| Форма входа |
|
 |
| Меню сайта |
|
|
| Поиск |
|
|
| Мини-чат |
|
|
|
|
|
линия жизни...
| |
| ИОЛАНТА | Дата: Пятница, 07.04.2023, 06:25 | Сообщение # 511 |
|
Группа: Гости
| Замечательная история жизни известного автора, исполнителя и композитора!
спасибо!
|
| |
| |
| papyura | Дата: Суббота, 15.04.2023, 07:19 | Сообщение # 512 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1554
Статус: Offline
| 
14 февраля 2015 года не стало Микеле Ферреро, самого богатого итальянца, который придумал пасту Nutella, шоколадные яйца Kinder и конфеты Raffaello.
Он не давал интервью, появлялся на публике только в тёмных очках и много работал в лаборатории, изобретая новые виды сладостей. Как считал он сам, секрет его успеха заключался в желании угодить... воображаемой женщине.
Микеле Ферреро родился в апреле 1925 года в пригороде Пьемонта. Его образование ограничилось католической школой, но даже разбогатев, он не стал получать диплом MBA и до конца жизни говорил на местном диалекте.
Во 1941-м его родители открыли магазин сладостей в городке Альба. В те времена импортные какао-бобы были в дефиците, тогда как лесные орехи в изобилии росли на деревьях. Кондитеры решили вспомнить рецепт орехово-шоколадной массы под названием «джандуджа». Её придумал один туринский кондитер во времена Наполеона: тогда британцы устроили блокаду Средиземного моря, и какао также было дефицитным товаром...
В 1946 году отец семейства Пьетро умер, и семейный бизнес продолжил его брат Джованни, а после его смерти в 1957 году за дело взялся сын основателя компании Микеле Эудженио Ферреро. Мать любила переиначивать его имя, говоря, что он не просто Эудженио, а настоящий гений и она оказалась права.
Молодой владелец бизнеса сразу же начал изучать потребности потенциальных потребителей. Однако сеньор Ферерро больше всего думал о том, понравятся ли его шоколадные конфеты некой Валерии. Это была не родственница и даже не возлюбленная бизнесмена. Валерия – это собирательный образ итальянской домохозяйки, которая ежедневно ходит за покупками на рынок или в магазин. Микеле пытался дать ответ на вопрос о том, что любит и о чём же думает эта женщина. Так появились шоколадные конфеты Mon Cheri, наполненные вишнёвым ликёром, работу над которыми вёл ещё его дядя...
Рекламные щиты с огромным букетом роз появились на каждой железнодорожной станции как раз в канун Рождества. Романтический жест «Валерии» оценили, и конфеты стали первым бестселлером Ferrero.
Лакомство пришлось по душе «Валериям» со всей Европы, чего и добивался кондитер.
Потом истовый католик Микеле подумал: почему шоколадные яйца едят только на Пасху? Он также знал, что мамы хотят, чтобы дети пили больше молока, а дети постоянно просят шоколадку. Так появилось яйцо Kinder: шоколадное снаружи, молочно-белое внутри, в каждом можно найти игрушку и собрать коллекцию. Когда Микеле приказал развезти по магазинам 20 машин шоколадных яиц, работники подумали, что он сошёл с ума: Пасха была ещё не скоро. Они даже уточнили у его жены Марии Франки, правильно ли они поняли указание. Услышав подтверждение, они всё равно не поверили, и предпринимателю пришлось вмешаться лично. Он сказал, что теперь Пасха будет каждый день.И действительно, яйца Kinder Surprise покупают детям в любое время года.В 1964 году Микеле стал работать над усовершенствованием семейного рецепта ореховой пасты. Он изменил состав и дал ей более звучное название Nutella. Дело в том, что Ферреро задумал международную экспансию — труднопроизносимое итальянское слово «джандуджа» могло не запомниться «Валериям» по всему миру. Ранее у компании уже были представительства в нескольких европейских странах. После появления Nutella офисы Ferrero начали работать в Нью-Йорке и странах Латинской Америки. Сейчас орехово-шоколадная паста продаётся по всему миру. За год человечество намазывает на хлеб около 370 тысяч тонн Nutella, а Ferrero является главным покупателем лесных орехов в мире, на его долю приходится 25 % закупок. Рецепт пасты компания охраняет так же тщательно, как Coca-Cola — состав своего напитка.
Чтобы закрепиться на американском рынке, Микеле придумал Tic Tac. Он заметил, что местные дамы заботятся о фигуре и стараются производить отличное впечатление. Мятное драже, которое содержит всего две калории и освежает дыхание, должно было произвести на них впечатление...
За свою карьеру Микеле Ферреро разработал более 20 новых брендов. Он был необычным начальником. Работники его компании признавались, что едят целый день, пробуя разные новинки, да он и сам принимал активное участие в разработке новых товаров. Он проводил большую часть времени в лаборатории или в том или ином магазине, где инкогнито спрашивал покупателей об их предпочтениях.
В офисах компании обязательно должна была стоять статуя Мадонны. Говорят, что даже конфеты Ferrero Rocher были названы в честь скал во Франции, где по преданию в XIX веке являлась Дева Мария. Это единственный бренд компании, которому Микеле дал свою фамилию.
Строгие католические порядки он сочетал с христианской щедростью: зарплаты на фабрике были такие высокие, что даже своенравные итальянские рабочие ни разу за всю историю компании не устроили забастовку.
В 1983 году Ферреро создал фонд, который поддерживает бывших сотрудников компании на пенсии. Когда его спрашивали, не боится ли он социалистов, он отвечал: «Я и есть социалист».
При этом он стремился контролировать каждый этап производства, включая производство оборудования и выращивание орехов.
В 90-х Микеле отошёл от дел и передал управление компанией сыновьям Пьетро и Джованни.
Сам предприниматель до последнего времени жил в Монте-Карло, но похоронен был в Альбе. Под его руководством компания стала крупнейшим производителем кондитерских изделий с представительствами в 53-х странах, с 20-ю фабриками, где трудятся 34 тысячи работников и годовой выручкой в 8 миллиардов евро.
Ферреро говорил, что его секрет успеха — думать не так, как другие, и не огорчать Валерию.
|
| |
| |
| Сонечка | Дата: Суббота, 22.04.2023, 09:54 | Сообщение # 513 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
| О мистических рукописях и отнюдь не научном мировоззрении гения, рождённого 4 января 1643 года...
В то самое время, когда пишутся эти строки, в Национальной библиотеке при Еврейском университете Иерусалима продолжается изучение рукописного наследия Исаака Ньютона – того самого Ньютона, который заложил основы современной физики и математики и по праву входит в первую десятку величайших гениев человечества.
Рукописи эти, разумеется, давно инвентаризованы и даже оцифрованы, но значительная их часть всё ещё остаётся не только не изученной, но и даже внимательно не прочитанной, а потому мы можем только догадываться о тех тайнах и откровениях, которые они скрывают.
Сама история этих манускриптов и их попадания в Национальную библиотеку Израиля достаточно интересна и заслуживает того, чтобы быть рассказанной – хотя бы и вкратце...
Великий учёный, как известно, не имел жены и детей, и после его смерти в 1727 году весь его архив был передан племянникам и сложен у них дома.
На протяжении многих десятилетий наследники Ньютона пытались продать этот архив, искренне полагая, что он должен стоить сотни и сотни тысяч фунтов стерлингов – подобно архивам Фарадея, Максвелла и прочих великих. Несколько раз, чтобы взвесить возможность такой покупки, к ним наведывались сотрудники Библиотеки Кембриджа, Британского национального музея и других, не менее уважаемых учреждений, но после беглого знакомства с рукописями, отшатывались от них, как от чумы, и разговор о покупке заканчивался.
Наконец, в 1936 году архив Ньютона был выставлен на аукцион. Здесь часть рукописей, связанных с алхимическими изысканиями Исаака Ньютона, приобрёл лорд Джон Мейнард Кейнс. Позже, на основе их изучения, он опубликовал скандальную статью "Другой Ньютон", в которой утверждал, что великий физик считал себя, прежде всего, мистиком и теологом, и при этом верил… в Бога не столько в христианском, сколько в еврейском смысле этого слова.
После этого стало немного понятно, что так пугало историков науки, просматривавших архив сэра Исаака Ньютона – его рукописное наследие никак не вязалось с тем образом материалиста, сторонника "чистой науки", приверженца проверки теории практикой, который был создан его биографами.
Между тем, на том же аукционе другая – большая – часть рукописного наследия Исаака Ньютона была куплена неким Авраамом Шаломом Иегудой.
Уроженец Иерусалима, он был страстным антисионистом, из-за чего перебрался из подмандатной Палестины в Штаты, где занимался исследованием Библии и, в первую очередь, книги "Невиим" ("Пророки"). Иегуда был знаком с книгой Ньютона "Хронология древних царств", и потому надеялся найти в работах гения новые идеи для своих исследований.
Иегуда показал своё новое приобретение своему другу Альберту Эйнштейну, и вместе они решили, что подобное сокровище должно храниться не дома, а в публичном месте – и предложили его в дар сначала Гарвардскому, а затем Йельскому университету. Но оба этих храма науки категорически отказались принять эти рукописи даже из рук такого авторитета, как Эйнштейн...
В 1951 году врачи сообщили Аврааму Шалому Иегуде, что он смертельно болен...
К этому времени тот кардинальным образом поменял свои взгляды, стал убеждённым сионистом и потому решил передать архив Исаака Ньютона в дар Национальной библиотеке в Иерусалиме. Библиотека его с благодарностью приняла, но после смерти Иегуды его наследники начали долгий судебный процесс – в результате рукописи прибыли в Иерусалим лишь в конце 1960-х годов.
Настоящее их изучение началось только в 1980-х, и с того времени по их следам было опубликовано несколько монографий, посвящённых мировоззрению великого физика.
И всё же, повторим, они всё ещё скрывают свои главные тайны.
Но даже то, что нам уже открылось, не может не вызывать изумления...
Но прежде стоит немного напомнить основные вехи биографии учёного, которая в общем-то, давно и досконально изучена: будущий гений родился в ночь на рождество 1642 года, и был настолько слаб, что сразу после родов мать бросила дитяумирать на чердаке – дабы не видеть его агонии... Но младенец так орал, что молодая женщина вернулась за ним, поняв, что у него есть шанс выжить...
Выйдя второй раз замуж, она спровадила сына к родственникам, а вновь овдовев, вернула его в дом, пытаясь заставить в 15 лет заняться семейной фермой, но юный Исаак был непреклонен – он хотел учиться, а не копаться в навозе.
В 19 лет он поступает в Колледж Святой Троицы, чтобы учиться на бакалавра теологии, и с этого времени на протяжении 35 лет его жизнь будет неразрывно связана с этим университетом.
Ньютон никогда не был одержим жаждой славы, но при этом им, несомненно, двигала неукротимая страсть к познанию мира.
Об этом свидетельствует тот факт, что значительную часть своих выдающихся открытий в физике и математике Ньютон сделал ещё до 25 лет, но поделился ими только со своим учителем и другом Генри Барроу и попросил держать информацию в тайне; час их публикации настанет только спустя десятилетия...
В 1669 году Ньютон, наконец, получает место профессора математики в Колледже Святой Троицы, что сулит стабильный доход и возможность спокойно заниматься наукой. Остаётся только одна мелочь: все преподаватели колледжа должны принести клятву, что они верят в святую троицу и её единство, то есть в главную доктрину христианской церкви.
Но дать такую клятву молодой кандидат в профессоры категорически отказывается. Нет никакой троицы, пытается объяснить он, всё это – домыслы, на самом деле Бог един, один и всеобъемлющ.
Многие историки пытались приписать в связи с этим его демаршем приверженность учёного к различным еретическим течениям в христианстве, но, как нетрудно заметить, ближе всего эта его позиция именно к иудаизму, а не к какой-нибудь другой религии или её ответвлению.
И это своё мнение Ньютон высказал публично, в колледже, носящей имя Святой Троицы!
Из-за своей принципиальности и неготовности идти на сделки с совестью Ньютон вполне мог распрощаться с местом профессора, но члены академического братства ипрофессор Барроу смогли уговорить короля Чарльза подписать указ, отменяющий пункт об обязательности клятвы на верность святой троице...
В 1686 году выходит самый знаменитый труд Ньютона - "Математические принципы натуральной философии" (часто упоминаемый просто как "Принципы"), включающий в себя наиболее выдающиеся его открытия в области механики, астрономии, строения Земли, акустики, оптики и т.д.
Есть в этой книге и те самые памятные нам всем со школы и вносящие вроде бы такую ясность в строение мироздания "законы Ньютона", о которых С.Я. Маршак остроумно заметил в первой части своей знаменитой эпиграммы:
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! И вот явился Ньютон…
Но сатана не долго ждал реванша:
Пришёл Эйнштейн – и стало все, как раньше…
Но и тогда, а тем более сегодня мало кто обращал внимания на то, что за рядами математических формул и точными формулировками фундаментальных законов материального мира кроются и глубочайшие эзотерические идеи. Физика для Ньютона – не более, чем один из инструментов познания Творца и его фундаментальных законов.
Строку 19-ого псалма Давида "Небеса рассказывают о славе Бога, о делах Его рук повествует небосвод" он трактует однозначно: сама гармоничность устройства нашего мира, единство и взаимосвязанность действующих в нём законов свидетельствуют о его сотворённости и существовании Бога…
Это - мысль, к которой два века спустя долго и мучительно (в силу своего атеистического воспитания) будет приходить Альберт Эйнштейн, но для Ньютона она была естественной и однозначной. Более того: Ньютон был уверен, что не открывал ничего нового, а просто коснулся лишь самой вершины огромного айсберга глубочайших знаний, которыми некогда обладали древние и которые зашифрованы в священных еврейских книгах.
Движимый всё той же жаждой познания Ньютон начинает глубоко изучать иврит, чтобы прочесть в оригинале ТАНАХ, а затем и погрузиться в тайны Каббалы – еврейского мистического учения.
Из уже упоминавшейся книги "Хронология древних царств" и изученных рукописей Ньютона выстраивается более-менее цельная, хотя всё ещё полная белых пятен картина его мировоззрения.
Бог, повторял он за Рамбамом, один, и нет подобия его Единственности. Он – Творец мира, Создатель законов природы и человеческого общества, и Он же, присутствуя всюду, незримо направляет всю человеческую историю. Он поведал сокровенные знания об устройстве мироздания первому человеку Адаму, а затем они передавались избранным людям из поколения в поколение и дошли до выжившего в потопе Ноаха (Ноя), а затем были переданы праотцу еврейского народа Аврааму...
Увидев, что другие народы искажают переданное им учение, Всевышний избрал в качестве хранителя и передатчика этих знаний еврейский народ, и этим, с точки зрения Ньютона, определяется роль евреев в мировой истории.
Но в своём открытом виде эти тайны во все времена были доступны немногим. Кроме Ноаха, они были открыты разве что пророку Моисею, а затем тщательно зашифрованы в устройстве переносной Скинии Завета, которую воздвиг Моисей в пустыне, а также в построенном Соломоном Иерусалимском Храме.
"Само устройство Первого Храма истинной веры, открытой человечеству, призвано указать – через саму символику Храма - путь к пониманию рамок существования этого мира… Неудивительно, что жрецы Храма возвышались над остальным народом своими знаниями о законах мироздания и внесли их в свои теологические сочинения", - говорится в одной из рукописей, хранящихся в Иерусалиме.
Иерусалимский Храм был, по Ньютону, моделью нашей Солнечной системы; огонь на жертвеннике символизировал Солнце; расположение каждой из его частей пропорционально точно соответствовало расположению планет в нашей системе, каждый ритуал, совершаемый священниками-коэнами и левитами, порядок жертвоприношений и т.д. были исполнен тайного смысла…
Ещё одним источником тайных знаний Ньютон считал Тору.
Он не принимал мысль иудаизма о том, что Тора предшествовала сотворению мира и была от слова до слова передана Моисею Богом, но признавал, что в ней должны быть закодированы величайшие тайны, и, возможно, она скрывает в себе ещё один текст или даже тексты – если попытаться прочесть её каким-то другим образом...
Пройдёт больше двух столетий, понадобится изобретение компьютеров прежде, чем израильский математик Элиягу Рипс создаст специальную программу и откроет, что при чтении через различное количество букв в Торе открываются новые пласты текста – и таким образом подтвердит гениальную догадку Ньютона.
Следующим источником "истинного знания" о мире, о прошлом и будущем человечества были, по Ньютону, другие книги ТАНАХа, в первую очередь, откровения, явленные еврейским пророкам, которые тоже следовало расшифровать.
Историчность и несомненная истинность всех книг ТАНАХа не вызывала у него никаких сомнений...
Словом, Исаак Ньютон и в самом деле настолько близко подошёл к базовым истинам и доктринам иудаизма, что, казалось, ему только и оставалось, что пройти гиюр.
Но, разумеется, он этого не сделал и до конца жизни считал себя истинным христианином, хотя понимание христианства у него было весьма своеобразным.
Он отрицал доктрину о Святой Троицы и в сочинении "Историческое прослеживание двух заметных искажений Священного Писания" пытался доказать, что сама эта доктрина родилась вследствие ошибки в понимании и переводе первоначального текста.
Не верил он и в Божественное происхождение Иисуса, но в то же время признавал его "божественную миссию"...
По его версии, основоположник христианства и его ученики были просто группой евреев, бывших носителями "тайного знания", о котором шла речь выше, и решивших следовать Божественным установкам так, как они их понимали, то есть он ставил Иисуса на уровень пророка, почти соизмеримого с Моисеем (что, разумеется, уже крайне далеко от иудаизма).
Верил Ньютон также и в то, что с помощью духовных инструментов можно влиять на материальный мир...
Понятно, что такой Ньютон казался адептам академической науки сбрендившим с ума стариком, спекулянтом и профанатором, никак не совмещающимся с представлением об авторе основных законов механики, закона всемирного тяготения, преломления света и т.д., на памятнике которого выбито "Разумом он превосходил род человеческий".
Именно поэтому они так отшатывались от его рукописного наследия. Но если он и в самом деле "разумом превосходил род человеческий", то, может, всё же стоит обратить внимание и на эти его сочинения?..
Тем более, что с помощью совмещения самых различных методов – как чисто научных, так и теологических – Ньютон пытался заглянуть за завесу будущего и вслед за еврейскими мистиками вычислить дату прихода Мессии и конца человеческой истории как истории войн и бедствий, а также предсказать ряд отдельных грядущих событий.
В частности, на основе этих расчётов он утверждал, что в 1880-х годах евреи начнут возвращаться на землю предков – и это предсказание сбылось!
Ньютон предвидел, что в 1940-х годах, после какого-то страшного катаклизма, в котором погибнут миллионы людей, на земле Израиля возродится еврейское государство.
Ещё в начале ХХ века это пророчество показалось бы всем полным бредом, но, как видим, и оно сбылось.
Приход Мессии Ньютон приурочивал к 2060-м годам. Сбудется ли этот "бред" великого физика и теолога?
Что ж, кто доживёт, сможет проверить…
Сообщение отредактировал Сонечка - Суббота, 22.04.2023, 09:58 |
| |
| |
| Пинечка | Дата: Суббота, 29.04.2023, 06:22 | Сообщение # 514 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1455
Статус: Offline
| Человек с большой буквы
Андрей Кураев пишет: Как-то Юрий Никулин шёл с утра пораньше пешком на работу и стал свидетелем страшной трагедии — молодая женщина и её шестилетний сын были сбиты автомобилем на пешеходном переходе. Мать скончалась.
Мальчик просто чудом не пострадал: его руку вырвало из ладони матери при наезде...
Первое что сделал Юрий Владимирович это снял свой пиджак и накрыл им тело женщины, чтобы мальчишка не видел изувеченную, залитую кровью мать.
Очень быстро приехала милиция, скорая помощь, зачем-то пожарные, собралась огромная толпа зевак. Все они охали, ахали и обсуждали произошедшее. Как-то так вышло, что без внимание остался только плачущий мальчишка сидевший на обочине дороги.
Ну как так? — подумал Никулин, вышел из толпы (милиция увидев известного актёра останавливать его не стала только честь отдала) и сел рядом с мальчиком. Утешил как мог, подарил свой красный галстук с изображением пчелы, а потом ещё и на такси домой к бабушке увёз...
В этот день у Никулина была назначена серьёзная встреча с японской делегацией. Юрий Владимирович естественно опоздал. Опоздал почти на полтора часа, да ещё и вошёл в кабинет без пиджака (костюм приобретался специально за границей для протокольных мероприятий), без галстука, в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами.
Руководитель токийской делегации Ито Кобаяси и его коллеги посчитали внешний вид и опоздание Никулина оскорблением, нарушением протокола, на котором азиаты зациклены, и демонстративно покинули цирк.
Только спустя пять лет Кобаяси узнал истинную причину опоздания директора Цирка на Цветном Бульваре. Никулина пригласили в столицу Японии прислав за ним самолёт принадлежащий компании...
В офисе Юрия Владимировича встретило семьдесят восемь низко поклонившихся японцев без пиджаков, без галстуков и в белых рубахах рукава которых были закатаны до локтя.
|
| |
| |
| Златалина | Дата: Понедельник, 08.05.2023, 01:31 | Сообщение # 515 |
 добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 232
Статус: Offline
| Грустный гений. Натан Рахлин
Холодным февральским вечером 1967 года поезд дальнего следования подкатил к заснеженному перрону. Дул пронизывающий ветер, метель забивала глаза, залезала в носы, и мы нехотя выползли из тёплого уютного вагона. В Казань наша маленькая студенческая группа из четырёх человек приехала на первую в нашей жизни конференцию.
Дело в том, что в те далёкие годы, кроме учёбы в Политехническом институте, я увлекался разными вещами: живописью, театром, фотографией, снимал кино, а также строил светомузыкальные установки и давал на них концерты. Персональных компьютеров и цветных мониторов ещё не было и в помине, а потому в студенческом конструкторском бюро мы изобретали различные проекционные аппараты для создания на экране или стенах красочных движущихся фигур, которые с сочетании с музыкой становились эдаким абстрактным балетом.
Чем-то это напоминало ожившие под музыку картины Василия Кандинского. Мы подбирали куски из классических произведений и в меру своих способностей исполняли светомузыкальные произведения. Конференция в Казани, куда мы приехали, как раз и называлась «Свет и Музыка».
Я привёз доклад о световом и звуковом оформлении Кунгурской ледяной пещеры. Эта пещера около Уральского города Кунгур — совершенно очаровательное природное сооружение, где своды и полы покрыты не сталактитами и сталагмитами, как в обычных каменных пещерах, а причудливыми ледяными глыбами и сосульками. Наша студенческая группа планировала установить за кристаллами льда цветные лампочки, прожектора и динамики для исполнения на них музыки в сочетании с балетом абстрактных световых образов.
Я снял в расцвеченной пещере множество слайдов, показал их во время своего доклада и рассказал, как мне видится сочетание динамического освещения ледяных сводов и 4-й части 9-й симфонии Дворжака. Когда после выступления я вернулся на своё место в зале, на свободное рядом кресло сразу же подсел лысый человечек лет шестидесяти, чем-то похожий на доброго гнома.
Он взял меня за руку и зашептал на ухо: «Это страшно интересно, что вы собираетесь делать! Нам обязательно надо поговорить. Я сейчас должен уйти, у меня дела, но, может, вечером потолкуем? Вы будете на банкете?»
Мне было приятно, что мой доклад понравился этому незнакомцу, и я ответил, что да, мы все идём на банкет, там и поговорим. Добрый гном пожал мне руку, встал, тихонько выкатился из зала и ушёл.
В перерыве ко мне подошёл устроитель конференции Булат Галеев и, как мне показалось, ревниво спросил: «Ты что, знаком с Натаном Григорьевичем?». Я ответил, что нет, не знаком и вообще не знаю, кто он такой. Галеев снисходительно пояснил: «Это же Натан Рахлин, знаменитый дирижёр, руководитель нашего нового филармонического оркестра. А что он от тебя хотел?»
— Как это вашего? — удивился я, — я хоть с ним лично не знаком, но кто же не знает, что Натан Рахлин — это руководитель симфонического оркестра Украины.
— Был Натан украинский, а сейчас наш, татарский, — сказал Булат с усмешкой.
***
Вечером на банкете в университетском кафетерии, а проще сказать, на коллективном ужине для участников конференции, я сразу увидел Рахлина и подошёл к нему. Он обрадовался и потащил меня к длинному столу в углу зала. Мы уселись на краю с нашими подносами, и он с большим энтузиазмом стал мне объяснять, что мой выбор Дворжака для исполнения в пещере ему кажется не очень удачным. В этом произведении, он пояснил, есть много тематических уровней.
Дворжак музыкой показывает размах Нью-Йорка: от тротуаров Бродвея до вершин небоскрёбов, да ещё создаёт картину напора жизни в Новом Свете. Это, сказал Рахлин, слишком сложно для световых пятен и бликов на ледяных кристаллах. Выйдет несоответствие. Музыка Дворжака настолько образна, что не нуждается в дополнительных картинах, они будут только мешать слушать симфонию. Может, лучше подобрать что-то из танцевальной музыки, скажем Фламенко? Она ведь как раз и написана для движущихся красочных объектов, да и много проще по рисунку; может выйти куда интереснее.
Я лишь кивал головой и соглашался — спорить с великом дирижёром мне было и не по рангу, и не по знаниям.
Через полвека, что прошло с того разговора, мало, что осталось в моей памяти из его объяснений. Помню лишь, что слушал его, раскрыв рот. Когда он закончил свой урок и мы доели свои шницеля и запили их компотом, Натан Григорьевич спросил, откуда я приехал и чем в жизни занимаюсь.
Я пояснил, что я студент радиотехнического факультета и приехал в Казань из Свердловска.— А! — радостно ответил Рахлин, бывал я на гастролях в Свердловске, и не раз; там, кстати, живёт мой племянник. Он доцент Свердловской консерватории, зовут его Миша Гальперин.
— Что вы говорите! — с удивлением воскликнул я, — да ведь Миша — это мой дядя. Его отец Иосиф и моя бабушка Берта — брат и сестра. Они все родом из Чернигова, а в Свердловск попали в эвакуацию.— Вот так совпадение! — засмеялся Натан Григорьевич, — стало быть мы с тобой, детка, родственники. Я сам родился недалеко от Чернигова в городке Сновская. Погоди, погоди… Если ты Мишин племянник, значит, мне приходишься вроде как… двоюродным, нет — троюродным внуком. Тесен мир! Мы это дело непременно должны отметить. У тебя ведь никаких дел сегодня вечером нет? Ну и отлично. Тогда давай-ка после ужина пошли ко мне домой. Это тут недалеко, я лишь месяц как переехал в новую квартиру. До этого жил в гостинице.
Мы вышли из кафетерия, прошлись по заснеженным казанским улицам и вскоре подошли к красивому четырёхэтажному дому, где жил Рахлин.
Здания такого типа после войны строили военнопленные немцы. По советским стандартам квартира была просторная, но уж очень неухоженная, мебели совсем мало; чувствовалась в ней какая-то неуютная холостяцкая атмосфера. Натан Григорьевич повёл меня на кухню, поставил чайник на газовую плиту и достал с полки бутылку армянского коньяка, а из холодильника — лимон и кусок колбасы. Усадил меня к столу и сам сел напротив:— Я вообще-то совсем не пью. Печень у меня стала никудышная. Иногда так схватит, смерти был бы рад. А потом отпускает. Вот и сегодня ноет с самого утра. А я, старый дурак, ещё этот жирный шницель ел. Не могу себя сдержать. Теперь с ужасом жду ночь — почему-то ночью много тяжелее... Коньяк держу для гостей. Я тебе налью, ты не стесняйся, выпей за встречу, а я просто пригублю символически.
Мы чокнулись, я выпил за его здоровье и закусил лимоном. Рахлин стал меня расспрашивать про родню, часто ли вижу Мишу, про его сестру-близняшку Шуру и их родителей, которых он помнил ещё по далёким годам, когда учился в Черниговском музыкальном училище. Я спросил:
— Натан Григорьевич, вы ведь жили в Киеве и руководили филармоническим оркестром Украины. Как получилось, что вы теперь в Казани?
— Ты знаешь, как живётся евреям на Украине? — спросил он. — Мы там люди второго сорта, как бельмо у них в глазу. Особенно плохо стало после войны. Немцы в украинцах сильно подогрели антисемитизм, и он у них пышно расцвёл. Твоё счастье, что ты там не жил...
Я много лет руководил оркестром Украины и нахлебался их «братской любви» по самое горло. Давно, ещё до войны, я дирижировал оркестром в Донецке, а потом в 37-м году Хрущёв меня назначил в Киев, в госоркестр Украины. Оркестр был чудный, один из лучших в стране. Сначала всё было хорошо, я много работал и меня антисемитизм особенно не затрагивал, но в последние годы в Киеве решили сделать из меня эдакого показного еврея.
Когда приезжали какие-то иностранцы и спрашивали: «Почему у вас на Украине такой антисемитизм, евреев в ВУЗы не принимают, на работу не берут?», а им партийные чиновники отвечали: «Это всё ложь и сионистская пропаганда. На Украине антисемитизма нет. Вот, к примеру, еврей Натан Рахлин руководит нашим главным оркестром, профессор консерватории, где же тут антисемитизм?» И сразу ко мне на репетиции и концерты привозили этих иностранцев, чтобы показать меня как дрессированную обезьянку.
А потом в кабинетах руки мне выкручивали, если я что-то не так иностранцам ответил или, скажем, хотел взять в оркестр хорошего музыканта-еврея. Говорили: «Вы нам тут синагогу не устраивайте!». На гастроли заграницу не пускали, к репертуару постоянно придирались — диктовали, какого композитора можно играть, кого нет. Даже в оркестре некоторые музыканты и кое-кто из дирижёров на меня кляузы писали, в сионизме обвиняли… Зависть и ревность…Просто жизни не стало… Мне это безумно опротивело, я сослался на здоровье и уволился. Однако без дела не сидел ни дня — ездил по всей стране, много дирижировал разными оркестрами. Это я люблю. Но кочевая жизнь, знаешь ли, здоровья не прибавляет. Стал сильно уставать, часто болею. Сначала моя жена Вера со мной ездила, помогала, а потом это ей надоело, и теперь она живёт в нашей киевской квартире, а я вот тут один, как старый холостяк… Одному трудно, одиноко. Никого со мной рядом нет. Порой думаю: «Хоть бы скорее смерть. Может быть, тогда помянут хорошим словом». Ну ладно, что это я о грустном?..
Ты спросил, как я здесь оказался? В прошлом году мой двоюродный брат Леопольд, он тут в Казани профессор-кардиолог, замолвил словечко своему пациенту Табееву — первому партийному секретарю, и тот мне предложил создать симфонический оркестр Татарии. Я с радостью согласился, переехал сюда, поселился сначала в гостинице, потом эту квартиру мне дали, мебель кое-какую завезли...Вера иногда ко мне сюда из Киева приезжает. Работы с новым оркестром — по горло. Всё строим с нуля. Сейчас вовсю идут прослушивания, набираем оркестрантов, в основном из местных выпускников консерватории. Подбираю репертуар. Думаю, через пару месяцев начнём концерты.
— А как вам живётся тут, в Казани? Какие у вас отношения с людьми? — спросил я.
— После Киева это просто рай. Татары — чудный народ, талантливый, люди добрые, стараются во всём помочь. Пятый пункт для них значения не имеет. В этом плане мне тут спокойно. Хотя, конечно, скучаю по Киеву, у меня ведь на Украине почти вся жизнь прошла… Этого не вычеркнешь.
Пока мы разговаривали, я обратил внимание на небольшую дудку, похожую на пионерский горн, висевшую на стене около окна:
— Натан Григорьевич, а что это у вас за труба тут висит на гвозде?
— Сувенир из молодости. Я когда ещё мальчишкой был, играл на скрипке. Мой отец был капельмейстером в маленьком оркестре и научил меня играть на струнных и духовых инструментах. Жили мы бедно, чтобы помочь семье я подрабатывал тапёром в кинотеатре, сопровождал немые фильмы игрой на скрипке. Кстати, так многие музыканты в те годы деньги зарабатывали. Вот, к примеру, Шостакович тоже работал в немом кино лабухом, играл на рояле. Мне тогда было лет 14, шла Гражданская война, но в нашем городке всё равно каждый день крутили кино: Чарли Чаплин, Мэри Пикфорд, а я под экраном сидел и на скрипочке пиликал. Однажды посреди сеанса дверь с грохотом распахнулась и вошли казаки. Зажгли свет, кино остановили. Вид у них был грозный, с шашками. Народ в зале от страха сжался, все затихли. Впереди казаков был такой хмурый дядька, совершенно лысый, с усиками коробочкой. Походил по комнате, потом подошёл ко мне и говорит: «Ты, хлопец, кончай этот балаган. Мне в отряд сигнальщик нужен. Собирайся, пойдёшь с нами». Так я попал в красно-казачий отряд Котовского, служил у него трубачом до самого конца Гражданской. Это и есть моя та самая труба, на которой я у Котовского дудел. Теперь тут у окошка висит.
— А на каких инструментах вы ещё можете играть?
— Да почти на любом. Приходится ведь оркестрантам показывать на репетициях — и струнникам, и духовикам. Какой же это дирижёр, если он показать не может? Но самый мой любимый инструмент всё же гитара. Пойдём-ка в комнату, я тебе покажу…
Мы перешли из кухни в гостиную, где стояли диван, шифоньер, два стула и круглый стол. На голой стене против дивана, приколотая кнопкой висела лишь одна небольшая фотография без рамки. На ней была изображена молодая женщина.
Рахлин достал из шифоньера шестиструнную гитару, сел на стул, подстроил и сказал:— Я тебе про Фламенко говорил, что это для твоей светомузыки подойдёт лучше Дворжака. Вот послушай, я сейчас поиграю, а ты представь, как на это можно наложить световой балет…
И он заиграл. Господи, Боже ты мой! Ничего более красивого я не слыхал ни до того, ни после. Сочные звуки знойной андалузской ночи заполнили комнату; мне показалось, что стены раздвинулись, потолок растаял и превратился в звёздное южное небо. В вихре танца, то медленного, то порывистого, заполыхали языки алых и чёрных испанских платьев, зашуршали веера, затрещали кастаньеты и зацокали каблуки. Много лет спустя в Испании и Америке я был на разных Фламенко, но такого я больше не слыхал. До сих пор звучит в моих ушах эта страстная мавританская музыка, которую исполнял лишь для меня одного в своей полупустой комнате гениальный музыкант. Рахлин кончил играть, положил гитару на стол, помолчал немного и сказал:— Ты сам говорил, что светомузыка — это балет, хотя и без танцовщиков. Танец света и цвета. Значит, и музыка к нему лучше подойдёт балетная. Когда вернёшься домой, попробуй Фламенко. Если не получится, напиши мне, я что-то другое подскажу.
Сказав это, он вдруг побледнел и застонал, прижал ладонь к правому боку, закачался. Я подскочил к нему, взял под руку и помог пересесть на диван. Он прохрипел: «Опять схватило. Принеси-ка водички».
Я побежал на кухню, принёс ему стакан холодной воды и спросил, не стоит ли вызвать скорую? Но он только рукой махнул и сказал, что ничем они ему не помогут, само утихнет, но будет хорошо, если я ему дам грелку — вон она на столе, около гитары. Я взял грелку, на кухне налил в неё из чайника горячую воду. Он прижал её к боку, закрыл глаза. Мы посидели минут десять, помолчали. Наконец он сказал: «Ну вот, чуть отпустило. Думаю: эта печёнка меня скоро сведёт в могилу».
Чтобы как-то его отвлечь, я спросил:
 Грета
— А что это за фотография, вон на стенке?
Он посмотрел на снимок, вздохнул, потом опустил голову и тихо сказал:— Тебе сколько лет? Двадцать один? А мне шестьдесят один… Ты молод, не сможешь понять, но я тебе всё равно скажу. Когда тело стареет, душа остаётся молодой. Ей нет дела до дряхлеющей оболочки и начинки — сердце, печень, селезёнка, всё прочее… В душе всегда, до последних дней, живёт твоя молодость… На этом снимке — самая дорогая для меня женщина. Вглядись в её лицо, в эти чистые светлые черты, и пойми, если сможешь. У меня в Киеве жена, есть дочка, но для меня вот эта женщина что-то вроде Надежды Филаретовны фон Мекк для Чайковского. Нет — много, много больше. Фон Мекк поддерживала Петра Ильича деньгами, никогда с ним не встречаясь, и романа между ними не было, да и быть не могло, а Греточка — это моя муза, мой воздух, моя жизнь. Моя единственная настоящая любовь.
В молодости у меня такого не было, а к старости — случилось. Видимся мы совсем редко, общаемся только в письмах. Она живёт в Днепропетровске, а я тут, в Казани… Я почему это тебе рассказываю? Не знаю, сколько мне ещё осталось, наверное, надо кому-то «поплакаться в жилетку», душу излить, а ты всё же — родная кровь. Это, конечно, между нами, ты держи мои слова при себе. Только послушай молча и не осуждай старика.
Я познакомился с ней десять лет назад в Москве, она на тридцать лет меня моложе. Я как увидел её в первый раз, так и влюбился без памяти, словно мальчишка. Совершенно потерял голову. Самое удивительное, что и она меня любит. Меня — старого больного человека. Этой любовью я живу, она давала мне силы в самые мрачные дни, а их было немало. Если бы не эта любовь, меня бы давно не было. Я в письмах изливаю ей душу, прошу совета, поддержки, делюсь самым сокровенным.
Для меня она — само совершенство. Трудно себе представить более женственную, дивную по цельности, очаровательную по своей природной мягкости чудесную женщину с широким кругозором мышления, чем она. Одна у меня радость – мысль о том, что где-то живет человек, которому я близок как личность, что кому-то нужна моя израненная душа, иначе я совсем упаду в своих глазах. Ношу в себе радостную мысль о том, что в далёком городе, в тиши дивной природы живет близкий мне друг, чьё чувство безмерно мне дорого, пред кем душа моя предстаёт без прикрас, без парада, в натуральной простоте. Как чудесно это сознание, я без него совсем бы пал духом. Она для меня подарок судьбы. Её письма — вся моя жизнь. Если они перестанут приходить, я умру…. О господи, прости старика за эту болтовню…
— Натан Григорьевич, — тихо сказал я, погладив его по плечу, — а вы никогда не думали развестись с вашей женой и соединиться с Гретой, жениться на ней?
— Нет, это невозможно. Хотя Грета меня любит, но сам подумай — зачем я ей? Она молодая, красивая, ей надо найти себе сверстника, выйти замуж, родить детей… К чему ей старый больной муж? Я слишком люблю эту женщину, чтобы ломать её жизнь. А для моей жены Веры развод станет жестоким ударом, и я никогда не смогу на это пойти. Прошлые годы зачеркнуть невозможно. Груз былого — лёгкий ли, тяжёлый ли, всегда с нами. Нельзя строить своё счастье на горе других. Это было бы подлостью с моей стороны. Нет, Вера ничего не знает о моей любви к Грете, и я с ужасом думаю, что вдруг как-то сможет узнать. Я не хочу доставлять ей боль. Однако, мне кажется, что моя дочь Леля о чём-то догадывается — у меня с ней неожиданно возникли очень натянутые отношения. Как это всё ужасно… Не знаю, не знаю…
***
С тех пор прошло более полувека. Больше я с ним не встречался — светомузыка и многие другие мои увлечения ушли на задний план, я учился и работал, а этот грустный гений до последних своих дней колесил по стране с симфоническим оркестром, который сам создал.
Я не музыкант и не могу дать личную оценку Рахлину как дирижёру. Поэтому расскажу здесь то, что читал про него и слышал от музыкантов, которые с ним работали. Все сходятся в одном — это был великий дирижёр, пожалуй, крупнейший за всю историю СССР.
Никто, как он, не умел работать с оркестром. В нём счастливо сочетались великий артист, музыкант и педагог. Он мог подолгу терпеливо разговаривать с оркестрантами и всегда хотел быть понятым. Если ему не нравилось, скажем, как ведёт свою партию тромбонист, он ласково говорил ему: «Нет, деточка, это надо не так. Давайте я вам покажу, как надо». Потом брал у него тромбон и блестяще проигрывал нужный кусок. Он профессионально мог играть на всех оркестровых инструментах и поэтому часто говорил, что он, когда дирижирует, на них всех в это время и играл.
Натан Григорьевич прекрасно знал особенности и возможности каждого инструмента и поэтому мог добиваться от музыкантов совершенного звучания. Обычно репетировал он безо всякого плана, выбирал какой-то сложный кусок, тратил на него всё отведённое время и не успевал проиграть произведение целиком; задерживал оркестрантов, но никто на него не обижался. На репетиции, объясняя исполнителям звуковую задачу, он своим вовсе не вокальным голосом напевал, точно воспроизводил тембр, ритмический рисунок и характер музыкальной фразы. Репетиции для него были временем проработки с оркестром трудных мест произведения, а главное его волшебство проявлялось во время концертов, где он совершенно расцветал.
Это был великий музыкальный импровизатор. Во время концерта он мог неожиданно поменять интерпретацию или темп, и оркестр знал эту удивительную особенность своего маэстро и прекрасно следовал за ним. Дирижируя, часто жестами «играл» на скрипке, губами показывал артикуляцию духовым, буквально нависал над оркестром, простирая огромные кисти рук, как бы обнимая музыкантов и собирая их всех в единый организм.
С солистами он работать не любил, всегда старался заставить их принять его интерпретацию. Только Ростроповичу позволялось делать ему замечания. Не любил он дирижировать оперными и балетными спектаклями — действие на сцене отвлекало его от музыки.
У Рахлина была совершенно феноменальная память. Он держал в голове тысячи музыкальных произведений и обычно дирижировал без партитуры.
Он любил знакомить слушателей с молодыми композиторами. Часто был первым исполнителем новых сочинений таких мастеров как Мясковский, Шостакович (первым исполнил его 11 симфонию), Кабалевский, Хренников, и других.
Выдающиеся дирижёры Г. Рождественский и Ю. Аранович считали Рахлина своим учителем. Натан Григорьевич был добрым, мягким и участливым человеком. Всегда был готов защитить своих музыкантов и прийти им на помощь. Все, с кем он общался, неизменно его любили и глубоко уважали. Он обожал книги и много читал. У него дома в Киеве, а потом и в Казани, была огромная библиотека, которую он собирал много лет. Я провёл с ним всего один вечер, но у меня навсегда осталось ощущение от него, как от старшего друга и учителя.
Незадолго до смерти в 1979 году, будто предчувствуя, что жизнь подошла к концу и настала пора прощанья, исполнил он со своим оркестром «Реквием» Верди и Моцарта, «Траурно-триумфальную симфонию» Берлиоза и «Траурную симфонию» Малера.
Похоронен он в Киеве, где прошла его молодость. В Казани чтут и помнят великого дирижёра: на доме, где он жил, установлена мемориальная доска, его именем названа улица города.
Яков Фрейдин
|
| |
| |
| Бродяжка | Дата: Суббота, 13.05.2023, 16:58 | Сообщение # 516 |
 настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 713
Статус: Offline
| Говорят, что если человек добрый, открытый, гостеприимный и щедрый душой, вокруг него всегда будет много людей. Одни будут его любить, другие — уважать, третьи им восхищаться, четвёртые просить совета, пятые — подражать.
Но вы же сами прекрасно понимаете, что среди этой многоликой толпы будут и те, кто станет отчаянно завидовать, злиться, пытаться обидеть, обесценить личность, совершить подлость.
Кто-то из психологов сказал, что человеку важно не только стать успешным самому, но и увидеть, как у других обломались крылья.
Вот такая вот наша суть.
Все мы конкуренты за место под солнцем и по-настоящему любить можем лишь тех, кто сильно любит нас.
Когда в России уходит в лучший из миров какой-то человек, то его качества и потенциал оцениваются по толпе, которая пришла проводить в последний путь.
Однако есть рубаи Омара Хайяма о том, что человек во второй половине жизни, когда накоплено достаточно опыта и мудрости, начинает вести закрытый образ жизни, уходит в себя, сокращает количество контактов, меньше звонит, меньше говорит, не торопится на встречи коллективов, придумывая причины и аргументы, чтобы никуда не ходить.
Он словно бережёт и экономит внутреннюю энергию, которую нужно тратить на людей, пытаясь каждого наделить толикой своего внимания. Справиться о здоровье, пошутить, выслушать, понять, согласиться или поспорить...
В определённом возрасте и спорить-то не хочется. Либо понимаешь что-то лучше остальных, либо вообще ничего не понимаешь и не хочешь быть чрезмерно категоричным.
Иосиф Бродский в своём стихотворении «Я не то, что схожу с ума» пишет:
«За рубашкой в комод полезешь — и день потерян».
Рубашка поэту нужна для визитов или чтобы встретить, принять нежданного гостя. Визиты отвлекают от главного — от концентрации мысли, от труда праведного, от состояния, в котором хочется замереть, как муха зимой, и чтобы никто не трогал, не вмешивался, не вторгался на эту личную территорию.
Человек сравнивает своё ощущение среди людей и когда он один. И состояние «ушёл в себя» или монологи с самим собой выигрывают.
Речь, конечно же, не идёт о полном одиночестве, о холодном пренебрежении и равнодушии близких, я о желании видеться, говорить. Заводить новые знакомства.
Бродский, истинный интроверт. Он даже помощи у людей никогда не просил:
Когда так много позади
всего, в особенности — горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Чем многограннее человек, тем ему интереснее проводить время в собственной компании. Он себя изучил, знает, чем себя занять, умеет эффективно тратить своё время, распределяя его на сон, отдых, умственную активность.
Шумные компании, разговоры, пересуды, сплетни, перетирание новостей из мира политики и экономики — это лишнее. Мир как стоял на трёх китах так и будет стоять. Кто у власти и сколько денег в чужих карманах — это всё преходящее, временное...
У Андрея Дементьева есть стихотворение, где он чётко разобрал и разложил по полочкам все плюсы и минусы общения с людьми, и сделал это мастерски, лучше любых психологов:
Я не люблю, когда друзья лукавят,
Я не люблю несдержанность свою.
Я не люблю, когда всё время хвалят,
Когда ругают, тоже не люблю.
Я не люблю, когда берут «нахрапом.»
Я не люблю фанатов и снобов.
Я не люблю сокрыто — «тихим сапом,»
И не люблю запутанных узлов.
Я не люблю, когда ответы скупы,
А, также, если много говорят.
Я не люблю, когда вопросы глупы,
Особенно, когда они подряд.
Люблю глядеть в окно, когда там звёздно,
И не люблю глядеть в глаза льстецам.
Я не люблю, когда «свершилось» — поздно, —
Люблю, когда не кто-то смог, а сам.
Мне нравится, когда лицо красиво,
Но глупости в прекрасном — не терплю.
Я не люблю, когда душа — без пыла,
Когда спокойный, тихий нрав — люблю.
Я не люблю, когда за всех решают,
И не люблю в зависимости быть,
И очень не люблю, когда мешают
Решать мне самому: любить иль не любить!!!
размышлизмы от Мадам Хельга
|
| |
| |
| Рыжик | Дата: Четверг, 18.05.2023, 22:41 | Сообщение # 517 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 299
Статус: Offline
| Агент «Моссада» Исабель Педро, которая когда-то вела для Израиля разведывательную деятельность в Египте, скончалась в возрасте 89 лет...
60 лет назад Исабель Педро села на самолёт «Эль-Аль», летевший из Тель-Авива в Париж. «Проверка службы безопасности была короткой, и агент «Моссада» сопровождал её на коротком пути к трапу», — так позже описывал это журналист Шломо Накдимон.На следующее утро у неё состоялась первая встреча в качестве сотрудника израильской разведки, а собеседником был невысокий мускулистый мужчина с усами, представившийся Михаэлем, но на самом деле его звали Ицхак Шамир, он был командиром оперативного подразделения «Моссада», а впоследствии станет премьер-министром Израиля...Шамир сказал, что её миссия — «проникнуть в Египет и путешествовать по стране, отслеживая любую возможную военную зацепку, наблюдая за необычными событиями, слушая, что говорят элиты, налаживая связи и используя свои чувства на основе своего понимания».
«Он был абсолютным франкофилом. Было приятно говорить с ним по-французски, — вспоминала позже Педро. — Он не только хорошо знал Париж, он любил город и его кухню. Ему очень нравилась труппа Les Compagnons de la Chanson и песни Эдит Пиаф».
Педро и Шамир в 70-е годы
Педро уехала в Египет, президент которого Гамаль Абдель Насер был одним из злейших врагов Израиля. Евреи, отправленные Израилем с диверсионными миссиями в 1955 году в рамках операции, позже названной «Дело Лавона», томились в египетских тюрьмах.
Дело Лавона («Позорное дело» – ха-Эсек ха-биш) – политический скандал в Израиле с 1954 по 1960 год, связанный с провальной диверсионной операцией военной разведки Израиля «Сусанна» в Египте...
Педро спрятала свой дешифратор Морзе в деревянном чемодане с двойным дном. У неё также была коротковолновая радиостанция для связи с Моссадом. Она получила въездную визу, сообщив властям, что заинтересована в изучении археологии. За короткое время она вошла в высшее общество Египта.
Во время своих якобы археологических поездок она заметила, что египетская армия перевозила на поездах в Судан упакованные партии оружия. А как-то миновала большой аэродром с десятками припаркованных советских самолётов. «Она сошла с поезда, выучила наизусть название аэродрома и посчитала самолёты, – писал Накдимон. В порту Александрии она выслеживала египетские военные корабли. В Асуане посетила район, где строилась новая плотина на Ниле, и передала эту информацию своим кураторам во время встреч, которые проводила за пределами Египта.
Семья Педро со стороны отца берет свое начало в Испании. «Семейная традиция, передаваемая из поколения в поколение, гласила, что один из моих предков, по имени дон Педро, отвечал за покупку чистокровных лошадей для одного из королей Кастилии», — рассказывала она. Его профессия уберегла его и семью от инквизиции.
В 1531 году дон Педро с семьёй покинул Пиренейский полуостров с согласия короля и поселился в Нидерландах. Позже семья разделилась. Некоторые остались в Нидерландах, другие переехали в Великобританию, третьи в Польшу. Ее отец, Исаак Педро, родился там и присоединился к движению «Поалей Цион».
«Поалей Цион» («Рабочие Сиона») – еврейская социал-демократическая рабочая партия, ратующая за обобществление средств производства и переустройство общества на социалистических началах путём классовой борьбы еврейского пролетариата в рядах интернациональной социал-демократии и территориальную автономию для евреев в Палестине.
Исаак служил в польской армии, дезертировал в 1921 году и бежал в британскую подмандатную Палестину, где стал одним из основателей кибуца Гиват Ха-шлоша. Позже переехал в Уругвай, где женился на родственнице. Их дочь Исабель родилась в 1934 году. В юности она изучала архитектуру и рисование в Национальной школе изящных искусств в Монтевидео, а также принимала активное участие в сионистских делах.
«Однажды в Монтевидео приехала министр иностранных дел Израиля Голда Меир, и мы выступили для нее живой цепью всех сионистских молодёжных организаций. В её присутствии я настоятельно призвала своих коллег сделать больше для Израиля, – вспоминала Исабель. – “Ты говоришь на идиш?” – спросила меня Меир. – Ты нужна нам в Израиле”».
В 1961 году Исабель иммигрировала в Израиль. Она изучала иврит в кибуце Уша, когда жила в Гиватаиме, и архитектуру.
В 1965 году, после опасных приключений, на которые Исабель пошла ради Моссада, она вернулась в Израиль и начала рисовать и работать дизайнером интерьеров. Одним из ее клиентов был Иссер Харель, директор Моссада, который хотел перепланировать свой дом.
«Его жена приняла меня, и я полностью перестроила их дом», – рассказывала Исабель.
Исабель вышла замуж за бизнесмена Бена Ами Каплана, в прошлом бойца «Иргун». Он умер в 2005 году. Она надолго пережила его и умерла в прошлом
месяце в возрасте 89 лет, оставив двоих детей...
Как-то она сказала Накдимону, что она — одна из солдат Шамира. «Я уважаю его всем сердцем и скучаю по этому особенному человеку».
Мария Якубович
|
| |
| |
| Kiwa | Дата: Пятница, 26.05.2023, 07:43 | Сообщение # 518 |
 настоящий друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 681
Статус: Online
| Благодаря балкону
Автор: Нетанэль Элинсон
Самый важный вывод из очередного круга военных действий в Газе был сделан ещё до запуска ракет. Лидеры исламского джихада были ликвидированы, в направлении Израиля ещё не было запущено ни одной ракеты, а страна уже затаила дыхание и перешла к боеготовности. В один момент прояснилась болезненная правда: газаваты контролируют израильскую повестку дня.
18 лет назад мы пытались размежеваться с маленьким сектором на южной периферии. С тех пор этот малюсенький сектор решает будут ли школьные занятия у сотен тысяч учеников, принимает решение об отмене свадеб и поездок и отнимает свободу у жителей Юга.
В то время, как страна приготовилась к отражению ракетной атаки, мне попались на глаза две маленькие заметки, отправленные в новостные колонки: самолёты Эль-Аль сдвинули маршруты взлётов и посадок в сторону гор Самарии, потому что там безопаснее лететь, чем над Приморской низменностью, а глава ШАБАКа сообщил, что в Дженине схвачено звено, создававшее ракеты и планировавшее обстрелять Афулу и окрестности...
В этом всё дело: только благодаря израильскому присутствию Иудея и Самария не превратились в Газу. В сущности, это не точно - без израильского присутствия Иудея и Самария превратятся не в Газу, а в нечто гораздо более ужасное. Чтобы понять почему, я хочу взять вас на балкон в доме моего детства в Пдуэле в Самарии.
Ариэль Шарон называл наше поселение "балконом страны", потому что оттуда видно самое большое количество израильтян одновременно.
Тот, кто ещё не был там, возможно не поверит, но... когда я стоял две недели назад на балконе в Пдуэле, я видел Хайфский университет на севере, трубы Ашкелона на юге, и все города побережья между ними.
Стоит взглянуть на карту и вот они - Хайфа, Хадера, Нетания, Герцлия, Тель-Авивская метрополия, Ришон Ле-Цион, Ашдод и Ашкелон... протяни руку и дотронься. В сущности, из Пдуэля можно увидеть самое большее количество евреев в мире одновременно: 4 с половиной миллиона евреев у подножия балкона – треть всех евреев мира.
Эта картина, превращающаяся ночью во впечатляющий ковёр огней, сопровождает меня с младенчества. В День Независимости мы видели в каком городе самые красивые фейерверки – в Хадере или в Ашдоде.
Во время войны в Персидском заливе (1991г.) мы следили за ракетами Пэтриот над Тель-Авивом. С помощью бинокля мы знали самолёт какой страны сейчас приземляется в аэропорту им.Бен-Гуриона...
Я верю в географию.
Тот, кто понимает её, может понять многое об исторических, человеческих, военных и общественных процессах. Есть места, требующие глубокого географического анализа, но в случае с балконом в Пдуэле анализ настолько прост, что каждый побывавший там не нуждается в объяснениях.
Горы Иудеи и Самарии - это защитная стена 70 процентов населения Израиля.
Без израильского присутствия там война в Газе будет выглядеть детской игрой. Паралич из-за угрозы из Самарии будет постоянным, ежедневным, разрушительным. Вспомните часы готовности к отражению атаки – целая страна задерживает дыхание. Так будет выглядеть каждый день государства Израиль без Иудеи и Самарии.
Иудея и Самария в 20 раз больше сектора Газы, гористые, с вади. Без присутствия тут ЦАХАЛя любой арабский подросток сможет нарушить жизнь страны. Любой самолёт в аэропорту Бен-Гуриона будет зависеть от милости террористической ячейки, находящейся в 10 км оттуда, и любое рабочее заседание в хай-тек фирме в Рамат-Гане будет просматриваться теми, кто будет сидеть на балконе страны. Они решат как и когда закончится совещание.
Если потеря маленького сектора Газы приводит к нарушениям распорядка жизни жителей юга и центра раз в несколько месяцев, то потеря Иудеи и Самарии превратится в угрозу существования страны.
Во время готовности к отражению ракетной атаки жители Афулы сидели в тишине, не опасаясь сигнала Цева адом, а самолёты Эль-Аль взлетали и приземлялись над горами Самарии – благодаря израильскому присутствию там!
Наше присутствие в Иудее и Самарии началось не по причинам безопасности и не заканчивается этим, и всё же при любой операции в Газе я вспоминаю вид побережья с балкона моего детства в Самарии. В возможности заглянуть почти в каждое окно в стране и увидеть зажигающиеся ночью огни – светящийся ковёр, рассказывающий о сионистской революции самым лучшим образом.
И даже если вы не чувствуете, Иудея и Самария всё равно находятся там, смотрят сверху и служат защитной стеной чуду под названием государство Израиль.
("Макор ришон" 12.05.2023)
Перевёл Моше Борухович
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Среда, 31.05.2023, 10:37 | Сообщение # 519 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1455
Статус: Offline
| К концу жизни отставной генерал Пушкин иронично признавался дочке, что видит некоторое разочарование в глазах знакомых: Александр Александрович полагал, что люди искали в нём, отпрыске великого поэта, какую-то исключительность.
При этом сам сын Пушкина считал себя обыкновенным и ничем невыдающимся человеком, разочаровавшим общественность.
Надо сказать, Александр Александрович то ли скромничал, то ли себя недооценивал. Потому как заслуг ему было не занимать.
Мать Александра Наталья Пушкина-Гончарова вкладывала в него всю душу.
Старший сын Пушкина и Натальи Николаевны родился в Санкт-Петербурге 6 июля 1833-го. Русский классик очень трепетно относился к сыну. Мать Пушкина, Надежда Осиповна, в письмах сестре поэта описывала эту его привязанность. Ребёнка, названного в честь родителя, в семье иначе как «рыжим Сашей» не звали...
Пушкин-старший всегда наблюдал, как переодевают, укладывают спать тёзку-сына, прислушивался по ночам к дыханию младенца и подолгу не отходил от детской кроватки. Знаменитый поэт был обеспокоен судьбой маленького Александра и проводил параллели с самим собою. Живший в царствование трёх государей, Пушкин-старший не всегда находил с ними общий язык. В письме жене он писал: «Не дай бог идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибёт…».
Как и другие дети Александра Сергеевича, старший сын воспитывался под контролем домашних гувернёров. Даже после убийства главы семьи на дуэли, Наталья Николаевна средств на образование детей не жалела, вопреки материальным затруднениям. В доме традиционно бывали хорошие преподаватели. Своему брату женщина говорила, что эти расходы с лихвой окупятся в детях знаниями и умениями.
В 1845 году Александр Пушкин-младший поступил в Петербургскую Преображенскую гимназию, где слыл успешным и дисциплинированным учеником. В пятнадцатилетнем возрасте его определили в Пажеский корпус, откуда он вышел корнетом и был направлен в конногвардейский полк.
 Генерал Пушкин пользовался в армии высоким авторитетом. Военная карьера Александра Александровича сложилась блестяще. Любимому делу он отдавался без остатка. Пушкин-младший с лучшей стороны отличился в Крымской войне, а в ходе сражений за освобождение Балкан успешно возглавлял Нарвский гусарский полк. Награждён высокими орденами и именным золотым оружием.
В 1880-м сын поэта назначен флигель-адъютантом Его Величества, а уже спустя месяц пожалован в генерал-майоры государевой свиты в должности дивизионного командира. Пушкин-военный соответствовал образцу командира-джентльмена, верного старинным традициям. Как писал полковой историк, офицеры питали по отношению к своему командиру громадное уважение.
Ещё большего почтения коллег он заслужил после смерти первой супруги.
Оставшись с одиннадцатью детьми на руках и ведя неустроенный полукочевой образ жизни военного, Пушкин умудрялся давать детям необходимое тепло.
В 1891-м Александр Александрович ушёл в отставку. Ему определили место тайного советника и назначили солидную пенсию – более тысячи рублей в год. Приросший за 30 с лишним лет службы к военному мундиру генерал попросил императорского позволения носить форму на гражданке. Просьба была удовлетворена и поэтому в штатском Пушкина не видели...
Александр Александрович был женат дважды, воспитывал 13 детей. Первому браку предшествовала необычная романтическая история.
Его возлюбленная, Софья Ланская, была девушкой тихой и кроткой, что покорило Пушкина до глубины души. Решение пары заключить официальный брак родные встретили с радостью, а вот церковь сочла венчание невозможным по причине сомнительно установленного кровного родства возлюбленных.
Невеста впала в отчаяние, а Александр заявил, что или женится на Софье, или не вступит в брак до конца своих дней. Расстроенная этими событиями Наталья Николаевна обращалась за помощью к своему духовнику, писала письма в Синод, искала покровителей среди знакомых, но церковные чиновники держались неумолимо.
Оставалась последняя инстанция – император.
Собрав документальные доказательства, указывающие на отсутствие кровных связей, Пушкина попросила государевой аудиенции. Женщине, глубоко любящей сына и уважающей его пылкую любовь, удалось тронуть сердце Александра II.
На имя обер-прокурора Синода графа Толстого было направлено распоряжение уладить дело в пользу просящей.
Брак Александра и Софьи выдался на редкость счастливым и безоблачным. Супруги растили 11 здоровых детей. Но Софья Александровна не дожила даже до 40 лет...
После её смерти детей присматривали по очереди родные Пушкина, потому как сам он часто отбывал в военные походы.
В 1883 году Александр Александрович снова обвенчался. Но второй брак был далёк от былого семейного счастья. Вторая супруга не смогла стать любящей мачехой детям покойной Софьи, тяготилась заботами и слыла женщиной недоброй.
Не нашедший взаимопонимания и покоя в новой семье Пушкин часто уезжал гостить к своим сводным заграничным сёстрам, напоминавшим ему любимую мать. Там его принимали радушно и даже предлагали остаться навсегда, но привязанность к России брала верх.
...Как бы странно это не выглядело, бравый русский генерал всячески развивал в России женское образование, отстаивая в строгих комиссиях и высоких кабинетах права женщин на льготы, субсидии, стипендии, специализированные учебные программы, лазареты при институтах и организацию курсов сестёр милосердия.
Всю свою жизнь статный военный интеллигент притягивал восхищённые взгляды окружающих. Очевидцы вспоминали, как преображались и старались в реверансах встречавшиеся ему в учебных коридорах наставницы и классные дамы.
Генерал Пушкин, по всей видимости наделённый родовым шармом, сам того не ведая превращал рядовое посещение очередного учебного заведения в восторженное событие.
Он уезжал, а щебечущие ученицы и чинные воспитательницы ещё долго шептались о благородстве попечителя.
Когда в 1914-м Александр Александрович получил известие о начале войны, он молча отправился в свой кабинет, живым из которого уже не вышел...
|
| |
| |
| papyura | Дата: Среда, 07.06.2023, 09:45 | Сообщение # 520 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1554
Статус: Offline
| 
Леонид Пастернак. Автопортрет. 1908.
Псковский государственный объединенный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник.
Академик живописи Леонид Пастернак, отец знаменитого поэта, ушёл из жизни 31 мая 1945-го, сумев вписать своё имя в историю отечественной культуры, став одним из самых интересных представителей группы русских импрессионистов.
Будущий художник появился на свет в Одессе 22 марта 1862 года. Леонид Осипович окончил гимназию в 1881 году, при этом совмещая свою учёбу с частым посещением Одесской рисовальной школы. Далее в жизни будущего живописца была недолгая учёба на медицинском факультете Московского университета и параллельные занятия рисунком в мастерской академика Сорокина.
Однако метания Пастернака на этом не закончились – он перевёлся на юридический факультет Одесского университета, поскольку учебное учреждение предоставляло своим студентам возможность обучаться за рубежом.
В итоге, Леонид Осипович провёл несколько семестров в Мюнхенской Королевской Академии изящных искусств. Пастернак всегда тепло вспоминал то время. В Германии он посещал музеи, состоял также в русском кружке, который возглавляла Валентина Серова, мать ещё одного знаменитого художника. Знакомство с этой женщиной послужило началом крепкой дружбы двух семей, впоследствии обосновавшихся в Москве.
Леонид Пастернак. Вести с родины. 1889
Сразу после университета Пастернак попал на военную службу. Эскиз, созданный в армии, дал сюжет для первой большой работы - «Вести с родины».
Этот холст впоследствии принесёт Леониду Осиповичу славу. Над картиной он начал работу переехав в Москву. Пастернак снял для этого номер в гостинице. О художнике, прибывшим из провинции, прознал и Павел Михайлович Третьяков.
Он посетил живописца и тут же купил «Вести с родины» для своей коллекции. Сегодня работа находится в Государственной Третьяковской галерее.
Пастернак создавал «Вести с родины» для очередной Передвижной выставки. Её успех привёл к тому, что он стал известен как один из наиболее видных художников своего времени.
Своих учеников к Пастернаку посылали Илья Репин, а Николай Ге называл его своим продолжателем.
Всё время работы над принесшей ему славу картиной Пастернак вёл переписку со своей невестой – пианисткой Розалией Кауфман, оставшейся в Одессе. Они смогли пожениться после выставки в Петербурге - на торжество пошли деньги, полученные от Третьякова за «Вести с родины».
В этом браке вскоре родился сын Борис Пастернак, будущий поэт, и Александр, ставший впоследствии известным в стране архитектором.
1890-е годы были особенными в жизни Леонида Осиповича. В то время он сблизился с писателем Львом Николаевичем Толстым, стал преподавать в Училище живописи, ваяния и творчества.
"Ночь перед экзаменом"
Был признан Пастернак и в Мюнхене, где на международной выставке он получил премию за картину «Ночь перед экзаменом», которая теперь входит в постоянную экспозицию парижского музея д'Орсэ.
Особенным событием для Леонида Пастернака стало предложение семьи Толстых проиллюстрировать книгу Льва Николаевича «Воскресение». Сам писатель восторгался портретностью рисунков Пастернака, угадыванием изображаемых в романе лиц. Серия этих работ попала в толстовский музей в Москве.
В 1902 году в семье Пастернака насчитывалось уже четверо детей – на свет появились девочки Жозефина и Лидия. Леонид Осипович любил рисовать родных.
О Пастернаке в шутку говорили, что «дети кормят родителей», потому что детские портреты имели оглушительных успех у публики.
Художник работал и над заказом парижского Люксембургского музея, чьё руководство в начале XX века заказало пяти наиболее известным художникам по одной картине из русской жизни.
Пастернак подготовил пастель «Толстой в кругу семьи»...
Портрет Альберта Эйнштейна работы Леонида Пастернака
Леонид Осипович был также членом учредителем Союза русских художников, ставший в период с 1903 по 1922 году центром художественной жизни страны. В 1905 году Петербургская Академия художеств избрала его академиком живописи.
Когда Пастернаку было уже почти 60 лет, его здоровье ухудшилось. Тогда он взял супругу и дочерей и отправился в Берлин. Художника сильно подкосили лишения военных и послереволюционных лет. В Германии же он испытал новый подъём творческих сил. Здесь он создал портреты многих учёных, писателей и художников того времени. Запечатлел на холсте физика Альбетра Энштейна, писателя Герхарта Гауптмана и многих других известных деятелей. Популярность Пастернака росла – пресса восхищалась его работами.
Однако в Германии Пастернаку, как еврею, после 1933 года было запрещено преподавать и заниматься живописью и ему пришлось уехать в Англию, где уже жили его дочери. Вскоре после переезда в Лондон от сердечного приступа скончалась супруга Пастернака Розалия Исидоровна. Художник, тяжело переживавший потерю, продолжил работать. Он писал картины «Мендельсон, дирижирующий «Миссию» Генделя», «Пушкин и няня», а также «Толстой за рабочим столом»..
.
Бушующую Вторую мировую войну Пастернак переживал у дочери в Оксфорде, где и скончался 31 мая 1945 года, оставив после себя талантливейшее потомство и неоценимое культурное наследие, которое находится во многих музеях мира.
|
| |
| |
| smiles | Дата: Среда, 21.06.2023, 06:04 | Сообщение # 521 |
 добрый друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 237
Статус: Offline
| Когда речь заходит о вооружённых силах страны, в первую очередь обсуждают ВВС: какие новые самолёты они получили, что сказал командующий по поводу возможной бомбардировки Ирана, собираются ли лётчики бастовать, во сколько обходится обучение каждого пилота?..
Всё естественно. Мы гордимся нашей военной авиацией.
Спросите любого выпускника школы, и он наизусть перечислит вам все соединения спецназа, и объяснит, какое из них самое крутое, и почему.
Все, кому причитаются «крылышки» парашютистов, с гордостью носят их на парадных гимнастерках.
А что же с израильским военно-морским флотом?
Его редко, когда обсуждают, его командиры не лезут под софиты телевизионщиков и не делают громких заявлений. Сохраняющий «режим молчания», наш флот является сегодня очень грозной силой. К нему в полной мере применимо высказывание Суворова: «Бей не числом, но умением».
В один из летних дней 1961 г. командующий ВМФ Израиля, вице-адмирал Бин-Нун, собрал высший командный состав на внеочередное совещание, где речь шла о техническом состоянии кораблей, большинство которых безнадёжно устарело. ВМФ грозило неизбежное преобразование в силы береговой обороны...
Срочно требовалось нестандартное и не безумно дорогое решение по модернизации флота. В результате двухдневного мозгового штурма появилась здравая идея. Дело в том, что израильская военная промышленность выпустила серию ракет, которые по разным причинам не подошли ни артиллеристам, ни ВВС. Их предложили доработать в варианте «море-море» и установить на быстроходные катера. Оставалось понять, сколько и каких катеров необходимо закупить, у кого, и во сколько эта идея обойдётся.
небольшое отступление:
идея сама по себе была не нова... в 1960 г. СССР принял на вооружение прекрасную по тем временам крылатую ракету класса «море-море» и «земля-море» «Термит». Поставленные на ракетные катера комплексы «Термит» были грозным оружием, которое коммунисты охотно поставляли всем своим протеже. 21 октября 1967 года два советских ракетных катера 183Р «Комар», находившиеся на вооружении египетской армии, обнаружили и успешно атаковали израильский эсминец «Эйлат» самонаводящимися противокорабельными ракетами. Приказ об атаке отдал лично президент Насер.
Гибель эсминца стала неожиданностью для обеих сторон. Катера «Комар» были первыми в мире ракетными катерами, и случай с «Эйлатом» стал для них боевым крещением.
У египтян возникла эйфория от успеха, а Израиль осознал острую необходимость установления паритета в этом виде вооружений...
Итак, в результате тайных переговоров, немцы согласились финансировать покупку Израилем 12 быстроходных катеров. В стране начались приготовления к доработке и адаптации к требованиям флота имеющихся «бесхозных» ракет.
На базе фирмы «Рафаэль» сотни ведущих инженеров и техников, квалифицированных рабочих и электриков были объединены под крышей общего проекта «Листопад».Так появилась блестящая ракета класса «море-море» «Габриэль», ставшая впоследствии визитной карточкой растущего концерна «Рафаэль».
Катера, выбранные служить многофункциональной платформой для ракеты, заказали у французов, на верфях в Шербуре как раз модернизировали мощные немецкие лодки «Ягуар», прекрасно показавшие себя во время войны.
Семь первых катеров прибыли в Израиль, но тут президент де Голль объявил о полном эмбарго на поставку вооружений Израилю.
Поводом для него послужил рейд израильских коммандос на бейрутский аэропорт, предпринятый в ответ на непрекращающиеся теракты с территории Ливана. Оставшиеся в порту Шербура пять катеров были «заморожены» несмотря на то, что французы получили большую часть причитающихся им по контракту денег.
Кoнтр-адмирал Мордехай Лимон,уроженец белорусского города Барановичи(1924-2009)
Здесь на сцене появляется один из главных героев истории, вице-адмирал Мордехай Лимон, человек поразительных организаторских способностей, занимавший на тот момент должность председателя военной закупочной миссии во Франции.
Он предложил попросту угнать причитающиеся стране катера. Лимон пообещал Голде Меир сделать всё «тихо, и в рамках международных законов»...
Он вылетел в Данию, где встретился со своим давним другом, симпатизирующим Израилю норвежцем Мартином Симмом.
Симм был героем сопротивления и владел судоверфью. Проняв, что речь идёт не о бумажном проекте, а о рискованной военной операции, он сказал, что поможет Израилю в память о своем партизанском прошлом.
Ф. Амио (в центре) с дочерью принимают израильских военных представителей на верфи где изготавливают ракетные суда для Израиля. Шербур. 1970.
Владелец судостроительного завода и верфей в Шербуре, Феликс Амио, родился в католической семье. Его удивительная биография сродни истории жизни другого француза, Марселя Дассо. Одногодки, они оба с детства бредили авиацией, стали выдающимися инженерами в области аэронавтики, владельцами крупнейших авиаконцернов.
Дассо был родом из ортодоксальной еврейской семьи Блох.
Фамилию Дассо он взял в честь своего брата, генерала армии французского сопротивления Дариуса Поля Блоха (позывной – Дассо).
Амио и Блох были ветеранами Первой мировой войны, каждый создал авиационное предприятие, впоследствии национализированное государством, однако оба смогли заново построить новые промышленные империи.
Сменив фамилию и приняв католичество, Марсель Дассо никогда не отрекался от своего еврейского происхождения: три года, проведённые им в Бухенвальде, не давали ему это сделать.
Это его фирма поставляла Израилю самолёты «Мираж» и помогала проектировать и производить баллистические ракеты «Йерихо».
Даже после злосчастного эмбарго в Израиле работало около ста инженеров и техников концерна Дассо...
Феликс Амио был в тесной дружбе с братьями Полем и Пьером Вертхаймер, евреями-миллионерами, а на его авиационных и судостроительных предприятиях евреи составляли значительный процент. Амио был полностью посвящён в замысел Лимона. Мы не можем знать, что им руководило, симпатии к государству Израиль, денежный аспект сделки, или и то, и другое, НО ... через короткое время после встречи Лимона и Симма, Феликс Амио получил от Симма письмо с запросом на поставку Норвегии шести катеров для работ по разведыванию месторождений нефти. Амио ответил, что есть пять готовых, с покупателями которых возникли проблемы. Оба письма были составлены Лимоном и изготовлены в лаборатории «Моссада».
Амио обратился в министерство обороны Франции за разрешением. Чиновник МО, отвечавший за «израильский проект», лично связался с Лимоном и спросил, готов ли Израиль отказаться от пяти лодок, при условии полного возврата их стоимости.
Лимон «поматросил» чиновника несколько дней, а затем сообщил ему, что «скрепя сердце, Израиль вынужден отказаться от катеров»...
Феликс Амио получил от военных разрешение на заключение сделки и 22 декабря в Париже между Лимоном, Симмом и Амио было подписано соответствующее трёхстороннее соглашение, копия которого была отправлена в МО Франции.
На следующий день тройка встретилась снова, и составила новый пакет соглашений, напрочь отменявший подписанные накануне, и легально возвращающий катера Израилю, при том, что физически они остаются во французском порту. Новые бумаги почему-то «забыли» отправить в министерство обороны Франции.
В Израиле тем временем полным ходом шло переоборудование двух торговых судов под танкеры, и тренировки по заправке малых катеров топливом в открытом море при любой погоде.
За несколько дней до Рождества, около сотни израильских военных моряков в штатском и сотрудников «Бюро»[1] прибыли разными рейсами из Тель-Авива в Париж, и растворились, чтобы встретиться в Шербуре.
Приехавшая намного раньше их «группа приёма» тем временем потихоньку скупала малыми порциями необходимые для операции припасы и горючее, пополняя по ночам небольшими дозами бензобаки катеров.
В Рождественский вечер выйти в море, как планировалось, не удалось: шёл дождь, а в открытом море бушевал сильный шторм.
Лишь в 2:30 ночи катера один за другим вышли в море. За их выходом из гавани наблюдал человек под большим черным зонтом, в плаще с поднятым воротником, — вице-адмирал Лимон.
Той же ночью он навестил Феликса Амио в его доме и передал ему тонкий конверт с чеком на пять миллионов долларов. Наутро мать Феликса выехала на машине в Швейцарию и вложила чек в один из банков.
А катера благополучно достигли Хайфы в канун 1970 года
Они примут участие в Войне Судного Дня и полностью нейтрализуют египетский флот. Благодаря системе электронной защиты, разработанной израильскими фирмами, ни одна из 54 ракет «Термит», выпущенных по израильским катерам, не попадет в цель.
Правительство Франции, как пишут, пришло в бешенство и заявило Израилю официальный протест. Однако, опросы общественного мнения показали, что ни сам протест, ни эмбарго в целом, не популярны.
Французские СМИ того времени симпатизировали нашей стране и критиковали де Голля за сближение с арабским миром. Де Голль, как говорят, не был антисемитом. Во время войны в его окружении воевало много евреев, с некоторыми из которых он впоследствии поддерживал теплые отношения. Это де Голлю принадлежит фраза: «Синагога дала больше бойцов, чем католическая церковь»...
Тем не менее, адмирал Лимон был объявлен персоной non grata. В Израиле сделали понимающее лицо и уволили его с занимаемой должности.
Не думаю, что он сильно переживал по этому поводу. Он стал представителем дома Ротшильдов в Израиле, а его дочь Нили вышла замуж за одного из богатейших членов этой семьи.
Рассказывают, что через полгода после скандала, Мордехай Лимон рискнул-таки прилететь в Париж по делам бизнеса. В аэропорту, жандарм, сидящий в будке пограничного контроля, долго смотрел на его паспорт, а потом спросил: «Простите, месье, вы тот самый адмирал Лимон?»
Услышав положительный ответ, он вытянулся по стойке смирно и отдал честь.
[1] «Бюро» — израильское название «Моссада»
В статье использованы материалы обзора Авраама Рабиновича «The story of the ‘stolen’ missile boats Israel used in the Yom Kippur War», J Post, December 21, 2019.
Борис Геллер, май 2023
|
| |
| |
| отец Фёдор | Дата: Суббота, 24.06.2023, 08:27 | Сообщение # 522 |
|
Группа: Гости
| 24 июня 2020-го в США умер Анатолий Дарон...
Некоторые американские астронавты говорили Анатолию Дарону: «Если бы не вы, я бы не стал космонавтом»,»
Анатолий Давидович Дарон – создатель двигателя первого в мире космического спутника. Именно благодаря этому великому ученому произошел запуск искусственного спутника и первый полёт человека в космос. Его называют одним из самых выдающихся специалистов в истории космонавтики и, без всяких сомнений, это заслуженно!
Жизнь Анатолия Давидовича Дарона началась в Одессе в 1926 году в семье еврейского врача. В детстве будущий конструктор показывал большие успехи в музыке, а именно – в игре на фортепиано. Однако мечты мальчика резко поменялись после прочтения трудов основоположника космонавтики Константина Циолковского. В 12 лет он решил для себя, что обязательно раскроет тайны космоса и, возможно, даже улетит на Марс.
В начале войны его отца отправили в военный госпиталь в Кисловодск, куда со временем сбежал и сам Анатолий. Он успел покинуть родную Одессу за пару дней до того, как нацисты отправили на погибель почти всех местных евреев.
В 1942-м нацисты дошли и до Кисловодска. В тот момент Дарон как раз только успел забрать свой аттестат зрелости. Даже в такое тяжелое время будущий учёный жадно стремился к знаниям.
Ему удалось справиться с нацистской ненавистью и пережить Катастрофу.
После войны были годы становления Анатолия Давидовича, как уважаемого учёного. И даже когда Дарон добился успеха, антисемиты снова дали о себе знать.
«Дело врачей» стало причиной начала ужесточенного антисемитизма в СССР. Советские евреи массово теряли работу. И инженер Анатолий Дарон в том числе.
«Он потерял работу. Пытался найти, но безуспешно. Только некоторое время спустя после кончины Сталина его взяли обратно,» – рассказывал американский космический историк Асиф Сиддики, профессор истории в университете Фордхэм.
Но однажды все эти испытания помогли Анатолию Давидовичу переехать в Штаты. Об этом случае вспоминала вдова конструктора Вера Темкина-Дарон: «Всю нашу жизнь нам приходилось преодолевать препятствия. Когда у нас было собеседование в американском посольстве, мы очень нервничали, было много отказов. Они спросили нас, почему мы хотим поехать в Америку, и мы нашли хороший ответ, что пережили «дело врачей». После этого у них больше не было вопросов».
4 октября 1957 года произошло легендарное событие – запуск первого в мире космического спутника. Двигатель к спутнику был разработан именно Анатолием Давидовичем.
После этого дня жизнь Дарона кардинально изменилась: ему сразу дали двухкомнатную квартиру, а также деньги на автомобиль, холодильник и телевизор.
Для человека, который до этого жил в коммуналке с женой, ребёнком и мамой, деля жильё с ещё двумя семьями, такие вещи казались несбыточной мечтой.
Нельзя не сказать о том, насколько простым и скромным был Анатолий Давидович.
Он не требовал сверхновых лабораторий и оборудования. Дарон был истинным учёным, которому не мешали обстоятельства: концепцию двигателя он разработал, пока 3 недели не вставал с кровати из-за высокой температуры.
Вдова конструктора Вера Темкина-Дарон в одном из интервью объясняла: «Новый метод охлаждения позволил повысить температуру без перегрева корпуса. По сей день ракетные двигатели только этого принципа используются для полёта людей в космос».
Дарон создавал уникальные жидкостные ракетные двигатели РД-107 и РД-108 для семейства ракеты Р-7. Асиф Сиддики утверждал, что ракета, двигатель которой изобрёл учёный, изначально была создана для использования в военных делах: «Ракета R7, над которой он работал, должна была доставить ядерную бомбу в Америку. Он разрабатывал двигатель для ядерной боеголовки. В 1957 году ряд советских учёных предложил руководству использовать эту же ракету для запуска спутника. Спутник был размером с баскетбольный мяч. Они и запустили его на этой ракете»...
С 1989 года Анатолий Давидович вместе с семьёй жил в США. Сердце легендарного конструктора остановилось 24 июня 2020 года. Причина – обострение сердечно-почечной недостаточности.
Учёному было 94 года.
|
| |
| |
| Рыжик | Дата: Воскресенье, 09.07.2023, 07:02 | Сообщение # 523 |
|
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 299
Статус: Offline
| Еврейская судьба «ненастоящего еврея»
Ян Топоровский, Тель-Авив
11 июля 1998 года флотский офицер, переводчик эстонской литературы, русский писатель Борис Штейн оглянулся назад. За спиной был Ленинград, где он родился, военно-морское училище и служба на флоте, Балтика, Таллин, переводы милых его сердцу эстонских поэтов, более 20 сборников собственных стихов, проза - всё уже позади, в том числе и СССР...
В этот день его перо вывело признание: «Я живу теперь в другом городе, другой семье, можно сказать – в другом государстве, да что там: в другом мире».
Да и работа (советскому офицеру надо было выживать) была уже иная – предприниматель, а попросту – продавец книг. И не своих, а чужих, неликвидных из разных издательств. И было ему уже 65 лет. Окружающие – поставщики, продавцы, грузчики, покупатели, милиционеры и даже бандюги-крышеватели рынка - обращались к нему на «Вы» и «Борис Самуилович».
Может, от частого «Самуилович» он впервые задумался о своём еврействе. Почему впервые? Не смотря на «неблагозвучную» фамилию и пятую графу в паспорте, он утверждал, что в нём нет ничего еврейского. Об этом он делает запись в конторскую книгу, которая лежала перед ним в тот день 1998 года, куда он решил внести свою прошлую жизнь, озаглавив «Уходит век…»: «Сколько помню, я не нёс в себе ни малой толики еврейства – ни языка, ни культуры, ни обычаев, ни специфических воспоминаний. Я ничего не унаследовал от старших родственников, мы все были русскими советскими людьми, и честно говоря, мне было незнакомо понятие национальности».
Подобный вывод свойствен большинству советских евреев. Вот и Штейн - всю жизнь думал, писал и говорил на русском. И в детстве, как он сам признавался, «не слышал ни одного еврейского слова, разве что бабушка говорила «бекицер» и «мешигине». И только потом он понял, что эти странные слова были слабым эхом языка его предков.
А дальше и эхо смолкло.
Дочери бабушки вышли замуж: одна стала Чистосердовой, вторая - Ковалёвой, третья - Моисеенко, четвертая - Червоненко. (По этому поводу Борис Штейн сделал запись в гроссбухе: «Для семьи это ровным счётом ничего не значило»).
И только пятая - мама Бориса обратила внимание на паренька Самуила, но тот, как оказалось, вёл родословную от еврейского рекрута Штейна, крещённого (возможно!) николаевского солдата.
Об этом писатель Штейн узнал только в пятьдесят лет от своего дяди Шурика. (Так родственники называли советского драматурга, дважды лауреата Сталинской премии Александра Петровича Штейна).
Да и сам сталинский лауреат себя евреем не считал, о чём признался в разговоре со своим племянником, когда тот задал прямой вопрос. А вот начинающему писателю Борису Штейну в журнале «Звезда», где мариновали его рукопись, посоветовали сменить фамилию героя повести с Розенталь на более благозвучную. Но автор аргументировал свой отказ: «Мой Розенталь – эго автор и я не могу назвать его Петровым-Ивановым».
Во время этого разговора сталинский лауреат Штейн вспомнил, что впервые в жизни встретился с евреями в Самарканде: «…Там было много бухарских евреев. Те были настоящие евреи со своими еврейскими штучками. Мы даже дрались с их мальчишками. Как с чужими». (В зрелом возрасте он второй раз схлестнулся с евреями, теперь уже насмерть, ибо в пьесе «Закон чести», написанной в 1948 году, он разоблачал космополитов в академической среде, и тем самым выносил им смертный приговор).
Евреи были для него чужаками, с которым он дрался. Но лауреат не знал, что в детстве его племянник тоже дрался с чужаками. Но не в Самарканде, а в селе Огнево, что на Урале, куда их семью вывезли из Ленинграда, после прорыва блокады. А там, в сердце страны, гуляла байка о причине войны: «Однажды Гитлер потребовал от Сталина: «Выдай мне ваших евреев, чтобы я их убил, а не то я на вас нападу!» Сталин отказался – и тогда из-за «жидов» началась война с несметными жертвами и лишениями».
А когда в Огнево приехала семья эвакуированных – мать с двумя дочерьми и сыном Борей, жители села наяву узрели тех, кто был виновен в их бедах, бедах страны и всего, если задуматься, мира. Так в десятилетнем возрасте Борис впервые узнал, что он еврей, из-за которого началась война. И за это был неоднократно бит местными, интернатскими, с которыми учился и жил.
Подобные события не выветриваются из памяти. Они загоняются в подсознание...
По всей видимости, именно душевная (и физическая) травма, полученная в Огнево (а не желание походить на дядю - сталинского лауреата, моряка-драматурга, о котором, кстати, был весьма нелестного мнения) и послужила причиной того, что Борис Штейн выбрал военную стезю. Это была своего рода компенсация (форма - внешний признак силы!) за унижения в уральском Огнево. На этом пути Борис Штейн стал не только высококлассным морским специалистом, офицером дивизиона эскадренных миноносцев на Балтике, но ещё и хорошим (а это уже внутренний признак силы!) русским писателем.
Именно русским (прекрасный язык, тонкая образность!). Впоследствии Штейн вписал в гроссбух: «Я был по внутренней сути русским человеком, имевшим уязвимое место в пятом пункте паспорта, которое время от времени давало о себе знать. Я думаю, что в Советском Союзе таких «ненастоящих евреев» было большинство, во всяком случае в крупных городах, вроде Москвы и Ленинграда, где не сложилось компактного их проживания».
Но какой русский писатель не касался еврейской темы?! Тем более, что случившееся в селе Огнево сжигало изнутри. И вот «Интернатская баллада» была написана.
На собрании литстудии Дома офицеров флота (ДОФ, Таллин) молодой капитан-лейтенант решился её обнародовать.
ИНТЕРНАТСКАЯ БАЛЛАДА
На западе ещё не отгремело.
Метель белила интернатский дом.
А мне до крайней точки надоело,
Что голоден и что зовут жидом.
Бывает безысходность и у детства.
Несчастья обступают как конвой.
Не знаемое мною иудейство
В меня плеснуло скорбью вековой.
Нет, я не ведал про донос Иудин.
И что Христос был предан и распят,
Я не слыхал. Но завтрак свой и ужин
Я отдавал сильнейшим из ребят.
И второгодник Николай Букреев
Мне разъяснял вину мою сполна:
Не выдал Сталин Гитлеру евреев,
Из-за того и началась война.
Я был оплёван интернатской брашкой.
Я был забит. Я был смотрящим вниз.
Я звался Мойшей, Зямкой и Абрашкой,
Имея имя гордое – Борис.
Во мне-то было килограммов двадцать
Живого веса вместе с барахлом.
Но я себе сказал: «Ты должен драться!».
И я сказал Букрееву: «Пойдём».
Наш задний двор. Площадка у помойки.
На задний двор не приходили зря.
А пацаны кричали: «Бей по морде!»
Подбадривая Кольку-главаря.
Ударил я. И все исчезло кроме
Рванувшейся неистовой грозы.
А дрались мы всерьёз: до первой крови.
До первой крови или до слезы.
Букреев отступал, сопя сердито.
Он, чёрт возьми, никак не ожидал,
Что двадцать килограммов динамита
Таило тело хрупкого жида.
До первой крови. В напряженье адском
Я победил. Я выиграл тот бой.
А мой отец погиб на Ленинградском,
А Колькин – в то же время – под Москвой.
После прочтения наступила гробовая тишина.
Но по законам того времени необходимо было дать оценку подобному неординарному явлению, которое могло вызвать много вопросов: и к литстудии, и к руководителю, и к поэту, как гражданину, и к поэту, как офицеру, которому страна доверила руководить и воспитывать моряков, а он «что себе позволяет?!».
Но руководитель студии (может, это был отставной литератор, а может, бывший учитель русского языка) только и смог вымолвить: «И кто это напечатает?!». В вопросе был и ответ. А если напечатать такое невозможно, то зачем писать «про это»?!
Но слово - не воробей. А рифмованное – та ещё птица! И поступил странный (может, кто-то донёс о неожиданном выбросе сгустка еврейской боли?!) приказ на эсминец «Серьёзный», который маячил на рейде. Оперативный дежурный телефонографировал:
«Капитан-лейтенанту Штейну срочно прибыть на берег и позвонить в горком партии!»
За ним даже выслали военный катер.
Каплей прибыл, связался с горкомом. (Штабные были убеждены, что ничего хорошего по селекторной связи не прозвучит, но всех интересовало, до каких высот взовьётся - обычно трёхэтажный – морской раздолбон).
Но по громкой связи раздался нежный голос инструктора отдела пропаганды, которая извинилась, что оторвала офицера от службы, но ей очень понравилась «Интернатская баллада» и не мог бы Штейн выступить у них в горкоме, почитать свои стихи?!...
О выступлении в горкоме история умалчивает: какие стихи читал молодой капитан-лейтенант, кто сидел в зале: первый и второй секретари, инструктор, которой понравилась баллада, а может ученики местной школы, которых согнали на вечер русской поэзии?
В гроссбухе Борис Штейн признается, что только в Огнево понял, как ему не хватает отца. (Может, представлял, как тот приедет на побывку с фронта и защитит своего сына от Кольки Букреева и его шпаны?!)
И в сыновьей памяти отпечаталось «явление отца»: «Да, я тогда твёрдо знал, что больше всего на свете я люблю папу. Последнее явление отца в моей жизни: пилотка, гимнастёрка с лейтенантскими кубиками в петлицах и командирская планшетка на тонком ремешке. И отец достаёт из планшетки великолепный армейский складной нож с деревянной ручкой и протягивает мне. И я не расстаюсь с ним ни днём, ни ночью и теряю его потом в одном из эвакуационных эшелонов.
…Папа умер 13 марта 1942 года в одном из ленинградских госпиталей, от истощения и воспаления лёгких. Раньше официального извещения пришло письмо от нашей близкой родственницы, оставшейся в блокадном городе».
Можно с большой долей вероятности предположить, что капитан-лейтенант Борис Штейн прочел в горкоме свое стихотворение об отце, который остался в его памяти не просто лейтенантом, а рыцарем Дон-Кихотом Ламанчским (с еврейским именем Самуил, как и звали его отца!)
ИЩУ КОПЬЁ
Я тоже был когда-то мальчиком
С подвижным худеньким лицом.
А Дон-Кихот, сеньор Ламанческий,
Он приходился мне отцом.
И хоть ходил он на работу,
Носил и шляпу, и пиджак,
Он оставался Дон-Кихотом,
А латы про запас держал.
Когда взметнулись взрывы рыжие
И в окнах заплясал огонь,
Отец достал доспехи рыцаря
И отклонил надменно «бронь».
Недолго дона Самуила
Носил голодный Росинант.
Огромна братская могила,
Где спит товарищ лейтенант.
А я – в дыму войны я выжил,
Уж доживаю до седин.
И из меня, как будто, вышел
Благополучный господин.
Но всё чего-то не хватало…
Отец, отец, ищу твоё
Всегда открытое забрало
И старомодное копьё.
Через несколько лет еврейская тема вновь постучалась в творчество Бориса Штейна.
Ещё до Первой мировой его тётя Эмма вышла замуж и уехала с мужем-поляком. А дальше – Первая мировая война, революция, гражданская война, Вторая мировая…. От тёти ни весточки. Уцелела ли она в вихре войны? И вдруг – через полвека – она объявилась.
Впервые Штейн увидел её в Ленинграде, когда крейсер, на котором он служил, принимал участие в параде, по случаю 250-летия города. В своей конторской книге Штейн описал встречу с тётей Эммой: «Ей было под семьдесят, но она была бодра, оживленно шутила со своими младшими сёстрами – моими тётями и мамой.
В сознании не укладывалось, что этот человек прошёл Освенцим...
Мне запомнилось идеальная, как парик, укладка седых не накрашенных волос и татуировка. Татуировка была на запястье левой руки – синие цифры лагерного номера».
Всю войну она пробыла в концлагере Освенцим, но как полька. Потому ей и удалось выжить. А вот муж – погиб.
И в третий раз «ненастоящий еврей», каким считал себя Борис Штейн, пишет еврейское стихотворение, проросшее, как я считаю, из истории жизни его тёти Эммы.
РАЗГОВОР С ТЁТЕЙ РАЕЙ
Тётя Рая Циперович
плохо говорит по-русски.
По-молдавски – по-румынски
Тоже плохо говорит.
Я смотрю на тёти-Раины
Натруженные руки.
Жаль, что я не знаю идиш
И тем более иврит.
Неподвижен тихий вечер,
Столько звёзд на тёплом небе,
словно пекари гигантские
просыпали муку.
И мне кажется, что пахнет
свежевыпеченным хлебом.
Я вдыхаю этот вечер,
надышатся не могу.
Чисто выметенный дворик,
сохнут кринки на заборе
У луны неповторимый,
удивительный овал.
- Я была такой красивой,
что вы думаете, Боря!
Бедный Нёма Циперович
Он мне ноги целовал.
И как будто на экране,
я увидел тётю Раю:
тело, словно налитое
всеми соками земли.
Добрый Нёма Циперович
от восторга замирает.
Не крутите дальше плёнку,
Стой мгновение, замри!
Счастье бедного еврея!
Ложка счастья, бочка горя.
Но не век – четыре дня.
Был погром. Дома дымились.
- Ах, зачем, скажите, Боря,
ах, зачем убили Нёму
и оставили меня?!
Что ж, крутите дальше плёнку,
ничего не пропуская.
Я гляжу на эти кадры –
ломит пальцы в кулаках.
И я вижу, как терзают,
как терзают тётю Раю,
и застыли гнев и ужас
в мертвых Нёминых глазах.
Что потом? Румынский берег,
дом богатого раввина,
положение прислуги,
бесконечные дела.
- Но с тех пор поймите, Боря,
я ни одного мужчины…
Столько лет, а я другого
даже видеть не могла.
Только жажда материнства –
это тоже очень много.
Эта жажда материнства
набегала, как волна.
А потом пришли Советы
И закрыли синагогу.
Я осталась у раввина.
А потом пришла война.
И раввин сказал евреям:
- Ну, так да, уйдут Советы.
Мы не жили без Советов?
Мы не видели румын?
И в то памятное утро
В тройку новую одетый,
С хлебом-солью на дороге
Появился наш раввин.
А солдаты шли колонной.
Резал воздух марш немецкий.
Барабан без передышки
то чеканил, то дробил.
Офицер был пьян порядком,
потому стрелял не метко.
Раз – в раввина, два – в раввина,
только с третьего добил.
Ну не надо, тётя Рая!
Ну не надо, полно, полно.
ОН не видит, ОН далёко
В бесконечных небесах.
Не крутите дальше плёнку.
я хочу навек запомнить
гнев и ужас, гнев и ужас
в тёти Раиных глазах!
Я не знаю, кто первым услышал это стихотворение и в каком году.
Но о тёте Эмме особисты флота узнали сразу же после состоявшейся в Ленинграде встречи. Бравому советскому офицеру по инструкции (а не Уставу!) необходимо было немедленно доложить о контактах с иностранцами.
И по возвращению на крейсер капитан-лейтенант Штейн подал рапорт: тётя жива, да ещё и иностранка! Но оргвыводов не последовало: польская тётя (время оттепели!) всё равно, что своя...
Штейн продолжил службу, издавал сборники, пьесы, прозу, затем вышел в отставку, стал переводить стихи эстонских поэтов, поэзию которых, нежно любил, выучил язык народа, среди которого жил, и, казалось, что никогда более (и трёх прекрасных стихотворений достаточно!) не соприкоснётся с еврейской историей и жизнью.
Но распад СССР всё перевернул. Для некоторых с ног на голову, а для других – с головы на ноги. А «ненастоящим евреям» дал шанс стать настоящими.
Борис Штейн год проработал в Камерном еврейском музыкальном театре (КЕМТе), там впервые услышал «Золотой Иерусалим» и настоящую «Хаву нагилу». Но он считал, что «причиной этого моего увлечения явился не зов крови, а суть предмета».
А в суть предмета вошли и Ветхий завет, и «Исход» Лео Луиса, и история сионизма, и зарождение государства Израиль….
И его дочь Леся, которая в 1989 году репатриировалась в Израиль.
А вслед – и русский писатель, морской офицер Борис Штейн, который поступил так, как поступали евреи на склоне жизни – они добирались до Земли обетованной, чтобы прожить здесь сколько Бог даст, а потом упокоиться на своей земле.
|
| |
| |
| papyura | Дата: Пятница, 14.07.2023, 09:20 | Сообщение # 524 |
|
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1554
Статус: Offline
| "Вы слишком хороши для этого мира", - писал ему Альберт Эйнштейн."Вас никогда не забудет еврейский народ", - писал ему учёный и будущий первый президент Государства Израиль Хаим Вейцман...
Но правда в том, что в Израиле нет не только улицы, но даже переулка, названного в честь Уилфрида Израэля, спасшего жизни десяткам тысяч евреев.
Уилфрид Израэль (11 июля 1899 - 1 июня 1943) - последний наследник берлинской еврейской бизнес-династии и внук главного раввина Великобритании.
В 22 года ему пришлось помогать отцу в руководстве одним из самых больших универмагов Европы Kaufhaus Nathan Israel, расположенном в Берлине, прямо напротив мэрии.Когда пришел к власти Гитлер, он мог продать универмаг и, обладая ещё и британским гражданством, уехать из страны.
Но он этого не сделал. В первую очередь, чтобы освободить сотрудников универмага, заключенных в концлагерь, а затем, чтобы переправить в Страну Израиля всех своих еврейских рабочих (более 700 человек). Он ещё два года выплачивал им зарплату, помогая тем самым встать на ноги на новом месте.
Используя свои связи с нацистами (многие из которых были в прямом смысле его должниками за покупки, до переворота сделанные в кредит в его универмаге), а также с английскими политиками, Израэль стал ключевой фигурой в операции "Киндертранспорт", в результате которой 10,000 еврейских детей из Германии, без их родителей, нашли убежище в Великобритании в 1938 году. В лагерях для интернированных в Великобритании для молодых немецких евреев, которые он организовал, было спасено ещё восемь тысяч жизней.
Он помогал Рехе Фрайер переправлять еврейских детей в молодёжную деревню Бен-Шемен, а чтобы поведать всю его деятельность по спасению евреев, понадобится написать книгу.Однажды в 1933 году Израэль был арестован и заключен в камеру, в которой познакомился с группой молодых сионистов. Назавтра он был вызволен из тюрьмы работником универмага, который сам был нацистом. Но связь с сокамерниками не потерял - он помог им основать кибуц ха-Зореа, два раза навещал их в Стране Израиля и завещал кибуцу свою уникальную коллекцию произведений восточного искусства, которая и стала основой музея Уилфрида Израэля в кибуце, Уилфрид Израэль просил в завещании похоронить его в кибуце, но этого не случилось - самолёт в котором он летел из Португалии в Англию, был сбит над Бискайским заливом немецкими самолётами. Его тело так и не нашли. Вместе с ним пропали и 300 сертификатов, которые он выбил у англичан для еврейских беженцев в Испании.
На фото, сделанном во дворе дома Эйнштейна, Уилфрид Израэль с посланником и учеником Махатмы Ганди и своей приятельницей Агнес Шнайдер.
|
| |
| | |
|
