Дата: Понедельник, 07.12.2020, 10:54 | Сообщение # 421
добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 237
Статус: Offline
Илай Хершел Уоллак(Эли Хершель Валлах) родился105 лет назад,7 декабря 1915года в Бруклине,в еврейской семье, его родители — Абрам Валлах и Берта Шор — иммигрировали в США из Перемышля в 1909 году, отец (по профессии — портной) содержал в Бруклине конфетную лавку «Bertha’s»; разговорным языком в семье был идиш...
Во время Второй мировой войны Уоллак служил в медицинском подразделении на Гавайях, а позднее был командирован в Касабланку. Там впервые оказались востребованы его актёрские способности: вместе с другими сотрудниками госпиталя для раненых он написал и поставил любительскую сатирическую пьесу "Это что, армия?", в которой высмеивались европейские диктаторы. Сам Уоллак играл в спектакле Гитлера.
Дебют его на Бродвее состоялся в 1945 году, а в 1951 году он стал лауреатом премии "Тони" за роль Альваро в пьесе Теннесси Уильямса "Татуированная роза".
Первой ролью в кино для Уоллака стала роль Сильвы Ваккаро в фильме Элиа Казана "Куколка" (1956), вновь по сценарию Теннесси Уильямса.
Свою последнюю роль он сыграл в 2010 году в фильме "Уоллстрит: Деньги не спят", ему было тогда 93 года...
Самые известные роли Уоллака — главарь банды Кальвера в фильме Джона Стёрджеса "Великолепная семёрка", Гвидо в фильме Джона Хьюстона "Неприкаянные", Чарли Грант в фильме Джона Форда "Как был завоёван Запад", эксцентричный миллионер Дэвис Лиланд в комедии Уильяма Уайлера "Как украсть миллион", Бен Бейкер в фильме Джей Ли Томпсона "Золото Маккенны", Туко в фильме Серджио Леоне «Хороший, плохой, злой», дон Альтабелло в фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Крёстный отец 3». США. Рино, Штат Невада. 1960 год Мэрилин Монро, Эли Уоллах, Кларк Гейбл репетируют танцевальную сцену... -----------------------
За свою долгую карьеру Уоллак ни разу не был номинирован на "Оскара", однако в 2010 году получилпочётного "Оскара" за вклад в киноискусство.
а мне он запомнился и понравился в фильме "Отпуск по обмену", где сыграл одного из тех, кто создавал удивительный мир кинематографа...
Дата: Суббота, 02.01.2021, 12:06 | Сообщение # 422
добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 168
Статус: Offline
27 ноября 1966 года Зиновия не стало. Говорят, таких пышных похорон Франция не знала лет двести…
Достойнейший человек и его удивительная судьба...
Яков и Зиновий родились в одной еврейской семье, у одних родителей. Казалось бы, у них одна и та же наследственная предопределенность, но, как будто в насмешку над «предопределённостью», какие же разные они исповедовали ценности и какие разные прожили жизни.
братья Свердловы: крайний слева - Залман (Зиновий), второй справа - Яков
Из младшего — Якова Свердлова — получилась одна из главных фигур ареопага Октябрьской революции и ближайший сподвижник В.И. Ленина в деле строительства советского государства. Это очень хорошо известная фигура. А Зиновий.. Зиновий Свердлов родился в 1884 году в Нижнем Новгороде, в доме гравёра Мовшева Свердлова, по соседству с домом, в котором родился и вырос Горький (Пешков). Начало жизни героя — трудный период для его биографа. Когда человек становится взрослым и начинает занимать определённое положение в обществе, его жизнь сопровождают документы и публикации — источник информации куда более надёжный, чем воспоминания современников. Но сначала — ничего этого нет, есть невнятица семейных и околосемейных мифов и преданий...
По одной из версий в 1902 году Зиновий поехал в Арзамас к Горькому, отбывавшему там ссылку, в доме которого, по-соседски называвшего его Зиной, стал исполнять обязанности секретаря. В это время Горький закончил пьесу «На дне» и устроил для приехавшего ради этого из Москвы Немировича-Данченко читку в ролях. Зиновию досталось читать за Ваську Пепла. Мэтру его чтение так понравилось, что он предложил Зиновию стать актёром. Зиновий пытался поступить в Императорское филармоническое училище в Москве, но не был зачислен как еврей: лица иудейского вероисповедания (за некоторыми исключениями) не имели права жить в Москве. 30 сентября 1902 года Зиновий принял православие (его крестил протоиерей Ф. И. Владимирский) и получил от Горького, который стал его крёстным отцом, отчество и фамилию — Пешков. Узнав об этом, отец Зиновия отрёкся от своего сына. Однако смена фамилии не была признана властями... В семье старика Свердлова эта тема была табуирована, считалось, что у него нет старшего сына. Это крещение и проклятие — самое тёмное место в семейной истории.
Вполне возможно, что родительское проклятие сыграло свою психологическую роль — выйдя на сцену МХАТа, Зиновий испытал совершенно непонятную скованность, какой он не знал никогда прежде. И это повторялось снова и снова. В общем, о карьере актёра нечего было и думать.
К этому же времени относится его знакомство с грузинской княжной Саломеей Андрониковой, в которую он влюбился и которой предложил вместе с ним уехать в Америку. Княжна рассмеялась ему в лицо... В Америку он всё же уехал, занимался там любой, самой тяжелой, работой и писал в надежде на удачу. Но американский издатель, заплатив 200 долларов гонорара, выбросил рукопись в окно при нём, сказав, что из уважения к отцу не будет издавать чушь, написанную сыном.
Книги в своей жизни Зиновий всё же писал, публиковал, и они в своё время даже пользовались успехом, однако Америка не стала колыбелью его писательского таланта, он вернулся в Европу и несколько лет странствовал, зарабатывая на жизнь, встречаясь с людьми и изучая их языки. Некоторое время жил у Горького на Капри, опять-таки в качестве секретаря...
Первая мировая война застаёт его во Франции, и он, ни минуты не колеблясь, записывается в Иностранный легион, о котором сами французы говорили: «Краса и гордость французской армии — иностранцы». 9 мая 1915 года в бою под Аррасом солдат второго класса Зиновий Пешков получил тяжелейшее ранение. Санитары, сочтя раненного безнадёжным, не хотели эвакуировать его с поля боя, но на его эвакуации настоял никому тогда не известный французский лейтенант по имени Шарль де Голль... Зиновий выжил, потеряв при этом правую руку. Пролив кровь за Францию, с которой теперь будет связана вся его оставшаяся жизнь, он получил французское гражданство и орден Военного креста с пальмовой ветвью. Лейтенант де Голль навещал раненого в госпитале, и между ними завязалась дружба. С этого момента — вполне вероятно, не без вмешательства друга-аристократа — начинается его головокружительная дипломатическая карьера. Он принимает участие в переговорах с США относительно их вступления в войну на стороне Антанты, за удачу в которых в 1917 году его награждают орденом Почётного легиона «за исключительные заслуги по отношению к странам-союзницам». В годы гражданской войны в России Пешков — в составе французской дипломатической миссии в Москве. В эти годы, совпавшие для России с годами революции и гражданской войны, Зиновий выполняет дипломатические поручения французского правительства не только в Москве, но и в Румынии, Китае и Японии, в Манчжурии и Сибири....
( Современные французские политики и историки высоко оценивают деятельность Пешкова по налаживанию отношений между Францией и ключевыми государствами Дальнего Востока, но отчёты о его работе до сих пор находятся под грифом «секретно»...)
Он, не уклоняясь, заводит знакомства с различными людьми — с Деникиным, Врангелем, Колчаком, с деятелями китайской революции — со всеми, с кем сталкивала его судьба дипломата. Он будет возвращаться к ним на протяжении жизни, он будет встречаться с Мао Цзедуном, и именно благодаря его дипломатической настойчивости Франция в числе первых стран установит дипломатические отношения с правительством Мао. В Москве Зиновий узнает, что Саломея Андроникова, приехавшая к тяжелобольному отцу, арестована и приговорена к расстрелу. Его собственные попытки спасти её успехом не увенчались. Тогда в Италию уходит телеграмма Горькому: «Отец, звони Ленину, Троцкому, Карлу Марксу, чёрту-дьяволу, только спаси из харьковской тюрьмы Саломею Андроникову». Горький позвонил...
Зиновий возвращается в Париж вместе с ней, делает предложение и узнаёт, что уже много лет она помолвлена со своим другом детства... На этом поприще ему не везёт. Но именно Саломея стала потом основной хранительницей памяти о нём, хотя небрежность правнучки и попортила изрядно рукопись её воспоминаний...
Ещё дважды в своей жизни Зиновий Пешков возвращался к службе в Иностранном легионе, не считая отсутствие руки серьёзным для этого препятствием и неуклонно продвигаясь по ступеням военной карьеры. Это было в 1921-1926 и в 1937-1940 годы. На этот последний период приходится и испытанное им большое горе: его дочь, вышедшая замуж за советского дипломата, вместе с мужем поехала в СССР. Их обоих арестовали и оба они погибли в застенках Свердловска. Уже не было в живых ни Максима Горького, ни тех, кому он мог бы позвонить...
Митрополит Евлогий, приезжавший в Марокко (место тогдашней дислокации Иностранного легиона) на освящение православного храма в 1932 году, так описывал свои впечатления: «Легионерам живётся трудно. Кормят их неплохо, зато томиться жаждой приходится часто и мучительно. Она бывает столь невыносима, что солдаты убивают лошадей и пьют их кровь. Выручает радио, посредством которого сообщают требование о немедленной доставке воды; прилетает аэроплан и сбрасывает куски льда. Случается,что лёд попадает не легионерам, а падает в стан врагов. Был случай, когда офицер такого «мимо» не выдержал и застрелился. Для перехода в 25-30 верст полагается брать с собой две фляжки воды: одну для — себя, другую — для котла и боже упаси прикоснуться к этой «общественной» фляжке — изобьют до полусмерти. На привале разводят огонь и выливают принесённую для общественного пользования воду в котёл. Наступает долгожданный час еды и отдыха. Но не тут-то было ... ...вдруг, как дьяволы, налетают арабы и приходится от них отбиваться. Стычка длится 10-15 минут, но всё пропало: котёл опрокинут.. Измученные люди сидят голодные, слышится отборная ругань на всех языках... Офицер командует: «По стакану рому!» Сразу настроение меняется — веселье, хохот, песни.. Но рядом смерть поджидает: вокруг бивуака выставляются дозоры, человек пять-шесть, с младшим офицером; арабы в своих белых бурнусах подползают неприметно, как змеи и, случается, кривыми ножами вырезают всех дозорных..»
Конец службы в Иностранном легионе для полковника Пешкова совпал с началом второй мировой войны. Отказавшись признать капитуляцию Франции и выполнять приказы своего командира-коллаборациониста он тут же был схвачен и приговорён военным трибуналом к расстрелу. В ожидании расстрела ему удалось столковаться с часовым и обменять подарок Горького —золотые часы с выгравированной надписью «Сыну Зине Пешкову от отца Максима Горького» — на гранату. И прежде чем наступил последний миг его жизни, он, зажав гранату в единственной руке и вырвав зубами чеку, бросился к командиру, взял его в заложники и приказал отвезти себя на аэродром. Захватив с той же гранатой самолёт, Пешков велел пилоту взять курс на Гибралтар, где находился Комитет Национального Спасения — правительство Франции в изгнаниита, там он вновь встретился со старым боевым другом — Шарлем де Голлем, к нему он привёл и другого давнего друга — княгиню Вики Оболенскую, будущую русскую героиню французского Сопротивления...
К концу войны Зиновий уже имеет чин бригадного генерала — высшее воинское звание Франции, которого не удостаивался ни один иностранец ни до него, ни после, и великое множество наград, из которых он завещает положить в его гроб только первую солдатскую медаль и Большой крест Почётного легиона...
Он — посол Франции сначала в Китае, а позже в Японии. Ходили слухи о его работе на советскую разведку, но вряд ли они имеют под собой сколь-нибудь серьёзные основания. Правда, в воспоминаниях советского резидента в Пекине времен второй мировой войны А. С. Панюшкина указывается, что важную информацию о поведении японцев в вопросе открытия второго фронта против СССР он получал от посла республиканской Франции в Чунцине Зиновия Пешкова. Но делать из этого вывод о «сотрудничестве с советской разведкой» нельзя — стратегические интересы Франции и СССР в те годы совпадали.
Герой нескольких войн, полный генерал Франции, кавалер еёпятидесятиправительственныхнаград, один из основателей Сопротивления, литератор, друг Эльзы Триоле и Луи Арагона, называвшего его жизнь «одной из самых странных биографий этого бессмысленного мира», он внезапно, не болея, умер в 1966 году в почтенном возрасте 82 лет. Саломея Андроникова лично вложила в нагрудный карман генеральского мундира его любимую фотографию Максима Горького. Его похороны на русском кладбище в предместье Парижа Сент-Женевьев-де-Буа, где похоронен цвет российской империи, Белого движения и русской культуры, вылились в грандиозную демонстрацию уважения со стороны Франции и французов. Французский полк сопровождал его гроб и отдал ему последние воинские почести.
(Здесь же нашёл своё последнее пристанище и Зиновий Пешков – человек, которого французы считают героем своей страны, но который был забыт в России. В советское время его считали предателем, а единственное полное жизнеописание Пешкова на русском языке («Сын России, генерал Франции») было издано небольшим тиражом в 1989 году и с тех пор ни разу не переиздавалось. Мало кто в России сможет ответить на вопрос, кто такой Зиновий Пешков, во Франции же его помнят до сих пор. «Я искал этот дом, и две француженки подошли и сказали: «Вы, наверное, ищете дом, где жил Зиновий Пешков? Вот, вы правильно стоите – он напротив». Я был поражён, потому что я ни у кого ничего не спрашивал, – вспоминал российский писатель и журналист Виталий Вульф. – Он всегда вызывал невероятный интерес».) Гроб генерала Пешкова зарыли, как он и хотел при жизни, в изножии могилы княгини Оболенской. На надгробном камне, в полном соответствии с завещанием, написано: «Зиновий Пешков, легионер».
Дата: Пятница, 15.01.2021, 04:40 | Сообщение # 423
Группа: Гости
СЛАВА БЕЗУМЦАМ, КОТОРЫЕ ЖИВУТ, КАК БУДТО ОНИ БЕССМЕРТНЫ... ,,Сказочник"
Помните: «Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь». «Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны». «Когда душили его жену, он стоял рядом и всё время повторял: «Ну потерпи, может, обойдётся!» “Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать”. “Лучшее украшение девушки - скромность и прозрачное платьице”. “Бери, не стесняйся. Я при деньгах. У меня как раз вчера был припадок клептомании” «Детей надо баловать - тогда из них вырастают настоящие разбойники”.
Это всё цитаты Евгения Шварца, по которым мы безошибочно узнаём людей нашего культурного кода. Пожалуй, это единственное общее, что осталось у русскоязычного мира. Та, киношная «Золушка», «Обыкновенное чудо», «Дракон», «Снежная королева», «Тень» - всё это Евгений Шварц.
Какой удивительный, самобытный талант был у этого сказочника, пересочинившего известные детские сказки в философские притчи!
Родился в семье, где из каждого «что-нибудь вышло». Отец - талантливый хирург, крестившийся еврей, «человек сильный и простой, пел, играл на скрипке, участвовал в спектаклях, любил быть на виду». Мать — много талантливее, по-русски сложная и замкнутая...
Одна только строчка биографии “в 1916 г. призван в армию” – не сулит лёгкой судьбы. 1917 г. Евгений Шварц – юнкер в Москве. (Сколько из этих мальчишек-юнкеров вообще выживет? - единицы. Это про них, друзей и сослуживцев Шварца, напишет Вертинский: ,,Я не знаю, зачем и кому это нужно, Кто послал их на смерть недрожавшей рукой, Только так беспощадно, так зло и ненужно Опустили их в Вечный Покой!"
А дальше Добровольческая армия, Ледяной поход!.. Тяжёлая контузия при штурме Краснодара, после которой на всю жизнь остался тремор рук и понимание, что один этот факт тянул на неминуемый расстрел. Потом будет разгромлена редакция журнала “Ёж” и “Чиж”, где он работал. Расстрелян его заклятый друг Олейников, и большинство ОБЭРИУтов. Сколько выживет из тех, с кем он встретит блокадную зиму в Ленинграде... ?
Как восхитительно он умел быть вне времени! В голодном 1919 – романтическая любовь, предложение руки и сердца с прыжком в ноябрьский Дон, прямо в пальто и калошах! Возлюбленная оценила, предложение приняла – в итоге Евгений Львович списал со своей первой жены образ Мачехи. А со второй женой, Екатериной Ивановной Зильбер, он проживёт почти 30 лет! Он откажется уезжать в эвакуацию без неё, она будет с ним тушить зажигалки в блокаду «Если убьют, так уж вместе». Ей он посвятит “Обыкновенное чудо” - гимн любви, той самой Хозяйке, любящей сумасбродного Волшебника. «Настоящее счастье, со всем его безумием и горечью, давалось редко. Один раз, если говорить строго» (из дневника Шварца)
Не имея возможности взять с собой из блокадного Ленинграда ничего, кроме машинки, он сожжёт дневники, весь архив, накопившийся за 45 лет жизни! А сколько упомянутых в них друзей и знакомых к тому моменту будут расстреляны!
«Пишу всё, кроме доносов» - немногие в сталинское время могли этим похвастаться.
Помните: “Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?" Этот интеллигентный человек с мягкой улыбкой, робеющий перед служащими и кассирами, обладал тихим, негероическим мужеством. Стеснявшийся получить гонорар, боящийся канцелярий, оказывался удивительно смелым, когда требовали отречься от расстрелянного Олейникова, когда нужна была помощь семье арестованного Заболоцкого. Когда собрание в Ленинградском отделении Союза писателей прорабатывало Зощенко, и тот сказал: "Что вы от меня хотите? Вы хотите, чтобы я сказал, что я согласен с тем, что я подонок, хулиган и трус? А я — русский офицер, награждённый георгиевскими крестами. И я не бегал из осаждённого Ленинграда, как сказано в постановлении — я оставался в нём, дежурил на крыше и гасил зажигательные бомбы, пока меня не вывезли вместе с другими. Моя литературная жизнь окончена. Дайте мне умереть спокойно"... Спустился в зал, в мертвой тишине прошёл между рядами. Д. Гранин вспоминал, что в зале после речи Зощенко стояла гробовая тишина, зааплодировали два человека, один из них - Шварц - аплодировал стоя. Он то же мог бы сказать и о себе... «Не надо размышлять. Это слишком страшно». («Дракон»). Как только Шварц оправится от блокадной дистрофии, закончит «Дракона» (в самый разгар битвы между Колымой и Освенцимом), в эвакуации, в Сталинабаде.
«Уж лучше сказки писать. Правдоподобием не связан, а правды больше». Снова станет вести дневник. Вот про 1937-й: «К этому времени воцарилась во всей стране чума. Как ещё назвать бедствие, поразившее нас? От семей репрессированных шарахались, как от зачумленных. Да и они вскоре исчезали, поражённые той же страшной заразой. Ночью по песчаным, трудным для проезда улицам Разлива медленно пробирались, как чумные повозки за трупами, машины из города за местными и приезжими жителями, забирать их туда, откуда не возвращаются».
Позади война, уже написан "Дракон", но никуда не делся ужас, только рассеялся туман иллюзий. Человек, прошедший столько ужасов, не выносил печальных историй, даже пропускал моменты любимых книг, подозревая, что они кончатся плохо. «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу» - выговаривает Шварц сочинителям устами Эмилии...
Илья Эренбург охарактеризовал Шварца как «чудесного писателя, нежного к человеку и злого ко всему, что мешает ему жить». Вениамин Каверин называл его «личностью исключительной по иронии, уму, доброте и благородству». Леонид Пантелеев вспоминал: «Я вдруг увидел Шварца вплотную, заглянул ему поглубже в глаза и понял, что он не просто милый, обаятельный человек, не просто добрый малый, а что он человек огромного таланта, человек думающий и страдающий… Был ли он добрым? Да, несомненно, он был человек очень добрый. Но добряком (толстым добряком), каким он мог показаться не очень внимательному наблюдателю, Евгений Львович никогда не был. Он умел сердиться (хотя умел и сдерживать себя). Умел невзлюбить и даже возненавидеть подлеца, нехорошего человека и просто человека, обидевшего его (хотя умел, когда нужно, заставить себя и простить обиду)».
Евгений Львович всю жизнь был окружён друзьями и приятелями, которых притягивал к себе подобно магниту. Многие вспоминали о том, с какой добротой Шварц относился к людям. В 1920-х подбирал беспризорников и с помощью Маршака устраивал в детские дома... Когда был репрессирован Заболоцкий, Шварц, сам постоянно нуждавшийся в деньгах, поддерживал материально жену поэта и двоих его детей... С 1946-го помогал попавшему в опалу Михаилу Зощенко, от которого тогда отвернулись многие... В 1950 году, в разгар «борьбы с формализмом и космополитизмом», из Ленинградского университета выгнали литературоведа, профессора Бориса Эйхенбаума, и Шварц вместе с писателем Михаилом Козаковым (отцом артиста и режиссёра Михаила Козакова), драматургом Израилем Меттером (автором сценария фильма «Ко мне, Мухтар!») приносили безработному учёному сумки с продуктами... Он старался помочь всем, кто в этом нуждался. Евгения Шварца обожали женщины, дети и домашние животные. Лучших доказательств того, что Шварц был хорошим человеком, не придумать. И, хотя это обстоятельство ещё не гарантирует счастья, хороший человек Евгений Шварц прожил очень счастливую жизнь. Он не мог не стать сказочником. Хотя скорее он просто был им с самого начала. Не зря же дети висли на нём гроздьями, где бы он ни появился, задолго до того, как Шварц начал писать сказки. Он умел играть с детьми. Не давя и не унижая, просто быть равным. А ещё он умел разговаривать с животными: в конце сороковых жил у Шварца кот, который не только ходил в туалет на унитаз, но и спускал за собой воду !!!
Друзья, завсегдатаи домов творчества, зубоскалили, что этому и иных членов Союза советских писателей обучить не удаётся. А случайно оказавшийся в гостях у Шварца известный дрессировщик едва не хлопнулся в обморок... и отказывался верить своим глазам, настаивая, что кошки не поддаются такой дрессировке в принципе! Дрессировке, может, и не поддаются, но если попросит сказочник...
Его гениальные сказки очень тяжело пробивали себе дорогу. В 20-х сказки и игрушки были сочтены вредными, педагоги попортили жизнь многим талантливым людям. В 1934 году был написан «Голый король» — при жизни Евгения Львовича так и не был разрешён к постановке... «Тень», поставленная Акимовым в 1940 году, шла с аншлагами несколько месяцев, потом была запрещена... Первая постановка пьесы «Дракон» в 1944 была закрыта после нескольких спектаклей. Шварцу намекали, что переделки смогли бы сделать пьесу проходной — он не стал переделывать... 1954 год. Григорий Козинцев собирается снимать «Дона Кихота». Несколько часов раздумья — есть только один человек, который сможет написать такой сценарий: «Евгений Шварц — единственный писатель, который писал о добре без сентиментальности!». «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут, как будто они бессмертны, - смерть иной раз отступает от них», - написал он в «Обыкновенном чуде»... Здоровье сказочника было, увы, не таким уж сказочным. В августе 1957 года Шварц, перенёсший несколько инфарктов, подвёл итоги своей жизни следующим, совсем неутешительным и несправедливым образом: «Настоящей ответственной книги в прозе так и не сделал. Я мало требовал от людей, но как все подобные люди, мало и давал. Я никого не предал, не оклеветал, даже в самые трудные годы, выгораживал, как мог, попавших в беду. Но это не подвиг. И перебирая свою жизнь, ни на чём не могу успокоиться и порадоваться. Дал ли я кому-нибудь счастья?…». (Е.Шварц. Дневники.) Евгений Львович умер в Ленинграде 15 января 1958-го, в 61 год...
"Меня Господь благословил идти, Брести велел, не думая о цели. Он петь меня благословил в пути, Чтоб спутники мои повеселели. Иду, бреду, но не гляжу вокруг, Чтоб не нарушить божье повеленье, Чтоб не завыть по-волчьи вместо пенья, Чтоб сердца стук не замер в страхе вдруг. Я человек. А даже соловей, Зажмурившись, поёт в глуши своей."
Дата: Четверг, 28.01.2021, 05:15 | Сообщение # 424
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1561
Статус: Offline
За сорок лет, прошедших после смерти Высоцкого, — ощущение, что мы всё о нём знаем. Слышали все песни, смотрели фильмы, читали воспоминания.
И вдруг на 41-м году — бомба: выходит 14 дисков, 285 песен.
Это так называемый архив Мустафиди, первые профессиональные записи Высоцкого, сделанные в 1972–1975 годах. Практически всё, что он написал к тому времени. Прекрасный звук и куча песен, которые, как говорится, не на слуху. Записал и сохранил ихКонстантин Панайотович Мустафиди, друг Высоцкого, радиоинженер.
Мустафиди человек скромный. Интервью даёт редко, воспоминаний не пишет, хотя ему есть о чём рассказать. Сама история их знакомства с Высоцким — предельно экзотична, в ней пересеклись Япония с Кубой... В 1971 году его отправили на Кубу в командировку — строить станцию космической связи. Там же, на Острове свободы, работала Людмила Орлова. Та самая, которая: «Девушка, милая! Снова я». — «Да что вам?» — «Не могу дождаться — жду, дыханье затая…»
В песне она Тома, в жизни Люся, девушка, которая соединяла Высоцкого и Влади по телефону. Она и познакомила Мустафиди с Высоцким.
На Кубе он хорошо заработал. Приехал и купил в валютном магазине «Берёзка» мечту всей жизни — японский магнитофон Aiwa. Стоило это дорого. — Около тысячи чеков. Голубые такие бумажки, с синими полосками, — говорит Мустафиди. — Магнитофон, микрофон и катушка на 500 метров. Если кто знает, это не очень много, поэтому первые записи мы делали в моно, а не стерео, экономили плёнку. В моно её меньше уходит. — А где писали? — Первые разы у меня. У меня была комната — 11 квадратных метров в двухкомнатной квартире с соседкой. Обычно писались днём, когда она была на работе. Первый раз только работали ночью и из-за этого чуть не нарвались на неприятности. Володя приехал часов в двенадцать, после спектакля. Записывали, потом стали слушать, как получилось, и вдруг — милиция в двери. Соседи вызвали: «У вас Высоцкий орёт всю ночь». Ну мы извинились, а милиция очень спокойно отреагировала: «Ладно, ребята, только потише сделайте». — Ни звукоизоляции, ничего…
«Косте — моему другу и крутейшему держателю магнитофонных моих акций с добрыми чувствами. 17 января 1973 г. Высоцкий»
— Когда позже стали писать у него в квартире на Матвеевской, 6, там с изоляцией было уже всё в порядке. К тому времени он купил стереосистему Sony, совершенно шикарную. У меня приятель работал в посольстве Японии, и я попросил его привезти. Это уже профессиональная техника. У меня-то был один микрофон и под голос, и под гитару. А тут всё грамотно: две дорожки — голос, две дорожки — гитара. И плёнка была хорошая, а главное — её много, можно было не экономить. — Сколько дублей уходило на песню? — Он с первого всё писал. Переписывали, ну может быть, одну из пяти, если был сбой какой-то. — Ваш или его? — Нет, технический. Он не ошибался практически никогда, приходил стопроцентно готовый, каждый звук уже отработан. Да, конечно, редактировал, менял что-то, но делал это заранее, к моменту записи все варианты у него в голове уже утряслись, полуфабрикаты он никогда в народ не пускал. Крайне редко что-то ему не нравилось. Говорил: «Стоп, стирай, давай ещё раз запишем». Высоцкий работал, что в студии, что не в студии, всегда одинаково хорошо, он в этом смысле был человек дисциплинированный, за своё исполнение отвечал. — Сколько времени длилась сессия? — Часа два. За это время успевали записать приблизительно десять песен. Начинали бодренько, но к концу он был уже выжатый, уставал, как после концерта. На одну только «Охоту на волков» сколько сил уходило! Да и другие песни очень серьёзные. — А как это внешне выглядело? Сидит человек перед микрофоном, на стуле бумажка с текстом… — Нет, никаких бумажек, всё в голове. У него же актёрская память. Не помню случая, чтобы он забыл текст. — Писали всё подряд или у него был какой-то план? — Идея была простая: записать как можно больше хороших песен. Но план был, конечно. Он заранее определял, что мы будем писать. Я говорил: «Слушай, мне эта вот нравится…» — «Нет, — говорит, — это потом как-нибудь». — «А эту?» — «И эту ещё успеем». То есть были приоритеты.
«Нат Пинкертон — вот с детства мой кумир…»
Встречались один-два раза в неделю, работали быстро, но где-то к 1976 году я почувствовал, что началось торможение. Ему было всё тяжелее. Съёмки, спектакли. И он уже был сильно болен к тому моменту. По этой причине, собственно, мы и перестали писать.
— Записывался трезвый? — Только трезвый. Вы что, первая профессиональная запись! Он очень серьёзно к этому относился. Володя вообще крайне редко выпивал при друзьях, старался в такие моменты слинять куда-то. Лично я его в сильном поддатии и не видел, у него для этого были другие люди. Моряки из Одессы, капитаны всякие... Когда начинались срывы, он старался отойти от людей, с которыми близко общался. Мать, отец, ребята не должны были видеть эту сторону его жизни. — Получается, ему стыдно было? — Уж не знаю, стыдно, не стыдно, но просто это не та компания. — Что с этими катушками было дальше? — Оригиналы оставались у меня, копии шли в народ.
Котировались они необычайно высоко, вот только один пример:они с Мариной хотели вступить в жилищный кооператив на Малой Грузинской, но их не брали, придумывая всякие отговорки. Он и говорит: «Слушай, запиши катушку одну, мы завтра идём к Промыслову, председателю Моссовета». Я записал, и всё — вопрос с кооперативом был снят, они получили квартиру... Это потрясающе! Записи были всё равно что валюта, с их помощью можно было даже жилищный вопрос решить. Когда Володи не стало, Марина сказала мне: «Ты отвечаешь за плёнки». Вот я все эти годы и отвечал. — А почему только сейчас они всплыли? — Всплывали и раньше на компакт-дисках ограниченным тиражом. И далеко не в таком полном виде. А сейчас их отреставрировали в Германии на современной аппаратуре, подчистили, привели в порядок. Мы посоветовались с наследниками и решили выпустить наконец коллекцию в общий доступ. Она и в интернете присутствует... — Вижу в коллекции ряд довольно редких вещей: «Розовый восход», «Золотая середина», «Мы вместе грабили одну и ту же хату»… А есть какие-то неизвестные песни? — Совсем уж неизвестных в этой подборке нет. Но ведь ею архив Высоцкого не исчерпывается. До сих пор ещё не издано многое. — То есть нас ещё ждут сюрпризы? — Возможно. Это решают наследники. — Вы кого-нибудь записывали после Высоцкого? — Нет, никого. Хуже я не хотел, а лучше никого не было…
Благом или вредом обернулась денежная реформа 1961 года для страны
Было дело, я, простой советский первоклассник, в одночасье вдруг разбогател. В ДЕСЯТЬраз. Случилось это ровно 60 лет назад, в январе 1961-го. «Старые» советские деньги тогда обменивали на «новые» в соотношении 10:1. В такой же пропорции понизили зарплаты, пенсии, стипендии, вклады в сберкассах, цены в магазинах и т.д. Взамен старых купюр, монет выпустили новые. Но… медяки прошлых лет по 1, 2, 3 копейки принимали в магазинах по старому номиналу. Таких монет у меня набралось рублей на 5. Откуда? Выигрывал в «пристенок», «решку» и другие популярные тогда в СССР дворовые игры в монетки... Когда грянула денежная реформа, коробок спичек, стоивший 10 копеек, подешевел в десять раз! А спички деревенскому пацану – самое то! Набивай серой «поджигу» (самодельный пистолет) и стреляй. На свой копеечный «капитал» благодаря реформе я вместо 50 мог купить уже 500 коробков спичек. Но быстро растранжирил свалившееся богатство. На те же спички, пряники, конфеты… В 1992-м на эту тему вышла комедия «Менялы» с Владимиром Ильиным в главной роли. В канун реформы подпольный советский миллионер (были и такие!) выдал двум подручным 60 тысяч старых бумажных рублей и отправил на машине скупать у народа медяки. Рассчитывая на десятикратную прибыль. В пути с «менялами» происходят всякие комические ситуации… На самом деле стране было не до смеха. Удача-то от реформы улыбнулась лишь девчонкам и мальчишкам, типа меня, имевшим в копилках копейки, двушки, трынки … Но то детское «богатство» быстро улетучилось. Со взрослыми случилось иначе. О реформе партия и правительство объявили за 8 месяцев до старта. Народ ломанулся тратить старые деньги, инстинктивно понимая, что власть обманет. Кто покупал золото, кто пару-тройку велосипедов, швейных машин, патефонов, водку ящиками…
Это самая загадочная денежная реформа России. До сих пор о ней ходят разные толки. Одни называют её очередным ударом Хрущева по покойному Сталину. Дескать, после разоблачения «культа личности» Никита не знал, как ещё лягнуть побольнее вождя, перед которым при жизни раболепствовал. Вот, мол, и решил отменить сталинские деньги, введённые в ходе денежной реформы 1947 года. Хотя им было всего 13 лет от роду. Как говорили в народе, заменил «сталинские портянки» (купюры большого размера) на «хрущевские фантики» (маленькие купюры). Другие историки и экономисты утверждают, что это была чисто техническая деноминация. Для упрощения расчётов в экономике. «В целях облегчения денежного обращения и придания большей полноценности советским деньгам», как утверждали партия и правительство. Для этого, мол, и убрали один нолик. Всего делов-то… Но почему тогда в мае 1960 года, сразу после постановления Совета Министров СССР № 470 «Об изменении масштаба цен и замене ныне обращающихся денег новыми деньгами» ушёл в отставку легендарный сталинский министр финансов Арсений Зверев, возглавивший ведомство ещё в 1938-м?! Уж он-то на деньгах собаку съел. Была, была одна странность в той «деноминации». Официальный курс доллара США до реформы был 4 рубля. В 1961-м бакс должен был стоить 40 копеек. А стал – внимание! – 90 коп. То есть, изменили его не в 10 раз, как зарплаты, пенсии, стипендии, государственные цены, а всего в 4.44 раза. Точно в таком же масштабе изменили и золотое обеспечение рубля. Но большинство советских людей эту «странность» не заметило. Доллары в народе официально не ходили, да и рубли на золото не меняли.
- Так что же на самом деле стояло за этой реформой?- поинтересовался я у научного руководителя Института проблем глобализации, доктора экономических наук Михаила ДЕЛЯГИНА, постоянного автора радио «Комсомольская правда». - Напомню, в 1998 году в России также проводили деноминацию. Номинал купюр (и масштаб цен, доходов) сократили в тысячу раз. Убрав целых три нуля. Но это была не реформа, а техническое изменение, простое приспособление к возросшему масштабу цен. В 1961-м же «срезание одного нуля» и введение новых купюр стало лишь маскировкой девальвации рубля в 2,25 раза по отношению к золоту и доллару. Главная причина реформы – отказ Хрущева от курса Сталина на объединение незападного мира в единую экономическую зону, как минимум, на равных конкурирующую с США и их союзниками. - Поподробнее, пожалуйста. - Все наслышаны про «холодную войну», «железный занавес». Но мало кто помнит, что после Второй мировой Сталин решил создать экономический союз государств, противостоящих диктату торговых и финансовых структур США. Фактически новую мировую валютную систему, альтернативную доллару. Идею поддержали не только соцстраны Восточной Европы и так называемые «развивающиеся», но и Китай, Австрия, Ирландия, Исландия, Швеция, Финляндия... В 1952 г. в Москве прошло международное экономическое совещание на эту тему. Участвовало 49 государств. На Бреттон-Вудской конференции 1944 г. в Штатах, где доллар назначили главной мировой валютой, приняло участие 44 страны... Ещё неизвестно, каким был бы мир сейчас, НО ... Сталин успел сделать лишь первый шаг – создать СЭВ... Хрущев решил ориентироваться на американскую валюту. Это делало ненужным сильный рубль 47-го года, нацеленный на привлечение капиталов и технологий. Поэтому в 1961-м его сознательно девальвировали для стимулирования экспорта и внутреннего производства. Из-за слабого рубля импортные товары в СССР подорожали, именно поэтому финансовый зубр, министр Зверев отказался участвовать в хрущёвской авантюре и ушёл в 60 лет на пенсию... Понимал человек, чем аукнется стране и миру та авантюрная реформа.
В 1960-м было принято решение о масштабном экспорте нефти в соцстраны. Что дарило нашим братьям по соцлагерю прибыли от переработки «чёрного золота». Но экспорт сырой нефти был возможен только при девальвации рубля. - Ну да, это традиционная песня властей. Мол, чем сильнее доллар, тем больше рублей казна получит от продажи углеводородов за границу. - Денежная реформа 1961 года, сознательно ослабившая рубль по отношению к доллару и золоту в 2.25 раза, и обеспечила сырьевую ориентацию нашей экономики, а затем и политики. Доллар тогда всё ещё обеспечивался золотом. - Так это Никита Сергеевич, а не Леонид Ильич, подсадил СССР на нефтяную иглу? -Именно так.Сначала экспортировали чёрное золото в соцстраны, а потом – на Запад. Вместе с газом. - После войны ежегодно в марте снижали цены на многие товары. Недаром Высоцкий пел: «Было дело, и цены снижали». При Хрущеве же их стали повышать. И деноминация, вроде бы, должна была это маскировать. Подумаешь, товары подорожали на копейки. Не на рубли же! - Рост цен госторговли при деноминации, кроме импорта и предметов роскоши, сводился вначале к округлению новых цен при переводе со старых в бОльшую сторону: от 0,5 копейки и более округляли до 1 копейки, вроде мелочь, но в масштабах страны набегала приличная сумма. Главная же проблема - сам экономический механизм в СССР кардинально изменился. Поскольку Хрущев не сознавал значимости рынка... - Что вы говорите, Михаил Геннадьевич?! Рынок в стране был уничтожен вместе с ленинским НЭПом. -Но был ещё неонэп. Начало ему положило восстание в ивановском городе Вичуга в апреле 1932 года. После снижения месячных норм выдачи хлеба по карточкам с 12 до 8 кг для рабочих и с 8 до 4 кг для иждивенцев. 133 грамма хлеба в сутки – нормы на уровне худшего периода блокады Ленинграда! Местные рабочие, в основном, ткачи, захватили город, включая здание ОГПУ. Милиция, чекисты бежали. По примеру Вичуги взбунтовались ткачи в соседних городках. Начался «голодный марш» на областной центр Иваново-Вознесенск, один из революционных символов страны. Во время революции 1905 года здесь появился первый в России Совет. Разбираться с бунтовщиками Кремль отправил секретаря ЦК ВКП (б) Лазаря Кагановича, руководившего тогда Московской областью. - Всех бунтовщиков, разумеется, перестреляли! - Стрелять в рабочих стали как раз при «гуманисте» Хрущеве после его реформы. Каганович пообщался с рабочими, выслушал все их требования. Приказал восстановить прежние карточные нормы хлеба. Разрешил создать пригородные подсобные хозяйства при местных фабриках, рабочим обещал выделить землю под огороды. А главное - позволил открыть в Вичуге «советский базар».Колхозный рынок. Власть в городе и области полностью заменили, революционный символ Иваново-Вознесенск переименовали в Иваново. После возвращения Кагановича в Москву в кратчайшие сроки по всему СССР были открыты «колхозные рынки» с минимальным налогообложением и свободой ценообразования. Где колхозники и просто частники могли спокойно торговать хлебом, мясом и другими продуктами. В Москве первый такой рынок, Тишинский, открыли уже через неделю после вичугского восстания. Так решалась в СССР продовольственная проблема. Ту историю и назвали неонэпом.
В 1961году, после девальвации рубля относительно золота в 2,25 раза, выяснилось, что рыночный сегмент экономики ориентировался не на сам рубль, а на его золотое обеспечение. В результате цены колхозных рынков в 1961 году снизились не в 10 раз, как полагалось согласно постановлению партии и правительства, а, в среднем, лишь в 4,5 раза. Что наглядно отразило обесценивание рубля по отношению к золоту. В декабре 1960 года 1 кг картофеля стоил в госторговле 1 руб., а на рынке от 75 коп. до 1,3 руб. (в зависимости от качества картошки и региона). После реформы его цена в госторговле составила положенные 10 коп., а на рынке в среднем 33 коп! Так рыночные цены впервые с 1950 года значительно превысили государственные. Возникновение двухуровневой системы цен породило системный переток товаров из государственной торговли в частную. А колхозы и вовсе перестали продавать свою продукцию государству, направляя её на рынки. Это и создало в госторговле постоянный дефицит ... ...лучшие товары продавались на колхозных рынках, худшие – в магазинах. - Этому способствовали директора магазинов и вышестоящее торговое начальство. Они сплавляли лучшие товары на рынок, получая от торговцев деньги на выполнение плана и сверху - мзду. - Ориентация рыночных цен на золото, а не на решения «партии и правительства», показала номенклатуре второй, рыночный центр власти, не подчиняющийся ей. Ответом Хрущева стало укрупнение колхозов и перевод их в совхозы, которые не могли продавать продукцию на рынках, а были обязаны всю сдавать государству. Удушение налогами подсобных хозяйств граждан... -Мои земляки рассказывали, как приходилось из-за высоких налогов вырубать прекрасные сады, забивать скотину. Огороды у нас в деревне урезали более чем втрое. Вообще хотели отобрать... - Рыночный сектор экономики был подорван. Это усугубило дефицит и вызвало новый виток цен. (После отставки Хрущева Косыгину удалось сблизить разрыв между ценами рынков и магазинов, хотя рынки остались дороже, а разница в качестве продуктов была шокирующей). Для сокращения зияющего разрыва между рынками и магазинами 31 мая 1962 года вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О повышении цен на мясомолочные продукты». Разумеется, «по просьбам трудящихся»! Но это решение лишь подтолкнуло цены на рынках вверх, сделав их недоступными для огромной части трудящихся. Результат - массовые протесты. Только «крупных народных выступлений» в 1961-1964 годах при Хрущеве было зарегистрировано 11. Для подавления 8 из них пришлось применять оружие. Наиболее известна трагедия в Новочеркасске Ростовской области: в начале июня 1962 года, сразу после постановления о повышении цен, здешние рабочие устроили голодный бунт. В отличие от вичугских событий тридцатилетней давности, выступление было жестоко подавлено. По личному приказу «демократа» Хрущева, хотя секретарь ЦК Фрол Козлов предлагал решить вопрос в Новочеркасске мирно... 24 человека были убиты, 70 получили тяжёлые огнестрельные ранения, – и это только по официальным данным. Уже в августе 62-го спешно состоялся суд. Семерых «зачинщиков» расстреляли. Более сотни получили срока от 2 до 15 лет. Новочеркасская трагедия была строго засекречена, в печати о ней не упоминалось. Лишь в 1996-м все осужденные были реабилитированы. -Вот чем аукнулась «простая деноминация», когда с денег убрали один лишь нолик... - Печальный итог хрущёвской денежной реформы: власть превратила рыночный сектор экономики, бывший до 1961 года производящим, в основном, в спекулятивный, а сама реформа стала катализатором возникновения устойчивого дефицита. - Излюбленной темы Райкина, Жванецкого и других советских юмористов той поры. - Дефицит дискредитировал советскую власть в глазах граждан и стал одним из ключевых факторов краха СССР. Как и нефтяная игла, на которую «дорогой Никита Сергеевич» подсадил страну.
Дата: Пятница, 19.02.2021, 08:43 | Сообщение # 426
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 299
Статус: Offline
16 февраля, во вторник, из жизни ушёл изобретатель дефибриллятора и лауреат Нобелевской премии мира Бернард Лаун. Ему было 99 лет. Внучка кардиолога Ариэль Лаун Левитон рассказала, что незадолго до смерти у него начались осложнения, вызванные хронической сердечной недостаточностью, и развилась пневмония.
Бернард Лаун родился 7 июня 1921 г. в Литве в еврейской семье. В 1935 году эмигрировал в США, где спустя десять лет получил степень доктора медицины в Медицинском университете имени Джона Хопкинса. Был пионером в разработке дефибриллятора постоянного тока – нынешнего стандарта проведения сердечной реанимации. Доктор Бернард Лаун (при рождении Борух Лац) прожил 99 лет. В этом феврале на сотом году жизни он ушёл в лучший мир. В тот, куда уходят лучшие. Лоун - я так пишу его фамилию «Лаун», потому что первая книга этого доктора, которую я прочитала давным-давно, была под таким именем - Бернард Лоун. А книга назвалась «Утерянное искусство врачевания». Я часто писала об этом докторе, которого коллеги обвинили однажды в колдовстве; это в наше время. Уважаемые доктора заподозрили, что кардиолог Бернард Лаун даёт пациентам веселящие зелья. Или магию применяет. Потому что мрачные, опустошенные, ожидающие смерти со дня на день больные начинали улыбаться, розоветь и выздоравливать после разговоров с этим гениальным врачом. Нет, он, конечно, лечил «сердечников». И дефибриллятор он изобрёл. И он следовал протоколу лечения, а как же! Но ещё он понял, что слова могут убить. А могут исцелить. И врач лечит словами не в меньшей степени, чем лекарствами и операциями. Именно доктор Лаун описал случай, когда после звонка токсичной злой матери скоропостижно скончался пациент, который шёл на поправку. Как будто его прокляла злая фея… Он описал случай, когда хороший врач сказал при пациентке плохой диагноз, - и женщина моментально погибла без видимых причин. Он описал старичка, который переписал свою аптеку на зятя, а потом боялся вставать и ходить - зятю мешали звуки шагов пожилого человека. И старичок чуть не погиб, сердце его было разбито…
Это он, доктор Лаун, дал пациенту расписку, что тот проживёт ещё пять лет. Безнадёжному пациенту. От безнадёжности. И этот пациент прожил пять лет, обзавёлся семьей, и снова пришёл за распиской. И стал жить дальше; как не жить, если доктор расписку дал? Это гарантия!.. Доктор Лаун понял, что наше сердце разбивают злые слова и мучительные отношения. Причина таких болезней - в эмоциональном окружении пациента. И для исцеления надо сначала защитить человека от токсичных влияний! Он и сам защищал. Даже писал письма родственникам, которые обижали больных. Такой вот был странный этот доктор Лаун. Именно он разрешил перенёсшим инфаркт пациентам шевелиться и двигаться. До этого их заставляли лежать неподвижно, - и они погибали чаще от плохих мыслей, от страха и беспомощной обездвиженности. Он попросту запретил пациентам разговаривать по телефону – тогда сотовых не было. И посещать больных разрешал только тем родственникам, с которыми у пациента были хорошие отношения. И люди выздоравливали, благодарили доктора, а потом ему вообще Нобелевскую премию дали – за разработанную операцию на сердце. А надо было ещё одну дать – вот за это открытие, которое подтверждается самой жизнью. Он спас тысячи жизней, этот доктор Лаун. И ещё он написал о тайных праведниках, которых прислали в этот мир с определённой миссией - сделать его лучше. Это уж совсем мистика, не так ли? Но это правда. И одним из таких особенных людей был сам доктор Бернард Лоун. Или - Лаун. Великий доктор, напомнивший об утерянном искусстве врачевания словом. Он ушёл на сотом году жизни. И мне его будет не хватать, как ни странно. Такие люди словно всегда рядом и всегда поддерживают нас одним фактом своего существования. Что бы мы без них делали? Без этих специально посланных в этот жестокий мир людей…
Парашютно-десантная бригада — одна из лучших в израильской армии, служить здесь — мечта многих призывников. Интересно, что её создание в 1950-х предвосхитил вовсе не израильтянин, и даже не еврей, хотя в Израиле этого человека знали под вполне характерным именем Давид Аппель. На самом деле его звалиТом Дерек Боудени был он чистокровным британцем, кадровым офицером вооружённых сил Её Величества.
Тем не менее, в историю Том вошёл как участник Войны за независимость Израиля, воюя бок о бок с евреями в Латруне и Галилее. И вовсе не случайно тогдашний главком ВВС и будущий глава Генштаба ЦАХАЛа Хаим Ласков в 1949-м именно Боудену поручил создать и возглавить первую в стране парашютную школу, где он стал и командиром, и главным инструктором, здесь составил первую учебную программу подразделения, которую перевела на иврит секретарша Боудена, репатриантка из Германии Хава Хейльбрунер. Мало того, Том организовал поставку из Великобритании необходимого для десантников снаряжения.
Почему британский офицер, у которого не было ни капли еврейской крови, решил сражаться за чужую страну? Том был седьмым ребенком в состоятельной семье из южного Лондона. Бросил школу в пятнадцать лет, в семнадцать был призван в армию, зачислен в шотландский кавалерийский корпус и отправлен в Палестину, находившуюся тогда под британским мандатом.
Одним из его командиров оказался легендарный Орд Вингейт — британский офицер, симпатизировавший евреям и создавший специальные ночные отряды «Хаганы». Понравились евреи Палестины и юному Боудену. «Они были, как поселенцы на Диком Западе, я полюбил их историю и эту землю», — вспоминал англичанин.
Вскоре началась Вторая мировая, а с ней и рейды британцев из Палестины на территорию соседней Сирии, контролируемой французским профашистским правительством Виши. В одной из таких вылазок Боуден был тяжело ранен в ногу, а его напарник — сержант Моше Даян — лишился в том боюглаза (пуля снайпера попала в бинокль будущего национального героя Израиля). «Я любил его, он был отличным парнем», — рассказывал Том много лет спустя. Боуден долго лечился в Иерусалиме, а затем ещё три месяца восстанавливался в Тель-Авиве, где жил в доме семейства Аппель, фамилию которой взял в качестве псевдонима. Зимой 1942-го он переводится в парашютную часть, расквартированную в Египте, близ Суэцкого канала. После высадки англо-американских сил в Италии принимает участие в боях на Сицилии, а в день D — 6 июня 1944 года — Том был среди десантников, штурмовавших немецкие позиции в Нормандии.
В сентябре того же года его сбрасывают над Нидерландами — битва за Арнем стала частью одной из крупнейших десантных операций союзников, к сожалению, неудачной. Британцы высадились слишком далеко от мостов через Рейн, которые должны были захватить, и почти все оказались в немецком плену. Боудена отправляют в лагерь для военнопленных под Ганновером, откуда он бежит. Его ловят и возвращают в тот же лагерь, после чего обыскивают и находят письма на иврите от еврейских друзей из Палестины. На этом фоне побег становится мелкой шалостью. Бывший до этого предельно корректным офицер СС резко меняет тон и обещает показать англичанину, как нацисты поступают с евреями... Обещание эсэсовец сдержал: Боудена депортировали в концлагерь Берген-Бельзен.
В это время в лагере бушевала эпидемия тифа и Тома определили в команду, собиравшую трупы и свозившую их к общей яме. Впрочем, через месяц британца вернули в Ганновер, где он и встретил освобождение.
После войны Боуден недолго работал инструктором в Югославии, но не упускал из виду Палестину, где в 1948-м провозгласили еврейское государство. Увидев, как Израиль вынужден сражаться с армиями пяти арабских стран, Том направился на выручку к старым друзьям. «Я подумал, что мне нужно быть там, если мы не хотим повторения Берген-Бельзена, — вспоминал он. — Я хотел помочь евреям и стать частью того, что начал сам Бог — участвовать в возрождении еврейского государства — впервые за две тысячи лет».
Из Югославии через Кипр он добирается до Хайфы, где из Тома Боудена превращается в капитана Давида Аппеля. Защищая в составе 7-й бригады дорогу Тель-Авив — Иерусалим, он снова встречается с узниками концлагерей, на сей раз с оружием в руках отстаивающих независимость своей страны. Интересно, что бригада противостояла трансиорданскому Арабскому легиону, созданному и обученному британскими офицерами, возможно вчерашними сослуживцами Тома. Как мы говорили, после Войны за независимость Том/Давид основал школу для парашютистов, а в 1949-м покинул Израиль и в качестве британского офицера получил назначение в Южный Йемен, бывший тогда колонией Великобритании. Вскоре к Боудену приехала его израильская секретарша — Хава, они поженились, и здесь же — в Адене — у пары родился первый из их четырёх детей. Впоследствии супруги разошлись, но навсегда сохранили дружеские отношения и когда в 2003 году Хава умерла, Том был среди провожавших её в последний пусть...
Но всё это было потом. А тогда — в 1950-м — англичанин с семьёй вернулся в Британию и занялся фермерским хозяйством. Несколько лет спустя его израильские «кадеты» стали костяком знаменитой 35-й парашютной бригады. Среди её командиров были Ариэль Шарон и Рафаэль Эйтан, Дан Шомрон и Ицхак Мордехай, Моше Яалон и Бени Ганц — все они впоследствии занимали пост главы Генштаба или министра обороны.
Том пристально следил за событиями в Израиле и регулярно посещал страну, подгоняя свой визит под День независимости. Он любил встречаться со старыми друзьями, среди которых был и Эзер Вайцман — в 1949-м — командир 101-й эскадрильи, потом главком ВВС Израиля, а в последние годы жизни — президент страны.
Основатель первой в Израиле парашютной школы скончался в 2019-м в возрасте 98 лет. На его похороны в церкви Сент-Эндрюс прибыли посол Израиля в Великобритании Марк Регев, израильский военный атташе и капеллан британской армии раввин Рубен Ливингстон.
«Том смело сражался ради победы над нацистами и возрождения еврейского государства,— подчеркнул Марк Регев. —Израиль всегда будет хранить память о нём».
Вениамин Чернухин, специально для «Хадашот»
Сообщение отредактировал Златалина - Среда, 03.03.2021, 17:25
Дата: Вторник, 09.03.2021, 19:58 | Сообщение # 428
настоящий друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 683
Статус: Offline
Еврейский мальчик. Одиночество
Разве мог он представить в те адовы дни, что пройдут годы – и как раз на месте сожжённого гитлеровцами родительского дома и других соседских домов построят здание Белорусского художественного музея и будут там его картины... На стене его мастерской я прочёл: «Тот, кто не помнит прошлого, осужден пережить его вновь». И стало еще понятнее, почему он создал пронзительную серию офортов под названием: «Чтобы люди не забыли»... (Теперь, когда празднуется День Независимости Израиля, демонстранты носят по улицам американских, европейских и израильских городов сильно увеличенные репродукции с этих офортов – в память о Катастрофе. И конкурс на сооружение скульптурного комплекса о Холокосте когда-то тоже выиграл... живописец Клионский). Он работал исступленно, но чиновников от искусства это только раздражало. Его картины в л а с т ь откровенно игнорировала. И тогда художник сделал выбор... *** ПОЧЕМУ, как он сам объясняет, решил «свалить»? По двум причинам. Во-первых, став художником, вынужден был вступить на тот путь, по которому шло всё советское искусство, – путь без поиска, без всякого намёка на какой-то эксперимент. С тоскою ощущал себя как бы трубой в огромном оркестре, а ведь ему хотелось петь свои песни, выражать себя и только себя! Вот и отправился в страну, где смог начать новый путь – к с а м о м у с е б е... Ну и вторая причина – обыкновенный, рядовой, так сказать, антисемитизм: не мог вечно чувствовать себя человеком второго сорта; не мог смириться с тем, что какая-то посредственность – только потому, что с «пятым пунктом» там всё в порядке, – имеет право, по своему положению в обществе, всегда быть выше его. Противно...
Кстати, выставки его картин во многих уголках Земли уже имели шумный успех, но самого Клионского никуда не выпускали и выставляться в родном отечестве не позволяли. Например, ещё в 1961-м приехал из Лондона мистер Эстрик, увидел работы Клионского и попросил, чтобы двадцать шесть из них ему позволили показать на Западе. Получив разрешение, первым делом в Лондоне, в «Гросвенор галери», организовал совместную выставку «двух Марков» – Клионского и Шагала... Затем – Париж, Нью-Йорк, Африка, Австралия, Новая Зеландия, Цейлон... В Риме эту экспозицию торжественно открывал сам тогдашний глава Верховного Совета СССР Подгорный, но присутствовать на торжестве автору опять-таки не полагалось... «Портрет папы Иннокентия X», гениально написанный Веласкесом, Марк с чёрно-белой фотографии копировал раз двадцать, мечтал увидеть оригинал – там, в Риме, в галерее «Дориа-Памфили», но в Италию его не выпускали. Правда, однажды Союз художников наконец дал разрешение на двухмесячную поездку, однако тут же нашлись бдительные люди из известного дома на Литейном, которые сказали: «Нельзя. В Италии – красивые женщины». Марк возражал: «Мне это не опасно, потому что у меня самого красивая жена, которую очень люблю, и дочек нежно люблю тоже...» Увы, не убедил... И в Испанию, якобы по той же причине, не выпустили тоже...
Однако после всех мытарств, после постоянного общения с «опекуном» из КГБ от родной земли отрывал себя с болью, с кровью... А тут ещё таможенники устроили издевательство: за каждую картину, которую хотел взять с собой, потребовали дикую сумму, даже – за его детские рисунки. Спасибо людям: дали взаймы. Но на всё денег, конечно, не хватило. Пришлось многие холсты самому резать ножом и куски раздавать приятелям, на память...
*** ПЕРВЫМ ощущением от Вены было: «С в о б о д е н! Никому, кроме семьи, ничем не обязан! Ни от кого не завишу!» И главное: теперь как художник СВОБОДЕН ВЫРАЖАТЬ СОБСТВЕННУЮ БОЛЬ... Вскоре, уже в Риме, получил заказ на портрет папы Павла VI – так оказался в Ватикане. Особенно вспоминает одну ночь в Венеции. Марк пришёл на площадь Святого Марка, где играли оркестры, где танцевали люди, куда долетали песни гондольеров. Он лег на теплые плиты перед Палаццо Дожей, и слушал эту музыку, и смотрел в небо, полное звезд, и обливался слезами от счастья...
Ну а в Нью-Йорке, у трапа, его ждали... телерепортёры. Это ошеломило: ведь не привык считать себя знаменитым. Уже назавтра его останавливали на улице, звонили, скоро появились первые заказы. Даже один из Ротшильдов как-то пожаловал... Поселились сначала в Квинсе, и там, в крохотной студии, написал около шестидесяти картин для первой выставки на Мэдисон-авеню. Он понимал, что в этом Новом Свете должен найти с в о ё место – честное, достойное. Поэтому вкалывал как вол. За всю свою жизнь в СССР не сделал и десятой части того, что за первые десять лет в Штатах...
Ну, например, серия, выполненная как бы в сюрреалистической манере, которую, впрочем, кое-кто из критиков называет «неореализмом», – это для Марка было невероятно интересным: как полёт во что-то, совсем не известное. Открывала эту серию картина «Исход»: она – и о трагизме исхода евреев из России; и о собственной боли, с которой покидал родину; и о том, что земля отцов дорога художнику – без всякой политики, без всякого национализма, еврейского, русского, а просто тем, что она – родная... О той, первой его здесь выставке, «Нью-Йорк таймс» писала: «Это – совмещение русской и американской культур...»
А потом начал опять приходить к тому, с чем уехал из России: именно в родной, реалистической манере сделал около пятидесяти картин об американской жизни – по сути, это смесь русской жанра с американской почвой...
А затем ему показалось, что на родине ожидается что-то интересное, новое, и написал большой холст, своеобразный триптих: «Россия беременна». Чувствовал: там что-то должно родиться! И действительно: началась Перестройка. Эта картина положила начало новой, «российской» серии... Как-то приютил у себя на неделю одну русскую бабку. Развернула она хлебушек, «бородинский». Поели. Остался кусочек, она его – снова бережно в тряпочку. Художника это жутко тронуло. Несколько дней потом писал её портрет – и получилась картина, тоже триптих: «Мы – не рабы».
Следующие холсты этой серии (например – «Кому поведаем печаль свою?») выполнены уже в несколько иной, более усложнённой форме. Пояснил: – Мне кажется, таким образом можно более остро выразить мою идею. Очень хочу показать американцам мою Россию, сердце по которой болит днём и ночью... В «Галерее Арманда Хаммера», на 57-й стрит, среди работ Клионского много великолепных портретов. Портретист, известнейший не только в Штатах, он, например, при мне получил письмо от президента Мексики – с просьбой запечатлеть свою персону. Конечно, среди «моделей» – люди, в первую очередь, знаменитые и богатые. Но часто, для себя, Клионский писал не богатых, а ...интересных. К примеру, Гаррисон Солсбери – один из самых мудрых знатоков искусства в мире (кстати, он приходил к Марку ещё в ленинградскую мастерскую); или его коллега Джон Рассел; или – митрополит Ириней, первоиерарх Православной Церкви в Америке; или – философ Эли Визель; или – Виктор Хаммер, брат Арманда, владелец картинной галереи... Между прочим, портрет миллионера Арманда Хаммера писал не по своей инициативе, а по его просьбе и, если приглядеться, вовсе ему не польстил: сделал его типичным Шейлоком... Вообще богачей не очень щадил. Не мог изображать сладкие лица. Писал, что чувствовал...
Однажды узнал о человеке, который во время войны выкупал узников из Освенцима: за 250 миллионов долларов спас тысячи жизней! Его имя – Вильям Розенволд. Написал ему: «Мечтаю сделать Ваш портрет». Ответ, переданный через адвоката, состоял из нескольких условий. Главное: «Согласен позировать только два раза по двадцать минут». Так, всего за сорок минут, был написан маслом большой портрет хорошего человека...
А Голда Меир уделила художнику полтора часа. Клионскому было важно показать на холсте не только премьер-министра, но и усталую, много пережившую, заботливую мать многострадального народа. Во время сеанса привёл ей фразу из Библии: «Если не я – себе, то кто – мне? Если не сейчас, то – когда?» Она улыбнулась: – К этому можно ещё добавить: «Если я – только для себя, то – кто я?»
Голда Меир
***
У НЕГО – выставки были по всему миру. О нём сняты фильмы... Считает, что Ирочку дал ему Б-г. Пришёл однажды на Моховую, в Театральный институт, и увидел там её – дивную, неземную... Сказал: «Хочу писать ваш портрет»... Потом бродили по городу – это была их первая белая ночь... Она стала его женой, его Музой. И дочери – Наденька, Леночка – тоже его музы: все они – в его картинах. Сейчас Надя – художник, а Лена – известный музыкант, пианистка, гастролирует по всему миру, выступала и на невском берегу, в Большом зале Филармонии...
***
ОКАЗАВШИСЬ в Нью-Йорке, позвонил ему, и Марк встретил гостя из Питера на Бродвее, в своей пятисотметровой квартире. Потом, после долгих разговоров, уже ночью, он вёз меня на своей «Ауди» по Манхэттену и при этом задушевно пел: «По бугоркам, по тихим косогорам плывёт, качаясь, круглая луна...». И вдруг – грустно: – Тут есть одно местечко... Когда едешь по Парк-авеню, то попадаешь на один мостик, который очень напоминает тот, что в Питере, через Лебяжью канавку. Всегда жду, что вот сейчас машина спустится с мостика – и тряхонёт, и словно вспорхнёшь – как там, на набережной Невы. Но, увы, такое не происходит никогда...
*** БЫЛА слякотная ленинградская зима самого начала 70-х. Клионский лежал с температурой. Вдруг кто-то пришёл в гости и в разговоре, между прочим, сказал, что Паша Луспекаев, замечательный артист БДТ, погибает: с ногами – беда, гангрена. «Есть, говорят, одно лекарство, в Голландии, вот его название, но как достать?» – развёл руками гость. Марк молча встал, оделся, взял все деньги, что были дома, и поехал в аэропорт... Разыскав в Москве представительство голландской авиакомпании – КЛМ, обратился к господину Бултхаузу: «Друг умирает. Очень нужно вот это лекарство». – «Какой валютой будете платить?» – «У меня в международном банке есть счёт за выставку в Лондоне. Переведу». – «Хорошо. Сейчас свяжусь с Гаагой. Зайдите часа через три...» Поехал в банк, а там: «Нет, выдать доллары не можем». Отправился в Министерство культуры. Прорвался в кабинет Фурцевой. Рассказал о Паше. Та Луспекаева знала. Всплеснула руками: «Чем могу помочь?!» – «Екатерина Алексеевна, дайте телеграмму послу в Голландии, что лично Вам нужно это лекарство». – «Непременно. Вот – доверенность: встречайте вечером самолёт, лекарство наверняка будет». Вечером в аэропорту предупредил обо всём начальника таможни, вместе ждали лекарство, но из-за непогоды лайнер не прибыл... Сообщил о неудаче в приемную Фурцевой. На всякий случай (уже был очень поздний вечер) позвонил господину Бултхаузу, но трубку там подняли: «Приезжайте, лекарство вас ждёт». – «Спасибо. Однако заплатить нечем: валюту банк не выдал». – «Приезжайте...» Господин Бултхауз подал Марку коробку с драгоценным содержимым (оказывается, днём из Гааги добрался другой самолёт), а Марк ему – семьдесят рублей. «Не густо», – покачал головой представитель КЛМ и бросил деньги в сейф. К ночи Марк был дома. Тут же через знакомых передал лекарство Луспекаеву... Спустя пять дней от Фурцевой с нарочным поступила точно такая же коробочка, только – с надписью: «Марку Клионскому, который умеет дружить». Она сразу тоже ушла по назначению. А ещё через месяц в его мастерскую, опираясь на палку, ввалился Павел: «Маркуша! Дорогой! Ты же меня спас! Давай побратаемся!» Они обнялись. Павел обещал Марку больше никогда не курить, не пить. Для его болезни и то, и другое было убийственным. Но слова не сдержал...
Письмо
а вот надпись на одном из подаренных мне альбомов
*** РОВНО через двадцать лет (день в день!) после того, как Клионский был вынужден покинуть Питер, его принимали на невском бреге, в Мраморном дворце: художник дарил Русскому музею портрет Ростроповича.
Марк Клионский и Мстислав Растропович при передаче в дар Русскому музею портрета музыканта...июнь 1994-го
Маэстро тоже был в зале. Марк Владимирович сказал: – Этот портрет хотели приобрести в Вашингтоне, в «Кеннеди-центре», но мы с Мстиславом Леопольдовичем решили – пусть он лучше будет дома, в России, в Петербурге... Ростропович добавил: – Меня всегда тянуло к художникам. Особенно к таким, которые способны заглянуть внутрь своего персонажа. Я это их свойство чувствовал, когда встречался с Пикассо, Шагалом, Дали, Сикейросом... Вот и Марк Клионский, с которым мы давно дружим и которого я очень люблю, по-моему, в этом портрете мою душу разглядел...
После церемонии мы шли вдоль Невы, и Марк жадно оглядывал всё окрест. Вздохнул: – Понимаешь, я люблю и Нью-Йорк, и Лондон, и Париж, и Венецию, и Мадрид, но сердце всё-таки – здесь. А самое-самое главное для меня место в мире – во-о-он на том берегу, у сфинксов, где моя родная Академия художеств...
Он сидел в освобождённом для него кабинете этой вполне приличной французской больницы и думал:
- Ну вот, кажется каникулы, которыми казалась эта работа в Бангкоке закончились. Начинается та самая жара, о которой мечтает и которой боится любой вменяемый эпидемиолог. Его задвинули сюда, чтобы спасти от судебных исков, сам виноват, Дон Кихот хренов. Все же говорили, что бороться с фармацевтическими монстрами, все равно, что пИсать против урагана. Когда они открыли по нему огонь из всех пушек, его начальник рассудил, что здесь в представительстве ВОЗ на краю земли будет и спокойно, и безопасно, и руки коротки у Запада, чтобы добраться до него на Востоке. Так и было, ведь по сравнению с Камбоджей или Эфиопией здесь рай: кондиционеры, чистые палаты, солнце такое похожее на его родное – итальянское...
Всё так и было, пока его срочно не вызвали в Ханой, там умирал американский бизнесмен, симптомы похожи на грипп, но после его скоропостижной смерти заболели резко ещё восемь: пациенты и персонал, а у главного врача возникли подозрения, что это не грипп. Когда Карло приехал, американец уже был в морге – здоровый и молодой мужик сгорел за шесть дней. Что-то было странное в этой смерти, и не дождавшись согласия родных, он потребовал вскрытия. Картина была чудовищной: лёгкие в кашу, сосуды забиты тромбами разных размеров, сердце, почки и печень тоже. Обычный микроскоп не помогал, а электронного в клинике не было. Американец приехал из Китая, Китай спрашивать бесполезно, там будут молчать даже под пытками, но последнее время у них повысилась смертность от пневмонии. Пазлы начали складываться в окончательную и невесёлую картину... Он спешно связался с боссом. Разговор был долгим и неприятным, ВОЗ не хотела ссорится с Китаем, где скорее всего и был очаг заражения, но то, что закрывать нужно Китай, Гонконг и Вьетнам, нужно объявлять эпидемию сразу четвёртой, самой жёсткой категории, у Карло сомнений не было. Когда один заражает восемь, это серьёзно.
Его профессор часто говорил, что эпидемиолог должен быть сам себе рентгеном. Эпидемии - это всегда полевые, военные условия, когда вся лаборатория в чемодане на коленях, а враг невидим. Потому врач должен нюхом чуять, что попалось ему на пути. «Диагностика – это всё, берегите носы и лёгкие – это ваши самые главные инструменты» - и беспощадно ставил двойки курильщикам. Вот почему в раскалённую трубку телефона он грязно ругался на трёх языках, убеждая головную контору надавить на Китай. Он блефовал, он запугивал и уговаривал, пока там не сдались. «Хорошо,- сказал начальник, - мы начнём давить уже завтра, но если твои страхи не подтвердятся, я сам сдам тебя китайцам на опыты»!..
Карло знал, что закрыть сразу несколько стран на основании только его собственной интуиции – это в случае провала конец карьеры, его после этого даже младшим лаборантом в лепрозорий не возьмут, где нибудь в Монголии осядет на всю оставшуюся жизнь, но ждать результатов анализов ещё неделю, а закрывать нужно было уже вчера. Отправив в центральную лабораторию образцы тканей, Карло пошёл искать главного врача этой французской больницы... француз тоже время зря не терял, в больнице уже развешивали пластиковые шторы, создавая коридоры очистки, выдавали костюмы спец защиты, маски, щитки. Эта миссионерская больница была, судя по всему, готова к любым нештатным ситуациям. Повезло с коллегами, подумал Карло. Из кабинета главного он связался с министром здравоохранения Вьетнама и попросил вызвать санитарный батальон. К счастью, сезон вспышек малярии ещё не начался, и солдаты были без дела. Министр на том конце провода долго молчал, услышав о неизвестной инфекции, потом спросил тихо: - Китай? -Судя по всему да. - Да, у них что-то происходит, - к утру у вас будут солдаты. «Вот ведь политики хреновы – наверняка уже разведка доложила, но молчали, пока у самих не загорелось – за спиной стоял бледный от злости француз, он всё слышал. Молча достал бутылку коньяка, молча налил в больничные стаканы коньяка себе и Карло, выпили тоже молча. В следующие два дня это была единственная еда, которую удалось положить в рот. Вызывались из отпусков добровольцы, потому что часть персонала уже лежала за пластиком, часть отказывалась заходить на заражённую территорию, часть местных просто не вышла на работу. К утру больницу окружили армейские кордоны, никого не впуская и никого не выпуская. Военные ездили по адресам тех, кто ушёл из больницы накануне и мог унести с собой заразу, кого то привозили уже на носилках. Во дворе ставили палатки для персонала с походными койками для тех, кому с работы было уже не уйти, отдельную кухню и вагончики для дезинфекции. За второй линией кордона собирались зеваки и родные... Француз и итальянец, казалось, соревновались, кто дольше продержится на ногах, они сами в отсутствии санитаров вывозили трупы, обрабатывали палаты хлоркой, сами входили в палаты к заражённым, пытались помочь, облегчить страдания, и интубировали, интубировали, интубировали. По больнице стелился горчичный запах концентрированного озона, отсекавшего мир больных от мира умирающих. Эпидемиолог привыкает к запахам: карболка, хлор, озон – запахи беды, запахи войны на поражение, а кто победит - неизвестно... и как быстро из охотника врач сам становится добычей, зависит от случая и удачи. Маска от запахов не спасает, но входить в палату к умирающему в противовирусном респираторе – это пугать его, уже испуганного до смерти. Карло помнил, как в Эфиопии крестьяне, уложенные в полевой госпиталь с Эболой, плевали в них, чтобы заразить, так высока была ненависть их умирающих к тем, кто должен был их лечить, но ничем помочь не мог...
Карло понимал, как сеет панику среди персонала смерть коллег, которые работали бок о бок, а потом слегли и ушли так быстро, словно сбежали из этой жизни, потому он не уезжал, бомбардируя головной офис все новыми требованиями об остановки перелётов, закрытии стран, ввода войск в зоны поражения, так как Китай всё-таки признал, что у них уже месяц вспышки неизвестной инфекции в разных районах, и ВОЗ уже реагировала без колебаний, а сам ... обучал оставшийся персонал, как правильно носить маску, как подходить к заразному больному, как защитить себя, ухаживая за ним. Все, кто работал в красной зоне, кто оставался на ногах, стали кастой неприкасаемых, от них шарахались даже солдаты, несмотря на защитную одежду. Симпатичные молодые француженки-медсёстры, ещё недавно щеголявшие в коротеньких белых халатах и высоких накрахмаленных чепцах, растворились за пластиком щитков, в которых отражались бесконечно уставшие бессонные, расширенные от ужаса глаза...
И так три недели, пока вспышка не пошла на убыль.
Когда вспышку удалось взять под контроль и больше заражённых не поступало, Карло наконец засел за доклад, который уже ждали в Бангкоке. Кое-что прислали коллеги, кое-что они сами пытались исследовать. Обложившись справочниками и своими дневниками, он должен был сделать всё быстро, очень быстро. В спец самолёте, который вёз его в Бангкок ему стало плохо, подскочила температура, он всё понял и протянутую руку коллеги, встречавшего его в аэропорту пожимать не стал а сразу попросил вызвать скорую... И опять пластик вместо стен, запах карболки, костюм защиты, который он уже требовал не снимать с себя, чтобы не заражать других, и последние распоряжения по телефону... И шелест кислорода поступающего за щиток. И глаза друзей, едва различимые за тройным слоем пластика.
Когда в иллюминаторе щитка он различил глаза жены, то всё понял. До этих глаз ещё была надежда, крошечная надежда, что выкарабкается, ведь сам видел, как тяжелели на глазах, казалось бы лёгкие больные, но были и те счастливчики, что из самой тяжелой формы всплывали наверх и не могли надышаться. Но если Джулиана прилетела из Италии, дело – дрянь. Они долго молчали глядя друг на друга, говорить было бессмысленно. Она была с ним в Камбодже, она видела, как хоронили тех, кто умер от инфекции – прямо в защитных костюмах, в общей могиле, заливая тела бетоном... Ему ещё повезло, редко врачи его профессии уходят от старости, в своих собственных постелях, чаще на госпитальных койках, ещё чаще в полевых палатках. Что постелил, в том и уйдёшь.
По его просьбе позвали священника. На последней исповели он сожалел, что не смог вовремя остановить, что уже столько людей погибло и ещё погибнут, и что, как врач он потерпел фиаско. Он завещал кусок своего лёгкого, поражённого вирусом оставить для опытов, чтобы исследовать, создать вакцину и найти лекарство.
29 марта 2003 года Карло Урбани, эпидемиолог, профессор, нобелевский лауреат, представитель ВОЗ, закрывший восток и остановивший первую в мире эпидемию коронавируса, с которой удалось справится за 180 дней умер после 18 дней интенсивной терапии. Ему казалось, что если больше 8 тысяч в ту эпидемию заболели и 774 умерли, это не его заслуга, а его провал.
Он не знал, что через 14 лет Китай при поддержке ВОЗ закроет исследования по производству вакцины против вируса, так и не добившись результатов, а ещё через три года в Китае вспыхнет новая эпидемия, которую всё так же будут скрывать китайские власти. Что его китайских коллег, честно предупредивших ВОЗ о новой вспышке очень опасного заболевания, не похожего как на грипп, так и на пневмонию главный чиновник ВОЗ подло сдаст китайским властям и они бесследно исчезнут в подвалах китайской лубянки. Что сам главный будет делать всё, чтобы скрыть наступающий на мир вирус. Что в Китае армия уже будет ставить карантинные заслоны, а самолёты из инфицированных городов всё ещё будут летать, увозя испуганных китайцев подальше по всему миру со смертельным багажом в лёгких. Он не знал, что мир заполыхает пандемией, и уже тысячи и сотни тысяч будут погибать в одиночестве, с последним желанием не остаться невостребованным трупом с номерком на большом пальце. Он не знал, что вирус будут использовать в своих целях политики, сознательно увеличивая количество заболевших, что так бывает, ведь когда в одних врачах побеждает чиновник и политик, тысячи других врачей становятся смертниками...
Он подарил миру 16 лет спокойной жизни и шанс создать защиту от смертельного вируса, но о шансах вспомнили, как всегда, слишком поздно.
А что было б, не умри он тогда в марте 2003? Быстрая карьера и карт бланш стать героем, получить вторую Нобелевскую премию? Возглавить ВОЗ, найти деньги на вакцину, которая бы точно ещё на взлёте остановила заразу!? Вовремя распознать ложь китайских чиновников?! И снова закрыть Восток, пока зараза не расползлась по всему миру? Так жаль, так искренне жаль...
Дата: Четверг, 01.04.2021, 07:39 | Сообщение # 430
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1460
Статус: Offline
действительно - жаль! и что имеем?! во главе ВОЗ ( как впрочем и в иных "конторах") устроился безмозглый главарь, которому ничего не интересно, а зараза китайская весь мир придавила.
Дата: Понедельник, 05.04.2021, 03:42 | Сообщение # 431
настоящий друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 683
Статус: Offline
ЖИВУТ же ЛЮДИ !
Хосе Мухике, экс-главе Уругвая, не нужны ни золотые батоны, ни унитазы, ни даже зарплата. Западные СМИ величают его «самым бедным президентом мира», а он в ответ подвозит автостопщиков на своем стареньком «Фольксвагене»... Во время президентского правления из положенных 12 500 долларов в месяц он оставлял себе 1/10 часть, а остальное отдавал бедным. После отставки в 2015 году он живёт на ферме в Монтевидео, а его жена, Лусия Тополански, помимо исполнения сенаторских обязанностей выращивает хризантемы и продаёт их на местном рынке...
========
Премьер-министр Нидерландов вовсе не пользуется своим положением. Он один из немногих, кто удовлетворяется малым: в качестве служебного транспорта он использует велосипед, даже если едет с официальным визитом в другие страны. Марк Рютте объясняет это тем, что заботится об окружающей среде... А ещё, по словам премьер-министра, у него слишком толстые пальцы, поэтому он не может писать сообщения на смартфоне и использует для этого старую, но бессмертную Nokia.
Дата: Пятница, 16.04.2021, 12:26 | Сообщение # 433
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 719
Статус: Offline
Он ходил в помощниках у Шарля де Голля, отбивал жену у Клинта Иствуда и писал гениальные романы за двоих. Буквально за двоих – книги его самого, и выдуманного им писателя покорили мир. Ромен Гари родился в мае 1914 года в городе Вильно под именем Роман Кацев. Правда, публикуя первую книгу, местом своего рождения сам писатель указал город Курск – туда сослали его родителей-евреев во время массовой депортации национальных меньшинств с приграничных территорий в ходе Первой мировой. Позже семья обосновалась в Москве. Ему было 14 лет, когда родители развелись. Вместе с матерью он переехал сначала в Польшу, а затем во Францию. Поселились они в итоге в Ницце. Мать – в прошлом еврейская провинциальная актриса Мина Иоселевна Овчинская – открыла там небольшой пансион. Роман же, буквально за полгода обучившись французскому языку, поступил в лицей, где вскоре стал лучшим в классе по французской литературе. Уже в лицее ему прочили блестящее литературное будущее, но неожиданно для всех в 1932 году он поступил на юридический факультет Парижского университета – таково было решение матери, мечтавшей видеть сына исключительно в высших кругах французского общества. В университете юноша написал свой первый роман «Вино мертвецов», подписав его псевдонимом Франсуа Мэрмон. При жизни писателя он так и не был опубликован... Он передарил кому-то рукопись, и она считалась навсегда утраченной. Но уже после смерти Гари, рукопись всплыла на одном из аукционов и в итоге была опубликована к столетию со дня рождения писателя.
Впрочем, за университетские годы Роман всё-таки опубликовал несколько своих рассказов в парижских еженедельниках. Подписывал он их тогда своим настоящим именем. Роменом Гари писатель стал после получения французского гражданства в 1935 году. «По-русски “гори” – это повелительное наклонение глагола “гореть”; от этого приказа я никогда не уклонялся ни в творчестве, ни в жизни», – объяснял он выбор псевдонима...
Незадолго до Второй мировой Ромен был призван в армию – его распределили в авиационный полк. После того как немцы взяли Париж, на лёгком двухместном самолёте он добрался до Великобритании. Там вступил в сформированные Шарлем де Голлем ряды «Свободной Франции», участвовал в боях в Африке и Европе вплоть до 1944-го. За проявленную во время боевых действий доблесть Ромен был награждён медалью и Военным крестом, а в 1945-м он стал кавалером ордена Почётного легиона. После ухода в запас Ромен Гари, лично знакомый с де Голлем, в течение десяти лет выполнял дипломатические миссии в Софии, Берне, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Всё это время он не прекращал писать.
В 1945 году Гари опубликовал роман «Европейское воспитание». Книга, посвящённая событиям Второй мировой, была издана в 27 странах. Как признавался сам Гари, первым успехам в литературе он в немалой степени был обязан своей первой жене – британской писательнице Лесли Бланш, связи которой в издательском бизнесе в разы сократили путь его книг до читателя. Почти ежегодно Гари публиковал по роману. В 1956 году за роман «Корни неба» об истреблении белых слонов в Африке он получил высшую литературную награду Франции – Гонкуровскую премию. В 1960 году, опубликовав автобиографический роман «Обещание на рассвете», Ромен Гари ушёл в отставку с дипломатической службы и полностью посвятил себя литературе. Впрочем, в перерывах между новыми книгами он находил время снимать фильмы с участием новой, молодой жены – киноактрисы Джин Сиберг, с которой познакомился в Голливуде и из-за которой, как говорят, был готов стреляться на дуэли с Клинтом Иствудом...
Ромена Гари называют писателем XX века, потому что в его книгах освещены все значимые события двадцатого столетия. Работоспособность Гари поражала критиков – только под своим именем он написал почти три десятка романов. Но при этом Гари публиковал свои произведения ещё и под именами Фоско Синибильди и Шатан Богат.
А в 1973-м писатель создал своё самое известное alter ego...
Эта история началось с того, что некий Эмиль Ажар прислал свою рукопись в парижское издание – якобы из Бразилии. Автор утверждал, что он – алжирский медик, на заре своей карьеры сделавший неудачную операцию и вынужденный скрываться в Бразилии. Так на несколько первых лет всему миру объяснили физическое отсутствие гениального автора. Опубликованный роман Gros Сalin, на русском языке вышедший как «Голубчик», представлял философское размышление о жизни человека, разочаровавшегося в обществе других людей и живущего в доме с питоном.
Положительные отзывы критиков заглушил лишь успех следующей книги Эмиля Ажара, опубликованной в 1975-м.: роман «Жизнь впереди» был посвящён еврейке Роз, бывшей проститутке, чудом избежавшей гибели в Освенциме и открывшей пансион для детей-сирот, забота о которых перевешивает грехи её молодости. Особенно любим ею арабчонок Момо, который так же сильно привязывается к ней. В итоге после смерти Розы он не отходит три недели от разлагающегося тела приёмной матери, поливая его духами. Книга вмиг стала бестселлером, принеся его автору общенациональную известность. Литературную мистификацию помог осуществить друг Ромена Гари, представлявший в издательстве интересы Ажара. С самим Ажаром редакторы периодически общались лишь по телефону. Конечно, критики пытались разгадать, кто же скрывается под именем неизвестного доселе писателя и все они упоминали сходство с кем угодно, но только не с Роменом Гари... Однако, когда Ажар стал главным претендентом на Гонкуровскую премию за роман «Жизнь впереди», Гари понял, что шутка несколько затянулась. Тогда через адвоката он направил письмо от имени Ажара с требованием не рассматривать его в числе претендентов на премию. Письмо никак не повлияло на мнение жюри. Напомним, что Гонкуровская премия может быть присуждена автору только один раз в жизни. Ромен Гари стал единственным исключением. И раз уж это произошло, подумал он, историю стоит продолжить. Факт присуждения Гонкуровской премии требовал от Ажара появиться наконец на глаза людям. И Гари предложил сделать это своему двоюродному племяннику Полю Павловичу. Вслед за первыми интервью Поль Павлович поведал читателю и всю свою жизнь в «автобиографической» книге «Псевдо», которую он якобы писал в психиатрической лечебнице в Дании после нервного потрясения, вызванного вручением Гонкуровской премии. В ней он представился литовским евреем, эмигрировавшим во Францию с матерью – разорившейся ювелиршей. Не скрывая своего родства с Роменом Гари, выведенным в романе через образ одного из героев, Ажар отозвался о нём как о вздорном и тираничном старике, которому давно пора на покой. Критики писали об Ажаре с восхищением, всё больше и больше разжигая скандал вокруг вражды дяди и племянника, разности их мировоззрения и талантов. Что касается оценки таланта, то все были на стороне молодого писателя...
В 1979 году, после очередного романа Ажара «Страхи царя Соломона», Поля Павловича – успешного, богатого и знаменитого писателя, настоящего светила французской литературы – пригласили главным редактором в издательство «Меркюр де Франс». Там он уже сам оценивал рукописи молодых писателей – впрочем, конечно же, все рецензии писал Ромен Гари. Тем временем «официальный» Гари для всего литературного бомонда затерялся в тени более талантливого племянника. О тайне знал лишь узкий круг доверенных лиц, в присутствии которых нотариально заверялась каждая рукопись Ромена Гари, готовящаяся увидеть свет под псевдонимом Эмиля Ажара. При этом Ромен Гари работал и над собственными произведениями. На первых полосах французских газет Ромен Гари вновь появился лишь в начале 1980-го, когда неожиданно отказался от членства во Французской академии, а затем – и от литературной премии имени Поля Морана. Второго декабря 1980-го Франция была ошеломлена его неожиданным самоубийством – он застрелился. В предсмертной записке Гари сообщал: «Можно объяснить всё нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом». На похоронах, проходивших с военными почестями, после звуков гимна звучал романс Вертинского «Лиловый негр» – такова была воля покойного. А через полгода Поль Павлович сделал шокировавшее литературные круги признание. Вскоре о литературной мистификации поведал и сам Гари – в изданной через несколько дней книге «Жизнь и смерть Эмиля Ажара». Написанная им ещё в 1979-м, она в очередной раз подчеркнула неразрывную связь жизни и творчества Ромена Гари, в которых он мастерски совмещал реальность и вымысел.
Алексей Викторов
Сообщение отредактировал Примерчик - Пятница, 16.04.2021, 12:38
Дата: Понедельник, 19.04.2021, 08:58 | Сообщение # 434
добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 237
Статус: Offline
В середине 90-х в Москве вдруг потерялся учитель – Игорь Гершевич Лисенкер, который в прошлом преподавал физику в двух математических школах. Искали Лисенкера его бывшие ученики – теперь уже специалисты столичных НИИ, выпускники МИФИ и Бауманки, искали, чтобы отблагодарить.
Как вспоминали ученики, красавец-физик с курчавой бородой, «триумфально разделывался у доски с самыми сложными задачами». И влюблял в физику на всю жизнь – в том числе с помощью своей страстности и благородного внешнего вида... Лишь через десяток лет имя «потерявшегося» учителя неожиданно всплыло в СМИ. Оказалось, что Игорь Лисенкер давно живёт в Израиле и стал тренером национальной школьной сборной по физике. На международных олимпиадах его подопечные завоевали, по некотором оценкам, в десять раз больше наград, чем олимпийцы Израиля в реальном спорте. Ещё в советской школе, где «тыкать» ученику было в порядке вещей, Игоря Лисенкера отличала удивительная интеллигентность. «Он всегда и ко всем обращался на “вы”. И даже когда ученик совсем не знал предмета, не позволял себе переходить на личности. Мог сказать, например: “Паша, вы меня утомили!” – вспоминал один из учеников легендарного учителя-физика... Игорь Лисенкер родился в Москве в 1953 году. Свою любовь к физике он унаследовал от отца – Герша Рувимовича Лисенкера, тоже преподавателя физики и автора нескольких популярных учебников в СССР. В одном из интервью Лисенкер-младший признавался: с таким отцом физика стала частью его жизни очень рано, их дом был полон научных книг, а любимым времяпрепровождением в кругу семьи было решение задач на скорость и доказательство теорем. Кажется, других путей и не было в его жизни, кроме как стать учителем физики самому. Что и произошло – в конце 70-х Игорь Лисенкер закончил Московский педагогический университет и пошёл работать в школу. Герш – так из-за отчества сразу прозвали нового физика ученики. «Для начала Герш рассказал анекдот из жизни: на семинаре в пединституте студент на доске всё время писал “житкость” вместо “жидкость”. Наконец преподаватель не выдержал: как же ты можешь писать жидкость через “т”? Ведь, это так легко запомнить: “жид” и “кость”. Студент просиял и с тех пор писал слово правильно. Герш добавил, что если после этого предисловия он увидит у нас в контрольных заданиях “житкость”, то поставит “кол” в классный журнал», – писал один из учеников Лисенкера. А другой ученик добавлял: «Когда кто-то делал ошибку в ответе, Герш мог сказать: “А вы знаете, как называется жилище американских индейцев? Фигвам!” Он мог быть жёстким, и нужно было пройти через кучу двоек – но в итоге обнаружить в себе настоящее знание предмета».
Отработав 80-е годы в московских математических школах, Лисенкер в начале 90-х эмигрировал в Израиль. Молодой харизматичный педагог пришёлся ко двору – его взяли учителем в престижную школу «Шевах-Мофет» в Тель-Авиве. В 1992 году это учебное заведение, чьей специализацией были точные науки, стало активно привлекать к работе репатриантов из бывшего СССР. Сегодня школу называют «фабрикой гениев». Часто её ученики во время учёбы в последних классах уже числятся студентами университетов. По данным издания «Маарив», именно в «Шевах-Мофет» начинали свое обучение разработчики большинства успешных техно-стартапов – в их числе основатели компаний Visionmap и Coral-Technology, которые занимаются разработками в сферах безопасности, экологии и энергетики.
Параллельно с преподаванием в школе Игорь Лисенкер стал тренировать наиболее способных учеников для участия в международных олимпиадах. International Physics Olympiad, то есть Международная олимпиада по физике – ежегодное событие в научном мире, которое собирает самых одарённых детей со всей планеты. Впервые олимпиаду провели в 1959 году в Варшаве и до начала 70-х она была способом выявить юные таланты в странах соцблока, но позже в ней стали принимать участие школьники со всего мира – в том числе и из Израиля...
Отбор внутри страны ученики проходят в несколько этапов, объяснял Лисенкер корреспонденту издания «Израиль для вас»: В первом туре участвуют около двух тысяч школьников, во второй тур проходят порядка 300, а в третий – как правило, это интенсив в летнем лагере – отбирают уже всего около 30 человек. С ними тренер работает в течение нескольких месяцев в частном порядке: присылает им задания, встречается на семинарах. Из этих условных 30 человек в итоге и формируется национальная сборная Израиля по физике – в неё входят 15 победителей, справившихся с задачами лучше всего. «Это для меня не работа, это отдых», – говорил Игорь Лисенкер, который, подобно футбольному тренеру, оказывался со своей командой в разных частях света. В 98-м IPhO проводили в Рейкьявике. В следующие годы олимпиаду принимали Италия, Великобритания, Индонезия, Сингапур, Корея и Тайвань. Сам Игорь Лисенкер никогда не считал, сколько медалей привозили его ученики. По одной практически с каждой олимпиады, но иногда – по 4-5 медалей одновременно...
Учитель-«лирик», который расправлялся со сложными доказательствами самым артистичным образом, он считал при этом, что главное в его сфере – «ежедневный, кропотливый труд». «У нас физика в школе позиционирует себя не как нужный предмет, а как предмет, от изучения которого нужно получить удовольствие. Но это неправильно. Удовольствие можно получить от начального ознакомления с физикой. А изучение – это доведение до навыка, это десять тысяч раз рисовать похожие схемы», – говорил он в интервью. Воспитанник «советской школы», он не всегда соглашался с израильской образовательной системой и не боялся её критиковать: «Вы знаете, что в израильской школе физика – предмет по выбору? Её изучают только те, кто выразил желание». «Но ведь и это даёт результат. Посмотрите, с технологиями в Израиле не так уже и плохо», – возражал журналист. «Не так плохо? – усмехался Лисенкер. – Когда я слышу такое, я прошу: покажите мне в магазине коробочку с чем-нибудь технологичнее банана – коробочку, на которой было бы написаноМаde in Israel! Я имею в виду не одну деталь внутри, а весь прибор целиком. Казалось бы, такая мелочь – название страны на приборе. Но оно формирует технологическое сознание всех своих граждан».
Игорь Лисенкер скончался от онкологического заболевания в Иерусалиме в возрасте 68 лет. Учитель физики, он оставил в современной жизни Израиля больший след, чем сам мог себе представить. В каком-то смысле весь феномен местной индустрии инноваций, благодаря которому израильтян даже стали называть «нацией стартапа» – его заслуга.
Дата: Вторник, 20.04.2021, 08:23 | Сообщение # 435
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 719
Статус: Offline
Прохладным летним днем поезд из Лимерика прибыл в Дублин. Из вагона осторожно вышел старик и поковылял в сторону турникетов. В одной руке у него был пластиковый пакет с газетами, другой он держался за ограждение. Мало кто обратил внимание на уроженца Нью‑Джерси Чака Фини, который, пожалуй, сделал для Ирландии больше, чем кто‑либо другой со времён святого Патрика.
Фини вполне устраивает, когда на него не обращают внимания. Он основатель Duty Free и состояние его ... ... более 7,5 миллиардов долларов. При этом не имеет машины, летает эконом-классом, живёт в съёмной квартире. Чак Фини носит электронные часы за 10 баксов и мятую рубашку, а на исторической родине, в Ирландии, его запросто примут за американского туриста. Ресторанам он предпочитает закусочные, портным — магазины ширпотреба, он пользуется метро или такси...
Можно было бы назвать его скупердяем, трясущимся над каждой копейкой,если бы не тот факт, что за последние 30 лет он отдал на благотворительность более 6 миллиардов долларов.
Эти деньги были потрачены на образование, здравоохранение, науку, содержание домов престарелых в США, Вьетнаме, Австралии, Южной Африке, в Ирландии и на Бермудах...
Перед вами история богача, который отказывается от своих денег и славы.
...Чарльз (Чак) Фини, создавший всемирную сеть магазинов Duty Free Shoppers, родился в период великой депрессии в промышленном городе Элизабет (штат Нью-Джерси, США) в семье с ирландскими корнями.
По словам Кристофера Оксли, президента и главного исполнительного директора The Atlantic Philanthropies, на протяжении всей жизни Фини вёл аскетичный образ жизни. У него не было личной машины и собственного дома. Предприниматель был известен тем, что летал только экономклассом и обходился одной парой обуви.
Во время войны в Корее служил в военно‑воздушных силах. После армии, получив пособие для демобилизованных, поступил в бизнес‑школу Корнелльского университета на специальность «гостиничный менеджмент». Окончив её в 1956 году, отправился продолжать обучение во Францию. Затем наладил бизнес по продаже беспошлинного алкоголя морякам, служившим в Атлантическом флоте ВМС США. Конкуренция была серьёзной, но Фини сумел выбиться в лидеры: благодаря военному прошлому ему было легче находить общий язык с экипажами. Вскоре ассортимент товаров расширился за счёт автомобилей, духов и ювелирных украшений, которые пользовались спросом у военнослужащих и туристов...
В компаньоны Фини взял Боба Миллера, который, как и он, окончил Корнелл. (К слову, его отношение к деньгам резко контрастирует со стилем его партнёра по бизнесу: Миллер входит в 300 самых богатых людей мира и владеет особняками в Гонконге, Нью-Йорке, Париже, а также загородным парком Ганнерсайд площадью 14,5 тыс. га. в Йоркшире )... Чтобы поставить управление совместным бизнесом на профессиональную основу, Фини и Миллер взяли в долю Тони Пиларо — юриста, специализирующегося на налоговом праве, и бухгалтера Алана Паркера.
К 1964 году сеть Duty Free Shoppers охватывала уже 27 стран, в ней работало 200 человек...
Превратить этот выгодный, но небольшой бизнес в одну из самых прибыльных розничных сетей в мире помог экономический бум в Японии. В 1964‑м году, когда в Токио проходила летняя Олимпиада, японское правительство сняло ограничения на поездки за границу, которые были введены после Второй мировой войны ради экономии валюты и японцы, накопившие немало денег за эти годы, бросились путешествовать по свету. Ветеран ВВС, Фини немного понимал японский и разбирался в нравах и привычках жителей Страны восходящего солнца ивскоре среди продавщиц Duty Free Shoppers появились сообразительные симпатичные японки. А прилавки были наполнены кожаными сумками и прочими товарами: трепетно относящиеся к подаркам японцы охотно раскупали их на сувениры. Это была настоящая золотая жила, и Фини даже нанял аналитиков, чтобы они прогнозировали маршруты следования туристов. Так магазины DFS появились в Анкоридже, Сан‑Франциско и на Гуаме. Ещё одним любимым местом посещения японцев был Сайпан — крошечный тропический остров в нескольких часах лёту от Японии. Интуиция подсказывала Фини, что остров может стать популярным пляжным курортом для токийцев. Если бы не одна проблема: на нём не было аэропорта. В 1976 году DFS выделила $5 млн на его строительство... Столь агрессивная стратегия позволила компании вкусить плоды японского экономического чуда. В 1967 году Фини получил $12 000 дивидендов, в 1977‑м — $12 млн... Ещё через 10 лет на счетах предпринимателя уже было почти $334 млн. За эти деньги впоследствии были приобретены гостиницы, магазины, швейные фабрики, а затем и технологические стартапы. Фини, как и раньше, желал оставаться в тени, вёл себя скромно, но спрятать столь внушительный капитал было уже очень сложно. В 1988 году в номере Forbes с рейтингом 400 богатейших американцев вышел четырехполосный материал, посвященный DFS. Журналисты Эндрю Танзер и Марк Бошамп раскрыли секрет успеха сети и познакомили читателей с четырьмя её владельцами — обладателями внушительного состояния. Статья и последовавший за ней резонанс повергли Фини в шок. Авторы статьи пролили свет на бизнес DFS: рассказали об её «японской» стратегии, 200%‑й наценке, 20%‑й рентабельности, огромной годовой выручке — около $1,6 млрд. Forbes даже подсчитал, что 1 кв. м в магазине сети на Гавайях приносит свыше $200 000 в год. Это эквивалентно более чем $400 000 сегодня, что в семь с лишним раз превышает средний доход Apple с 1 кв. м торговой площади. Журналисты Forbes допустили две ошибки: во‑первых, состояние Фини на самом деле было гораздо больше. Во‑вторых, это уже не было состояние Фини... Только ближайшее окружение предпринимателя знало, что лично ему принадлежит от силы несколько миллионов долларов. У Фини не было даже собственной машины. Его люди поначалу подумывали над тем, чтобы негласно встретиться с Малкольмом Форбсом и объяснить что к чему, но потом махнули рукой и Forbes включал Фини в рейтинг богатейших американцев вплоть до 1996 года. Фини перевёл все свои активы на Atlantic Philanthropies (через Багамские острова — для минимизации налогообложения) и продолжал активно развивать DFS, разъезжая по миру, завоёвывая новые рынки и отыскивая новые способы повысить рентабельность и утереть нос конкурентам. Чаку Фини всегда нравилось делать деньги, хотя средств ему было достаточно с того самого времени, как они у него появились. Пожилой бизнесмен умеет радоваться простым вещам. Он вырос в скромной трудолюбивой семье, его родители постоянно помогали другим людям - его мать Мэдлин, работавшая сиделкой, каждое утро подвозила соседа‑инвалидадо автобусной остановки. На счету Чака Фини множество достижений в области благотворительности. Одним из самых лучших его достижений является постройка Университета Лимерика, являющегося лучшим в Ирландии. «Не стоит ждать старости, чтобы начинать жертвовать свои деньги. Лучше начинать делать это как можно раньше, пока есть силы и энергия, чтобы изменить мир к лучшему», — говорит Фини.
Треть акций компании Duty Free Shoppers (весь его пакет) он передал во владение своему благотворительному фонду The Atlantic Philanthropies и пока акулы бизнеса всеми возможными способами пытаются увеличить свое состояние, Фини с утроенной энергией стремится к тому, чтобы умереть без гроша за душой.
«Богатство приносит ответственность, ― часто говорил Фини. ― Люди должны осознавать ответственность за свои активы, использовать их для улучшения жизни своих современников и будущих поколений».
Именно позиция Фини подтолкнула Билла Гейтса и Уоррена Баффетта к «Клятве дарения», согласно которой самые богатые люди мира обязуются отдать не менее половины своего состояния на благотворительность.
«Нет лучшего примера, чем Чак. Многие люди говорят со мной о том, как он их вдохновил. Это действительно потрясающе», ― признавался Гейтс...
братья Свердловы: крайний слева - Залман (Зиновий), второй справа - Яков
