят или сожгут. Но деньги у вас в Американских банках есть огромные, назад их не получить, так что мой совет – наймите хорошую Американскую воopужённую охрану. Стоящее дело!
А президент пусть беспокоится об оБнулении своего срока, Благополучии своего народа, Благосостоянии страны, Благословенной Конституции, там ещё много слов на букву Б, причём важных слов.
По секрету сообщаю неуважаемый Президент: доллар крепок, торгуем нефтью и газом, биржа летит в верх – всё будет опять, как и было.
Я же сказал, было такое уже, не удивляйтесь!
Деньги за “Бескорыстную помощь” c бракованными дыхательными аппаратами, Дональд Трамп заплатил сразу, без рассрочки, все $660.000. Так что с Богом!

Что удивляться пройдохе Шарптону? Он всё тот же провокатор. Тоже мне – “святой отец”! Давно должен был сидеть в “долговой яме”, как минимум! Ему подходит одно слово из новорусского словаря – “отстой”.
Совесть отсутствует, ничего нового или удивительного. Помню этого шарлатана по Нью- Йорку – все годы провoцировал бeспорядки!
Вокруг котла, в котором он будет вариться в заоблачном мире за все свои тяжкие, неискупимые грехи, за все жертвы людские, в которых повинен, будет стоять хвостатый почётный караул.

Знакомые всё лица, Шумер, Надлер, Шифф, Пелоси, Обама, чета Клинтон, Кортес, Сандерс, Комби, Райс…
Смешного, в общем-то, мало… Ужас!
И ведь нормальная демонстрация не имеет смысла и роли, если это наряду с погpoмом! На лeвaцких болванов, вставших на колени и вознёсших преступника в ранг святых, обращать внимание не имеет смысла. Они делают такие глупые и лишённые логики поступки постоянно. Удивляться нечего, привычно.
Я персонально боюсь одного. Если слишком разгуляются эти подонки и всколыхнут безмолвную огромную массу Америки, настоящей Америки, не тронутой гнилью городов, будет очень плохо. Страшно подумать.

Там и сила, оружие и воля. Спящий гигант. Не разбудить бы.
Пусть лишь на выборах просыпаются, а за кого будут голосовать, вы сами знаете. Также не удивительно!
Удивляюсь лишь одной прекрасной новости!
Биржа – после вируса, погромов и злопыханий демократов, опять взлетела на тот же уровень, который в годы “прекрасного Обамы” был недосягаем.
При нём был полный штиль на бирже, постоянная риторика на любой вопрос и отсутствие хорошей экономики.
Но было “понимание народа”.
И он, именно он, пoлубeлый-получёрный, отбросил pacовыe отношения в Америке на 30 лет назад!

Погром и вирус – и сразу в один день, 2,5 миллиона американцев вышли на работу. Оживёт и пойдёт всё по-старому, вернее по-новому, как и в последние три года.
Скажу “мягко”. Когда морально слабые граждане страны видят на экранах телевизоров, как демократ, спикер Палаты представителей, рвёт на куски речь выступающего Президента – после этого и разбой, и враньё, и разгромленный город, являются естественным результатом поведения и примеров “сверху”.
Что уж требовать соблюдения законов “снизу”. Если Нэнси можно, то и нам можно!
Бесспорно, уровни разные, но результат один!
Толеpaнтность и политкopректность – это прекрасные спасательные круги с замечательного гигантского лайнера по имени Америка!
Как показывает этот момент нашего времени – громить стало легче!!!
Интернет и мобильные телефоны мгновенно могут сплотить ряды замаскированного “пролетариата и комсомола”, а их идейные руководители, имеющие в руках 90% телевидения и прессы, поддержат идеологически мгновенно.
Так что, заложенное в университетах в 60-х годах, – принесло “достойный” урожай!
А то, что лeваки ненавидят Трампа, становится нормальным.
Я не удивлён!
Он ведь против всего фальшивого и губящего Америку.
Достижения нечего перечислять.
Одно просто смешно. Даже у преcтупных диктатopов, таких как усатый или тот, что с чёлкой, порывшись, можно найти что-то сделанное хорошо... Усатый мяcник – создал свой тип архитектуры, вероятно пригрозив смертью архитекторам. И появились в разных городах великой страны, где “всё колосилось и сыпалось в закрома”, здания сталинского ампира.
А трясущийся выродок с чёлкой, создал для влюблённых в него граждан – автобан.


Наш Президент за три года сделавший невиданное для страны и нас всех – в глазах людей больных лeвизнoй, не сделал ничего хорошего.
Ничего!!!
А это значит – их болезнь прогрессирует. И подтверждает, что Президент на правильном пути.
Удивляться нам нечему. Мы всё уже видели и не раз.
А вы, “Владельцы заводов, газет, пароходов”, голосовавшие против Трампа? Сколько раз будете видеть ваши уничтоженные бизнесы, разграбленные супермаркеты и разбитые магазины?
А вы, простые чepнoкoжиe граждане, охмурённые бeлoкoжeй Демократической партией – неужели не видите, что творится именно в тех городах, которые в руках ваших демократических камрадов? Неужели до сих пор не видите, за кого надо голосовать, чтобы хоть продлить жизнь нашей страны, отдалить от aнapхии, лжи и отсутствия границ?
А как же вы, молчаливые, простые городские трудящиеся – демократы, не имеющие средств на телохранителей и без вооружённой охраны, как ваши партийные бонзы. Как вы можете избирать на повторные сроки омерзительных мэров, бросивших вас в серьёзнейший момент?
Пора выкинуть очки с линзами, сделанными из вранья и выданные на партийном собрании.
Пора увидеть, что хорошо и что плохо. А эти два качества не имеют цвета кожи, религии и нaциoнaльности.
Через пять месяцев выборы!
Президентство Трампа на следующие четыре года даст реальную возможность народу убедиться в успехе его “пути” и открывает прямую дорогу на республиканского Президента и после Трампа!
Может быть, на удивление половине Америки, когда страна будет жить как никогда, есть маленький шанс, что кто-то из лeваков, “вылечится”!  (в чём я лично... сомневаюсь! ... адм.)
Bсе проблемы с вирусом уже были и до этого, как и разнузданная толпа!
Пережили и переживём!
И поэтому, говоря словами старой песни, из исчезнувшей страны:

Новый СРОК – Трамп же ждёт,
Он у самого порога.
Пять минут пробегут –
Их осталось так немного.


Без пяти? Без пяти.
Но, ведь, пять минут немного,
Он на правильном пути,
Хороша его дорога.


Наивно – возможно. Весело – бесспорно!
Не удивляйтесь, а будьте готовы к следующему разгулу!
Я знаю даже точный день, когда это произойдёт!
На следующий день после избрания Дональда Трампа на второй срок Президентства! Не сомневайтесь.
И он, и “они” готовятся к этому!


Джек Нейхаузен
 
СонечкаДата: Четверг, 23.07.2020, 12:54 | Сообщение # 408
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
Имя Михаила Давыдовича Александровича мы услышали впервые в годы войны.
Из хриплой уличной тарелки раздавались неаполитанские песни, арии из опер, «Рассвет» Леонковалло, Колыбельная Блантера, в которой упоминался товарищ Сталин, – до того жалостливая мелодия, что першило в горле и набегала слеза.
Говорили, что на передовой в составе фронтовых бригад певец выступал в постоянной «униформе» – чёрный фрак, галстук-бабочка и лакированные туфли...

Наступил незабываемый май 1945 года – год победы со слезами на глазах.
Товарищ Сталин разрешил московским евреям организовать траурный молебен в синагоге. Поминальную «Эль Моле Рахамим» и другие псалмы поручили петь Александровичу.
Церемонии придали международное значение, собрали всю еврейскую элиту, а также солистов Большого театра.
Синагога вместила тысячу шестьсот человек, а двадцать тысяч рыдали на улице; женщины падали в обморок, бились в истерике, многих укладывали в машины скорой помощи.
Евреи оплакивали не только близких, но и свой народ.
Спектакль, организованный правительством, удался на славу, его повторили через год, а потом заслуженному артисту РСФСР Александровичу запретили выступления в синагоге.
Его еврейский вокал на этом кончился, если не считать исполнения двух песен на каждом концерте – право, на котором он настоял.
В 1948 году за концертную деятельность Александрович получил Сталинскую премию, как тогда говорили, «прямо из рук вождя».
Но началась борьба с космополитами, а потом с «убийцами в белых халатах», Александровича НКВД пыталось обвинить в том, что с неаполитанскими песнями он передаёт шпионам в зале антисоветскую информацию...
Сталин же решил, что певца пока «рано брать», и сделали отвлекающий манёвр – устроили пышный концерт Александровича в Большом зале Московской консерватории.
Мне посчастливилось трижды восторгаться живым голосом артиста в концертных залах Москвы и Киева.
Его пение поражало музыкальностью, очарованьем бархатного голоса, виртуозностью исполнения и безупречной артикуляцией; еврей, уроженец Риги, он обладал изысканной русской литературной речью.
Многие, как и я коллекционировали его пластинки с записями неаполитанских и других народных песен, романсов, арий из опер для лирического тенора.
Всего он записал 70 пластинок, тиражом (согласно официальным документам!) в 22 млн. экземпляров.
Петь ему разрешали только по-русски; но нет худа без добра – над его программами работали лучшие советские переводчики.
Военные годы принесли молодому артисту начало всенародной любви слушателей. н обрёл и личное счастье, женившись на Рае Левинсон. Позже у них родилась дочь Илона.

Превозмогая трудности, он утвердил себя, в качестве лучшего камерного певца огромной страны; показал свою бескомпромиссность в решении творческих вопросов; к нему пришла подлинная слава.
В 1985 году в Мюнхене были изданы мемуары Александровича «Я помню».
Как справедливо считает издатель этой книги Леонид Махлис, «великий певец за годы творчества в СССР сумел "облагородить" советский песенный жанр, вдохнуть в него человеческие чувства, удержать на плаву тонущую еврейскую музыкальную культуру».

Замечательные мемуары помогли мне написать этот очерк...

Борьбу за творческую независимость Александрович начал ещё при Сталине, приказавшем зачислить лирического тенора в труппу Большого театра.
Были заказаны костюмы для партий Ленского, Дубровского, Альмавива и Альфреда, и обувь на высоких каблуках. Но певец всю жизнь «имел одной лишь думы власть» – стать камерным исполнителем...
Его спас разгром оперы «Великая дружба», после которого председателя комитета по делам искусств сняли с работы.
Во время процесса «врачей-убийц» Александрович старался выбрать место гастролей подальше от Москвы; по стране распространялись слухи, что он арестован...
Потом гастроли артиста в Уфе были отменены, а его телеграммой вызвали в Москву. Все думали, что для заклания, но Великий Режиссёр дал приказ организовать концерт певца в Большом зале Московской консерватории.
В начале шестидесятых годов концерты Александровича передавались по три-четыре раза в неделю, он широко концертировал по стране, но вскоре перестали издавать его пластинки, ограничивали гастроли и уменьшали гонорары.
Началась компания шельмования певца.
В стране при Хрущёве и Брежневе нарастал государственный антисемитизм, а Александрович давал отпор всем чиновникам и руководителям, которые пытались его унизить.
Я оказался свидетелем одного из конфликтов певца в Киеве.
Были анонсированы его выступления в Киевской филармонии, распроданы билеты, но после приезда Александровича выяснилось, что из программы концертов исключены две еврейские песни. Он отказался выступать, и администрации пришлось перед ним извиниться.
Исполнение песен на идиш вызвало овацию, аплодисменты долго не смолкали; но после этого случая в Киев его не приглашали.
Великого певца выдавливали из страны, и он начал добиваться эмиграции.

Михаил Давидович Александрович родился 23 июля 1914 года в селе Берспилс (Латвия). Он рос хилым рахитичным ребёнком, но с каждым годом всё отчетливей проявлялась его музыкальность, и на пятом году отец стал заниматься с ним музыкой.
В пять лет он смог разучить народную колыбельную на слова Лермонтова: «Спи, младенец мой прекрасный»; обладал замечательным слухом, музыкальной памятью и чистым голосом. Подражая канторской манере исполнения еврейских религиозных напевов, мальчик научился вибрировать голосом, имитируя рыдания.
В 1921 году семья Александровичей с пятью детьми, перебралась в Ригу.
Преподаватель Еврейской народной консерватории Ефим Вайсбейн вначале отказался прослушивать слабого болезненного малыша, но отец не сдавался. Наконец, педагог согласился разучить с ребёнком еврейскую песню: «Дуют, дуют злые ветры». С каждой новой фразой лицо Вайсбейна становилось бледнее, губы дрожали, а к концу песни он не выдержал и заплакал.
Видя уникальную одарённость ребёнка, Вайсбейн, композитор Соломон Розовский и директор профессор Квартин решили зачислить мальчика в детскую группу консерватории, где под руководством Доры Браун он стал изучать сольфеджио, игру на рояле и освоил технику чтения нот.
Замечательные педагоги единогласно пришли к уникальному выводу, что стандартные методы – постановка голоса, звука, дыхания и вокализы могут вызвать напряжение детских голосовых связок и повредить голосу, тем более что чудо-ребёнок безукоризненно владел своим дыханием. Вайсбейн интуитивно нашёл ключ к восприятию ребёнком музыки – эмоциональное раскрытие перед ним содержания произведений, «трогающих душу»: страдающий шарманщик Шуберта, умирающая мать, страстная баркарола Гуно, и т. д.
Педагогам удавалось «зажечь» душу одарённого ребёнка музыкой Шуберта, Шумана, Грига, Римского-Корсакова, Гречанинова, Гуно и других талантливых композиторов.
Они, как «садоводы» впервые в мире применили метод «выращивания» голоса.
Александрович, прежде, чем рассказывать о себе, приводит примеры вундеркиндов – композиторов (Моцарт, Мендельсон), скрипачей (Яша Хейфец, Миша Эльман), пианистов, дирижёра Вилли Ферреро, но считает, что вундеркиндов среди певцов до него не было.
Были мальчики – солисты в церквах и синагогах (среди них можно упомянуть Баха и Россини).
Но в детские годы они не обращались к классике или к народной музыке.
Миша в девять лет, исполняя романс «Шарманщик» Шуберта, первый раз заплакал над горькой судьбой нищего уличного музыканта. Ранее вокальное и психологическое созревание, и одновременно сдержанность чувств (хотя «детская душа разрывалась на части») определило его «вундеркиндность».
Слёзы, даже истерики стали уделом его слушателей.
После первых концертов в Риге, осенью 1923 года газета «Ригаше нахрихтен» писала: «…Что же касается девятилетнего певца Миши Александровича, то он не имеет себе равных среди вундеркиндов. Его первое появление на сцене вызвало всеобщее изумление и восторг.
Человек, не присутствовавший на концерте, просто не может представить себе всю проникновенность его пианиссимо, и форте, и необъятный диапазон голоса…»
Александрович в свой книге много говорит об ошибках в обучении юных вокалистов, чьи голоса ещё физиологически не сформировались – о трагедии выдающегося юного певца Робертино Лоретти и сотен учеников из знаменитого хора Свешникова при Московской консерватории, которых заставляли петь после четырнадцати лет…

Чтобы помочь семье Миша в 1924-1926 годах с большим успехом выступал в Латвии, Литве, Эстонии, Польше, Германии. В эти годы он пел на русском, немецком, латышском и идиш.
В период ломки голоса (1927-1933 гг.) юный Александрович учился в гимназии и игре на скрипке в Рижской консерватории.
После шестилетнего перерыва Миша впервые выступил с сольным концертом в Риге 1 января 1933 г. и в том же году стал выступать в концертах с литургическим репертуаром, но 27-28 января его пригласили провести субботнюю службу в знаменитой рижской «Гогол шул» Рижской синагоги, а спустя год, в августе 1934-го, он переехал в Манчестер (Англия), где стал главным кантором местной центральной синагоги.
Живя и работая в Англии, он периодически выезжал в Италию, где совершенствовался в пении у знаменитого тенора Беньямино Джильи.
Джильи не занимался педагогической деятельностью, но сделал для Александровича исключение. Поработал с ним «для собственного удовольствия» несколько недель и отказался от платы за уроки.
«Помощь Джильи оказалась неоценимой. Его вокальное мастерство стало для меня образцом на всю жизнь. Моё самое заветное желание с тех пор заключалось в одном: хоть в чём-то стать похожим на него».
Мастер-классы у Джильи сыграли важнейшую роль в последующей вокальной акции Александровича, соединившего еврейский вокальный стиль хазанут с итальянским бельканто.
С большим юмором написаны главы, в которых рассказано о канторской деятельности молодого певца, начавшейся, когда ему было 20 лет.
Профессия кантора была принята Мишей, как уступка отцу и для оказания помощи семье. Отца он постоянно вспоминал со словами любви и глубокой благодарности – он вывел Мишу в люди, с огромным тактом и умением лелеял его талант, ради которого готов был отдать жизнь.
В манчестерской синагоге было больше сотни претендентов, но Мишу сочли самым достойным кандидатом.
Последним, что удерживало молодого кантора в Манчестере, была интересная музыкальная жизнь, но несносные руководители синагоги настаивали на женитьбе, и певец окончательно расстался с опостылевшим английским городом и перебрался в Ковно, поближе к родным.
Ковенская синагога разрешила молодому кантору организовывать концерты и даже выступать в опере; на свои концерты он даже приглашал оперных артистов, но это вызвало раздражение ортодоксальных евреев. Их особенно возмущала светская жизнь кантора, отсутствие у него бороды и превращение синагоги в концертный зал.
Пришлось вмешаться главному раввину Каунаса Шапиро, объяснившему ортодоксам, что Александрович своей музыкальной деятельностью резко увеличил посещаемость синагоги, сделал службу более современной и понятной для нового поколения прихожан, которым понравился сплав знакомых напевов с итальянским бельканто.
В книге описан интересный эпизод.
Однажды после богослужения оперная солистка, католичка сказала кантору: «сегодня впервые в жизни я изменила моему Богу. В те минуты, когда я слушала ваши молитвы, я верила, что ваш Бог, лучше нашего»...
Михаил Александрович часто вспоминал этот эпизод, добавляя, что подобная оценка выше для него, чем все звания и сталинские премии.
Успех в карьере кантора не поколебали твёрдого решения Михаила стать камерным певцом – родной стихией для него станет концертная эстрада.

Выступление певца в 1972 году в зале Культурного центра Тель-Авива на Всемирном фестивале канторского искусства за несколько минут превратило его в «канторскую звезду первой величины». После этого выступления профессионалы, стоя провозгласили:
 «Да здравствует король»...
Александрович несколько лет жил и в Нью-Йорке, имел огромный успех в Карнеги-Холле, в Мэдисон Сквер Гарден, в Центре им. Линкольна и других крупнейших залах США; потом был кантором в Канаде и во Флориде.
С 1975 года он вёл «мастер-класс» для Нью-Йоркских вокалистов.
Создаётся впечатление, что, стремясь к главному в жизни – карьере камерного певца, Александрович параллельно многие годы впитывал в себя основы канторского мастерства, тесно связанного с хазанутом, история которого насчитывает больше сотни лет.
Нежелание стать профессиональным кантором в юные годы не помешало выдающемуся музыканту принять участие в создании нового стиля канторства, в котором важную роль играли сила и красота самого голоса, колоратура и умение исполнять композиции классического плана.
Еврейская литургическая музыка была признана такими композиторами, как Моцарт, Шуберт, Равель...
 Важнейшим классическим источником обогащения хазанута стала для Александровича музыка итальянского бельканто.
Созданный им сплав можно назвать гениальным.

В октябре 1971 г. М. Александрович с семьёй выехал на постоянное жительство в Израиль, а в 1974 г. переехал в США.
После отъезда из СССР он с успехом концертировал в Тель-Авиве, Нью-Йорке, Торонто, Рио-де-Жанейро, Сиднее и Буэнос-Айресе, выступал с канторским пением в синагогах.
На Западе певец выпустил 7 сольных и множество сборных компактных дисков и кассет с записями оперных арий, русских романсов, еврейских традиционных песен, сложнейших канторских псалмов и гимнов.
В 1989 году (19 лет спустя после эмиграции) по приглашению Госконцерта и Союза театральных деятелей Александрович совершил первое турне по бывшему Союзу.
Потом ещё несколько раз повторял приезды. Побывал в Москве и Ленинграде, Харькове и Одессе, Запорожье, Днепропетровске, Магадане. Его встречали переполненные залы и трибуны стадионов, сотни тысяч поклонников с цветами и слезами на глазах.
Многие люди моего поколения не дождались этих прощальных концертов, но они явились открытием для тысяч молодых людей, которым удастся прослушать его аудиозаписи – старые песни и арии, и еврейскую музыку, с которой они ещё не знакомы.

Странный феномен.
Теперь в старости неаполитанские песни в исполнении Паваротти, Боттичелли или Доминго я воспринимаю на слух в русских переводах, сделанных когда-то для Александровича.
Он умер в Мюнхене, 3 июля 2002 года, не дожив три недели до 88-летия.
На его похоронах главный раввин Мюнхена сказал: «Мы все – люди грешные. Наверное, было немало грехов и у покойника. Но когда он предстанет перед судом Всевышнего, ему достаточно будет спеть несколько фраз, и все его грехи будут прощены».
 
KBКДата: Четверг, 23.07.2020, 14:08 | Сообщение # 409
верный друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 127
Статус: Offline
да уж, кантор он был известнейший и потому хотелось бы добавить пару строк об обладателе столь удивительного голоса:

великий кантор

https://www.ng.ru/facts/2014-02-19/5_kadish.html
 
papyuraДата: Среда, 05.08.2020, 04:45 | Сообщение # 410
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1561
Статус: Offline
Борис Баркас - человек, которого все "забыли"...

http://chtoby-pomnili.net/page.php?id=1157
 
smilesДата: Среда, 05.08.2020, 11:04 | Сообщение # 411
добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 237
Статус: Offline
интересно только ГДЕ все эти успешные исполнители произведений Бориса были все эти годы, а?!
 
БродяжкаДата: Четверг, 20.08.2020, 08:38 | Сообщение # 412
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 719
Статус: Offline
Против часовой стрелки

Общество убеждает нас стареть и плохо себя чувствовать, и мы подчиняемся...

Когда в 1979 году психиатр Эллен Лангер затеяла этот эксперимент, у неё уже была репутация специалиста, предпочитающего подтверждать смелые теории ещё более смелой практикой.
Практиковалась она преимущественно на пенсионерах.

Тремя годами ранее она стала автором поистине революционного для геронтологии эксперимента в доме престарелых Арден-хаус в Коннектикуте, доказав, что трепетный уход за стариками вовсе не так хорош, как принято думать, и сведёт в могилу быстрее, чем иное заболевание.
Эксперимент стал частью исследования
синдрома выученной беспомощности.
Но миссис Лангер не намерена была останавливаться на достигнутом. Она собиралась полностью разрушить тусклый ореол старости и доказать, что мы молоды ровно настолько, насколько считаем себя молодыми...

Для нового эксперимента она отобрала восемь мужчин.
Средний возраст испытуемых — 75 лет. Все они должны были неделю жить в переоборудованном для научно-мирских нужд монастыре в штате Нью-Хэмпшир, не зная, что именно их ждёт.
Всё, о чем их попросили — не брать с собой книги, журналы или фотографии, появившиеся менее 20 лет назад.
Когда восемь мужчин вошли в дом, где им предстояло безвылазно провести неделю, они обомлели... казалось будто они перенеслись в прошлое.
Конкретно — в 1959 год.
Чёрно-белый телевизор, старые пластинки, книги на полках, календари — всё возвращало их в реальность двадцатилетней давности.
Дальше больше: участников эксперимента попросили одеваться и вести себя так, будто на дворе и правда 1959 год. А им ... не пыльные 75 лет, а задорные 55.

Поначалу казалось, что подобное невозможно.
Как вычеркнуть последние 20 лет из жизни?
Однако быстро выяснилось, что очень даже легко...
Без связи с внешним миром, где все ещё царствовал 1979 год, мужчины начали говорить, жить и даже думать так, будто оказались в 1959-м.
Персонал обращался с ними соответственно: никаких предложений помочь донести тяжёлую сумку или перевесить полку. Никаких напоминаний принять таблетки или сходить в туалет.

Всё сами!
Первая же неделя эксперимента дала потрясающие результаты: у большинства испытуемых улучшились осанка, гибкость, мышечная сила, зрение (на 10%!) и память.
То есть все те параметры, которые не щадит возраст...
Кроме того выяснилось, что у 63% участников в конце эксперимента результаты теста IQ были выше, чем в начале.
НО самое интересное: участники эксперимента помолодели и внешне.
Их фотографии до и после эксперимента были показаны случайным людям. Те, посмотрев на фотографии, посчитали, что на снимках «после» мужчины выглядят в среднем на три года моложе.
То есть эксперимент доказал, что наше самочувствие напрямую зависит от нашего окружения и модели, которую оно навязывает.
Если ты в 70 будешь называть себя дедушкой, жаловаться на старость и просить всех подряд перевести тебя через дорогу, то и будешь чувствовать себя как старик.
Но если набраться смелости и проигнорировать запрос социума на ворчливых пенсионеров, и до самой смерти в 95 лет думать, что тебе всё ещё 45 — у тебя есть все шансы прожить не только долгую, но и здоровую, активную и счастливую жизнь.
В 2009 году Эллен Лангер написала на основе своих экспериментов бестселлер «Против часовой стрелки» (Counter Clockwise).
Ты можешь найти в сети издание на английском.
Не знаешь английского? Ничего, выучи.
В твоём юном возрасте это вообще раз плюнуть...
 
ПинечкаДата: Среда, 26.08.2020, 14:21 | Сообщение # 413
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1460
Статус: Offline
сегодня исполняется 95 лет со дня рождения талантливого оператора, режиссёра и композитора Петра Ефимовича Тодоровского

Пётр Ефимович родился в украинской глубинке - город Бобринец - в бедной еврейской семье.
"Детство у меня было жуткое. Мы очень тяжело перенесли голод 1933 года. Мы со старшим братом и сестрой ходили по сараям и искали использованные веники, отмывали их до белизны, нарезали мелко и варили суп", - вспоминал режиссёр.
Но это было не единственное испытание, уготовленное судьбой.
В начале Великой Отечественной войны семью Тодоровских эвакуировали в Сталинград, где шестнадцатилетний Петя, ещё не окончивший школу, вместе с отцом разгружал уголь на электростанции...
В конце 41-го из-за смещения линии фронта пришлось вновь переезжать, на этот раз в Саратовскую область (деревня Песчатый Мар)...
В 1943 году молодой человек поступил в Саратовское военное училище. И через считанные месяцы его отправили в качестве командира миномётного взвода в Беларусь. Так Пётр оказался на передовой, принял участие в нескольких боевых операциях, в том числе взятии Берлина.
Войну закончил у Шёнхаузена на Эльбе лейтенантом...
В послевоенные годы проходил службу в гарнизоне Песочное под Костромой.
В 49-ом уволился в запас и некоторое время работал на заводе стеклотары, параллельно доучиваясь в вечерней школе.
Все эти нелёгкие годы молодой человек мечтал снимать фильмы. В будущую профессию Пётр Тодоровский влюбился на фронте, его покорила работа военных операторов, и он загадал - останется жив, обязательно освоит это ремесло.
В 1949 году Тодоровский поступил на операторский факультет ВГИКа, в мастерскую Бориса Волчека.
По окончании института в качестве кинооператора дебютировал на Кишиневской киностудии документальных фильмов в съёмках музыкальной картины "Молдавские напевы".
Затем около десяти лет проработал оператором на Одесской киностудии, куда его пригласил Марлен Хуциев для создания "Весны на Заречной улице". Двумя годами позже они сняли фильм "Два Федора"...



В Одессе будущий режиссёр через объектив камеры наблюдал за работой будущих мэтров и уже в 1962 году вместе с Владимиром Дьяченко снял свой первый фильм.
После этой картины Петр Тодоровский стал постановщиком, сценаристом и композитором собственных лент.
Первая же самостоятельная режиссёрская работа Петра Ефимовича – военная мелодрама "Верность" с Владимиром Четвериковым и Галиной Польских – получила Венецианскую премию.

Драма "Фокусник" с Зиновием Гердтом и Евгением Леоновым особенно дорога Петру Ефимовичу: "Это одна из любимых работ, по сценарию прекрасного драматурга Александра Володина. Для меня это была большая удача и вместе с тем очень странный сценарий. Это притча про фокусника-чудака, который готов был отказаться от всех благ в жизни, лишь бы сохранить себя как личность. Чтоб свою линию жизни не марать".

В 1981 году на Мосфильме он снял фильм "Любимая женщина механика Гаврилова", пригласив на главные роли Гурченко и Шакурова.
Длинный день из жизни 38-летней Маргариты Сергеевны начался с того, что её любимый мужчина, механик Гаврилов, не явился в ЗАГС.
Маргарита ждёт Гаврилова, страдает, надеется и становится свидетельницей и участницей множества смешных и печальных историй – картина соткана из новелл, пронизанных неожиданными комедийными решениями, зорко подмеченными бытовыми подробностями. В ней есть и своеобразная кульминация - немой финал объяснения героини с механиком Гариловым, который появляется на экране лишь в самом конце...
Двумя годами позже Пётр Тодоровский приступил к созданию знаменитого "Военно-полевого романа", позже номинированного на премию "Оскар" как лучший фильм на иностранном языке.
Весь фильм – это пронзительный крик о том, что возвращаться с войны было даже сложнее, чем воевать, ведь именно возвращение к нормальной жизни очень многих людей и сломало.
Режиссёр уточняет: "На фронте ты могла быть королевой, как героиня Андрейченко, а после войны была вынуждена продавать пирожки. Это было самое страшное и самое печальное. Устраивали парады пышные, выдавали ордена, приёмы давали, а калеки на рынках жили".

После военной драмы Тодоровский обратился к жанру трагикомедии – снял ленту "По главной улице с оркестром". Это трогательная история взаимоотношений скромного преподавателя Василия Павловича и его взрослой дочери Ксении, неожиданно открывающих для себя внутренний мир друг друга.
В картине играли: Олег Борисов, Лидия Федосеева-Шукшина, Марина Зудина, Валентин Гафт, Игорь Костолевский, Валентина Теличкина, Олег Меньшиков, Людмила Максакова, Александр Лазарев (ст.), Светлана Немоляева.
В конце 80-х вышел один из лучших фильмов Петра Тодоровского – "Интердевочка",  ставший первым отечественным кинематографическим произведением на подобную тему.
Картина была снята по одноименной повести Владимира Кунина, имела оглушительный успех и получила множество наград на престижных кинофестивалях.
О создании драмы режиссёр рассказывает: "Я, когда начал работать, подумал, что ... ничего не знаю про этих женщин. Как, почему они ушли в эту жизнь, почему они стали путанами?
И мне стали приводить на Мосфильм московских женщин этого порядка, и они мне очень с удовольствием и подробно рассказывали про свою жизнь...
Все ждали "клубничку", все ждали, что там будет масса эротических сцен.
А я хотел снять фильм о нелёгкой судьбе молодой женщины, которая не могла себя у нас в Советском Союзе реализовать".


На роль главной героини, Татьяны, пробовалось множество отечественных звёзд, но Петр Ефимович остановил свой выбор на Елене Яковлевой: "Лену утвердили с огромным трудом. Бытовало ложное представление, что путана должна быть красавицей с округлыми формами, секс-бомбой.
Когда ко мне привели худенькую девушку в странной шапочке, которая скромно присела на стул и скрутила ноги восьмеркой, я пришёл в недоумение. Кто это? Её раздеть - там одни кости!
Но уже с первой-второй репетиции я понял, что это - Танька. Лена Яковлева - тончайшая актриса, она заводилась с пол-оборота, предлагала, впитывала в себя. Она и как женщина понимала какие-то вещи больше меня, что пошло фильму только на пользу".


Нашумевшая мелодрама "Анкор, еще анкор!" добавила в копилку Петра Тодоровского несколько престижных кинематографических наград.
Комедийная драма про жизнь маленького провинциального гарнизона. Действие происходит после войны - тут всё на виду: семейные ссоры, любовь, смерть, предательство, человеческая подлость и трусость.
Это фильм про людей, которые выиграли войну.

И снова в картине играл потрясающий актёрский ансамбль: Валентин Гафт, Ирина Розанова, Евгений Миронов, Елена Яковлева, Лариса Малеванная, Сергей Никоненко, Владимир Ильин, Андрей Ильин.
Тодоровский –  "
Я снимал фильм о любви. О лейтенанте, который влюбился в молодую, красивую жену полковника. Полковник живёт между молотом и наковальней; у него две жены – старая, с довоенных лет, и молодая, которую он встретил на фронте и в которую влюбился без памяти. И угрызения совести, и мучительные сомнения, и косые взгляды окружающих.
Разрубить этот узел может только выстрел в висок.
Советская армия показана очень хорошо. Я пожил в этих военных городках после войны, я рассказал только маленькую часть этой замкнутой жизни в военных городках, в тайге"...


В середине 90-х режиссер снял ещё два фильма с одной из своих любимых актрис Еленой Яковлевой – социальную драму "Какая чудная игра" и лирическую картину "Ретро втроём".
А новый век в творчестве Петра Ефимовича ознаменовался трагикомедией "Жизнь забавами полна", военной лентой "В созвездии быка".

В 2008 году на экраны вышла последняя работа мастера, и снова о войне – драма "Риорита". Фильм, по словам автора, посвящён "людям, которые пережили оккупацию и затем с Советской армией шли на фронт". Герои картины - отец и трое сыновей - становятся жертвами не пули, а профессионального провокатора, "сочетающего личную корысть с партийной бдительностью".

Режиссер делится: "Я фильм "Риорита" снял за 39 смен — 20 ночных и 19 дневных, вот и всё. Такая спешка. Денег не было, и если бы мы остановились, то актёры ушли бы в другие картины, расползлась бы съёмочная группа. Там, конечно, есть накладки очень обидные. И самое главное, что один из важнейших эпизодов я придумал уже тогда, когда всё было закончено"...

Война стала главной темой режиссера: "Это одно из сильнейших впечатлений, которое осталось в памяти. Меня война держит, не отпускает. Я только отойду на шаг к другой теме, как всё равно возвращаюсь к ней. И потом, я же снимал не про войну, а про людей на войне. Меня только это интересует".

Петр Ефимович Тодоровский умер 24 мая 2013 году на 88 году жизни.
Похоронен на Новодевичьем кладбище.



В 2015 году жена режиссера, Мира Тодоровская, завершила его последнюю работу - сняла драму "В далеком сорок пятом... Встречи на Эльбе".
Сценарий фильма был написан Петром Ефимовичем незадолго до смерти и повествует о встрече  русских с американцами на берегах Эльбы
 8 мая 1945 года.
Прототипом главного героя является сам Тодоровский.

Возможно, творческая судьба режиссёра и сценариста Тодоровского сложилась бы иначе, не окажись он в далеком 1970-ом по другую сторону камеры. Именно тогда Пётр Ефимович дебютировал как актёр, сыграв одну из главных ролей в фильме Марлена Хуциева "Был месяц май".
Позже Григорий Чухрай пригласил его в эпизод драмы о войне "Трясина".
В начале 2000-х Андрей Кавун по автобиографической повести Петра Тодоровского "Вспоминай - не вспоминай" снял сериал "Курсанты", где мэтру досталась небольшая роль второго плана.

Особое место в жизни и творчестве Петра Ефимовича всегда занимала музыка, которой он увлекался с детства. Не имея музыкального образования, он написал темы и песни ко многим своим фильмам: "После военно-полевого романа, во всех картинах я сочиняю мелодии. Я их сочиняю во время написания сценария".

Тодоровский мастерски играл на гитаре и очень часто в его лентах звучит именно она: "Гитара в моей жизни играет огромную роль – я отдыхаю душой, когда мне очень грустно, печально, я сажусь и начинаю… Иногда она мне помогает придумать сцену".
В 1999 году вместе с исполнителем авторской песни Сергеем Никитиным Пётр Ефимович записал компакт-диск "Ретро вдвоём".
Супруга Тодоровского Мира Григорьевна, ставшая его верной подругой и музой по жизни, –  по специальности инженер-лейтенант морского флота –  занялась продюсированием и создала собственную независимую студию "Мирабель", на которой были сняты фильмы: "Анкор, еще анкор!", "Какая чудная игра", "Ретро втроём" и некоторые другие...

Сын Тодоровских - Валерий – не менее известный кинорежиссёр и сценарист ... среди его  работ – "Оттепель", "Стиляги", "Страна глухих".

ИЗ ИНТЕРВЬЮ

О ВОЙНЕ
"Вообще о войне говорить очень сложно, потому что далеко мы отошли от нее. Тем не менее, конечно, для таких людей, как я, она является определенным пунктом, стержнем моей жизни. Во-первых, я был молодым мальчиком, парнем. И вот это ощущение молодости, когда в молодости очень легко переносить трудности, и в молодости легко быть счастливым - мы вспоминаем в этом смысле. Четыре года войны, там было все – там была война, там была смерть, там было предательство, там были бездарные командиры, там была любовь".

ОБ АКТЁРСКОЙ И РЕЖИССЁРСКОЙ ПРОФЕССИЯХ
"Актёр – единственный, через которого режиссёр может с вами поговорить. И чем талантливее этот актёр, тем вам интереснее смотреть кино. А если попадается бездарный, то это – катастрофа...

Хороший актёр тратится, не думайте, что так просто. И театральный актёр тем более, особенно на премьерных спектаклях – они тратятся очень серьёзно. Плохой актёр иллюстрирует свои чувства, хороший тратится – он живёт, он переживает, он мучается, он плачет по-настоящему. А плохому актёру капают глицерин в глаза".

"Это тяжелая профессия – актер. После того, как я снялся и оказался в шкуре актёра, я должен вам признаться, что к актёрам стал относиться совершенно по-другому".

"Одно из главных качеств режиссёра – это любить артиста.
Мне в этом смысле очень повезло, потому что я снимал замечательных актеров. Я могу назвать Евгения Леонова, Евгения Евстигнеева, Олега Борисова, Инну Чурикову, Елену Яковлеву, Гурченко – обойма очень мощная. Они мне доставили огромное удовольствие. Было большим счастьем общаться с такими талантливыми людьми на съёмочной площадке и в жизни".


"Профессия режиссёра - это повседневный, изнурительный труд… Это круглосуточно, это целый день снимаешь, а ночью думаешь, что и как снимать".

"Я - человек интуитивного склада и особенно не задумываюсь, мне нравится эта идея — я её снимаю. А ставить перед собой вопрос: "про что это кино?"… Про жизнь".

"Любовь – это главная тема в искусстве. И, вообще, человек – это единственный предмет, грубо выражаясь, который подлежит рассмотрению в искусстве. Самое интересное, что может быть в искусстве – это человек, его характер, его переживания, его радости, мечтания, фантазии".

"Если вы вспомните мои военные фильмы, там никакой стрельбы, никаких атак, никакой войны почти нет. Я не снимаю про войну, я снимаю про людей на войне".

О ЖИЗНИ
"Я прожил счастливую жизнь — при всех сложностях и неприятностях, которые случаются со всеми.
Во-первых, я снимал всё, что я хочу.
Во-вторых, я очень люблю заниматься музыкой .
В-третьих, я писал и пишу сценарии, и очень доволен, что получил на международном фестивале в Токио приз за лучший сценарий (по "Анкору").
Ив Монтан мне его вручал — это был такой кайф!

Я ведь не заканчивал ни сценарный, ни режиссёрский, ни музыкального образования нет, я чисто интуитивно освоил эти профессии".
 
отец ФёдорДата: Воскресенье, 30.08.2020, 06:12 | Сообщение # 414
Группа: Гости





160 лет назад, 30 августа 1860 г., в литовском местечке Кибартай в семье железнодорожного служащего Эльяша Лейбы родился второй сын.

Исаак Левитан. Автопортрет. 1880 год

Впоследствии известный театральный художник Константин Юон скажет о нём: «Как мало нот и как много музыки!»
Его нарекли Исаак Эльяш. Фамилия - Левитан.
Речь идёт об Исааке Левитане.
Том самом, чьи имя и фамилия стали тождественны понятию «русский пейзаж».
Вот только его современники отлично понимали, что определение «художник», а тем более «пейзажист», для Левитана невероятно узко и даже чем-то оскорбительно.
Юону самым уместным показалось сравнение Левитана с композитором.
Иные, например, Фёдор Шаляпин и Антон Чехов, говорили о своём товарище как о поэте и артисте. А Климент Тимирязев со всей академической прямотой веско заявил: «Левитан - это Пушкин русского пейзажа».
Далёкий от изящных искусств учёный-естествоиспытатель попал в яблочко.
Лёгкость стиха Пушкина и кисти Левитана - прежде всего мастерство, доведённое до немыслимого совершенства.
Учёный тогда работал над проблемой фотосинтеза растений, то есть, грубо говоря, выяснял, «почему листья зелёные». Над той же проблемой, но по-своему работал и Левитан, когда писал картину «Весной в лесу»...
80% полотна - зелёный цвет. Самый «неудобный» для живописца, поскольку получается из смешения жёлтого и синего.
Подобрать точную пропорцию - дело невероятно тонкое и сложное...

Левитан и впрямь оказался мастером «пейзажа настроения». Он тоже глубоко лиричен, тонок и, по словам Паустовского, «так же как Пушкин, Тютчев и многие другие, ждал осени как самого дорогого и мимолётного времени года».
Паустовский имел в виду самую, пожалуй, известную картину Левитана «Золотая осень». Но ведь и первый настоящий успех пришёл к нему тоже по «осенней тропинке».
Энциклопедии сухо сообщают, что в 1879 г. Павел Третьяков купил у студента Московского училища живописи и ваяния Левитана картину «Осенний день».

Подробности опускаются.
А зря.
Весной того года из Москвы после очередного покушения на Александра II выслали всех евреев. Семейство Левитанов оказалось на подмосковной даче в Салтыковке. И там всё лето и всю осень художник работал и не имел возможности никому показать свою работу по той простой причине, что стеснялся и даже боялся выйти к железнодорожной станции - не в чём было.
От ботинок осталась одна подошва, и он её подвязывал к ноге верёвочками. Пиджак пришлось и вовсе выбросить - его не брали даже утеплить курятник.
Картину же, безусловный шедевр, Третьяков купил за 100 рублей.
Для сравнения: 10 годами позже за полотно «У омута» он дал художнику уже 3 тысячи.

Левитана высылали из Москвы из-за его «иудейского происхождения» дважды. Постоянно говорили о том, что «негоже некрещёному еврею заниматься русским пейзажем, когда есть способные православные ученики».
Да и сам пейзаж, несмотря на все старания Шишкина и Саврасова, в мастерской которого как раз и учился Левитан, по-прежнему считался чем-то несерьёзным.
Но для самого художника пейзаж был дороже всего. Возможно, даже дороже любви: «Почему я один? Почему женщины, бывшие в моей жизни, не принесли мне покоя и счастья? Быть может, потому, что даже лучшие из них собственники. Я так не могу Весь я могу принадлежать только моей тихой, бесприютной музе, всё остальное суета сует...»

Многие утверждают, что в бытность свою студентом Левитан умудрялся жить на 3 копейки в день. Живописец Михаил Нестеров говорил о своём товарище так: «Одетый в поношенный пиджак, коротенькие штанишки, он застенчиво подходил к старику «Мосеичу», который торговал съестным. Просил подождать старый долг (всего-то копеек 30) и дать ему вновь пеклеванник (ржаной хлеб) с колбасой и стакан молока. Это был его обед и ужин».
Художник Борис Липкин, ученик Левитана, как-то повстречался со старушкой, у которой тот в молодости снимал угол. Она рассказывала: «Бывало, придёт мокрый, дрожит. Скажешь ему: мол, может, чайку согреть? Нет, бывало, скажет, я сыт. А какое уж тут сыт - дашь ему горяченькой картошки чуть не силой, так всю съест и ещё никогда не попросит. Стеснительный был».
Иногда Левитан подрабатывал - рисовал иллюстрации к юмористическим журналам, где печатались первые рассказы такого же нищего студента Антоши Чехонте.
Будучи уже признанным мастером, писал картины к опере Даргомыжского «Русалка». Она имела фантастический успех и принесла соответствующие барыши.
Деньги или искусство? Вопрос вечный.
Брат Исаака Адольф, тоже художник и тоже Левитан, решил его в пользу денег. Он жил несравнимо богаче, на постоянном контракте иллюстрируя те самые журналы, где мимоходом подрабатывал Исаак. И намного пережил младшего брата.

Завидная судьба? Возможно.
Но Адольф Левитан почему-то мучился до конца дней и, по свидетельствам знакомых, приходил в «какое-то мрачное бешенство, когда при нём заговаривали о его знаменитом брате».

Наверное, именно поэтому художник Левитан у нас один. Исаак Ильич.

Картину «Осенний день. Сокольники» можно назвать одной из самых главных произведений в жизни Исаака Левитана, ведь именно с неё берёт начало известность живописца.

А началось всё с того, как Алексей Саврасов переманил свой в натурный класс юного художника Исаака от Василия Перова. Под руководством Саврасова произошло полное перевоплощение Левитана. Сложная нищенская жизнь начинающего живописца не превратилась в обличительные сюжеты, а наоборот, перевоплотила Исаака Ильича в тонкого лирика, чувствующего и созерцательного. Именно этого от него требовал Саврасов: «…пишите, изучайте, но главное – чувствуйте!»
И молодой Исаак изучал…и чувствовал, разумеется.

Уже в 1879 году появляется замечательная картина, посвящённая парку Сокольники в один из хмурых осенних дней. На девятнадцатилетнего студента Московского училища живописи, ваяния и зодчества сразу же обратила внимания публика, и главное, Павел Третьяков. Острый глаз этого выдающегося русского мецената не пропускал ни одного значимого произведения, особенно, когда в нём читалась не только техника, но и поэзия цвета, сюжет, правдивость, душа, наконец.
«Осенний день. Сокольники» отвечал всем этим параметрам, поэтому неудивительно, что он купил работу прямо с ученической выставки, чем сразу привлёк пристальное внимание общества к её автору.


Что же мы видим на картине? Пустынная аллея парка, усыпана жёлтыми опавшими листьями. Трава ещё зелёная, но цвет этот не такой яркий как летом, а наоборот, по-осеннему пожухлый. Вдоль дороги растут молодые деревья. Их совсем недавно посадили, оттого они такие тонкие, с редкой осыпающейся листвой, а кое-где оная и вовсе отсутствует. Как контраст этой молодой поросли края картины «обступили» старые деревья парка. Высокие, могучие, тёмно-зелёные и чуть мрачноватые. И над всем этим поэтическим пейзажем плывут облака, серые и хмурые, создавая ощущение сырого пасмурного дня.

Центральным элементом картины является героиня, но её присутствие «не ворует» у природы главную роль. Скорее, она выступает своеобразным камертоном настроения, создаваемого этим парком и осенним днём.
Как Шишкин не имел никакого отношения к медведям со своей самой знаменитой работы, так и Левитан не автор этой примечательной, одинокой фигуры.
Девушку в тёмном платье, идущую прямо с полотна навстречу к зрителю, написал Николай Чехов, русский художник и родной брат знаменитого писателя Антона Павловича.

Общее настроение полотна грустно-ностальгическое, и тому есть своё объяснение.
Именно в этот период Левитан подвергся первому выселению из Москвы, согласно указу, запрещающему проживание евреев в городе.
Живя в Салтыковке, Левитан вспоминал любимые пейзажи, любовно перенося их на холст...
 
KBКДата: Четверг, 10.09.2020, 01:59 | Сообщение # 415
верный друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 127
Статус: Offline
В начале 30-х годов выходцы из Германии создали в США нацистскую организацию, которую назвали Германо-американским союзом (GAB — German American Bund).  Американские нацисты немецкого происхождения ратовали за союзничество США с Гитлером, а после начала Второй мировой войны призывали Америку не вступать в неё на стороне Великобритании. 

На пике популярности Германо-американский союз насчитывал около 25,000 членов, включая участников молодёжной организации.  Руководил им германский иммигрант из Мюнхена, нацист и антисемит Фриц Кун, который переехал в США в 1928 году из Мексики.
В марте 1936 г. Гитлер назначил Куна «американским фюрером», поставив его руководить GAB, созданным из двух нацистских организаций, которая занималась прогитлеровской, антисемитской и антикомунистической пропагандой.
Их члены, одетые в нацистскую униформу, проводили шествия и митинги, выпускали агитационные материалы и фильмы, тесно сотрудничая с другими нацистскими организациями...
Число их множилось и к середине 30-х годов в США их было более сотни.  Они с барабанным боем маршировали буквально в каждом мало-мальски крупном американском городе с лозенгами:  «Мы избавим нашу страну от грязи, коррупции и евреев».

Важно отметить, что еврейские гангстеры были одновременно и еврейскими патриотами.
Ещё в 1933 году, после назначения Гитлера канцлером, некоторые из них вполне серьёзно рассматривали  вариант десанта еврейской роты киллеров на европейский континент, дабы устранить главного нациста...
Но все карты смешало ФБР.  Стараясь предотвратить международный скандал, который наверняка разразился бы, если бы гражданин Америки убил германского лидера, американские правоохранительные органы помогли спасти жизнь Гитлера...
В начале 1939 года Фриц Кун начал подготовку к проведению большого митинга своей организации, для чего была арендована главная арена Нью-Йорка - Madison Square ...
В Нью-Йорк были приглашены нацисты из региональных отделений GAB, активисты из других стран.
Это было время, когда в США, только что пережившиe времена Великой депрессии, были сильны настроения превосходства белой расы и ненависть к евреям и коммунистам. 
И вот на таком фоне американские  нацисты, которые пользовались поддержкой определённой части населения, собрались провести своё мероприятие в центре самого космополитичного города США.
Накануне сборища нацистов к мэру Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардиа пришли лидеры еврейской общины города и попросили запретить нацистский шабаш.  Ла Гуардиа сослался на свободу слова в США и сказал, что власти не будут вмешиваться в политику, но порядок обеспечат.
Погромную агитацию надо было заткнуть.  Но как? 
Право американских нацистов выражать свою точку зрения было защищено Первой поправкой.  Юридически с этим можно было только смириться.  Но руководство еврейских общин в США отлично понимало, что вскоре в Америке можно будет ждать погромов, поскольку из Германии приходили вести о дискриминации и погромах евреев, а также о событиях Хрустальной ночи, что только подогревало страхи. 
Перспектива стать трупом во имя светлого арийского завтра для евреев США росла с каждым днём.
И вот в связи с этими событиями известному нью-йоркскому адвокату и политику Натану Перельману пришло в голову послать к чертям закон, когда на кону жизни людей, и  найти-таки управу на этих ублюдков.
Не откладывая своё решение в долгий ящик, Перельман позвонил Меиру Лански, которому в своё время оказывал юридическую помощь, и нанёс визит. 
Давайте и мы подслушаем о чём они говорили, но сначала узнаем, кто такой Меир Лански и что он сoбoй представлял.
Родился он в 1902 г. в белорусском городе Гродно, входящего тогда в состав Российской империи, и при рождении носил фамилию Суховлинский.  Ему исполнилось 10 лет, когда семья вынуждена была отправиться искать счастье за океан, спасаясь от повсеместно ширившихся антиеврейских погромов. 
Американский представитель иммиграционного ведомства решил упростить фамилию переселенца и сделать её более привычной для англоязычного уха и просто отсёк первую часть труднопроизносимой длинной фамилии, превратив её в Лански...
Вместе с друзьями детства Лански организовал группировку, которую в полицейских сводках  называли «Кошер Ностра».  Занимались они рэкетом и мелким воровством, однако золотой жилой стал угон автомобилей, которые в тому времени заполнили улицы Нью-Йорка. 
Нужно сказать, что период отрочества Меира не был простым – он прошёл в условиях постоянной конкуренции с представителями других национальных группировок нью-йоркского района Нижнего Ист-Сайда.  За власть и влияние в районе боролись ирландская, итальянская и еврейская молодёжные группировки и эта продолжительная борьба дала Меиру возможность проявить и закалить свои бойцовские качества.
Меир часто вспоминал, как в детском возрасте, в канун субботы, мать послала его в булочную за халой (его родители и он сам всю жизнь соблюдали субботу и праздники), но Меир проиграл данный ему  матерью цент.  Мама не стала его ругать, она заплакала, и тогда Меер пообещал ей, что никогда не будет проигрывать.
Именно так – не «не будет играть», а «
не будет проигрывать».
Своё слово Меер сдержал. 
Он понял простую вещь – проигрывают все, кроме тех, кто держит банк, игорные дома и автоматы.  Впоследствии он этого добился:ему принадлежал почти весь крупный игорный бизнес Америки.

Но первой его победой стала драка с итальянским мафиози Сальваторе Лучано (Лаки Лучано).  Как-то Меир увидел, как он избивал еврея. Вмешавшись в драку, Лански ударил Лучано по голове чем-то тяжёлым, что подвернулось под руку.
«Выяснив отношения», они стали друзьями на всю жизнь, и именно эта дружба во многом определила дальнейший путь Меира.
Впоследствии он познакомился и подружился с крёстными отцами итальянской мафии.  Сам же он стал главой многочисленной еврейской банды, подмяв под себя мелкие группировки.

Вот к нему-то и обратился адвокат со щекотливой просьбой и между ними произошёл примерно такой разговор:
— Дорогой Меир!  Вы знаете, что сейчас происходит с евреями в Европе после прихода Гитлера к власти. Некоторые наши евреи  думают, что это где-то далеко и здесь, в США, беда их не коснётся.  Но вы же в курсе, что у нас уже набирает обороты антисемитское движение, а число нацистских организаций неуклонно множится и в своих лозунгах они открыто призывают расправиться с евреями.  Вы понимаете, что нас такое положение дел не устраивает.
—Да, конечно, мистер Перельман.  Я держу руку на пульсе и внимательно слежу за событиями. 
Я сам еврей и сочувствую страданиям евреев Европы.  Но как вы это всё видите?  Что, по вашему мнению я должен сделать, чтобы это выглядело более-менее  пристойно с точки зрения закона?
— Я уже думал об этом и решил, что лучше всего это могут сделать ваши крепкие парни, которые устроят нацистам серию погромов.  Имеется негласное разрешение властей на разгон нацистских митингов.  Пусть срывают их митинги, громят клубы, избивают членов их организаций.  Всё, что угодно, но добиться того, чтобы они боялись даже своей тени...
Единственное условие:  никого не убивать. 
Бить и калечить можно, убивать – ни в коем случае.  Я предоставлю вам деньги и юридическую помощь.
— Разумно, правда, пуля очень много меняет в голове, даже если попадает в задницу...
Только никакого вознаграждения мне не нужно.  Я согласен и сделаю всё возможное.  Но у меня тоже есть просьба:  мне нужны гарантии, что еврейская пресса не будет критиковать мои действия.
— Спасибо, мистер Лански!  В вашем решении я не сомневался, а с прессой я договорюсь, и со своей стороны сделаю всё, что в моих силах.
Меир задумался.  Уже который раз он вспоминал своё детство, особенно те моменты, когда участвовал в драках с антисемитски настроенными соседями-подростками.
Россию Меир не помнил совсем, только призыв инвалида солдата-еврея засел в его памяти:  «Евреи, всегда давайте сдачи». 
Он следовал этому призыву всю жизнь и это стало его жизненным принципом.
На совещании с главарями еврейских банд из других городов Ланский ввёл их в курс дела и дал команду действовать, строго-настрого предупредив, чтобы без убийства. 
К боевикам Ланского и работавших с ними киллеров-профессионалов присоединились дружины из еврейской самообороны и другие специально натренированные группы.
Они подкупали местную полицию, которая сочувствовала евреям, и рассказывала им, где и когда нацисты будут проводить очередной митинг, причём во время происходившего мордобоя "закрывали глаза".
Вот как это происходило: В помещение, где проходил очередной нацистский митинг, врывались несколько десятков накаченных еврейских парней с дубинками, кастетами и прочими подручными средствами, после чего начинался кромешный ад:  ломались рёбра, руки, ноги, аппаратура, сжигались флаги со свастикой с обязательным выкидыванием агитаторов из окон. 
Нацисты, словно крысы, пытались скрыться кто где, их ловили, опять били и только тогда, когда всё было кончено, расходились по домам.  Вскоре примеру боевиков Ланского последовали гангстеры в других городах.
Так, например, лидер еврейских гангстеров Цвилльман рассказывал, что в Ньюарке зачистка штата Нью-Джерси прошла образцово.  По воспоминаниям одного из  боевиков его банды «нацистам в Ирвингтоне арматурой пересчитали все рёбра. 
Больше о них в Нью-Джерси ничего не слышали...
В те времена прогрессивная Минессота держала переходящий приз в первенстве самых упёртых антисемитских мест в США.  Ситуация осложнялась ещё и тем, что в штате обосновался пламенный нацист Уильям Пелли из «Серебряных рубашек» — очередной пронацистской организации.  Местных евреев он буквально допёк своими обещаниями «спасти Америку, как Гитлер Германию»
В какой-то момент, когда у «Рубашек» было очередное собрание, подъехали гангстеры местного авторитета Давида Бермана.  Смешавшись с толпой, боевики ждали сигнала, и как только Пелли проорал в микрофон «покончим со всеми еврейскими ублюдками в городе», атаковали присутствующих.  В зале началась свалка, нацисты разбегались во все стороны.  Зубы сыпались сотнями, руки и черепа ломались десятками, но слово своё гангстеры сдержали — ни один демонстрант не погиб.
Когда всё затихло, к микрофону поднялся перемазанный в чужой крови Берман, достал пистолет и выстрелил в воздух.
—Это предупреждение,—заявил он с ледяным спокойствием— всякий, кто скажет хоть одно слово против евреев, получит то же самое.  Только в следующий раз всё будет гораздо хуже...

Так закатилась политическая звезда несостоявшегося фюрера Пелли. Ему не удалось устроить нацистский джихад в штате. 
Аналогичные рейды прошли во всех штатах.  К ним активно присоединились местные социалисты, члены компартии и анархисты. 
Массовых парадов по всей форме больше не проводилось.
Запуганные гангстерами, евреями и коммунистами, нацисты пошли на беспрецедентный шаг:  они обратились к властям с настоятельной просьбой защитить их «право на свободу слова»...
Окей, сказали американские власти, недобро улыбаясь.  Но лучше всех троллинг удался тогдашнему мэру Нью-Йорка Фиорелло Ла Гуардия.  Для охраны нацистских митингов он распорядился выделить исключительно чёрных и еврейских полицейских.
Вдобавок нацистам было запрещено носить коричневую униформу, распевать партийные песни, демонстрировать флаги и свастику.  Короче, они должны были стать обыкновенной толпой граждан, просто очень расово-озабоченных.
«Сверхчеловеки» на глазах превратились в запуганное сборище полит-активистов, которых не только перестали бояться, но и откровенно презирали...
Цель была достигнута — открытую нацистскую пропаганду евреи остановили.
Но была и ложка дёгтя.
Меир думал, что еврейская городская элита довольна его действиями, но она не смогла удержать еврейскую прессу от обвинений в его адрес.  .
Причём в первый раз, что было очень обидно, авторитета «засветили» именно в еврейской газете, назвав его гангстером.


Жуткое оскорбление от сородичей Ланский помнил до конца жизни.
 
ЩелкопёрДата: Пятница, 06.11.2020, 09:27 | Сообщение # 416
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 325
Статус: Offline
Три сестры в Москве, или детище дочерей ростовского раввина

Ольга: ...Музыка играет так весело, так радостно, и кажется, ещё немного, и мы узнаем, зачем мы живём...
А.П. Чехов. Три сестры

Чеховские три сестры стремились в Москву, чтобы вернуться назад, в своё беспечное, радостное детство в семье бригадного генерала, избавиться от омерзительной Наташи... А вот мои героини видели перед собой совершенно иную цель и смотрели только вперёд.

Сёстры эти родились в семье Фабиана Осиповича Гнесина, казённого раввина Ростова-на-Дону, и Беллы Исаевны Флетзингер-Гнесиной.

Фабиан Осипович был достаточно образованным человеком (по тем временам): уроженец одного из местечек Минской губернии, он пешком пришёл в Вильно, чтобы учиться.
А Белла Исаевна была хорошей пианисткой (она училась у самого Станислава Монюшко, ставшего впоследствии выдающимся польским композитором) и обладала незаурядным певческим голосом. Она могла бы быть профессиональным музыкантом, но судьба решила иначе, и она стала матерью двенадцати детей, семеро из которых всё же стали музыкантами по профессии.

В семье Гнесиных постоянно звучала музыка. Белла Исаевна пробуждала своей игрой и пением музыкальные таланты детей.
Сначала они обучались у домашних учителей в Ростове, а затем возникла мысль о более основательном, профессиональном образовании. Старшую дочь, Евгению, отправили в Московскую консерваторию, когда ей едва исполнилось 14 лет.
Затем настала очередь второй дочери, Елены. Она тоже была отвезена в Москву, под опеку старшей сестры. Евгения занималась у В.И. Сафонова, замечательного пианиста и выдающегося педагога.
Как-то Сафонов зашёл в класс, где под руководством опытного учителя Э.Л. Лангера Елена разучивала ре-минорный концерт Моцарта. Послушав её игру, Сафонов взял Елену в свой класс, хотя она была ещё на младшем отделении, а он занимался только со старшими.
В 1890 году, став директором консерватории, Сафонов пригласил для преподавания молодого талантливого пианиста и композитора Ферруччо Бузони, в его класс была направлена и Елена Гнесина.
За год своего пребывания в консерватории Бузони немало дал молодой пианистке и даже приглашал её уехать с ним за границу для участия в его концертной деятельности.
"Но я тогда была слишком юна для столь решительного шага", - вспоминала впоследствии Елена.
Среди преподавателей Елены и Евгении были знаменитые композиторы А.С. Аренский и С.И. Танеев (у последнего Евгения проходила курс композиции); часто встречались сёстры и с Петром Ильичом Чайковским, который нередко заходил в консерваторию, хотя уже не преподавал в ней.

Вслед за Еленой и Евгенией вскоре поступили в консерваторию и младшие сёстры: Мария и Елизавета. Рядом с ними в консерватории обучались высокоодарённые музыканты, ставшие впоследствии гордостью русского искусства: А.Н. Скрябин и С.В. Рахманинов, с которыми Гнесины продолжали дружить и после окончания консерватории.
Многие знаменитые русские пианисты и композиторы (например, А.Б. Гольденвейзер, Н.К. Метнер, Р.М. Глиер, А.Т. Гречанинов) были товарищами сестёр Гнесиных по консерватории.
В 1891 году семью Гнесиных постигло большое горе: умер отец, Фабиан Осипович. Семья осталась без средств к существованию и без чьей-либо поддержки.
Тогда на помощь пришли консерваторские учителя. Они помогли определить Елену на место учителя музыки в гимназию Арсеньевых. Так началась её педагогическая деятельность.
Когда она окончила консерваторию (с серебряной медалью) и начала концертировать как солирующая пианистка, ансамблистка и аккомпаниатор (а выступала в этом качестве она с Л.В. Собиновым и П.А. Хохловым, знаменитыми русскими певцами), она не бросила преподавание в гимназии. Видимо, уже тогда её тянуло к преподавательской деятельности.
Сестра Евгения была тесно связана с кружком любителей литературы и искусства, которым руководил молодой купеческий сын Константин Алексеев - в будущем К.С. Станиславский. Евгения занималась с членами кружка музыкой, главным образом, теоретическими предметами.
И вот, у старших сестёр возникла идея объединить свои усилия в области педагогики, и было решено создать своё музыкальное учебное заведение, как только третья сестра, Мария, завершит консерваторский курс.
В этом их поддержали консерваторские преподаватели.
Всемерно ободряя и поддерживая молодых пианисток, они оказали содействие в получении ими официального разрешения городских властей. Сёстры сначала организовали музыкальную школу в своём (вернее, в арендованном ими) доме в Гагаринском переулке.
Пока школа располагала только одним роялем (на приобретение второго просто не было средств). И вот, в начале февраля 1895 года в Москве открылось "Училище сестёр Е. и М. Гнесиных" (под "Е" подразумевались Евгения и Елена, под "М" - Мария).
Все организационные дела по училищу взяла на себя Елена, обладавшая поистине мужским, волевым, решительным характером. Так наши три сестры нашли себе Дело в Москве.

Итак,
 при наличии жестокой процентной нормы для евреев, дочери раввина - одна за другой - поступают в Московскую консерваторию и успешно заканчивают её.
Как ни странно, у колыбели музыкального образования в России оказались в основном евреи: Санкт-Петербургскую консерваторию основал Антон Рубинштейн, Московскую - его брат Николай, музыкально-педагогический комплекс в Москве - наши героини. Забегая вперёд, скажу, что и Донскую консерваторию в Ростове основал опять-таки Гнесин, брат трёх сестёр Михаил Фабианович...


Вернёмся, однако, к нашим сёстрам.
Сначала педагогический коллектив состоял только из трёх сестёр Гнесиных. Но уже в 1901 году, окончив консерваторию, в этот коллектив влилась четвёртая сестра, Елизавета, и появился класс скрипки. Одной из первых выпускниц училища была самая младшая сестра Ольга (она обучалась у Елены Фабиановны), которая тоже стала преподавать в училище.
Сёстры не только вели специальные классы игры на фортепиано и скрипке, но и теоретические, хоровые, ансамблевые, причём этим дисциплинам придавалось очень большое значение, чем училище Гнесиных существенно отличалось от других частных учебных заведений Москвы.
Елена преподавала методику игры на фортепиано, вела она и хоровой класс, в котором объединялись все учащиеся. Евгения преподавала как фортепиано, так и детское сольфеджио, а Елизавета вела классы скрипки, камерного ансамбля, а затем и сольфеджио.
Вскоре училище молодых сестёр получило такую известность, что в него стали поступать взрослые ученики, готовившиеся к дальнейшей учёбе в консерваториях - Московской, Петербургской и даже Лейпцигской.
Популярность нового училища выросла настолько, что уже к началу ХХ века силами только сестёр невозможно было управиться с разросшимися классами.
И тогда сёстры стали привлекать для преподавания музыкантов, в чьей квалификации и добросовестности были уверены. Такими преподавателями стали выдающиеся композиторы Р.М. Глиэр, А.Т. Гречанинов, известная пианистка Е.А. Бекман-Щербина.
Пришлось искать и новое помещение для училища, в 1902 году был снят небольшой деревянный особнячок на Собачьей площадке, 5. В этом доме семья Гнесиных и их учебное заведение прожили более полувека.
Здание это не сохранилось: при сооружении Нового Арбата (т.е. Проспекта Калинина) разрушили, увы, многие исторические здания Москвы.
В камни и пыль превратились не только старое здание Училища, но и ряд домов, связанных с московской юностью Лермонтова, в частности, дом Лопухиных, куда влюблённый гениальный юноша прибегал к обожаемой Вареньке...

Жизнь семьи Гнесиных в новой квартире была исключительно деятельной, интересной. Занятия с учениками проходили с утра в комнатах сестёр, в гостиной и в небольшом зальчике, в нескольких классах на антресолях...
По вечерам - беседы за чайным столом, встречи с многочисленными друзьями. Ольга, кроме музыки, серьёзно занималась живописью. Посещали дом сестёр и консерваторские преподаватели (в частности, Танеев и Сафонов), появлялись и новые друзья: Модест Ильич Чайковский, знаменитые историки Ключевский и Покровский, академик Виноградов.
Подружился с Гнесиными и Д.Д. Гончаров, родственник жены Пушкина и владелец имения "Полотняный завод", где родилась Наталья Николаевна. Гончаров неоднократно приглашал Елену Фабиановну погостить в имении, где у него иногда скрывался от полиции А.В. Луначарский. Именно в имении Гончарова произошло знакомство Луначарского с Еленой Фабиановной, что впоследствии немало помогло сохранению и развитию училища (после революции)...

В традицию вошло празднование дня рождения училища (15 февраля) с весёлыми концертами, танцами, карнавалами.
Другой доброй традицией были академические концерты учащихся (из-за большого наплыва публики приходилось арендовать зал консерватории или зал Синодального училища).
На концертах присутствовали, как правило, крупные музыканты: кроме друзей Гнесиных Рахманинова, Скрябина, Танеева, постоянно бывали крупнейшие пианисты Гольденвейзер, Игумнов, композиторы Глиэр и Гречанинов. Приходили Станиславский и Книппер-Чехова.
Среди учеников, успешно выступавших на этих отчётных концертах, можно было встретить будущих пианистов мирового масштаба - Н.А. Орлова, Л.Н. Оборина.
Вскоре после революции Дело Гнесиных понесло первую чувствительную утрату: скончалась Мария Фабиановна. Но училище продолжало работать, и уже в 1919 году по решению Луначарского, ему был придан статус Государственной музыкальной школы, которая в 1925 году была преобразована в Государственный музыкальный техникум имени Гнесиных.
При этом частью техникума стала Детская школа.
Возглавлявшая Дело Елена Фабиановна пользовалась любой возможностью, любыми связями для того, чтобы расширить техникум, и уже в 1930 году ему было передано здание бывшего "Бытового музея 1840-х годов".
Помня о том, что сёстры Гнесины во время боёв на Красной Пресне в 1905 году давали приют раненым дружинникам, руководители государства, в общем, поддерживали их начинания и содействовали росту техникума (хотя основной заслугой Гнесиных было, конечно, развитие музыкального образования в стране).
В 1936 году техникум был преобразован в Государственное музыкальное училище им. Гнесиных. В училище стал преподавать ещё один Гнесин - композитор Михаил Фабианович, ученик Римского-Корсакова и А.К Лядова.
К этому времени он имел за плечами богатый опыт преподавания и музыкально-просветительской работы в Екатеринодаре и Ростове-на-Дону, где основал музыкальную школу (ныне его имени) и Донскую консерваторию.
Вообще же он был одним из первых советских композиторов, автором "Симфонического монумента 1905-1917 гг.".
Был он и видным автором еврейской музыки: ему принадлежит опера "Юность Авраама" (1923), цикл песен "Повесть о рыжем Мотеле" на слова И. Уткина (1929).
В Училище Михаил Фабианович решился на смелый эксперимент: ввёл класс свободного сочинения с самого начала обучения одновременно с курсом гармонии (сейчас такая практика подготовки композиторов стала повсеместной).
Среди учеников М.Ф. Гнесина - советские композиторы В.Л. Клюзнер, А.С. Леман, А.И. Хачатурян.
С 1929 по 1932 год в техникуме обучался Т.Н. Хренников, который впоследствии посещал занятия у М.Ф. Гнесина.
Особое внимание Гнесины обращали на этическое воспитание детей, подростков и молодёжи в школе и техникуме, чтобы из них получались не только музыканты, но и интеллигентные, порядочные люди.
Внимательный, доброжелательный подход к каждому учащемуся был нормой отношения Гнесиных к ученикам, особенно к детям - и это несмотря на высокую требовательность сестёр и прочих преподавателей, нетерпимость к лени или поверхностному подходу к усвоению музыкальных дисциплин. Каждого вновь поступающего ребёнка Елена Фабиановна прослушивала сама, определяя наличие слуха и других данных, позволяющих ему стать музыкантом.
Например, мою племянницу она, проверив её слух, вдруг спросила: "Хочешь, я буду твоей бабушкой?" Девочка не растерялась и, хитро прищурившись, ответила: "Вообще-то у меня есть две бабушки, но я не возражаю против третьей!"
Иногда, к счастью, редко, училищу и школе приходилось отказываться от услуг хороших музыкантов, не обладавших способностью находить контакт с детьми. Елена Фабиановна в этих случаях всегда проявляла необходимую твёрдость.
Техникум продолжал расти, и Елена Фабиановна добилась организации строительства нового здания для него на улице Воровского (Поварской) в расчёте на то, что в старом здании техникума на Собачьей Площадке останется детская школа.
Едва началось это строительство, как Елена Фабиановна загорелась новой идеей: создать на базе техникума второй музыкальный вуз в Москве - высшее учебное заведение, основной задачей которого являлась бы подготовка преподавателей музыкальных дисциплин.
Комитет по делам искусств не поддерживал этот проект (зачем, мол, нужна вторая консерватория в Москве?), но, видимо, его руководители ещё плохо знали Елену Фабиановну!
Конец 1940-го и весь 1941 год были тяжёлым временем для семьи Гнесиных и их Дела.
Умерла Евгения Фабиановна - старшая сестра и многолетний соратник Елены Фабиановны.
А через полгода началась Отечественная война... 
Прекратилось строительство на улице Воровского.
В октябре 1941 года Комитет по делам искусств издал приказ о прекращении занятий в училище. Гнесины были эвакуированы из Москвы - в Свердловск и Йошкар-Олу. Последней вывезли - в Казань - Елену Фабиановну, где она преподавала в местном музыкальном училище. С грустью сидела она часто на парапете близ подъезда здания училища, и видно было, что душа её осталась в Москве...
А в осаждённой столице гнесинцы-педагоги на свой страх и риск возобновили занятия (препятствовать этому было некому: Комитет тоже уехал из Москвы).
Уже 17 ноября возобновились плановые учебные занятия, и об этом сразу же сообщили Елене Фабиановне. Она немедленно начала рваться в столицу, и её настойчивость победила препятствия. 21 января 1942 года она вернулась в Москву и даже пешком отправилась с Казанского вокзала в училище (ей было 68 лет!).
После её возвращения в училище всё ожило. Восстановился пульс жизни. Началась подготовка концертных бригад для армии и госпиталей. У Елены Фабиановны появились новые заботы: как обогреть учащихся (устроили маленькие "буржуйки" в классах) и накормить их (учащимся выдавалось кое-какое дополнительное питание).
Елена Фабиановна добилась, чтобы педагоги, а затем и студенты получали рабочие карточки (немолодые читатели могут представить себе, что это значило для тех, кто учил и учился!)
Со второй половины 1942 года началось собирание коллектива, разбросанного в разные концы страны. Елена Фабиановна выбила решение о возобновлении строительства на улице Воровского и снова начала атаковать возвратившийся в столицу Комитет: нужно было решить вопрос о создании музыкального ВУЗа на базе Гнесинского техникума.
И вот победа: в марте 1944 года вышло постановление правительства о создании в Москве Музыкально-педагогического института имени Гнесиных.

Можно много и долго описывать все свершения Гнесиных во главе с Еленой Фабиановной, развернувших на базе сооружаемого здания института целый учебный комплекс: в здании разместились старшие классы школы-десятилетки для особо одарённых детей, музыкальное училище и собственно институт. В новое здание переехали из старого, что на Собачьей площадке, и сёстры Гнесины (как трудно было расставаться с прежней квартирой, в которой было прожито столько десятилетий и где, казалось, всё ещё звучали голоса давно ушедших корифеев русской музыки!).. 
Для них важно было находиться рядом с учениками, там, где звучали фортепиано, скрипки, духовые, голоса певцов. И всё время рождались новые замыслы и идеи: появилось отделение народных инструментов, было организовано заочное отделение, в училище было создано отделение музыкальных театров...
Каждый свой юбилей Елена Фабиановна использовала для того, чтобы в ответ на поздравления и награды властей обязательно поставить вопрос о расширении комплекса, которому становилось тесно в общем здании на улице Воровского (ныне Поварской).
Так, она добилась решения о строительстве отдельного здания для школы-десятилетки, потом строительства 13-этажного здания для училища, потом - дома для педагогов (возник кооператив "Гнесинец").
Во время празднования 80-летия Елены Фабиановны (оно проходило в Большом зале консерватории) в ответ на награждение вторым орденом Ленина и приветственные выступления она поделилась своей мечтой: дожить до открытия концертного зала института.
Вникая в каждую мелочь, опекала Елена Фабиановна строительство зала (например, она трижды браковала предназначенные для зала люстры, выбирала материал для штор и занавеса) - и вот в 1958 году состоялось торжественное открытие концертного зала!
Между тем, возраст давал о себе знать.
Быть директором целой сети учебных заведений, заведовать кафедрой специального фортепиано, вести большой фортепьянный класс, руководить аспирантами стало слишком тяжело даже для "железной леди" советской музыки.
А ведь в свободное от учебных мероприятий время приходилось ещё и принимать именитых гостей, среди них - королеву Бельгии Елизавету, покровительницу многих музыкальных конкурсов, Вана Клиберна, Юрия Гагарина - все эти люди считали своим долгом посетить основателя знаменитого комплекса.
Елена Фабиановна стала передавать руководство учебными заведениями в руки своих учеников. В 1953 году она добилась, чтобы её воспитанника по училищу Ю.В. Муромцева освободили от руководства Управлением театрами Министерства культуры и назначили директором института. Постепенно все звенья учебных заведений получили самостоятельность.
Их вначале возглавили воспитанники Гнесиных. Нужно сказать, что ещё много лет спустя, при назначении нового руководителя в одно из подразделений комплекса связанные с ним люди одобрительно говорили: "Как хорошо, что и этот человек - гнесинец".
"Гнесинец" звучало синонимом порядочности!

Елена Фабиановна отнюдь не собиралась успокаиваться. Нужно было добиться строительства нового здания для общежития учащихся (открытие нового дома для студентов состоялось в 1962 году).
А между тем, дела семьи Гнесиных оставляли желать лучшего.
В 1957 году скончался Михаил Фабианович, композитор и преподаватель Института. Елена Фабиановна очень любила его, младшего из братьев, и его смерть была для неё большим горем, одним из самых тяжёлых переживаний.
Примерно в это же время у неё случился тяжёлый перелом ноги, после которого она уже не могла самостоятельно передвигаться. На открытие концертного зала она приехала из здания Института, где она жила, в инвалидной коляске.
В 1963 году умерла Ольга Фабиановна. Ушла из жизни последняя из сестёр, самая младшая, воспитанница и ученица Елены Фабиановны.
Из всей большой семьи Гнесиных Елена Фабиановна осталась одна.
Она решила освободить всю верхнюю часть квартиры, чтобы в ней разместить ректорат Института, а кабинет Ольги Фабиановны предоставить директору Института Ю. Муромцеву.
И сразу же организовала переезд!

В Москве широко отмечали 90-летие Елены Фабиановны. Интервью, съёмки для телевидения, записи её выступлений изрядно утомили юбиляршу.
Говоря словами Горького, Елену Фабиановну "чуть не до смерти зачествовали".
30 мая 1964 года прошла часовая радиопередача, а 31-го, в день рождения Е.Ф. - чествование в концертном зале. Собрались ученики, уже ставшие преподавателями Института, старые друзья, крупные музыканты - З. Долуханова, Г. Нейгауз, Е. Светланов. А. Хачатурян. Т. Хренников и многие другие. Был и К.Е. Ворошилов, давний покровитель Елены Фабиановны, к помощи которого ей не раз приходилось прибегать...
И после юбилея Елена Фабиановна продолжала заниматься делами своего разросшегося детища. Нужно было помогать новому директору Училища - бывшему ученику Ю.К Чернову.
Е.Ф. убедила его организовать в Училище отделение музыкальной комедии и даже успела обсудить с ним результаты первых сценических показов отделения.
У меня с этим отделением связано многое, ибо в нём мой сын Аркадий, окончивший Училище в 1978 году, стал работать, ещё будучи студентом Московской консерватории, с 1982 года, и заведовал музыкальной частью этого отделения вплоть до нашего отъезда из страны в 1992 году.
По-прежнему Е.Ф. заботило состояние дел со строительством высотного здания Училища. Даже в дни празднования 90-летия она обратилась в правительство, начав своё письмо по вопросу ускорения строительства словами "Мне девяносто лет..."
31 мая 1967 года ей исполнилось 93 года, и на следующий день она скончалась.
Прах её захоронен на Новодевичьем кладбище, рядом с могилами сестёр и брата.
Но детище сестёр Гнесиных продолжает жить.

На Поварской улице по-прежнему высятся здания института и училища, откуда постоянно слышатся звуки музыки, которой дочери ростовского раввина отдали свою жизнь...

Юрий СЕРПЕР (Калифорния)


Сообщение отредактировал Щелкопёр - Пятница, 06.11.2020, 09:56
 
smilesДата: Понедельник, 09.11.2020, 02:12 | Сообщение # 417
добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 237
Статус: Offline
памяти доброго человека из Одессы:

https://www.youtube.com/watch?v=I0s4uyzQSDE
 
ПинечкаДата: Воскресенье, 15.11.2020, 03:17 | Сообщение # 418
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1460
Статус: Offline
Подпольный Бен-Иегуда

В этом месяце исполняется 120 лет со дня рождения Григория Израилевича Прейгерзона – человека удивительной, уникальной и в то же время символической в своей типичности судьбы.

По юности его и молодости страшным катком прокатились годы Первой мировой войны, ужасы Гражданской смуты, кровавые погромы петлюровских, махновских, белых и красных бандитов, в чьи руки попеременно переходила его родная Шепетовка.

Наряду с другими еврейскими юношами, которых жизнь поставила тогда перед необходимостью выбора, он вступил в Красную армию, выбрав наименьшее, как казалось в тот момент, зло.
Позже, в начале двадцатых, опять же – как и многие другие его соплеменники из-за черты оседлости - Цви-Гирш-Григорий Прейгерзон отдался главной еврейской страсти – учёбе.
Как известно, молодёжь из украинских, польских, белорусских местечек царской России десятилетиями стремилась к запретному для неё плоду высшего образования. В российские гимназии и университеты евреев, как правило, не принимали, а послать отпрыска за границу могла далеко не каждая семья. Неудивительно, что отмена ограничений вызвала немедленный и невиданный вал желающих учиться.
С другой стороны, большевистской власти, до основания разрушившей прежний уклад, срочно требовалась замена перепаханному почти до полного уничтожения слою технических, управленческих и культурных специалистов – то есть тому, что в России и по сей день именуется странным в своей неопределенной многозначности словом «интеллигенция».
Спрос и предложение счастливым образом встретились – московские и питерские университетские скамьи густо заполнились студентами, знавшими идиш лучше украинского, а украинский - лучше русского.
Был среди них и молодой Прейгерзон.
Специальность тогда выбиралась, как правило, случайно: главное, чтобы взяли учиться, а чему именно – дело десятое.
То же самое – здесь опять придётся сказать как и с многими другими - произошло и с нашим Цви-Гиршем: склонялся к тому, чтобы стать врачом, а оказался… в Горной академии.
Как и многим другим, это не помешало ему стать крупнейшим специалистом в своём деле – учёным-практиком в области обогащения угля, автором монографий и учебников, по которым занималось не одно поколение советских студентов.
Почему-то я не сомневаюсь, что не меньшего успеха Прейгерзон добился бы в любой области, которую избрала бы для него судьба – от нейрохирургии до производства шоколадных конфет. Опять же – как и многие другие, отчаянно жадные до знаний выходцы из захолустных местечек.
Как и многие другие, во второй половине тридцатых он жил, «не чуя под собою страны», вздрагивая по ночам от шума машины под окнами, от звука шагов на лестнице.
Как и многие другие, он ушёл в ополчение с началом новой ужасной войны; как и многие другие, отозванный с фронта в карагандинские угольные рудники, делал на своём месте всё для общей победы; как и многие другие, бессильно сжимал кулаки перед дымом чудовищной Катастрофы, обратившей в пепел большую часть его народа.
Как и за многими другими, приехала в конце концов и за ним та самая, ночная машина. Арестованный в 1949-ом, он прошёл ад гэбистских допросов, тюрьму, лагеря Караганды, Инты, Воркуты. Многие не вернулись – он оказался среди тех, кто выжил, уцелел: помогла ценная в Гулаге инженерная специальность (а пошёл бы двадцать пять лет тому назад в нейрохирурги или в кондитеры, ещё неизвестно, как бы всё обернулось…).
После восьми украденных лет – реабилитация, восстановление в должности московского доцента, милостивое позволение не вставать, не ломать шапку, не кланяться под угрожающим взглядом гражданина начальника.
Как и многие другие, в конце шестидесятых Григорий Прейгерзон подаёт заявление на выезд в Израиль - уже выйдя на пенсию и сдав напоследок в печать монографию по обогащению угля.
Как и многим другим, ему не суждено было осуществить это намерение: 15 марта 1969 года Григорий Израилевич Прейгерзон скоропостижно скончался от сердечного приступа.
Вот такая судьба – как и было обещано, символическая в своей удивительной типичности.
«Ну и что? – скажете вы. – При всём уважении к символам, типичность не заслуживает особого упоминания. Не зря ведь столько раз говорилось - как и многие другие.
А многие другие вполне обходятся без газетной статьи в честь 120-летия со дня рождения. Зачем же тогда огород городить?»
А затем, что всё вышеописанное представляет собой лишь часть истории, причём меньшую её часть.
Затем, что помимо Григория Прейгерзона – студента Горной академии, учёного, ополченца, зека, успешного доцента и высокочтимого преподавателя - был ещё Цви Прейгерзон, он же
 А. Цфони – замечательный ивритский писатель, подпольный Бен-Иегуда, практически в одиночку продолжавший дело литературного иврита в стране победившего скотства, под гнетом свинцовых сталинских мерзостей.
Давайте вернёмся к истоку рассказа – в скромную Шепетовку начала 1910-ых годов.
Здесь требуется некоторое пояснение, которое наверняка будет новостью для многих читателей, привыкших связывать процесс возрождения живого литературного и разговорного иврита только с деятельностью знаменитого Элиэзера Бен-Иегуды и его последователей в границах Страны Израиля. Правда же заключается в том, что помимо этого было ещё одно - параллельное и, возможно, не менее сильное возрожденческое движение. И существовало оно в тогдашней дореволюционной России – да-да, в России!
В стране действовали десятки общеобразовательных школ с преподаванием на иврите.
Царское правительство смотрело на этот сионистский и автономный по сути процесс с неодобрением. Школы закрывались властями, но через некоторое время возникали снова – под другими названиями, но с тем же содержанием.
На семинар учителей иврита, организованный обществом «Тарбут», съехались в Одессу  более тысячи делегатов!
Одесские, петербургские, московские издательства в массовом порядке выпускали ивритские учебники, печатались переводы на иврит классиков мировой литературы, оригинальная ивритская проза и поэзия – Бялик, Черниховский, Менделе Мохер Сфарим, Ицхак Перец, Ахад-ха-Ам, Шолом-Алейхем и многие, многие другие. 
Периодические журналы и альманахи, рассылаемые по подписке, не знали недостатка в читателях. Речь, как видите, шла не о бледном провинциальном отростке израильской языковой метрополии, но о мощном, бурлящем живыми соками стволе - как минимум не уступавшем параллельному движению, которое набирало силу в молодых поселениях Эрец Исраэль.
Неудивительно, что Цви Прейгерзон, воспитанный в этой атмосфере, уже подростком пробовал свои силы в ивритском стихосложении. В 1913 году отец отправляет его учиться в знаменитую тель-авивскую гимназию Герцлия. Год, проведенный там, навсегда привязал душу мальчика к древнему и молодому языку.
Увы, вернувшись домой на летние каникулы, он оказывается отрезан от Эрец Исраэль столь некстати разразившейся Первой мировой войной – отрезан, как выяснилось, навсегда.
Цви продолжает образование в одесской гимназии (с началом войны российские власти сильно смягчили ограничения по приёму евреев), но ничто уже не может вытравить любимый иврит из его головы.
Тем более что вокруг пока нет недостатка в ивритских книгах, журналах, кружках общества «Тарбут», спортивных групп «Маккаби» и собраний движения «Ховевей Цион».
 Пока...
Захват власти большевиками решительно меняет ситуацию.
Иврит с точки зрения коммунистов и социалистов изначально связан либо с религией, либо с поисками национального возрождения. И то и другое, по мнению левых идеологов, лишь отвлекает народные массы от строительства светлого будущего.
Еврейские социал-демократы – партия Бунд – издавна соперничали с сионистами и религиозными за влияние на молодые умы. Во время Гражданской войны, после краткого периода заигрывания с украинскими самостийщиками левое крыло Бунда присоединяется к Российской компартии (большевиков) – сначала на автономных началах, а затем и до полного слияния с ней.
Промежуточным этапом этого процесса явилось создание так называемой Еврейской секции РКП(б) и Еврейского комиссариата при Наркомате по делам национальностей, который возглавлялся тогда И.Сталиным. Первоочередной задачей этих органов (и их представителей на местах) стало уничтожение иврита.
Нечего и говорить, что велось оно под знаменем классовой борьбы с буржуазией и мракобесием.
Идиш был объявлен языком народных масс, иврит – языком раввинов и лавочников.
В украинских и белорусских местечках развернулись показательные судилища над хедером – многовековой системой народного еврейского образования.
Поначалу иврит ещё сопротивлялся, переводя в подполье свои школы, кружки молодежи, образовательные и спортивные общества. Но силы были неравны: на стороне евсеков и евкомов стоял ангел смерти в лице недремлющей ЧК.
Уже в начале 20-х годов заниматься ивритом в России стало небезопасно.
Цветущий сад молодой ивритской культуры – плод многолетних усилий десятков тысяч людей, писателей, учителей, общественных деятелей, подвижников – был безжалостно вытоптан грубым большевистским сапогом.
Вдумайтесь - скольких сокровищ недосчиталась ивритская культура в результате этого преступления! Без всякого преувеличения можно сказать, что, не случись этого первого этапа геноцида, нынешний уровень израильской литературы, искусства, культуры в целом был бы сейчас как минимум вдвое богаче.
Я неспроста употребил здесь слово «геноцид». Да, иврит в России уничтожали бывшие бундовцы - еврейские ренегаты и предатели, уничтожали будто бы во имя идиша. Но не за горами была и их очередь.
В конце 30-х пришла пора идти под нож и деятелям бывшей Евсекции, да сотрутся их проклятые имена. Антисемитизм, животная ненависть к евреям, изначально встроен в коммунизм, фашизм и нацизм – эти три холеры, глубоко родственные по своей сути.
Каждый из них молится на своего рукотворного божка. Но все они - и красноглазый идол классовой борьбы, и ницшеанский сверхчеловек, и косматый арийский нибелунг – одинаково не переносят соперничества Единого еврейского Бога и его упрощённой, вульгаризированной версии, въевшейся в плоть и кровь западной цивилизации.
Сталин и сталинские соколы не могли не сочувствовать антисемитскому пафосу Гитлера и гитлеровских сверхчеловеков.
Уничтожение иврита, санкционированное летом 1919 года наркомом по делам национальностей Сталиным, стало, таким образом, лишь первым шагом на не столь длинном пути к убийству Михоэлса, расстрелу членов Еврейского антифашистского комитета и «делу врачей», к задуманной депортации советских евреев на Дальний Восток, к виселицам на Красной площади и «окончательному решению» еврейского вопроса.
Но вернёмся к Цви Прейгерзону.
Что делал он, новоиспечённый студент Горной академии, в атмосфере травли и уничтожения любимого языка? Сдался, уступил, как и многие другие?
Нет, на сей раз привычное обобщение окажется неверным.
Цви Прейгерзон начал писать рассказы и стихи… на иврите. Пока это ещё оставалось возможным, переправлял их в Страну Израиля, печатался в тель-авивских журналах и альманахах. А затем, когда оборвалась и эта ниточка, продолжил писать в стол, тайком от всех, даже самых близких.
Этот подвиг верности языку кажется непредставимым.
В самом деле, разве может писатель обойтись без своей языковой среды – без книг, газет, радиопередач, концертов, театральных спектаклей, живой дискуссии, уличного жаргона, элементарных бытовых разговоров? Как может он творить в полной глухоте, словно в барокамере, лишённый какой-либо обратной связи, собеседника, возможности просто перекинуться словом на запретном, забытом, задавленном языке?

Прейгерзон смог.
Он писал по ночам, когда дети ложились спать, скрываясь от них, чтобы не подвергать дочерей и сына излишней опасности. В одиночку он теперь представлял собой почти всё некогда роскошное древо российского иврита – и ствол, и ветви, и молодые побеги, и листву. Оторванный от стихии живого языка, он был сам себе и академией, и школой, и Габимой, и Еврейским университетом. Изобретал недостающие слова, развивал свой, личный иврит – удивительно тонкий, богатый, временами поражающий точностью писательской интуиции.
Он писал об исчезнувшем мире еврейских местечек на переломе эпох, в огне погромов и революций. В середине 20-х годов в его творчестве ещё звучит молодой энтузиазм, надежда на лучшее, но затем эта нотка становится всё слабее, уступая место горьким размышлениям о судьбе гонимой и уничтожаемой культуры, о чудовищной Катастрофе, о сталинских послевоенных репрессиях.
С началом оттепели надежды возродились.
Нет, не на возможность нормальной жизни в России – насчёт этого Прейгерзон давно уже не питал никаких иллюзий, – возникли надежды на переезд в страну, где на иврите можно будет писать, говорить, дышать, не опасаясь ареста. Возобновилась и связь с Израилем – опасная, подпольная, но всё же лучшая, чем совсем ничего.
Роман «Вечный огонь», законченный в 1962 году, писателю удалось переправить в Тель-Авив, где он и был напечатан четыре года спустя под псевдонимом А.Цфони.
Под этим же именем вышли здесь и рассказы Прейгерзона, которые пользовались неизменным читательским успехом.
В последние годы жизни он вёл работу над масштабной эпопеей «Врачи». По замыслу писателя, она должны была вместить в себя те перипетии людоедского века, свидетелем и участником которых выпало стать ему самому. К сожалению, он успел завершить лишь первую часть романа…
Чтобы понять значение Цви Прейгерзона для становления современного литературного иврита, достаточно слов, сказанных уже после его смерти Аароном Мегедом - одним из ведущих израильских писателей: «Прейгерзон - редкое литературное дарование, тем более редкое, что он писал так далеко отсюда. Это одно из великих чудес… Прейгерзон любил иврит всем сердцем и душой, творил на нём — и творил его
Ныне прах писателя покоится на кладбище в Шфаим.
Его именем названа улица в Яффо – недалеко от того места, где Цви-Гирш, тринадцатилетний ученик гимназии Герцлия, гонял когда-то в футбол.
Его внуки и правнуки говорят на чистейшем современном иврите – живом и животворном. Дети Страны Израиля, они живут её бедами и радостями. Они сильны и свободны. И лежащие к северу земли, усыпанные еврейским пеплом, политые еврейскими слезами, обожжённые погромами, многовековым унижением, Гулагом и Катастрофой, для них не более чем история – страшная, поучительная, но к ним лично не относящаяся.
И в этом – главная победа возрожденного иврита. Победа Цви Прейгерзона – подпольного, лагерного Бен-Иегуды, одного из самых героических воинов и знаменосцев великого языка.


Алекс Тарн
 
papyuraДата: Четверг, 19.11.2020, 01:24 | Сообщение # 419
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1561
Статус: Offline
СОВЕСТЬ ЕВРОПЫ

Возможно среди моих читателей есть дети владельцев «Нансеновского паспорта»?

И сам не смогу объяснить, почему в детстве-юности так интересовался покорением Арктики и Антарктики… Читал книги о Фритьофе Нансене и Рауле Амундсене, Георгии Седове и Роберте Скотте.
Героические люди? Безусловно.
Интересные судьбы? Конечно.
Но сейчас, спустя много лет, в душе, в сердце остался из всей этой плеяды один человек.
И не потому, что он на лыжах пересек Гренландию
И не потому, что снарядил шхуну «Фрам» и на ней отправился покорить Северный полюс.
Кстати, не дошёл. Остались 180 км. Но его поход так много дал другим…
И не потому, что много сил отдал отделению Норвегии от Швеции, сепаратист, понимаете, и вот тогда всерьёз занялся мировой политикой.
И стал – Совестью Европы.
Именно поэтому мне и сегодня интересен Фритьоф Нансен, родившийся сегодня, 10 октября 1861 года.
До 1905 года – это учёный, полярный исследователь, создатель новой науки – физической океанографии.
С 1905 по 1918 год норвежский политик, посол в Великобритании, один из многих деятелей региональной истории.
Но ситуация в мире изменилась с Первой мировой войной.
Сотни тысяч беженцев, покинувших родные дома. Революция в России, выбросила в эмиграцию ещё более миллиона людей...
И вот нашёлся человек, которого знал весь мир, у которого был авторитет и слава, положивший все силы, чтоб помочь голодающим, помочь беженцам…
Это был Нансен.
С 1 сентября 1921 года Нансен назначается Лигой наций на должность Верховного комиссара Лиги наций по делам беженцев.
К 1922 году он добился возвращения из плена, из лагерей 427886 беженцев в 30 стран.
Всё хорошо. Но русских эмигрантов некуда возвращать.
И Нансен создаёт невиданный документ, своего рода – всемирный паспорт для лиц без гражданства. Теперь , имея его они смогут жить, работать, чувствовать себя равноценными и полноценными людьми.
Он так и назывался – Нансеновский паспорт.
На документ наклеивалась марка с портретом Нансена.

И это признавала вся Европа.
450000 паспортов выдал Нансен и его сподвижники. Вот, к примеру, кто прожил жизнь с Нансеновским паспортом:
Иван Бунин, Владимир Жаботинский. Владимир Набоков. Борис Лисаневич. Анна Павлова. Илья Репин. Георгий Иванов. Сергей Рахманинов. Зинаида Серебрякова…

В книжке дочери Нансена – Лив Нансен есть такой эпизод:
«В 1954 году на рождественском книжном базаре в Лиллехаммере я выступила с чтением отрывка из моей первой книги, «Ева и Фритьоф Нансен». У выхода ко мне подошла супружеская чета.
«Нам очень хотелось повидаться с дочерью Фритьофа Нансена,— сказали они.— Мы русские эмигранты и всегда вспоминаем вашего отца как своего спасителя. Сегодня нам вдруг показалось, что он здесь, рядом».
Жизнь этих людей была спасена благодаря нансеновскому паспорту, благодаря ему они смогли устроиться в Норвегии. Жена стала школьным зубным врачом, муж — переводчиком.
Я от очень многих людей слышала, что нансеновский паспорт спас им жизнь. Их истории были трагичны, полны несчастий, а нансеновский паспорт давал им надежду на будущее, давал возможность вырваться из беспросветного существования.
Поэтому я считаю нансеновский паспорт самым замечательным документом...
И мне кажется, что
память человечества Нансен заслужил прежде всего этим делом жизни.

Нансеновские паспорта получили не только эмигранты из России. Их получили армяне – жертвы геноцида, их получили греки, вынужденные бежать из-за преследований турецкими властями...…Казалось бы общаясь с эмигрантами из России Нансен понял всё, что произошло в России. Да и страну представлял, когда-то проплыл Северным морским путем, останавливался, общался.
Но узнал, услышал, что в Поволжье страшный голод. И едет в Россию. И всё видит своими глазами.

И добивается помощи голодающему Поволжью.

В 1922 году Нансену присуждают Нобелевскую премию мира. Большие деньги. Всю сумму он отдаёт на помощь беженцам и голодающим.
Более того, уже после его смерти, а Фритьоф Нансен умер в 1930 году, комитету, что он возглавлял, занимавшемуся выдачей Нансеновских паспортов также присудили Нобелевскую премию мира.

И эти деньги все пошли на помощь беженцам, как завещал Нансен.
А о ком сегодня можно сказать – совесть Европы?
Что-то не соображу…


Евгений Михайлович Голубовский
 
старый занудаДата: Суббота, 28.11.2020, 08:52 | Сообщение # 420
Группа: Гости





Генерал из списка Спилберга или монологи бригадного генерала

Кинорежиссёр Стивен Спилберг, сняв фильм «Список Шиндлера», решил список продолжить. Во многих странах мира, в том числе и в Израиле, действует «Фонд Спилберга», задача которого кино-задокументировать рассказы евреев, спасшихся во время Холокоста.

В списке «Фонда» - значится и Роман Ягелл, бригадный генерал ЦАХАЛа в запасе...



Пуля для командира

Это случилось в 1956 году. Роману Ягеллу, полковнику польской армии, командиру полка дивизии имени Костюшко, офицеру, прошедшему Вторую мировую войну от первого до последнего дня, командир дивизии сказал: «Я покажу тебе, где раки зимуют, паршивый жид!»
В ответ офицер Ягелл, выхватил пистолет и выстрелил в командира-антисемита. В тот момент Роман Ягелл не знал, достигла ли пуля цели, попал ли он в командира дивизии. Разве в такие минуты думаешь об этом?! Наверное, думаешь, стоит ли жить на таком свете, в том мире, где недавно – во время Холокоста - погибла вся твоя семья: отец Давид, мать Двойра, сестры Рахель, Эстер, Рузя Геня, братья Хиль, Мендель, Шимек, Ицхак – все близкие родственники – 350 человек. А с дальними – в два раза больше...
И офицер польской армии Роман Ягелл выстрелил ещё раз – теперь уже – в себя.


Монолог бригадного генерала
«Я, Роман Ягелл, родился 1 мая 1922 года в Польше (Галиция), в маленьком селе Ягелло. Когда мне было пять лет, наша семья переехала в Бирчу. У нас была большая семья – семь сестер и семеро братьев. Дед был раввином, дядя – хазаном, отец торговал мясом.
В 15 лет, после окончания школы, я поехал на учебу в краковскую гимназию. Но, как только немцы и русские разделили Польшу (1939 год), сестра Сара, работавшая медсестрой в краковской больнице, посадила меня на поезд и отправила домой. В пути поезд задержали немцы. Я и сопровождавший меня брат Хиль отправились дальше пешком. По дороге мы опять попали в лапы к немцам, но нам далось бежать.
В Бирче – дома – плакала мама. Она сказала нам, что один из украинцев увёл отца неизвестно куда. Мы обегали все село и нашли отца в синагоге.
Там же был и тот самый украинец, он заставлял евреев срывать двери с петель, выносить стулья и скамейки из синагоги. Деревянные доски и мебель должны были пойти на строительство столовой для немцев...
Мы с братом упросили австрийца, наблюдавшего за работой, чтобы отца отправили домой, а мы закончим за него.
Евреи Бирчи ждали, что с ними будет. Немцы задержали 50 человек, а остальных выгнали из деревни. Чтобы спасти арестованных, местные жители собрали деньги, кто сколько мог, и выкупили евреев. В то время украинцы еще помогали евреям.
И было это до соглашения между русскими и немцами о том, что граница, разделившая Германию и СССР, пройдет по реке Сан.
После подписания соглашения немцы стали покидать Бирчу. В эти последние минуты один из украинцев, с которым я учился в школе, закричал им, что я, Роман Ягелл, еврей и меня надо убить. Немец ответил, что уже не может этого сделать, ибо подписано соглашение. Так я первый раз в жизни избежал смерти».

После выстрела в сердце

Никто не знал, выживет ли полковник Роман. А если и выживет, то как реагировать на его выстрелы?! Отдать под суд? Тогда всплывёт причина: антисемитизм командира дивизии имени Костюшко. Но в Польше, как и во всём соцлагере того времени, утверждали, что у них антисемитизма нет.
О деле Ягелла старались молчать. Считалось, что министр обороны Польши, маршал Рокоссовский, дал указание: случай, связанный с полковником Ягеллом, а также его имя - не упоминать.
А значит – немедленно забыть!
Поправившись, полковник Роман уже не считал для себя возможным оставаться в дивизии Костюшко. Не мог оставаться и в Польше. Ведь когда он вернулся в Бирчу после войны и узнал, что все родные погибли, он стал проклинать Бога, людей – всех!
Вот тогда-то он и решил: идти ему некуда, он останется в польской армии и будет в ней служить до самой смерти. Он считал себя настоящим поляком и стопроцентным солдатом. Роман Ягелл не хотел даже вспоминать, что он еврей. Прошлое для него умерло вместе с семьей.
«Но, когда мне напомнили, кто я, - признался Ягелл, - я понял, что еврей остаётся евреем, и решил репатриироваться в Израиль».
Будущем генералу иврит давался с большим трудом. И только после того, как одна семья – мать и сын – крепко взялись за него («Неужели ты хочешь подметать улицы?!»), он поднажал и потихоньку стал продвигаться в языке.
Когда он, репатриант, бывший полковник польской армии, встретился с генералом израильской армии, которому ещё предстояло стать начальником Генштаба, - Хаимом Бар-Левом, тот сразу заявил Роману, что для танковых войск он уже староват – тридцать пять лет! А вот в пограничники ещё могут взять. Но начинать придётся с нуля. Воинские звания, полученные в иностранных армиях, здесь не засчитываются. Так полковник Войска Польского стал младшим лейтенантом пограничных войск Израиля.


Монолог бригадного генерала
«В 1940 году русские стали брать на службу людей с территории Польши. Пришла повестка и моем брату Хилю. Но он служить в армии не хотел, и тогда я пошёл вместо него. Я говорил на идиш и по-немецки, и потому меня определили переводчиком в погранслужбу... Однажды к советскому берегу приблизилась немецкая лодка с людьми ( в то время немцы частенько выдворяли со своей территории «нежелательных лиц» и передавали их советским пограничникам...) -  в ней было десять человек. Среди них – еврей с длиной бородой. Он советским пограничникам почему-то не приглянулся. И они решили отослать его назад, хорошо понимая, чем это ему грозит.
Старый еврей стал умолять пограничников разрешить ему ступить на советскую землю. А сопровождавшая людей немецкая охрана начала издеваться над стариком. Я не выдержал и ударил одного из немцев… Русские пограничники вступились за своего союзника. И меня тут же арестовали. Под трибунал отдать не успели: приближался 1941 год. Но к пограничным заставам больше не подпускали и отказались от моих услуг».

Слух о русском офицере

На израильской границе, где начал свою службу младший лейтенант Ягелл, всё было не так, как на советско-польской. Там пограничники, по мнению Романа, могут прохаживаться и курить папироску: везде проволока, сигнализация. Здесь же одни камни и песок на многие километры. Всё открыто. Не применялось даже такое простое средство ограждения, как вспаханная полоса.
И младший лейтенант принялся «пахать». Он первым ввёл «вспаханную полосу» на израильской границе. После этого «полосу» стали применять и на других участках. А кроме того, Роман заставил своих солдат изучить топографию местности, запоминать, где какой камень лежит.
Однажды поступило сообщение, что готовится прорыв группы террористов. И младший лейтенант Ягелл выставил засаду. Одну – на тридцать километров. И именно в этом месте решили пройти нарушители, и именно на эту засаду – единственную – они и напоролись.
Но не всегда пограничникам так везло.
Чаще приходилось вступать в бой, прочесывать близлежащие рощицы и склоны в поисках тех, кто убивал людей, крал скот или пытался напасть на склад с амуницией и оружием. А ещё надо было найти общий язык с феллахами с противоположной стороны границы. Дело в том, что они не понимали, что такое граница, и привыкли шастать туда-сюда.
И тогда с ними приходилось вести «разъяснительную работу»: на своей стороне ходите, но границу не пересекайте, а мы на своей стороне буем ходить куда хотим, но границу тоже пересекать не будем.
Но однажды всё-таки её пришлось пересечь.
Один бандит перешел границу, захватил девушку из ближайшего селения и увёл на свою сторону.
Офицеру Ягеллу стало известно, что насильник прячется в садах около границы. Ягелл пошёл брать бандита. При задержании будущий генерал выражался таким многоэтажным матом, что на следующий день все – с этой и с той стороны – говорили о том, что операцию по задержанию преступника проводил русский офицер, находящийся на службе в израильской армии.


Монолог бригадного генерала
«В Киеве наша команда получила приказ защищать мост - по нему через Днепр шли поезда с ранеными. Мы засекли группу, которая, по всей видимости, работала на немцев и пыталась этот мост взорвать. Но мы заняли мост и охраняли его, пока не прошёл последний эшелон. С передовой нас вернули в Киев. Туда прибыл маршал Будённый. Он хотел создавать партизанские отряды и сам отбирал людей лично беседуя с каждым. Вскоре очередь дошла и до меня. Я рассказал, кто я, сказал, что я еврей. Будённый решил: «Ты не можешь идти в партизаны!»
Так я и не стал партизаном, а остался бойцом Красной армии.
Под Харьковом, возле местечка Перятино, мы попали в окружение, а затем – в плен. Немцы стали проводить селекцию пленных. Один из «наших» донёс, что я еврей. И меня отправили в группу пленных евреев. Немцы забрали у нас сапоги и вещмешки. А потом один из них вдруг заговорил со мной по-польски. Я ответил, рассказал, где родился и он вернул мне сапоги и вещмешок, объяснив свой поступок тем, что он сам из тех же краёв...
Через некоторое время нас – два десятка евреев – посадили в грузовик, накрытый брезентом, и куда-то повезли. Мой «знакомый» немец сказал мне по-польски, что я лично могу бежать. Я  отказался и попросил его отвезти нас подальше и оставить там. Но когда я узнал, что есть приказ расстреливать всех евреев и коммунистов, а остальных отправлять в Германию, то сказал одному из пленных, что мы должны бежать. И мы совершили побег».

Губернатор Старого города

На заставе, где служил Роман Янгелл, никогда не было спокойно. А охраняла эта застава участок границы с Иорданией – пятьдесят километров. Привыкшему ко всему Роману, кажется, что только в 1965 году, когда начал действовать ФАТХ, граница стала «горячей»...
С иорданской армией израильские пограничники, по словам Романа Ягелла, ладили. Иорданцы даже помогали ловить бандитов. Ведь были такие, что убивали и здесь, и там. В этих случаях пограничники нередко координировали свои действия.
Но уже тогда чувствовалось - что-то должно произойти.
Это случилось в 1967 году. Роман лежал в госпитале, но, когда услышал, что египетские войска вступили в Синай, схватил вещи – и на заставу. Она размещалась в построенном ещё в незапамятные времена здании железнодорожной станции. И он знал, что иорданцы за все войны хорошо к ней пристрелялись.
Ягелл – к тому времени уже командир полка – первым делом решил вывести своих солдат, а среди них было много новичков, из-под возможного обстрела. Он отвёл бойцов на не пристрелянное место, приказал отрыть окопы и возвести перед ними укрытия из шпал.
Пограничный полк Ягелла сделал два боевых рейда. На языке пограничников это называется «прочесыванием». Один – до Калькилии, второй – до Туль-Карема...
А потом их направили брать Иерусалим вместе с бригадой парашютистов Моты Гура. С ней вошли в Старый город.
После освобождения – почти месяц – Роман Ягелл был военным губернатором Старого города, генерал Лахат (Чич) – мэром всего Иерусалима, а Хаим Герцог – губернатором освобождённых земель.
Получив новое назначение, опытный офицер Ягелл оказался в роли новичка...
«Что это такое – военный губернатор?»
На что Моше Даян ответил: «Мы сами не знаем, что это такое. Но англичане знали и всё же проиграли. А мы не знаем, как это делается, но выиграли. Значит, будем делать это хорошо».
Первым делом Ягелл обследовал улочки Старого города. В иорданской казарме он обнаружил склад продуктов. Они немедленно были распределены между голодными и перепуганными арабами. Затем военный губернатор приказал купить огромные замки и повесить их на дверях магазинов, хозяева которых – арабы – бежали из города.
Оставшиеся арабы видели, как ведёт себя военный комендант, и при встрече целовали ему руки-ноги...
Он тогда свободно ходил по Старому городу. «Сейчас стало хуже, - признался мне при нашем разговоре бригадный генерал Ягелл, - я уже редко езжу в Иерусалим. Опасаюсь – чуть свернёшь влево или вправо – и попадёшь к арабам. И это говорю я – генерал! Вот до чего дошло!»
На вопрос, не было ли ошибкой удерживать арабов, а в некоторых случаях даже насильно возвращать их в свои дома, генерал ответил: «Солдат может быть убийцей, а может быть и честным человеком. Не надо переходить эту грань. Солдат должен беречь своё лицо».


Монолог бригадного генерала
«После Киева мне вручили медаль «За отвагу» и сказали, что создаётся польская дивизия. Я сразу же отказался туда ехать, всё-таки я уже привык к своей роте, своим товарищам. Но меня и других поляков отправили к месту дислокации дивизии имени Костюшко.
Там нас выстроили и стали выяснять, нет ли среди нас евреев или украинцев. Я хотел сделать шаг вперед, но мой друг, тоже еврей, удержал меня от этого шага.
В польскую дивизию не хотели брать ни евреев, ни украинцев. Боялись, что все поляки сбегут и останутся одни евреи и украинцы. Но так как мы промолчали, нас направили на медкомиссию. Я и мой друг попали к врачу, который, мне кажется, тоже был евреем, так как, оглядев нас, всё понял, но сказал только одно: «Годен!»
К тому времени я уже был сержантом Красной армии, и потому меня послали на первые офицерские курсы для подготовки командного состава новой польской армии.
Помню первый бой, который приняли наши бойцы. Из 130 человек в живых осталось 30. Я был ранен и попал в госпиталь. А когда вылечился и нашёл свою дивизию, то узнал, что меня вычеркнули из списка личного состава как без вести пропавшего...
Когда мы вошли в Бердичев, там со мной произошла такая история: Как-то я проходил мимо синагоги и увидел в ней евреев. Уцелевших в этом аду.
Один из них признал во мне еврея и пригласил в синагогу – ведь сегодня Песах. Оставшиеся в живых молились в тот день за тех евреев, кто попал в руки к фашистам. Тогда я ещё не знал, что случилось с моими близкими.

Первое слово Кадиша

Заместитель военного коменданта Старого города, зная, что у коменданта вся семья погибла во время второй мировой войны, сказал ему: «Знаешь, Роман, ты никогда не читал Кадиш по своей семье, потому что не знаешь, где она похоронена, но сейчас, когда освободили Стену плача и мы стоим возле неё, ты можешь произнести эту молитву».
Ягелл согласился. Ему наложили тфилин – и не успел он произнести первое слово Кадиша, как лишился чувств...
С того времени он не может произнести Кадиш. Иногда, вспоминая близких, плачет, считая, что он просто сентиментальный человек.
«Но я солдат, - пояснил генерал. - И есть моменты, когда надо держать свои чувства в руках. Когда я был атташе Израиля в Бонне, то приехал по приглашению в Дортмунд. Там я должен был присутствовать на поминовении. Мне дали Тору в руки. Не надо ничего говорить, только держать её в руках. Скажу честно, в тот момент мне было очень плохо. Но я держался из последних сил, чтобы не упасть. Неудобно, всё-таки генерал – и падет в обморок, как только звучит первое слово Кадиша».


Монолог бригадного генерала
«Только в Люблине мне стало известно, какая трагедия случилась с еврейским народом. А после освобождения Праги мне дали отпуск, чтобы я повидал своих родителей.
Я поехал в Бирчу и узнал, что вся семья погибла в концлагере. Мне удалось разыскать трёх родственников, которые сбежали от немцев. Они рассказали, что моих родителей и других евреев отправили в газовые камеры. Они задыхались от газа, а в это время немецкий оркестр играл туш».

Приглашение к месту любви и казни

Ровно через 38 лет генерал Роман Ягелл получил приглашение приехать в любимую Варшаву.
Вначале он не знал, что делать: может, дело о выстреле ещё живо? Тогда он позвонил Юзеку Каминскому – польскому генералу, руководителю Союза ветеранов Польши: «Юзек, я могу приехать?» Юзек убедил: всё в порядке!
Ведь после того, как Роман выстрелил в себя, жена Юзека сидела у его больничной койки все шесть месяцев, пока он не поправился...
В Польше Романа встретили однополчане – поляки и евреи. Один из них сразу принялся благодарить его лопату, что Роман дал ему. Если бы не эта лопата, он бы не вырыл ту щель, в которой ему удалось укрыться за минуту до взрыва. Окопчик был неглубокий. Но всё-таки защиту обеспечил. И осколок задел только ногу.
А после пришёл другой: «Ты – Роман Ягелл?» Генерал подтвердил: «Точно. А что?» И человек заулыбался: «Помнишь, как ты стрелял в командира дивизии? Так вот, я тот следователь, который вёл твоё дело». Роман аж закричал: «А что с этим делом?» Но в ответ услышал: «А Бог его знает?»...
Потом был званый обед. Собрались ветераны польской армии. Юзек Каминский представил Романа так: «Сегодня с нами наш верный друг Роман Ягелл, генерал из Израиля».
Все зааплодировали. Роман не заметил, как один из ветеранов сжался от этих слов, весь покраснел и словно стал меньше ростом. Позже Юзек сказал, что это был командир дивизии имени Костюшко, в которого стрелял Роман...


Монолог бригадного генерала
«Я был уже в звании капитана, когда мы вошли в Берлин. В 4 утра меня ранило и я попал в госпиталь. Там для меня и закончилась война. А выздоровев, я опять поехал в родные места. Там узнал, что мой дядя погиб от руки одного из украинцев. Я остался один на всём белом свете...
Поехал в Краков и присоединился к группе евреев, изучающих иврит. Через некоторое время меня арестовали. И продержали в тюрьме девять месяцев. Но улик, чтобы предать суду, не было, и меня отпустили. Правда, предложили покинуть Краков».

Ночной еврей

Сегодня в Польше евреев так мало, что в итогах последней переписи населения они даже не попали в отдельную графу – затерялись в разделе «Другие».
Но есть среди них и те, кто днём стопроцентный поляк, а ночью, во сне, они бредят и из их уст вылетают слова на странном языке.
У такого человека и остановился Роман по приезде в Польшу. Они – друзья. Воевали ещё в Красной армии. И вот ночами старый друг спрашивал: «Что делать, Роман?»
Генерал советовал: «Приезжай к нам». Но друг заливался слезами: «Как я могу? У меня трое детей, пять внуков, правнуки. Ну как я могу сейчас признаться им, что я еврей? Что я всю жизнь им лгал? Я хочу уйти с этого света так, чтобы никто не узнал о том, что я еврей»,
Как восприняли бы его дети эту тайну, никто не знает. Быть может, они и простили бы отца за ложь о его происхождении, а может быть, - и нет. Но хочется верить, что дети поступили бы так, как поступил недавно один поляк.
Он приехал в Израиль, нашёл генерала Ягелла, который служил с его отцом в польской армии и спросил напрямую: «Скажите, мой отец еврей?»
В первый раз Роман ответил: «Что отец сказал тебе – тому и надо верить!» Но молодой человек пришёл снова: «Мой отец еврей или нет?» И предупредил, что не уйдёт, пока не узнает правды. И Роман Ягелл сказал ему правду.
Незнакомец выдохнул: «Очень хорошо. Теперь я знаю, кто я», - и поцеловал бригадного генерала на прощанье.

Подтверждение слуха о русском офицере в ЦАХАЛе

В польском Союзе ветеранов как-то был вечер дивизии Костюшко. На этот раз не предупредили, что гость приехал из Израиля. Представили просто: «Генерал Ягелл, первая польская дивизия!»
И тут подходит поляк и говорит: «Господин генерал, я тоже служил в первой... Как прибыл туда, осмотрелся и… заплакал. А генерал Берник подходит ко мне и спрашивает: «Сыну, почему ты плачешь?» А я ему отвечаю: «Я пришёл в польскую армию, а тут одни жиды и русские маршируют!».
И тогда бригадный генерал Роман Ягелл вспомнил, чему ещё научился в Красной армии. Он встал и закричал по-русски: «Ах ты, ё… твою мать. Я – Роман Ягелл – израильский генерал!»
И далее – по списку...
И от этого мата ветеран дивизии Костюшко дал дёру. После того случая к генералу пришла делегация польских воинов с извинениями за своего боевого товарища. О других случаях употребления русского мата бригадным генералом Израиля рассказывать не стоит.
Надо только упомянуть, что, слыша такие фиоритуры, кто-то решил: в израильской армии действительно служит русский генерал!
И всё-таки с миром и евреями что-то случилось. В этом генерал уверен, как в себе самом.
Когда он был в Кракове и прогуливался со своими друзьями по площади, то услышал, как польская молодёжь поёт на идише еврейские песни. А около тысячи зрителей им подпевают. Оказывается, в Польше каждый год проходит фестиваль еврейской песни.
А когда Ягелл улетал домой, то в Варшавском аэропорту увидел юношей и девушек, которые пели песни на иврите. Это были студенты из Израиля.
У поющих на иврите не было страха в глазах. Они не боялись говорить, кто они и откуда. Пусть мир смотрит: вот мы – евреи.
Мы все перед вами.

В том числе и плачущий по ночам стопроцентный дневной поляк.

Ян Топоровский
 
ВСТРЕЧАЕМСЯ ЗДЕСЬ... » Наш город » ... и наша молодость, ушедшая давно! » линия жизни... (ДИНА РУБИНА И ДРУГИЕ)
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Сделать бесплатный сайт с uCoz