Форма входа |
|
|
Меню сайта |
|
|
Поиск |
|
|
Мини-чат |
|
|
|
Поговорим за жизнь...
| |
Пинечка | Дата: Вторник, 13.09.2011, 08:40 | Сообщение # 16 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1515
Статус: Offline
| ЧЕРЕШНЯ
Базарная суета начиналась с рассвета. Молдаване привозили свой товар на подводах. Распрягали лошадей и оставляли их на площадке между базаром и парком. Ближе к обеду цены на скоропортящиеся фрукты снижались. И многие из малообеспеченных семей именно в это время, когда торговцы, желая вернуться в свои деревни засветло, продавали остатки "даров Молдавии", как высокопарно называли газеты богатые урожаи полей. Эти остатки некоторые жители называли "последнее". В июне на базаре можно было купить три вида черешни: красную, белую и чёрную. Белая стоила дороже. Из неё варили варенье, вынув косточки заколкой для волос. На пэсах, когда делали флудн*, это варенье было незаменимым ингредиентом. В сочетании с грецкими орехами и мёдом вкус белой черешни был особенно изысканным. Итак, чтобы сэкономить, покупали черешню где-то в середине дня, когда цены падали. Но иногда попадалась червивая, если товар был залежалым. То ли урожай давно собирали, то ли хранили его не в прохладном подвале, а, может быть, химией не обрабатывали. Кто знает? Тогда черешню опускали в холодную воду. Черви всплывали - и лакомство готово к употреблению. Однажды Илья, купив червивую черешню и возвращаясь домой, встретил своего соседа Гришу: - Я вижу, ты купил черешню с мясом. Смотри, не забудь про кашрут! - Пустяки, - ответил Илья, - чем они меня, лучше я их буду есть. Сказал и опустил кепку на глаза улыбающемуся Грише. * Две вафельные пластинки, между которыми находилась начинка из орехов, мёда и варенья из белой черешни.
Рубленая селедка
Закуска по вкусу напоминает селёдку, хотя никакой селёдки в этом блюде нет. Рецепт включает отварную белокочанную капусту, которую отжимают, избавляясь от лишней влаги, и пропускают через блендер. Добавляют яблоко, лук, варёные яйца, лимонный сок, постное масло, немного майонеза и соль по вкусу. Всё тщательно перемешивается до получения однородной массы. Этот салат я пробовал только в Белоруссии. В Молдавии о нём не знали. В одной семье хозяйка приготовила такую закуску. Её муж, большой любитель рыбы, услышав название, принял это за чистую монету, искренне считая, что его накормили салатом из селёдки. Спустя несколько дней он попросил жену приготовить такой же салат. Жена ответила, что для этого ей нужна капуста. Муж стал возмущаться. - Полина! Какая капуста? Я же тебе вчера принёс зарплату. Когда ты успела её за день потратить? И на что? - Да не потратила я ничего! Целы деньги. Я имею в виду настоящую капусту. Ты от блатных словечек разных набрался и сам же в них запутался... Рубленую селёдку обычно готовили к Новому году, к другим праздникам и, конечно, на дни рождения. Летом украшали салат тонкими ломтиками огурцов. Бледный цвет капусты, растворённый в месиве салата, подчёркивал красные кружочки помидора, выложенные в середине тарелки. Красота! И, как говорила одна малышка, рисуя с натуры: - Натюрмометр!
ПОМИДОРЫ
В конце августа, когда ещё не проступила предательская желтизна на клёнах, но уже были собраны грецкие орехи во дворе, мама начинала консервировать помидоры.
Долго мылись бутылки, затем высушивались на солнце и готовились томаты.
Мама разрезала их на маленькие дольки. Помидоры давали обильный сок, который вместе с кусочками вливался в бутылки. В каждую бутылку перед закупориванием клали аспирин, чтобы предотвратить брожение и образование плесени.
Затем бутылки затыкали пробками, которые окунали в расплавленный сургуч, похожий на жидкий шоколад.
Зимой мы ели салат из помидоров, заправленный растительным маслом и луком.
Не во всех бутылках сохранялись помидоры. В некоторых бродил сок и проявлялась плесень. Тогда мама выливала содержимое и тщательно мыла бутылки, засунув туда мелко нарезанные полоски бумаги. Встряхивая их в мыльном растворе, мама очищала стекло от грязи.
Сосед Ицик Тумаркин кроме этого способа хранения использовал ещё и парафин. Он макал помидоры в расплавленный парафин и держал их зимой в сарае.
Ещё консервировали помидоры в трёхлитровых банках. Стерилизовали банки, держа их на чайнике с кипящей водой. Затем закладывали помидоры, вливали рассол со специями и закрывали крышки специальной ручной машинкой - закруткой. Дефицитом были крышки. Как правило, они имели золотистый цвет.
Я слышал ещё об одном способе консервирования. В трёхлитровую банку быстро укладывают целые без царапинок помидоры, предварительно окунув их в спирт. Затем поджигают. Спирт выгорает вместе с кислородом, образуя вакуум. Затем закручивают крышку. Говорят, что такой способ очень надёжный.
Банки имели обыкновение взрываться. Рассказывали, что у одних стариков, живших без детей в частном доме, ночью стали взрываться банки. Ночная тишь и темнота усиливали звуки падающих крышек. Старики испугались, быстро собрали документы, тёплые вещи и с двумя чемоданами вышли на пустынную улицу:
- Вэр от дир гезогт, аз ди милхоме от зих онгеойбн? Ду бист мешуге афн гонцн коп!- укоряла старуха деда.
(Кто тебе сказал, что началась война? Ты дурной на всю голову! - Идиш).
Было это или не было - не знаю. Но так говорят...
Холодец
Офицер КГБ, придя с работы домой, открывает холодильник. Видит дрожащий холодец в тарелке и говорит: - Не дрожи и не бойся, я за сметаной. Я привёл этот анекдот для того, чтобы, долго не рассуждая подчеркнуть одно из главных качеств холодца. Он должен быть достаточно крепким, чтобы не растаять на праздничном столе и нежным, слегка дрожащим при прикосновении к нему вилкой. Взволнованным, что ли, почти как у М.Ю.Лермонтова: "Как ждёт любовник молодой минуты верного свидания". Новый год немыслим без винегрета, салата "Оливье" и, разумеется, холодца. Мама покупала коровью ногу, которую отец разрубал топором. Затем кости и копыто тщательно чистились, мылись и очень долго варились в большой кастрюле. Работа предстояла большая, но зато праздничное блюдо выходило на славу. Рецепт приготовления прост, как таблица умножения. Нет смысла его приводить. Для меня самым вкусным и приятным был процесс обгладывания костей уже после того, как с них сняли липкие жилы. Это сейчас продают в магазинах нарезанную голень для холодца, а раньше нужно было хорошо потрудиться, чтобы её разделать. Рядом с холодцом обязательно стояла баночка с горчицей. Она хорошо сочеталась с этим блюдом, придавая ему остроту. В Израиле мы как-то пришли в гости к родственникам, у которых внук был женат на сабре. Её родители - выходцы из Йемена, и для них русская кухня была, мягко говоря, неприемлемой. Так вот, этой молодой женщине, у которой смуглое лицо было цвета благородной замши, на котором блестели глаза лани, передали тарелку с холодцом. Она брезгливо сморщилась, зажала рот рукой и, отведя взор от блюда, передала его сидящему рядом с ней гостю. Недаром говорили в старину: что русскому хорошо, для немца смерть
КОЛБАСА
Во время дефицита М.Жванецкий писал: "Так долго думал о колбасе, что вокруг него стали собираться собаки". Я же пытаюсь вспомнить те времена, когда колбаса не была дефицитом и продавалась свободно. Помню "краковскую" колбасу, кольцами лежавшую под стеклянным прилавком, "докторскую" и "полтавскую" с вкраплениями белого сала. Нина принадлежала к тем худым детям, у которых в один прекрасный день пробуждается аппетит. До этого судьбоносного дня никакие уговоры, просьбы и даже угрозы на неё не действовали. - Ну, чем ты питаешься, святым духом? -спросила её тётя из Оргеева. Она была учительницей и выражалась литературным языком. Но всё равно идиш у неё иногда вырывался: - А гринэ жабэ (зелёная лягушка, идиш), - добавляла тётя, имея ввиду цвет Нининого лица. Нина не сердилась. Она чувствовала, что тётя её любит. Отсутствие аппетита компенсировалось продолжительным сном. Бабушка, глядя утром на часы, говорила: - А фаршлофэнэ уфгештанен (заспанная встала, идиш). И вот, наконец, настал этот прекрасный для родителей день - день пробуждения аппетита. Нина возвращалась домой из музыкальной школы, держа отца за руку. Недалеко от дома увидела молдаванина, сидящего на ступеньках двухэтажного здания недалеко от роддома. Он смачно уплетал колбасу. Но ел он не жадно, степенно. Колбаса пахла чесноком и ещё каким-то пьянящим, влекущим запахом, от которого кружилась голова. Когда зашли в дом, Нина первым делом попросила колбасу. Мама приятно удивилась и с нескрываемой радостью спросила: - Что вдруг колбаса? Я сварила суп, слепила вкусные вареники с вишней. - Понимаешь, Эмма, - ответил за Нину отец, - она видела молдаванина ун эр от гэесн а фарштинкенэм колбэс (и он ел занюханную колбасу, идиш). Нина, не переставая думать о колбасе, ела вареники, которые макала в тарелку с жирной сметаной. Но перед глазами у неё стояла лоснящаяся колбаса и человек, жующий эту вкуснятину, и ещё белый хлеб, который он ел вместе с колбасой. И она представила себя на его месте, и ей даже показалось, что вареники запахли той самой колбасой, которую ел человек на ступеньках.
ШИПУЧКА
В Бельцах любили шипучку. Как говорится, дёшево и сердито. В стакане воды растворяли немного лимонной кислоты, добавляли ложечку соды и быстро перемешивали. Газы, булькая в воде, поднимались наверх, и иногда излишек образовавшейся пены выливался наружу. Вот тут-то главное не прозевать этот волнующий момент и быстро выпить стакан газировки, утоляя жажду и избавляясь от изжоги. Поскольку не иметь ни одной болезни считалось верхом неприличия, то выдумывали себе изжогу, дабы не выделяться на фоне своих не блещущих здоровьем родственников. Впрочем, не все выдумывали. Некоторые действительно страдали изжогой, которая чаще всего была результатом употребления жирной пищи либо переедания. А может, было того и другого. Маленький Зяма запомнил процесс приготовления напитка. И когда родителей не было дома, взобрался на табурет и достал с нижней полки шкафчика всё необходимое для приготовления шипучки. Лимонную кислоту он попробовал пальцем, смоченным в воде, чтобы отличить её от соды. Зяма добавил несколько ложечек вишнёвого варенья и уже в красной водичке приготовил себе, как говорил его папа " Напиток богов". До прихода родителей варенье в банке заметно уменьшилось, и Зяма успел приготовить и выпить несколько стаканов вкусной газировки. Родители, придя домой, увидели своего сына вздрагивающего при каждой отрыжке. - Так, понятно, сказала мама. - Вологодский водохлёб воспользовался нашим отсутствием. - Не ругай ребёнка, Маня, - заступился за сына отец, - бэсэр а грэпц эйдер а уст.(Лучше отрыжка, чем кашель (идиш). Зяма, чувствуя, что беседа завершается мирным исходом, безропотно пошёл делать уроки.
ОЛИВЬЕ
Не знаю почему, но в Молдавии салат "Оливье" называли салат "Ди Бэф". В этом названии было что-то загадочное, аристократическое. И, казалось, что только из-за одного названия он должен быть гораздо вкуснее остальных салатов.
В некоторых семьях салат "Ди Бэф", то есть "Оливье", готовили к каждому празднику и торжественным дням.
Лида любила "Оливье" больше всех закусок. Она была готова есть его каждый день. Тем более что продукты "доставать" не надо было - времена дефицита только маячили на горизонте.
Ожидая мужа с работы, она взяла чистый лист бумаги и начала писать.
Лида посмотрела на стол, где стояла тарелка с Оливье, и первые строчки полились сами - собою.
Вот салат "Оливье".
По торжественным дням
Он всегда на столе
У молдавских граждАн.
- Нет, всё-таки последняя строчка слабовата. Нужны другие слова и к слову "граждан" придумать другую рифму, например "людЯм", - подумала Лида и продолжила:
Хоть французское имя,
Но еврейская суть.
Есть яичко крутое
И колбаски чуть-чуть.
Этим четверостишием Лида осталась довольна. Информативные строчки.
- Так, поехали дальше, - обратилась к самой себе Лида и написала:
Майонез для заправки,
И для вкуса лучок
Нету лучше закуски,
Что под водки глоток.
- Про водку - это я зря написала. Ну, ладно, пусть пока будет так. Сейчас нужно перечислить народы, для которых этот вкус необычен:
Важный американец
Этот вкус не поймёт,
Симпатичный испанец
Это в рот не возьмёт.
Про испанца, наверное, тоже неточно. В телевизионной передаче про Милан показывали ресторанчик и на прилавке, где стояли образцы салатов, был и "русский салат" - так они называли "Оливье". Милан, конечно, не Испания, а Италия, ну да ладно.
Хорошо. Сейчас нужно завершить стихотворение торжественно:
Мы ж любимое блюдо
Ставим в центре стола.
Мы, советские люди,
С "Оливье" навсегда!
- Да уж, "советские" - это слишком. Но ничего, стихотворение в стиле социалистического реализма. Можно оставить. Советскую власть пока никто не отменял.
Тут раздался звонок, и Лида пошла открывать дверь, держа в руках листок с написанным для мужа стихотворением.
Из книги "Другое питание, или книга о вкусной и почти забытой пище" Арон ВЕЙЦМАН, Беэр-Шева
|
|
| |
Пинечка | Дата: Суббота, 05.11.2011, 12:11 | Сообщение # 17 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1515
Статус: Offline
| "Коричневая пуговка валялась на дороге..."
Давно это было, и я не совсем точно помню слова той песни, сочиненные поэтом Евгением Долматовским, которую мы, юные пионеры, тогда исполняли. Но зато хорошо врезалась в память ее незатейливая, ритмичная мелодия и содержание. Мне было тогда девять с половиной, брату и того меньше, и родители, чтобы не маяться с нами в летние каникулы, определили нас на неполный месяц, нет, не в пионерлагерь, а на "детскую оздоровительную площадку", - так называлось учреждение, организованное городским отделом образования - гороно.
"Площадка" располагалась в одной из ближайших средних школ, неподалеку от нашего дома. Все происходило, как в пионерском лагере: медноголосый горн, линейка, даже послеобеденный "тихий" час, с той лишь разницей, что под вечер нас отпускали домой, а утром мы бодро шагали на "площадку". Из развлечений там нас ожидали экскурсии в лес, на озеро, культпоходы в кино и даже в местный драмтеатр на дневной спектакль. Кормили однообразно, особенно запомнился компот из сухофруктов ( и это в разгаре молдавского лета!), жидкий кисель, а также жирные мухи, плавающие в борще, ежедневная манная каша, которую мы все люто ненавидели. Спустя годы это меню повторилось в армии, но уже без манной каши.
Вспоминаю грудастую пионервожатую Таню, записавшую меня с братом в хор, хотя мы оба особым даром пения не обладали, но зато были послушны и прилежны. Брат по малолетству в пионерах еще не числился, но я упросил Таню, чтобы и его приняли. Хор был смешанным, но девочек почему- то было больше. Потому, наверное, Таня и взяла в хор моего братишку. Под сопровождение баяна мы исполняли песни о нашей великой Родине и любимом Сталине, хотя уже прошло два года, как вождь умер. Пели с душой, в общем, старались, сознавая. что хору нашей "оздоровительной площадки" имени Павлика Морозова скоро предстоит выступление на общегородском смотре детской художественной самодеятельности. Меня особенно задела за живое песня про мальчика Алешу, нашедшего в уличной пыли пуговицу с нерусскими буквами. Алеша с мальчишками стремглав помчались на заставу, чтобы доложить о своей находке пограничному начальнику. Зачин у песни был такой:
"Коричневая пуговка лежала на дороге,
Никто не замечал ее в коричневой пыли,
Но рядом по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые, протопали- прошли...
Дальше по сюжету произошло следующее: начальник погранзаставы, развернув перед собой карту местности, поднял подчиненных по тревоге. Четыре дня бойцы искали по всем дорогам этого гада- диверсанта, посмевшего нарушить священные рубежи нашей страны, и лишь на пятый день отыскали чужого незнакомца. Быстро оглядев его со всех сторон, зоркие пограничники заметили, что у заднего кармана скроенных и сшитых не по- нашему брюк отсутствует пуговка. К тому же "в глубине кармана - патроны от нагана и карта укреплений советской стороны". Алешу с ребятами, конечно, не просто похвалили за бдительность и отвагу. Пограничный командир подарил мальчишкам винтовку, а Алеше- гремучий барабан. Песню эту завершал пафосный аккорд:
"Вот так она хранится советская граница
И никакая сволочь границу не пройдет!
А пуговка хранится в Алешиной коллекции.
За маленькую пуговку ему большой почет!
... И тогда, когда мы всей "площадкой" направлялись неровным строем в парк, кино или на озеро, и потом, когда с началом учебного года по утрам шествовал в школу да и после нее, я внимательно рассматривал убогий, еще без асфальта, тротуар, тщетно пытаясь разлядеть в коричневой бельцкой пыли пуговку с нерусскими буквами...
Зиси Вейцман
|
|
| |
Пинечка | Дата: Четверг, 10.11.2011, 14:45 | Сообщение # 18 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1515
Статус: Offline
| Окошко в мир
- Лидорчик, отойди, пожалуйста, от телевизора и не мешай мне смотреть, - попросил я внука. Мой трехлетний внучок, черноглазый красавчик, заслонил собой телевизор и, прищурив глаза, задиристо ответил: “Моня, этот телевизор мой. ” Попрыгав еще немного перед экраном, он и вовсе его выключил и убежал. Я лежал на диване и смотрел на темный экран телевизора, в котором отражалась комната, внучка за столом, разглядывающая альбом со старыми фотографиями, жена, складывающая белье... Я незаметно окунулся в дрему.
- Едут, едут! – закричали хором братья, открывая деревянные ворота. Во двор въехала запряженная телега, на которой на ворохе сена восседал отец, крепко прижимая к себе большую коробку. Любопытные соседки во все глаза уставились на него. И не удивительно: на двадцать семей, живущих во дворе, впервые появился телевизор. И у кого? У этих "капцуним", которым на кусок хлеба не всегда хватает. - Нор а телевизор фэлт зэй («Только телевизора им не хватает»), - сказала одна из соседок, самая зловредная.
Когда коробку занесли в дом, ребятня забралась на подводу прокатиться до поворота. Я и мои братья с ними не поехали, мы стали осматривать покупку. Телевизор водрузили на стол. Теперь он был главным предметом в комнатушке, где сиротливо ютились по углам шкаф, кровать на панцирной сетке да топчан, на котором мы втроем укладывались спать.
Только через несколько дней засветился голубой экран, когда отец забрался на крышу и установил антенну. Поворачивая ее в разные стороны, он кричал нам сверху: - А как сейчас видно? Теперь лучше?
К вечеру, поскорей покончив с домашним заданием, мы устраивались у экрана телевизора. Приходили наши друзья и соседи с маленькими стульчиками. С интересом смотрели всё подряд и с особым нетерпением ожидали начала художественного фильма.
Соседка тетя Хаюня никогда не приходила на просмотр с пустыми руками. Она часто приносила мисочку с соленьями, и их запах моментально разносился по комнате, вызывая обильное слюноотделение и зверский аппетит у всех телезрителей. Мать намазывала на хлеб "шмолц мит гривэлэх" ( куриный жир со шкварками ), корочку натирала чесноком и вместе с соленьями угощала всех. Тетя Хаюня садилась на стульчик подальше от ребят, чтобы не мешали смотреть. Она была исключительным зрителем и как бы сама участвовала во всем происходящем на экране. То она раскачивалась на своей низенькой табуреточке и с громким хрустом ломала пальцы, то утирала ручьем струящиеся слезы или умиленно улыбалась и бурно радовалась. Достаточно было посмотреть на ее лицо, и становилось понятно, что происходит на экране.
В один из вечеров шел фильм про любовь.Во время эпизода, где рыцарь просит прощения у своей возлюбленной, тетя Хаюня, взволновавшись, внезапно вскочила на ноги и, громко хлопнув в ладоши, произнесла реплику за героев фильма: - На колени предо мной! - Прости меня, о, ангел мой!
От неожиданной сцены мы рассмеялись до слез и грохнулись на пол с высокой кровати, на которой сидели. Но смех усилился из-за того, что в ее длинной панбархатной юбке зияла огромная дыра, которую уже добрых полчаса с увлечением прогрызла наша собака Бэрл. Она удобно устроилась у ног ничего не замечающей восторженной зрительницы, и с удовольствием жевала вкусно пахнущую чесноком и жареным мясом юбку.
В один из вечеров к нам зашла соседка тетя Соня с сыном Шуней. Поздоровавшись и облобызав каждого из нас, оставляя на лицах следы губной помады, она сообщила родителям на ломаном идише: - Шуни блайбт ду, нор их гей ин кино “Котовский“ кикн штарк а переживательнэ индийскэ картинэ ин цвэй сериес “Непромокаемая“ (Шуня остается здесь, а я иду в кинотеатр имени Котовского смотреть очень переживательный индийский фильм в двух сериях...» (она сказала: “Непромокаемая“, а фильм назывался “Неприкасаемая“).
Шуня был нашим товарищем по двору. Может, из-за его неразборчивой речи и вечно сопливого носа он производил впечатление странного ребенка. Усевшись на табурет и шумно хрустя оберткой, Шуня стал разворачивать мороженое - розовый пломбир в вафельном стаканчике. Облизывая стаканчик и не отрываясь от телевизора, он все же заметил наши красноречивые взгляды и пробубнил: - Я вам оставлю. Не бойтесь. Доев мороженое до половины, он с готовностью протянул нам остаток, но желающих полакомиться не оказалось, и он с удовольствием доел всё сам.
Иногда наш телевизор служил прикрытием для всевозможных мальчишеских проделок. Однажды мы забрались в соседский курятник и, воспользовавшись хозяйским отсутствием, проколов осторожно иголкой несколько яиц, высосали их содержимое, а затем наполнили их водой. На следующий день, когда сосед смотрел у нас телевизор, вбежала его жена и взволнованно сообщила: - Янкель, гей койлэ ди инэр, зэй обн шойн а водянкэ («Янкель, иди зарежь курей, у них началась водянка»).
Чем скорей мы подрастали, тем быстрее старел наш телевизор. Теперь он работал, только если по нему ударяли по задней стенке. Моя бабушка шутила: - Аз мэ клапт ин тухэс, гейт эс ин коп («Если бьют по заднице, то отдает в голову»).
Она регулярно выделяла часть своей пенсии на ремонт нашего старого телевизора, хотя получала всего 16 рублей за сгинувшего на войне сына. Потом телевизор и вовсе перестал работать. Так и стоял он у нас для мебели, и бабушка каждый день протирала его тряпочкой.
... Я проснулся от громкого возгласа внуков: - Едут,едут! - Кто едет?- переполошился я. - Мама и папа. Они купили нам компьютер. Теперь будем играть в игры.
Да, что там ни говори: новые времена – новые песни... Мендель Вейцман, Беэр-Шева
|
|
| |
papyura | Дата: Четверг, 17.11.2011, 10:19 | Сообщение # 19 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1599
Статус: Offline
| Концерт великой актрисы
Мендель Вейцман, Беэр-Шева
Есть бородатый анекдот про то, как в парижском публичном доме одноразовое посещение стоит сто пятьдесят франков, наблюдение через щелку за визитером - двести франков, а наблюдение за наблюдающим - еще пятьдесят франков. Что ни говори, анекдот натуральный. Может, кто-то и за за мной наблюдал, когда я однажды ловил кайф, следя за одной любопытной парой, - не берусь судить. Одно скажу точно: ни я, ни тот, кто за мной, может быть, наблюдал, не прогадали. Удовольствие наверняка испытали все и по полной программе. Впрочем, расскажу по порядку.
В наш небольшой, известный на весь еврейский мир штэтэлэ Бэлц, приехала знаменитая, несравненная и потрясающая Сиди Таль, актриса и исполнительница сценок и песен на идиш. Весь город гудел, как огромный улей. Если к нему приложить ухо, можно было узнать тысячу интересных вещей. Во-первых, вы узнали бы, что прославленная актриса приходится родной сестрой чемпиону мира по шахматам Михаилу Талю и впридачу - внучкой самому Шолом-Алейхему.
Среди этого пчелиного гула выделялся голос нашей соседки, акушерки мадам Гершензон, которая клятвенно всех уверяла, что своими глазами видела архивную запись о том, что Сиди Таль родилась не в Черновцах, как известно всему миру, а в наших Бельцах. Короче, всем сразу приспичило попасть на концерт, чтобы своими глазами увидеть и своими ушами услышать выступление великой землячки.
И вот настал торжественный день. Я был бы не я, если б не достал билет на этот концерт, к тому же в первых рядах, где восседали самые уважаемые люди города - начальники цехов мясокомбината и винно-коньячного завода, завмаги, врачи, учителя, аптекари и просто мясники. Зал благоухал нафталином. Складывалось впечатление, что из всех шкафов в домах города одновременно извлекли на свет Божий самые лучшие наряды, накопленные нашими предками со времени появления евреев в Бельцах. И это можно понять: не так часто к нам приезжает подобная знаменитость, а значит, праздничные одежды извлекаются из шкафов не каждый год.
В ожидании концерта я с нескрываемым любопытством принялся обозревать зрительный зал. Позади меня восседала древняя старушенция в черной шляпке с вуалью. Глянул я на нее и обмер - это ж сколько нужно иметь мужества и героизма, чтобы добраться до театра, да еще облачившись в такое тяжелое платье из панбархата бутылочного цвета, пошитое не иначе, как еще до пролетарской революции! Рядом со мной оказалась пара, которая громко между собой переговаривалась на нашем бессарабском идише, не стесняясь окружающих и тем более меня: "Смотри, Абрамчик идет со своей новой молодой женой, да еще не из наших! Эр фарлойфт ир олэ вэгн (он угождает ей во всем). Такого уважения его покойной жене Малке и не снилось! Ай-яй-яй...". "Ты права, - с завистью откликался супруг, глядя на свою тощую, как вобла, половину, - ему таки повезло - нашел даму украинской породы. Нет, ты только посмотри на них!".
По залу медленно дефилировала колоритная пара, провожаемая любопытными взглядами. Лицо мужчины выражало явное удовольствие. Он крепко, словно боялся потеряться, держал под руку свою спутницу, опережая ее на полшага и заискивающе заглядывая ей в глаза. В правой руке он нес кожаный саквояж. Это был старик лет восьмидесяти, худой, высокого роста, лысый. Одет он был в светлый костюм, белую рубашку и черные лаковые туфли. Карман его пиджака оттопыривался под тяжестью слухового аппарата отечественного производства, и от этого аппарата тянулся провод с микрофончиком до самого уха. Его сопровождала пышная дама лет шестидесяти, невысокого роста со взбитыми пышными локонами. Пара направлялась к двум пустующим рядом со мной креслам. Когда они заняли места, Абрамчик нежно заворковал, обращаясь к жене: "Ну, момэ шейнэ, как ты себя чувствуешь?". "Хорошо, милый, не волнуйся", - ответила женщина.
Я сидел со стороны его “момэ шейнэ” и отчетливо слышал, как они переговаривались. Сначала его взгляд был устремлен на ее лицо, потом независимо от желания опустился на высоко вздымающуюся пышную грудь. При этом он, тяжело дыша, еле-еле дотрагивался до ее руки и был красный, как рак. Казалось, Абрамчик все еще не верит, что его “момэ шейнэ” принадлежит ему одному. Из саквояжа, поставленного у ног, он трясущимися руками достал таблетку и моментально проглотил. Я успел заглянуть и обнаружил, что в саквояже целая аптека. Наверное, эту “скорую помощь” он носил с собой повсюду.
И вот настала торжественная минута, когда погас свет, распахнулся занавес и мы, наконец, увидели божественную Сиди Таль. Я замер и приготовился слушать. Но где там! Тишину прервал противный бумажный шелест разворачиваемых конфет. Это “момэ шейнэ” принялась уплетать одну за другой дорогие шоколадные конфеты. Абрамчик едва успевал разворачивать и подавать ей, при этом он ерзал в кресле и не переставал осматривать ее с головы до ног, словно молитву, повторяя шепотом: "Аф эйбик, аф эйбик! (Навечно, навечно!)". Когда через четверть часа трапеза закончилась, Абрамчик предложил ей таблетку для улучшения пищеварения и стакан минеральной воды. И от этого “момэ шейнэ” не отказалась.Между тем концерт продолжался. Сиди Таль с блеском исполняла отрывки из спектаклей, читала монологи и, наконец, запела “Ба мир бисту шейн, ба мир бисту тайерэр фун гелт” (“Для меня ты красивая, для меня ты дороже денег”). Абрамчик переводил песню на русский язык. Он говорил, естественно, с акцентом и тянул слова.
“Момэ шейнэ” внимательно слушала перевод и принимала слова на свой счет. При этом она кокетливо улыбалась и покачивалась в кресле. Ей, вероятно, казалось, что так она выглядит еще более сексуальной. Абрамчик смотрел на нее и чуть дышал. Мне показалось, что сейчас его “заклинит”. Но в какое-то мгновение он опомнился, быстро вытащил из саквояжа еще таблетку и бросил себе в рот. В это время объявили песню “А идише мамэ”. И снова пошел перевод: " Еврейская мама... в огонь и воду... она бежит ради спасения своего ребенка... и как плохо, когда мы ее теряем...". Эти слова неожиданно так тронули “момэ шейнэ”, что у нее по щекам ручьем потекли слезы. Она еще долго не могла успокоиться и всхлипывала, как ребенок.
Вам, мои читатели, к сожалению, не суждено было увидеть выражения лица Абрамчика, но какой это был кайф! Он нежно прижимался к своей половине, успокаивал ее и говорил какие-то ласковые слова. Потом достал из саквояжа очередную таблетку. "Вот возьми, Валячка, под язык “валядол”. Если не хочешь, то у меня есть немецкий “валякордин”... Абрамчик нежно вытер слезы “Валячке” носовым платком, и в воздухе тотчас запахло одеколоном “Кармен”, который на время перебил даже запах нафталина.
Время пролетело быстро, и вот уже объявили об окончании концерта. Ничего не поделаешь, кайфу пришел конец. Абрамчик и “момэ шейнэ”, стоя, долго аплодировали великой Сиди Таль. "Ах, как я восхищена! Как восхищена!" - долго повторяла “Валячка”, а Абрамчик, не сводя глаз со своего “бриллианта”, медленно и во всеуслышанье произнес: "Чтобы иметь такой большой талант, надо быть ТРУДОЛЮБИМОЙ и каждый день “ИСПРАЖНЯТЬСЯ“ на пианино!". Это были последние слова, которые я услышал от него.
А вот его несравненную “момэ шейнэ” мне пришлось еще раз увидеть и услышать. Однажды я был на кладбище и, проходя мимо одной из могил, услышал горестный плач. Я оглянулся и увидел памятник на свежей могиле. С портрета на памятнике на меня смотрел улыбающийся Абрамчик. "Ой, Абрамчик дорогой, нету жизни без тебя! - голосила “момэ шейнэ”. - Я никогда не забуду, как ты меня напутствовал по несколько раз в году проверяться у врачей. Я была у доктора Шора, Бронштейна, потом у самого Котигера... Все они в память о тебе принимают меня без очереди и выписывают самые дефицитные лекарства..".
Постояв немного, я направился к выходу. Мне казалось, что я присутствую при каком-то интимном и глубоко семейном отчете, который дает жена все еще живому мужу, и мне здесь не место... Ну, а концерт, который я пропустил, мне впоследствии удалось посмотреть в Черновцах - родном городе Сиди Таль. До сих пор храню в сердце ее задушевный и теплый, как губы матери, голос. В зале - не буду скрывать! - тоже попахивало нафталином и сидели такие же милые и смешные евреи, как и в моих Бельцах. Но я, завороженный голосом актрисы, на сей раз дал себе слово не отвлекаться ни на что постороннее.
Что вам сказать напоследок? Концерт был потрясающий. А почему ему не быть таким, ведь Сиди Таль - все-таки великая актриса.
|
|
| |
дядяБоря | Дата: Понедельник, 21.11.2011, 14:03 | Сообщение # 20 |
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 415
Статус: Offline
| ЛЕЙБ-ИШАК И ТРИ ЕГО СЫНА
Борис Сандлер, Нью-Йорк
Вскоре после того, как Лейб-ишак со своим семейством вернулся из эвакуации, в город приехал цирк шапито. Вообще-то людям было не до веселья, но, с другой стороны, надо же и отвлечься немного. Тем более что развешанные по заборам цветные афиши выглядели с ума сойти как завлекательно: силачи с неправдоподобными мускулами держали на вытянутых руках слона; воздушные гимнасты носились под куполом, как ласточки; оранжевый полосатый тигр нырял в охваченное пламенем кольцо, которое держала над собой хрупкая девушка с выразительным бюстом... Словом, народ валом повалил на представления.
В одно из воскресений решил культурно провести время и Лейб. Он еще никогда в жизни циркачей не видел, и то, что представилось его глазам, было похоже на прекрасный сон. Оркестр играл нескончаемые марши и туши, как на еврейских свадьбах, когда сходятся гости. Роскошные, в золотых и серебряных блестках, костюмы артистов слепили глаза. Акробаты выделывали дух захватывающие сальто-мортале; жонглеры так быстро и ловко перебрасывались разноцветными булавами, что у Лейба голова пошла кругом. Фокусник в черном плаще с алой атласной подкладкой извлекал из пустого - Лейб мог бы поклясться в этом! - сундука то пару живых петухов, то уток, индюков, гусей ... вот-вот казалось, он вытащит за уши его, Лейба, собственного ишака. А временами на манеж выбегали потешные крикливые клоуны, и от одного их вида можно было лопнуть со смеху. Тот вечер Лейб запомнил на всю жизнь. Его жена Эня, надевшая ради такого случая праздничное, в белый горошек, ситцевое платье, держала на коленях маленького Ицика. Вевка и Нёня, старшие сыновья, сидели тут же, заливисто хохоча, и беспрестанно хлопая в ладоши. Лейб часто оглядывался на жену, на трех своих сыновей и думал о том, до чего же им всем повезло: пережить такую войну - и уцелеть, вернуться вместе в родной город. На душе у него становилось все веселее и paдостнeе.
Эвакуировались трудно: румыны уже подступали к Бельцам. Особенно страшно было на паромной переправе через Днестр. При посадке Лейба притиснуло к старому еврею в помятом испачканном талесе, наброшенном на плечи, как шаль.
Старик держал Лейба за рукав и страстно шептал ему в ухо: - В синагоге молился я, когда грянул гром. Стекла вылетели из рам. Евреи бросились к двери. Вы понимаете - прервали молитву! На улице все горело, даже люди, которые бежали мимо. Я побежал тоже. Ноги несли меня сами и привели к дому, как умная лошадь привозит домой пьяного балагулу...
Лейб слушал невнимательно, отыскивая глазами Эню и мальчиков. Наконец нашел и немного успокоился. - Вы когда-нибудь видели бомбу? - шептал старик. - Соседи сказали, что в мой дом попала бомба и мою семью завалило. Всех - и детей, и внуков. Вы видели бомбу? Я - не видел... Лейб, не дослушав, стал пробираться к своим. Эня сидела на узле, прижимая к себе Вевку и Нёню. Когда муж подошел, она молча подвинулась, давая ему место, но он не захотел садиться. - Эня, - сказал он, - видишь того старика? Он совсем один, бедный. - Горе ему,- вздохнула Эня, не поворачивая головы. - У нас осталось что-нибудь? Она подняла к нему измученное лицо. - Ой, Лейб, Лейб... Разве ты сам не знаешь? Посмотри в платке. - Я знаю, конечно, - объяснил Лейб, - но хозяйка в доме - ты.
Он действительно знал, что в платке оставалось полбуханки хлеба, четыре запеченные картофелины и две луковицы. Но прежде, чем развязать узелок, он должен был спросить Эню, не мог ее не спросить.
Лейб положил одну картофелину на отломанную горбушку и протянул Вевке. Тот обрадованно потащил хлеб ко рту. - Это не тебе, - остановил его отец. - Отнеси вон тому дедушке.
Маленький Вевка, словно юркий зверек, нырнул в людскую гущу. Лейб следил за ним глазами. Когда мальчик был уже недалеко от старика, в небе послышался гул самолета. Фашист пикировал прямо на паром. - Воздух! - закричал кто-то. Началась паника. Насмерть перепуганные люди заметались по парому, не зная куда укрыться. Они толкались, визжали, падали друг на друга. Лейб застыл в оцепенении. Вой самолета, треск пулеметных очередей, крики толпы - все смешалось в его сознании. Перед глазами прыгало безумное лицо Эни. - Где ребенок? Где Вевка?!
Лейб рванулся вперед, к борту, пробиваясь туда, где раньше видел старика. Несколько раз его сбивали с ног, но он все-таки добрался до цели. Старик лежал ничком, уткнувшись в чей-то чемодан. Спина его прогибалась, как большой горб. Плоская борода примялась и оттопырилась в сторону, как будто была не настоящая, а приклеенная. «Почему он так лежит? - тупо думал Лейб. - И что у него за красное пятно на спине?» В это время под складками талеса завозился какой-то клубок. Маленький Вевка выбрался из-под мертвого старика и, сев с ним рядом, принялся жадно уминать горбушку…
Бывший боксер Антон Бойко, еще недавно кумир городских болельщиков, а ныне Джон, завсегдатай базарных пивнушек, не имел аристократической привычки стучать в дверь. Он толкнул ее ногой и просто вошел, Вевка лежал на диване, задрав ноги на валик, а Нёня, сидя у стола, перебирал струны гитары:
Налей-ка рюмку, Роза, Ведь я пришел с мороза...
- Примите мое здрасьте, - сказал Джон, садясь на диван рядом с Вевкой. - Должок за вами. Братья переглянулись. За ними действительно был должок - накануне Вевка проиграл Джону полсотни. - Посиди, пообщаемся, - пригласил Нёня. - Винца выпьешь?
От вина Джон никогда не отказывался. - Деньги мы тебе достанем, но и ты должен помочь нам. Вевка недавно вернулся после очередной отсидки, и Джон насторожился. - Вы меня в свои дела не впутывайте. - Не надо так плохо думать о людях. От тебя ничего не нужно, кроме как полежать в нокауте. - Нёня, - попросил Вевка, - налей и мне. Он принял стакан, и на его пальцах обозначилась бледная татуировка - 1935 - год его рождения. Учиться он пошел с опозданием - помешала война - и в клacce оказался переростком. С трудом добравшись до пятого класса, Вевка бросил школу. Работать его тоже не тянуло, но надо было себя куда-то деть. Силой его бог не обидел: он мог, бывало, залезть на спор под отцовского ишака и поднять его, как те самые силачи на афишах. Разумеется, с такими талантами Вевка стал вскоре первым человеком в своей махале. Во время вечерних прогулок по местному «Бродвею» (так называлась у ребят асфальтированная площадь в центре гopoда, куда сходилась местная шпана) его всегда сопровождали телохранители из слободских босяков. Махала, называвшаяся Цыгания, стала его безраздельной вотчиной. И если кто-нибудь из другoй махалы Тиосы позволял себе обидеть Вевкиных подданных, он немедленно принимал меры. Обычно это происходило так. В окружении своей свиты Вевка выходит на Бродвей и встречает другого «короля» - Мишку по прозвищу Паша. Они перебрасываются парой учтивых слов, и Вевка как бы между прочим роняет: - Фэ, Паша ... Тот несколько озадачен. - Как же прикажешь понимать твое «фэ»? - Так и понимать, Паша, что в твоей богадельне завелся фулюган. - Фулюган? В моей бранже? - Да, Паша, - с прискорбием подтверждает Вевка, - настоящий фулюган. Он даже имел нахальство расписаться на портрете моего юного друга. И Вевка демонстрирует фингал на лице жалобщика. - Кто же этот фулюган? - спрашивает Паша, с некоторой брезгливостью разглядывая пострадавшего. - Вон тот, - тянет жалобщик, - у которого один глаз на Кавказ, а другой на Арзамас.
Паша оборачивается на своего «фулюгана» и пронзает его взглядом. - Ленчик Косой? - всплеснув руками, удивляется он. - Не могу себе представить. Это же не урка, а ягненок! -Так как же, Паша? - стоит на своем Вевка. - Мне постричь его или ты сам этим займешься? И он делает шаг вперед. Мишка предостерегающе поднимает руку. - Моим баранам - я пастух! - и далее, уже мирным тоном: - Может быть, продолжим наш разговор у Гриши Грузина? За стаканом вина мы лучше поймем друг друга...
Но не всегда эти переговоры на Бродвее заканчивались мирно. Однажды в остервенелой драке кто-то из дружков подсунул прижатому к стене Вевке свинцовый кастет, и Вевка не раздумывая пустил его в ход; так он впервые угодил в колонию. Через год его освободили, но вскоре он попался на воровстве: чужой баул приклеился к его рукам. Теперь Вевка сел на три года. За это время от стыда и позора умерла мать. Он вернулся, как сам любил выражаться, с «блатным дипломом». От чего горшок пригорит, тем он и пахнет.
Прозвище «Лейб-ишак» герой нашего рассказа получил, упаси боже, не за глупость. Просто из всех городских возчиков только Лейб имел осла, а остальные, как водится, держали коней. И не подумайте, что Лейб и его осел ишачили меньше других или что их хлеб был слаще. Зато глупые остроты валились на них мешками. Особенно настырных шутников Лейб осаживал: «Знаешь, какая разница между тобой и моим ишаком?» - «Нет». - «Вот и я тоже не знаю».
А достался ишак Лейбу случайным образом. Вернувшись из эвакуации, Лейб первым делом сколотил двухколесную ручную тележку и, впрягшись в нее, отправился зашибать деньгу: тому привезет мешок «картопли» с базара, другому - тахту с этажеркой. Он сам был и грузчик, и носильщик, и тягловая сила. Вскоре у них с Эней родился третий сын - Ицик: еще один рот, пусть крохотный, но с зубками, которые тоже хотят жевать.
Это только так говорится, что с тяжелым возом ходить легко. На самом деле от такой легкости нa нoгax вылезают кровавые волдыри. Нужно было покупать лошадь. И вот, отрывая по крохам от себя, от слабогрудой Эни, от малышей, Лейб накопил немного денег и однажды в базарный день сходил на Нижний рынок, куда съезжались продавцы всякой живности из окрестных деревень и где, как говорили в городе, можно было купить по сходной цене любую скотину, даже двуногую. Помесив рыночную грязь и приценившись к лошадкам, Лейб, сильно расстроился. Он понял, что его капитала хватит разве что на козу. «Ладно, - утешал он себя, может, в следующий раз повезет, но когда еще это будет? Зима на носу, надо что-то заготовить, одеть пацанов...». О себе и Эне он уже думать не смел. Так размышляя, он остановился возле долговязого поджарого молдаванина с овечьей шапкой-кушмой на голове. Собственно, не человек этот привлек внимание Лейба, а маленький ишачок, смирно стоявший рядом с ним и трогательно тершийся мордой о бок хозяина. Глаза ишачка, опушенные мохнатыми ресницами и обведенные белыми кругами, точь-в-точь как у клоуна в цирке, были кротко опущены. В Средней Азии, в том кишлаке, где Лейб спасался со своей семьей, ишаки, понятно, встречались на каждом шагу, но здесь, на севере Молдавии...
- Где ты его взял, домнуле (господин)? - вежливо, по довоенной еще привычке, спросил Лейб. - Долго рассказывать, - отмахнулся молдаванин. Лейб, видать, не первый обращался к нему с таким вопросом. - Что же с него можно иметь? - Молоко и брынзу. Лейб усмехнулся шутке и просто так, для интереса спросил: - Сколько ты просишь за этого зверя? Молдаванин назвал цену и, тряхнув кушмой, добавил: - Купи, еврей, не прогадаешь. Где ты еще найдешь такого осла? - И то верно ... А не сбавишь? - полюбопытствовал Лейб.
Молдаванин был себе на уме. Oни рядились, били по рукам и снова расходились, а Лейб думал про себя: «Неужели и правда купить? Ишак, конечно, не лошадь, но все лучше, чем самому надсаживаться». Короче, Лейб уговорил себя, а заодно и купца. Так ишачок перешел к Лейбу, а Лейб стал «Лейб-ишак».
Справедливости ради заметим, что он таки не прогадал. С ослом зажилось полегче. Если бы еще здоровье... Но здоровья-то и не было. Тем временем отбился от рук Вевка, Нёня чуть не умер от воспаления легких. Эня не вынесла этих несчастий...
Чеботарь Ицик сидел на базаре в своей фанерной будке. На нем, как всегда, был рыжий клеенчатый фартук поверх линялой сиреневой майки. Зажав в коленях стальную лапку, на которую был натянут прохудившийся сапог, он прижимал его распоротый кирзовый нос к своему животу. Сложив щепотью грубые пальцы, он раз за разом извлекал из жестяной круглой коробочки (в ней когда-то бренчали монпансье) жменьку мелких сапожных гвоздиков и живо прибирал их губами. Мерно стучал молоток, и на черном каблуке выстраивались, как дождевые капли, серебряные шляпки гвоздиков. Работа кипела.
Вевка глаз не мог оторвать от рук брата. - С такими ручками, - сказал он наконец, - воровать одно удовольствие. Не поднимая головы, Ицик буркнул: - Опять за деньгами явился? Не дам ни гроша. Beвкa всхлипнул и опустился на низенький стульчик рядом с братом. Вид у него был расстроенный. - Ай, Иця, Иця. Если бы сюда зашли посторонние люди, они бы подумали, что не одна мама нас родила. - Маму не трогай, - сумрачно отрезал Ицик. - Ты и Нёнька из нее литрами кровь пили. - Конечно, - вздохнул Bевкa, - зато ты удался, любимчик-мизинчик. Передовик производства... но не будем выяснять отношения. И он снова испустил тяжелый вздох. - Может, ты решил стать порядочным человеком? - Ицик на миг поднял глаза и глянул на Вевку, словно шилом кольнул. - А может, твои казенные стерлись? Подкинуть подметки, а? Вевка с ухмылкой обозрел свои грубые башмаки и кротко ответил: - Нет, браток, мою обувку носить не сносить. - Еще бы! Ты же больше сидишь, чем ходишь ... Вевка, прицокивая языком, слушал брата и одобрительно кивал. В другой раз, конечно, он бы давно его срезал, но сейчас... Когда Ицик замолчал, Вевка поднял руку и скорбно, с набежавшей слезой, вымолвил: - Хватит, Ицик. Не время считаться. Крепись... - Молоток чеботаря повис в воздухе. - Наш папа... - продолжал Вевка. - Наш дорогой батя... - Что ты брешешь? Я его час назад видел здесь, возле складов! Вевка только руками развел.
На сапожном подпиленном столике теснились перед Ициком коробочки с тексом и деревянными шпильками, рашпиль, клещи, обмотанный изолентой нож с блестящим косым лезвием. Там и сям валялись обрезки кожи и обрывки вощеной дратвы. В корзине, стоявшей рядом, громоздились ожидавшие своей очереди сандалеты, грубые женские туфли на низких каблуках, клепаные щегольские бурки со строчными войлочными голенищами ... Ицик поднял глаза на брата и вдруг, по-бабьи заломив руки, стал мучительно долго отлипать от своего сиденья. Перешагивая через столик, он задел его ногой, и весь сапожный припас полетел на пол. Вевка не торопясь запер будку и отправился следом за Ициком.
Потерянный от горя, Ицик взбежал на крыльцо отцовского дома. Его взлохмаченные волосы прядями прилипали к вспотевшему лбу. Он был бледен, и только синие полукружья под глазами выделялись на лице. Из комнаты навстречу ему выбежал Нёня, средний брат. Раскинув руки, он принял Ицика в объятья. - Ой, брат, горе нам! Хорошую шутку выкинул батя - оставил нас круглыми сиротами! - Где он? - Там, во второй комнате, на диванчике. Ицик стоял как вкопанный. - Не могу... не могу к нему... ноги не идут! Час назад видел. Как это случилось? Нёня вопросительно глянул через его плечо на вошедшего Вевку. - Обыкновенно... - глазки у него забегали. - Вообще-то меня дома не было. Пусть Вевка расскажет. Ицик повернулся к старшему брату, который - руки в карманах - стоял опершись о косяк. - Говори! - Понимаешь, Иця... - Вевка начал издалека. - Все произошло так быстро, что я не сразу сообразил. Он почему-то пришел раньше обычного, завел ишака в сарай, а потом говорит: «Голова раскалывается».
Вевка замолк и зашагал по комнате. - Что же ты молчишь? Не тяни из меня жилы. - Вот... а я ему говорю: «Может, подогреть тебе бульон?» Вевка снова замолчал. - Говори же! - еле сдерживался Ицик. Слезы стояли у него в глазах. - А я что делаю? Короче, пошел ставить бульон, вдруг слышу хрип... Кинулся в комнату, а он уже готов. И даже руки на животе сложил. - Папа! Дорогой папочка!.. - вырвалось у Ицика, и он кинулся во вторую комнату. Когда братья вошли туда за ним, Ицик уже сидел возле накрытого простыней тела и, втянув голову в плечи, горестно, как-то по-женски, качался из стороны в сторону. Размазывая по лицу слезы, он сказал с укором: - Лучше простыни вы уже не нашли? Для родного отца! Вевка и Нёня молчали. Потом Нёня решился: - Брат, надо что-то делать. А денег у нас, ты сам знаешь ... - и он осекся. - Послушай, Иця, - вступил Вевка, - возьми себя в руки. Из нас троих ты самый путный. Надо похоронить батю по-человечески. - Ой, папа! - надрывался Ицик. - На кого ты меня оставил? Ради кого всю жизнь мучился, белого света не видел, недоедал, недосыпал?.. Ради мазурика и шулера! Берите, пейте и с меня кровь! Сколько?.. - Всего семь червонцев. Он встал со скамеечки, вынул из заднего кармана обтерханный кошелек и начал, мусоля пальцы, отсчитывать рубли. В это время на дворе послышался скрип колес и раздался грубый окрик: - Трр! Дышло тебе в зубы, стой уже! Ицик обомлел. - Это кто? - спросил он прерывающимся голосом. Нёня придвинулся ближе к Вевке, словно хотел спрятаться за его широкую спину. - Разве ты сам не слышишь? Кто еще может так ругать своего ишака, кроме нашего папочки, пусть он живет сто двадцать лет!
Диван дрогнул, простыня на нем зашевелилась, и из-под нее выглянула небритая, с перебитым носом, физиономия Джона. Он был несколько смущен. - Ицик, ты не подумай... я ни при чем... это они. - Подонки, - только и сказал Ицик, как сплюнул, и двинулся к двери. У выхода его шатнуло. Старый Лейб с кнутом под мышкой распрягал ишака. - Ты что, выходной сегодня? - спросил он сына. - Нет. Пришел оплакивать тебя. - Меня? Но я, слава богу, еще на ногах. - Твои сыночки уже похоронили тебя заживо. За семь червонцев. Лейб не понял. - Ноги моей здесь не будет! - накалялся Ицик. - А что случилось? - У них спроси. И, махнув рукой, Ицик пошел со двора.
Минут через десять Лейб заглянул в сарай, насыпал корма ишаку и стал рассказывать ему о новой пакости, учиненной Вевкой и Нёней. Настроение у него было поганое. Голова и впрямь разболелась, а вдобавок и сердце стало теснить. - Как тебе нравится? Они уже готовы спровадить меня на тот свет. Хороших сыновей я вырастил, а? Ишак повел ушами и стукнул копытом о землю. Если бы он мог говорить, то наверно сказал бы: «Ты старик, но и я старик. Твои дети - твои заботы». - Пропади оно все пропадом ... - Лейб потер грудь и опустился на колоду, стоявшую в углу сарая. - Ай, Вевка, ай, Нёня - два камня на моем сердце!
Тем временем Вевка, Нёня и Джон обмывали провал операции. Налей-ка рюмку, Роза, Ведь я пришел с мороза ... - блатным голосом ныл Нёня, подыгрывая себе на гитаре. - Заткнись, мул! - хмуро приказал Вевка. Он сидел теперь у стола, обхватив голову ладонями, и думал, что делать: с Джоном надо было рассчитываться...
Нёня оскорбленно замолчал. Из всех троих братьев он был средним не только по возрасту, но и по росту, по характеру, по уму. Когда Вевка в очередной раз садился за решетку, он сапожничал вместе с Ициком. Когда же старший брат освобождался, Нёня прилипал к нему. Ума как ума, а хитрости ему хватало на троих. Он был мастер на всякие подлые выдумки, но предпочитал загребать жар чужими, в основном Вевкиными, руками. Вместе с тем он побаивался Вевкиных кулаков и держался с ним подобострастно. - Проиграл! - брякнул Вевка и так ударил ладонью по столу, что стаканы подпрыгнули. - Не расстраивайся, радость моя, - утешил Нёня. - Вчера просвистал ты, завтра - Джон. Не учить же тебя, что такое бура... - Жизнь проиграл, - с надрывом пояснил Вевка. - Хотя что ты в этом понимаешь? Ведь ты мул - не конь и не осел, не вор и не фраер. Просто мул. - А я думал, я - брат твой, - не без ехидства заметил Нёня. - Чего ты, собственно, плюешь кипятком? Все живы-здоровы, отцу ничего не сделалось. И я слышал, будто если о живом говорят как о мертвом, это хорошая примета. Выпьем за его здоровье. - Он разлил вино по стаканам. - Лехаим!
Джон выпил. Язык у него начал развязываться. - Вы, парни, меня извините, - сказал он, выпятив нижнюю губу, - но я никогда не думал, что у вас, евреев, чтобы не сказать хуже, может такое случиться. Мне бы, скажем, в голову не пришло. Нёня усмехнулся и похлопал его по массивному затылку. - Мальчик, чтобы что-нибудь приходило в голову, надо ее иметь. Джон пропустил шпильку мимо ушей. - Я бы, к примеру, с вашим Ициком не цацкался: двинул разок левой - и хана. Он бы сам рад был мне заплатить. Но родного отца!.. Большие вы хитрецы... - Нёня, - перебил Вевка, - скажи своему дружку, чтобы он закрылся. - Легкую жизнь вы ищете, - продолжал Джон, кого бы обжулить, надуть, выставить на смех... Слишком умные, оттого вас так и любят кругом. - Я не барышня, Джон, чтобы ты меня любил, - Нёня хотел перевести разговор на шутку. - И вообще, давай лучше выпьем - за дружбу народов! Тебя что-то заносит в сторону. - Не беспокойся! Я на той стороне, на какой нужно. Я патриот. А вы... Вот скажи мне, где вы были во время войны? - Нёня, заткни ему рот, - холодно сказал Вевка. - А то... - Что - а то? - Джон привстал. - В Ташкенте вы были героями, да, в Ташкенте! Вевка скрипнул зубами и взял Джона за грудки. Нёня бросился их разнимать. - И с такой тварью ты водишь дружбу? - брезгливо спросил брата Вевка. - Тайгу буду корчевать, под вышку пойду, но эту паскуду... Он ловко рванул Джона на себя, ударил его головой об стол и сразу отпустил. Джон, заливаясь юшкой, вслепую махал руками. - Ты попробуешь мою левую!.. Нёня кинулся к двери. - Отец, где ты? Они убьют друг друга!
Сквозь Пыльное окно сарая и щели узкой двери - ишак еле-еле проходил в нее - пробивались лучи солнца. Крошки половы, маленькие ворсинки весело купались в ярких полосках света. Лейб сидел на колоде и бормотал: - Ай, Вевка, ай, Нёня - два камня на моем сердце. Сердце и правда болело, будто его придавили камнями.
Когда маленький Нёня захворал воспалением легких, Эня, жена Лейба, простудилась тоже. Но разве могла она думать о своем здоровье, если умирал сын? Потом ее простуда перешла в астму. Она стала задыхаться, и эти страшные ночные приступы много лет после смерти жены мучили Лейба. - Ай, Эня, Эня! Не обижайся, но я завидую тебе. Как хорошо, что ты не дожила до этого позора. Знаешь, в последнее время я часто вспоминаю, как мы всей семьей пошли в цирк: он так и стоит у меня перед глазами. Ведь я верил тогда, что все будет хорошо: дети станут на ноги, выйдут в люди, женятся, и, кто знает, может быть, лет через двадцать я, старый Лейб, со своей старушкой Эней буду вот так же сидеть в приезжем шапито, окруженный со всех сторон внуками. Почему бы и не сбыться этой мечте? Когда живут - доживают. Ай, отцовское счастье!..
Он поднялся и погладил по холке прилегшего ишака. - Когда отваливаются колеса, падает и воз... Вставай, пойдем работать.
Вдалеке, набирая силу, цирковой оркестр играл польку-бабочку. Солнечные лучи, проникавшие в сарай, переплелись в узкую золотую лестницу, которая вела наверх, к лазурному куполу, и Лейб смело ступил на нее. С улицы слышался чей-то пронзительный крик, но Лейб уже не обращал на него внимания. Он поднимался все выше и выше. Серая спина ишака осталась далеко внизу - маленьким пятнышком, а там, наверху, куда он терпеливо, с остановками, взбирался, уже ждала его Эня с тремя мальчиками - Вевкой, Нёней и Ициком.
Пеpевел с идиша А. Бродский
|
|
| |
papyura | Дата: Вторник, 06.12.2011, 10:14 | Сообщение # 21 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1599
Статус: Offline
| ЧАО, ЧАО, БАМБИНА !
миниатюра от дважды землячки, скрывающейся за ником FAUNA
Мне было лет восемнадцать, когда я впервые услышала эту песню. Она была на чужом языке. Печальная, непонятная... В ней был такой надрыв. И прощание. В моей жизни тогда тоже всё было печально и непонятно. Близкие люди почему-то оказывались не близкими. Я ощущала какую-то неопределённость. Неуверенность в себе... В голове складывались грустные строки. Всё казалось таким безысходным. « Когда очень трудно будет - только к деревьям пойду» - писала и думала я тогда. И уходила. И бродила по улицам. Под дождём. Глядя на отражающееся в лужах дрожащее небо. Ветер бросал в меня мокрые листья, приклеивая их к моей одежде... Я приходила домой, промокшая, но странно умиротворённая. И когда наступали сумерки, я включала проигрыватель, ставила на вертящийся круг пластинку: - Чао, чао, Бамбина! - пел печальный голос. - Чао… А я стояла у окна. И смотрела на своё любимое дерево, казавшееся золотым от света жёлтого фонаря, смотрела на текущие по нему золотые капли, замирающие на мгновение, перед тем, как покинуть его навсегда… И плакала… - Чао, Бамбина, чао ! - пел далёкий Доменико Модуньо… Прошли годы. Нет уже того окна и того дерева. И та песня не звучит больше... Но иногда ,в дождливый вечер , за окном из темноты проступают контуры золотого дерева, а в душе, медленно нарастая, волнуя и напоминая, всё так же щемяще звучит : -Ч А О, Ч А О, Б А М Б И Н А !..
1969-2011
|
|
| |
MIXAIL | Дата: Пятница, 09.12.2011, 20:41 | Сообщение # 22 |
друг
Группа: Друзья
Сообщений: 66
Статус: Offline
| Я, как и дядяБоря, впечатлившись исповедально-искренней миниатюрой нашей дважды землячки (и моей интернет-знакомой) FAUN'ы, хочу преподнести ей маленький стихийный подарок:
ЧАО, БАМБИННА ... Вы стояли у окна и плакали, Занавеску теребя в руке. Дождевые капли с листьев капали И слеза катилась по щеке.
ЧАО, бамбИННА ! ЧАО !
Душу молодую и наивную Наполняли жалость и печаль, И мелодию, такую дивную, Жадно слух с душою поглощал.
ЧАО, бамбИННА ! ЧАО !
А Бамбина в солнечной Италии ЖилА, совсем не ведая о том, Что за тридевять земель – в Молдавии, Девочка рыдает за окном...
ЧАО, бамбИННА ! ЧАО !
Чем тебя утешу, успокою я? Повзрослев, со временем поймёшь: Страшно, если нет в душе покоя, И совсем не страшен – льющий дождь…
ЧАО, бамбИННА-бамбИННОЧКА ! ЧАО !
P.S. FAUNA! Прошу прощения, если некоторые внимательные читатели уже догадались, какое настоящее имя скрыто за Вашим ником. Собственно, такое красивое имя и скрывать не стоит...
|
|
| |
papyura | Дата: Суббота, 10.12.2011, 07:21 | Сообщение # 23 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1599
Статус: Offline
| Действительно-ПОДАРОК! И по-настоящему стихийный...во всех смыслах. Инна, просто завидки берут от таких подарков...
Пора открывать страничку стихотворчества,а?!
|
|
| |
Дед | Дата: Понедельник, 12.12.2011, 14:56 | Сообщение # 24 |
верный друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 114
Статус: Offline
| Я решил тоже подарить нашей дважды землячке, одношкольнице и почти однокласснице пару строк.
Лазурно-наивные строчки Ложатся на поле листа. А после "Бамбины" лишь точки. И вновь замолкают уста.
Но память колышет былое, События меряя вспять, Всё самое дорогое, Пытаясь повыше поднять.
Пусть слёзы блестят как рубины. Пусть в прошлое нам не поплыть. Но милая песня "Бамбина" Не даст нашу юность забыть!
|
|
| |
papyura | Дата: Понедельник, 12.12.2011, 17:00 | Сообщение # 25 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1599
Статус: Offline
| и вновь - в который раз - восхищаюсь талантливыми земляками! Инна, вы просто осыпаны подарками...ждём ответа в стихах на только что открытой страничке.
|
|
| |
Пинечка | Дата: Пятница, 16.12.2011, 14:42 | Сообщение # 26 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1515
Статус: Offline
| ...по просьбе Инны, у которой что-то не ладится с компьютером, размещаю её "прошлонедельное" творение - как ответ всем откликнувшимся на миниатюру "Чао,чао, бамбина!"- на стихотворной страничке...
|
|
| |
sИнна | Дата: Пятница, 16.12.2011, 18:29 | Сообщение # 27 |
друг
Группа: Друзья
Сообщений: 49
Статус: Offline
| С А Н О Ч К И
Когда я была совсем ещё маленькой девочкой, в нашем доме жила собака Рекс. Это была огромная серая овчарка . Добрая и, как мне помнится , с жёлтыми глазами. Я тогда ещё почти ничего не умела. Только немного говорить . И любить . Собаку я очень любила. Она была большая, тёплая, мягкая.. Мне было с ней очень уютно и надёжно. Иногда мы с Рексом смотрели в окно. А иногда меня выводили во двор, сажали на стульчик, а Рекс всегда находился рядом. Улица Хотинская, на которой мы жили была тихая, зелёная и тоже мною любимая. В конце нашего двора росла шелковица . Летом я подбирала ягодки, упавшие с неё на землю и быстро, пока не видела мама, съедала их… А зимой, когда было много снега и папа приходил пораньше с работы, на меня одевали много одёжек, закутывали платками крест накрест и , совершенно неподвижную, усаживали на саночки, застеленные серым , в чёрную клеточку одеялом .И вывозили на улицу. Рекс был с нами. Мы шли в парк . Я ехала по улице Хотинской . Мимо домов, мимо армянской церкви, мимо высокой афишной тумбы.. Иногда с неба шёл снег и всё вокруг было так красиво.. Приехав в парк мы начинали готовиться к Главному катанию . Папа запрягал Рекса в саночки, усаживал меня получше, буквально впихнув во всех моих одёжках в округлую спинку санок.. И говорил: - « Рекс, вперёд !» В центре парка, на том месте, где сейчас стоит чёртово колесо, была огромная овальная клумба , огороженная вечнозелёным кустарником . Мимо клумбы с кустарником , казавшимся мне большими и высокими деревьями, неслись мы с Рексом. .. Иногда я падала. Вместе с санками переворачивалась в снег. Мы лежали с ними на боку и ждали бегущего за нами папу. А Рекс стоял рядом , облизывая моё лицо и глядя на меня своим жёлтыми глазами. И опять повторялось: - « Рекс, вперёд!» - и опять я ехала мимо огромного зелёного леса. Мимо высокого-высокого леса . Впереди был мой любимый Рекс. Ветер обдавал холодом мои щёки. ..Были сумерки . Горели фонари. И всё это было. Было. … Я до сих пор помню те ощущения. Те улетающие назад деревья. Тот холодный воздух. И жёлтые глаза Рекса. 20.11.2011. Инна.
|
|
| |
sИнна | Дата: Суббота, 17.12.2011, 20:30 | Сообщение # 28 |
друг
Группа: Друзья
Сообщений: 49
Статус: Offline
| НИЧЕГО ОСОБЕННОГО
Почему-то вспомнилось... . Когда я училась в классе седьмом , я дружила с девочкой - Людой Варнавской. Люда жила с мамой и старшей сестрой в маленькой квартирке, на улице Ленина, в доме, где помещался центральный гастроном. Магазин занимал первый этаж и , по тем временам , был достаточно большим. А во дворе его находились всякие подсобные помещения, склады... Здесь же , во дворе, на второй этаж - к квартирам, вела деревянная лестница. Она выводила на длинную, галерею, вдоль которой располагались двери. В тот день было холодно. Этот двор, коробки, валяющиеся в нём, грузовики, слякоть от полурастаявшего снега под их колёсами , две большие собаки - все это размыто в моей памяти . Квартира Люды была в самом начале этой галереи, почти у лестницы. Я поднялась по лестнице и постучала в дверь. Мне открыли. Сразу дохнуло теплом, каким-то домашним запахом. Из закутка, в котором была устроена крошечная кухонька выглянула мама Люды и сказала : -А она спит. Но ты проходи, разбуди её. Я прошла в комнату . Тепло окружало меня. И уют. На узенькой кушетке спала Люда. Её лицо было спокойным и розовым от сна. Мне не хотелось её будить. Я стояла посередине этой маленькой комнатки и душа моя наполнялась счастьем. А может быть, это было другое чувство... Иногда, вдруг, ни с того, ни с сего. я вспоминаю этот день. Обыкновенный день из той жизни... И ничего ведь особенного... А так щемит.
|
|
| |
papyura | Дата: Воскресенье, 18.12.2011, 10:12 | Сообщение # 29 |
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1599
Статус: Offline
| наверное - это грусть и память о прошлом, которого, увы, не вернуть. очередная ваша миниатюра, вновь навеяла воспоминания о тех давних годах... Помню. как за несколько часов до Нового года дядя Сёма - старший мамин брат жил тогда по улице Шмидта, 8 - отправлял меня в этот гастроном за "праздничными покупками": свежемороженной вишней и малиной...иногда надо было прикупить и селёдочку к праздничному столу...сельдь была весьма жирной, но... продавали её лишь если купишь красной икры! Как вам т а к а я нагрузка?!...
|
|
| |
sИнна | Дата: Воскресенье, 18.12.2011, 13:30 | Сообщение # 30 |
друг
Группа: Друзья
Сообщений: 49
Статус: Offline
| Да.. Нагрузка хороша. О времена..
|
|
| |
|