Дата: Четверг, 19.09.2013, 15:31 | Сообщение # 181
Группа: Гости
Покаяние
В моей квартире раздался телефонный звонок. Взяла трубку и слышу: - Юлия Давыдовна, это Вы? - Да. С кем я разговариваю? - Это Мила Ковальчук. Звонила моя бывшая сотрудница, работавшая в лаборатории, которой я руководила. Мы не виделись более 20 лет. Я сразу узнала ее голос. Она тоже сказала, что мой голос не изменился, такой же молодой, как и прежде. Я поинтересовалась, как она меня нашла, откуда звонит? Оказалось, что после распада СССР они с мужем переехали в Украину в маленький городок возле железнодорожной станции, где жили ее родители. Она переосмыслила свою жизнь, стала глубоко верующим человеком, регулярно посещает церковь. Давно разыскивает меня, чтобы попросить прощения за свой антисемитизм. В этом году она была в Молдавии, посетила наш институт, где ей дали мои координаты. Я была потрясена. Мила продолжила: - Вы же знаете, что нас воспитывали в духе ненависти к евреям. (Я этого особенно не знала, ведь мы учились в одних и тех же школах и вузах, когда же воспитывали так? – Ю.С.). Я изучила Библию, знаю основы иудаизма. Теперь я понимаю, какая роль принадлежит евреям в мировой цивилизации. Я полюбила Ваш народ. Я хочу перед Вами покаяться. Господом Богом прошу, простите меня. - Мила, я никогда не чувствовала с Вашей стороны проявлений антисемитизма. - Если я прошу прощения, - значит, есть за что. Вы меня прощаете?
Я почувствовала, что со мной разговаривает человек, который ждёт прощения не один год, что это для него очень важно, в голосе слышны слёзы, а дыхание как бы остановилось. Это был момент истины. - Прощаю. Вы всё поняли и искренне раскаиваетесь, я это чувствую по Вашему голосу. Мила продолжила свою исповедь. Она теперь молится за евреев, за Израиль. Ее дочь вышла замуж за еврея, живет в Израиле. Они с мужем обожают своего зятя, замечательного человека. Они счастливы, что дочь живет на Святой земле. «Я буду молиться за Вас, за Вашу семью, чтобы вы все были здоровы. Еще раз прошу простить меня», - сказала моя бывшая сотрудница. Я так и не поняла: что это было? Отношение руководства института ко мне было отличное. Сотрудники относились очень хорошо, часто советовались по личным вопросам, доверяли мне свои тайны. Когда я покидала институт, многие плакали, говорили: как мы будем без Вас, с кем советоваться. «Вы как никто другой понимаете человека, Ваши советы искренние, дружеские». С Милой отношения были ровными, деловыми, она была толковым сотрудником, добросовестно относилась к работе. Очевидно, антисемитизм, о котором она говорила, сидел в ее душе, как само собой разумеющееся. Она не любила евреев вообще. И не только она одна. Когда кто-то говорит, что не чувствовал антисемитизма, он не понимает, что многие окружающие нас люди просто ненавидели нас за то, что мы евреи. Нас не понимали, мы были чужие для них, в отношениях чувствовалась неприязнь. Они не устраивали погромы – просто молча (как теперь говорят, по умолчанию) ненавидели, не хотели принимать. Вот Мила поняла это и покаялась. Теперь и я понимаю, что антисемитизм многолик, иногда молчалив. Но он «молчит» до поры до времени.
Религия привела Милу к покаянию, и я не сомневаюсь, что к искреннему.
Дата: Вторник, 24.09.2013, 05:53 | Сообщение # 183
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 445
Статус: Offline
СМЕШНОЕ ПОКОЛЕНИЕ...
Однажды вечером американский внук разговаривая со своим дедом о текущих событиях, спросил его, что он думает о современной жизни. Дед ответил: Я родился раньше изобретения: телевидения, пенициллина, прививки против полиомиелита, замороженных продуктов, ксерокса, контактных линз, фрисби, привилегий, IPhones ... Когда еще не было: кредитных карт, лазерных лучей, FM радио, магнитофонов, компакт-дисков, электрических пишущих машинок, йогуртов, шариковых ручек ... Еще не изобрели: колготки, кондиционеры, посудомоечные машины, сушилки для одежды, а одежду вывешивали сушиться на свежем воздухе ... И человек еще не побывал на Луне ... И семейная жизнь была совсем другой: твоя бабушка и я поженились впервые, а затем жили вместе, и в каждой семье были отец и мать, пока мне не исполнилось 25, я называл каждого человека старше меня "сэр", но и после того, как мне исполнилось 25 лет, до сих пор я так называю полицейских и всех остальных, парни не носили серьги, мы не знали о правах геев, или что такое компьютерные знакомства, детские сады и групповая терапия... Наша жизнь регулировалась 10 заповедями и здравым смыслом, мы ходили в церковь каждое воскресенье, нас наши родители и священники учили отличать правильное от неправильного, учили брать на себя ответственность за свои действия, служить стране было привилегией, проживание в этой стране было большой привилегией ... Мы слушали биг-бэнды, Джека Бенни и выступления президента на нашей радиостанции. Теперь о покупках: Pizza Hut, McDonalds и растворимый кофе были неслыханным делом, у нас были магазины, где можно было реально купить вещи на 5 и 10 центов, мороженое, телефонные звонки, езда на трамвае и Pepsi стоили мелочь, можно было купить новый Chevy Coupe за $ 600 ( ... но какой школьник мог позволить себе одну?), газ (бензин) был 11 центов за галлон ... В моей молодости: "Трава" была тем, что косили, "Кока" был холодным напитком, "Котел" был тем, в чем ваша мама готовила еду и "Рок-музыка" - это была колыбельная вашей бабушки, "СПИД" - это были помощники в кабинете директора, "Чип" означал кусок дерева, "Hardware" можно было найти в магазине, а "Software" - такого слова даже не существовало, «Junk» - это было все, что «сделано в Японии», и мы не знали ничего, что было бы сделано в Китае... "Иметь серьезные отношения" означало ладить со своими двоюродными братьями, "раздельное время" означало, что семьи проводили время вместе по вечерам и в выходные дни, а не покупку кондоминиумов, мы думали, что "фаст-фуд" - это то, что люди ели во время Великого Поста ... И мы были последним поколением, которое действительно верило, что женщине необходим мужчина, чтобы иметь ребенка. Неудивительно, что люди называют нас "старыми и смешными" и говорят, что есть громадный разрыв между нашими поколениями ... Ну, и как ты думаешь, сколько мне лет?...
Ну как, готов?!... ...всего ...59!
Сообщение отредактировал Марципанчик - Вторник, 24.09.2013, 05:54
Дата: Воскресенье, 29.09.2013, 06:10 | Сообщение # 185
Группа: Гости
Я не успела сказать, как я тебя люблю...
"Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память. Наша детская с тобой жизнь - какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу? Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоем? И последняя зима в Воронеже. Наша счастливая нищета и стихи. Я помню, мы шли из бани, купив не то яйца, не то сосиски. Ехал воз с сеном. Было еще холодно, и я мерзла в своей куртке (так ли нам предстоит мерзнуть: я знаю, как тебе холодно). И я запомнила этот день: я ясно до боли поняла, что эта зима, эти дни, эти беды - это лучшее и последнее счастье, которое выпало на нашу долю. Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка - тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой милый слепой поводырь... Мы как слепые щенята тыкались друг в друга, и нам было хорошо. И твоя бедная горячешная голова и все безумие, с которым мы прожигали наши дни. Какое это было счастье - и как мы всегда знали, что именно это счастье. Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному - одной. Для нас ли неразлучных - эта участь? Мы ли - щенята, дети, - ты ли - ангел - ее заслужил? И дальше идет все. Я не знаю ничего. Но я знаю все, и каждый день твой и час, как в бреду, - мне очевиден и ясен. Ты приходил ко мне каждую ночь во сне, и я все спрашивала, что случилось, и ты не отвечал. Последний сон: я покупаю в грязном буфете грязной гостиницы какую-то еду. Со мной были какие-то совсем чужие люди, и, купив, я поняла, что не знаю, куда нести все это добро, потому что не знаю, где ты. Проснувшись, сказала Шуре: Ося умер. Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня? Знаешь ли, как люблю? Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе... Ты всегда со мной, и я - дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, - я плачу, я плачу, я плачу. Это я - Надя. Где ты? Прощай".
Это последнее письмо Надежды Яковлевны Мандельштам своему мужу Осипу Эмильевичу
Дата: Воскресенье, 06.10.2013, 10:19 | Сообщение # 186
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 412
Статус: Offline
Три струны Ицхака Перлмана Джек Ример, Chron.com, Хьюстон
18 ноября 1995 года скрипач Ицхак Перлман вышел на сцену, чтобы дать концерт в зале «Эвери Фишер» в нью-йоркском Линкольн-центре. Если вам когда-либо довелось побывать на концерте Перлмана, вы наверняка знаете, что выйти на сцену - это уже немалое достижение для него. В детстве этот выдающийся скрипач переболел полиомиелитом, поэтому на обеих ногах у него специальные фиксаторы и ходит он на двух костылях. Наблюдать, как Перлман идет по сцене, превозмогая боль, делая шаг за шагом, - это потрясающее зрелище.
Он идет медленно, но, тем не менее, величественно, пока не добирается до своего кресла. Тогда он медленно садится, кладет костыли на пол, отстегивает фиксаторы на ногах, ставит одну ногу под стул, вытягивая вторую вперед. Затем наклоняется и поднимает с пола скрипку, прижимает ее подбородком, кивает дирижеру и начинает играть. Публика уже привыкла к этому ритуалу, люди спокойно сидят, пока Перлман движется по сцене к своему креслу. Они молча и с почтением наблюдают, как он отстегивает фиксаторы. Они ожидают того, момента, когда он будет готов играть. Но в этот раз что-то произошло. Не успел он взять несколько первых аккордов, как одна из струн его скрипки лопнула. Этот звук невозможно было не услышать - он прозвучал в замершем зале, как оружейный выстрел. Нельзя было не понять, что означал этот звук. Было совершенно ясно, что Перлману предстоит теперь сделать. Мы понимали, что ему придется, снова пристегнув фиксаторы, поднять костыли, встать и потихоньку уйти за сцену - чтобы либо найти другую скрипку, либо поискать другую струну взамен лопнувшей. Но ничего этого скрипач не сделал. Он посидел с минуту, закрыв глаза, а затем дал сигнал дирижеру начинать сначала. Оркестр заиграл, и Перлман вступил с того места, где остановился. И играл с такой страстью, так сильно и чисто, как никто никогда не слышал ранее... Конечно, каждый знает, что невозможно исполнять симфоническое произведение на трех струнах. Я это знаю, и вы знаете, но в тот вечер Ицхак Перлман отказался от этого знания. Видно было, что он модулирует, меняет, как бы сочиняя пьесу заново в своей голове. В какой-то момент это звучало так, будто он расстраивает струны, чтобы извлечь из них новые звуки, которых они никогда до того не издавали. Когда Перлман закончил, в зале несколько секунд стояла гробовая тишина. Это была тишина потрясения. А затем люди вскочили со своих мест, чтобы выразить благодарность этому удивительному исполнителю. Несмолкающие аплодисменты сотрясали зал. Мы аплодировали ему, кричали от восторга, делали всё, что могли, чтобы показать, как мы благодарны музыканту за то, что он сотворил. Он улыбнулся, вытер заливавший лицо пот, поднял смычок, чтобы успокоить зал, а затем сказал - не хвастливо, а спокойно, задумчивым, уважительным тоном: "Знаете, иногда задача артиста - выяснить, сколько музыки можно сделать из того, что у тебя еще осталось". Какая мощная фраза! Она осталась в моей памяти навсегда. И кто знает, может быть, это и есть определение жизни - не только для артиста, но и для всех нас? Вот человек, который всю свою жизнь готовился извлекать музыку из скрипки с четырьмя струнами, и который вдруг, посреди концерта, оказывается в ситуации, когда у него всего лишь три струны; и он создает музыку на этих трех струнах, и музыка, которую он создал в тот вечер на трех струнах, была неповторимей, прекрасней и более запоминающейся, чем всё, что он играл прежде на четырех струнах. Так что, может быть, наша задача в этом неустойчивом, быстро меняющемся, сбитом с толку мире, в котором мы живем, - создавать музыку вначале на том, что у нас есть, а затем, когда это становится невозможным, извлекать ее из того, что у нас еще осталось? Перевела с английского Элеонора Шифрин, Иерусалим
Дата: Четверг, 10.10.2013, 06:55 | Сообщение # 188
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 425
Статус: Offline
ДЖУЗЕППЕ ВЕРДИ— (полное имя Джузеппе Фортунино Франческо) — итальянский композитор. Мастер оперного жанра, создавший высокие образцы психологической музыкальной драмы. Кто не слышал опер: «Риголетто» (1851), «Трубадур», «Травиата» (обе 1853), «Бал-маскарад» (1859), «Сила судьбы» (для Петербургского театра, 1861), «Дон Карлос» (1867), «Аида» (1870), «Отелло» (1886), «Фальстаф» (1892), Реквием (1874)?!..
Джузеппе родился 10 октября 1813 в глухой итальянской деревушке Ле Ронколе близ Буссето в департаменте Таро ( Ле Ронколе в тот момент была частью Первой Французской империи после присоединения княжеств Парма и Пьяченца ... так случилось, что Верди официально родился во Франции...), на севере Ломбардии в крестьянской семье Карло Джузеппе Верди и Луиджи Уттини. Необычайная музыкальная одаренность и страстное желание заниматься музыкой проявились у ребенка очень рано. До 10 лет Джузеппе учился в родной деревне, затем в городке Буссето. Знакомство с купцом и любителем музыки Барецци помогло получению городской стипендии для продолжения музыкального образования в Милане. Однако Джузеппе Верди не был принят в консерваторию. Он занимался музыкой частным образом у педагога Лавинья, благодаря которому бесплатно посещал спектакли «Ла Скала». В 1836 он женился на горячо любимой Маргерите Барецци, дочери своего покровителя, от брака с которой у него родились дочь и сын. Счастливый случай помог получить заказ на оперу «Лорд Гамильтон, или Рочестер», которая с успехом была поставлена в 1838 в «Ла Скала» под названием «Оберто, граф Бонифачо». В том же году были изданы 3 вокальных сочинения Верди.
Но первые творческие успехи совпали с рядом трагических событий в личной жизни: менее чем за два года (1838-1840) умирают его дочь, сын и жена.
Верди остается один, а сочиненная в это время по заказу комическая опера «Король на час, или Мнимый Станислав» терпит провал. Потрясенный трагедией, Верди записывает: «я... принял решение никогда больше не сочинять»... Из тяжелого душевного кризиса Джузеппе Верди вывела работа над оперой «Навуходоносор» (итальянское название «Набукко»).Опера, поставленная в 1842 году, имела громадный успех, чему способствовали и великолепные исполнители (одну из главных ролей пела Джузеппина Стреппони, ставшая впоследствии женой Верди). Успех окрылил композитора, каждый год приносил новые сочинения. И если опера «Набукко» сделала Джузеппе Верди популярным в Италии, то уже «Эрнани» принесла ему европейскую известность. Многие из написанных тогда сочинений и в наши дни ставятся на оперных сценах мира. В 1847 Джузеппе Верди совершает первое заграничное путешествие. В Париже он сближается с Дж. Стреппони. Ее идея жить в загородной местности, занимаясь творчеством на лоне природы, привела по возвращении в Италию к покупке участка земли и созданию имения Сант-Агата.В 1851 появляется «Риголетто» (по драме Виктора Гюго «Король забавляется»), а в 1853 «Трубадур» и «Травиата» (по пьесе А. Дюма «Дама с камелиями»)...
В этих сочинениях Верди отходит от героических тем и образов, его героями становятся простые люди: шут, цыганка, женщина полусвета. Джузеппе стремится не только показать чувства, но и выявить характеры персонажей.
Мелодический язык отмечен органичными связями с итальянской народной песней.В операх 1850-60-х гг. Джузеппе Верди обращается к историко-героическому жанру. В этот период были созданы оперы «Симон Бокканегра» (1875), «Бал-маскарад» (1859), «Сила судьбы», которая была написана по заказу Мариинского театра; в связи с ее постановкой Верди дважды посетил Россию в 1861 и 1862...
По заказу Парижской оперы был написан «Дон Карлос» (1867). В 1868 египетское правительство обратилось к композитору с предложением написать оперу к открытию нового театра в Каире. Д. Верди отказался. Переговоры продолжались два года, и лишь сценарий ученого-египтолога Мариетт-бея, основанный на старинной египетской легенде, изменил решение композитора. Опера «Аида» стала одним из его совершеннейших новаторских созданий. Она отмечена блеском драматического мастерства, мелодическим богатством, мастерским владением оркестром... В течение восьми лет (1879-1887) композитор работал над оперой «Отелло». Премьера, состоявшаяся в феврале 1887, вылилась в национальное торжество.
В год своего восьмидесятилетия Джузеппе Верди создает еще одно блестящее творение — «Фальстаф» (1893, по пьесе В. Шекспира «Виндзорские проказницы»), в котором он на основе принципов музыкальной драмы осуществил реформу итальянской комической оперы. Её отличает новизна драматургии, построенной на развернутых сценах, мелодическая изобретательность, смелые и утонченные гармонии... В последние годы жизни Джузеппе Верди написал произведения для хора и оркестра, которые в 1897 году объединил в цикл «Четыре духовные пьесы». В январе 1901 года его разбил паралич и через неделю, 27 января, он скончался...
Основу творческого наследия Верди составили 26 опер, многие из которых вошли в мировую музыкальную сокровищницу.
Сообщение отредактировал sINNA - Четверг, 10.10.2013, 07:04
Дата: Четверг, 07.11.2013, 13:54 | Сообщение # 189
Группа: Гости
Тайны подземных городов
Белых пятен на карте Земли давно не осталось. Однако выясняется, что существует ещё и подземный мир. Его города разбросаны по планете в несметном количестве. И каждый из обнаруженных на сегодня подземных городов способен потрясти своими масштабами. Поэтому начать их описание можно с любого примера. Пустыня Сахара Глубоко под ней, гораздо ниже песков, находятся тоннели возрастом около 5 000 лет. Они вырублены в скальной породе и представляют собой сложную систему коммуникаций, общая протяжённость которых составляет 1600 километров. Неизвестный народ, сотворивший это чудо, извлёк на поверхность земли 20 миллионов кубов камня! Задача едва ли осуществимая даже для современной техники. Париж Сеть тоннелей и галерей под ним достигает 300 километров. Строительство их было завершено значительно раньше Рождества Христова, и лишь в средние века парижане стали спускаться в катакомбы, чтобы хоронить в них покойников. Рим Здесь подземелья также использовались для захоронений. Однако постройка их была завершена до начала нашей эры. Тоннели и галереи вырублены в вулканическом туфе и простираются они на 500 километров. Всего – более 40 независимых друг от друга катакомб. Неаполь Более 700 катакомб! Многие из них обустроены специальными помещениями для хранения воды и пищи. Во время Второй мировой войны данные катакомбы идеально подходили в качестве бомбоубежищ. Возраст же их немыслим – 6500 лет. Мальтийский Гипогеум Он выдолблен в твёрдом граните между 3200 и 2900 гг. до н.э. Протяжённость его установить сложно, ведь он уходит в глубины скальной породы на несколько этажей, как если бы это была современная высотка наоборот. Под Турцией скрываются целые города Они тянутся на многие километры и уходят вглубь несколькими ярусами. К примеру, под деревней Деринкую город занимает пять этажей. Нижний этаж способен вместить 10 тыс. человек, а всего в помещениях могут находиться 300 тыс. человек. Каждый уголок подземелий оборудован вентиляцией. Археологи знают о 52 вентиляционных шахтах (самая глубокая из них – 85 метров) и 15 тысячах входах в город. И так можно продолжать и продолжать. Индия, Иордания, Сицилия, Англия, Бельгия, Корея, Чехия, Германия, Сирия... Только на территории бывшего СССР насчитывается более 2500 древнейших катакомб. Это и Крым, и Азербайджан, и Грузия. Или взять катакомбы в перуанских Андах Обнаружил их ещё XVI веке Франциско Пизарро, а серьёзные исследования были проведены в 1971 году. Выяснилось, что подземные ходы выложены массивными блоками, поверхность которых покрывает рифлёный рисунок. Дело в том, что данные тоннели вырублены в скалах на высоте 6770 метров и ведут они к океану под углом 14°. Иначе сказать, древние строители позаботились даже о том, чтобы исключить скольжение при проходе по тоннелям. Мало того! В указанных катакомбах были обнаружены громадные каменные двери. При всём своём весе и кажущейся неуклюжести, они закрывались абсолютно герметично и двигались почти без усилия одним человеком. Наконец, пора сказать об Эквадоре Находка, сделанная там, в настоящее время засекречена, и никто из иностранцев не имеет права доступа к ней. Однако во второй половине ХХ века англо-эквадорская экспедиция успела сделать достоянием всего мира такие факты, которые с трудом укладываются в голове. Итак, в 1965 году в провинции Морона-Сантьяга аргентинец Хуан Морич обнаружил подземный город, состоящий из тоннелей и галерей, которые простираются не несколько сотен километров. Вход в город вырезан в скале и имеет размеры, достаточные для въезда грузовой машины. Каменные стены подземелий покрыты странный глазурью, словно когда-то они были подвержены сверхвысокой температуре. Уже у самого входа встречаются россыпи металлических и каменных фигурок, изображающих различных животных. Если же продвинуться в самые глубины, то глазам предстанет множество крупных фигур, вылитых из золота. Чем дальше идти, тем чаще будут встречаться огромные залы. В одном из залов находится библиотека. В ней хранятся тысячи металлических пластин, испещрённых письменами на неизвестном языке. Сердцем же подземного города является зал, превышающий по размерам футбольное поле, в центре которого стоит громоздкий стол и семь высоких тронов. Материал, из которого они изготовлены, на земле не встречается. По внешним признакам он походит на нечто среднее между камнем и пластиком. Важнейшим же заявлением той экспедиции стали следующие слова: подземелья обитаемы… Мы должны признать, что знаем о своей планете и жизни на ней очень мало. Человечеству нельзя зазнаваться. Подземные города пока лишь наводят на предположения и домыслы. Учёные осторожно выдвигают версии о том, что катакомбы строились для спасения человеческой цивилизации от угрозы с воздуха. Возможно человечество ожидало пришествия всесокрушающей кометы, или… Так или иначе история великих подземных строек не может не будоражить умы.
Дата: Суббота, 16.11.2013, 08:48 | Сообщение # 190
Группа: Гости
Маленькая женщина
Я познакомился с ней лет десять назад, когда собирал материал для очередной монографии. Моя сотрудница, вдова легендарного Давида Нива, в годы британского мандата хранителя подпольного архива организации Эцель, решила, что мне будет небезынтересно увидеться с ее подругой. - Как зовут подругу? - спросил я без особого интереса. Когда она ответила, я подпрыгнул.
Наоми, посмеиваясь, позвонила подруге, поговорила с ней немного, и передала трубку мне. - Госпожа Эстер... - начал я, волнуясь и не очень понимая, как мне нужно себя вести. Хриплый старческий голос из трубки сказал, как отрезал: - Просто Эстер. Как говорит один русский писатель - забыла его фамилию - господа все в Париже. - Ага... - глуповато согласился я и подтянул штаны. - Если вы согласны, я хотел бы встретиться... увидеться. Наоми уже сказала вам, что я пишу книжку и ищу материалы о вашем дяде... Вы не могли бы сказать, когда вам будет удобно?.. - Ты где? - спросила она. - На работе? Уйти можешь? - Прямо сейчас? - удивился я. - Ну конечно, - ответила она. - Как говорит другой ваш писатель - его фамилии я тем более не помню - к чему крутить быка за хвост? Или как это... - Тянуть кота за хвост, - с неожиданным чувством глубокого облегчения рискнул поправить я. - Вот. В общем, не будем размазывать манную кашу по чистому столу, как говорит еще один писатель, с которым очень дружила моя покойная мама. Приезжай. Я поцеловал в щеку всё еще посмеивающуюся Наоми, схватил сумку, диктофон и выскочил на улицу. Эстер жила в районе старого Тальпиота, на пустынной, сонной улице и занимала первый этаж особняка, построенного, кажется, еще при турках. «Да, - думал я, спускаясь по улице от остановки автобуса, - это, конечно, не виллы нынешних депутатов кнессета... это еще то поколение... как говорится, старой закалки». Я позвонил в дверь. Где-то далеко мелодично звякнул колокольчик. На пороге стояла крохотного роста старушка. Она была такая маленькая, что сперва я просто не увидел ее и стал вглядываться вглубь полутемной квартиры. - Я здесь, - кашлянув, сказала она, и я понял, что она улыбается. Я перешагнул порог. Она протянула мне руку, и я, склонившись и бережно кряхтя, поцеловал тонкие холодные пальцы. - Ого, - сказала она, - давненько я не видала такого. Мерси. Ну, пошли. Мы вошли в салон, темный из-за наглухо задернутых по случаю полуденной жары штор. Я аккуратно сел на краешек продавленного дивана. - Нет, идем в кухню, я там тебе кофе приготовила. И не очень садись на этот диван, он уже совсем старенький, на нем еще дядюшка сиживал. Я поспешно вскочил. Впоследствии, приходя сюда, я всегда украдкой, благоговейно гладил темно-синий бархат дивана, на котором во время русской революции сиживал председатель Московской федерации анархистов. Я пил кофе, во все глаза глядел на крохотную женщину в простом сером платье, примостившуюся рядом со мной на детском стульчике. Мы разговаривали два часа, или три, или пять. Время бежало незаметно. Я никак не мог поверить, что нахожусь в доме прославленной подпольщицы и сидел очень чинно. К концу беседы я сообразил, что забыл включить диктофон. Перед моим уходом Эстер вынесла коробку дядюшкиных рукописей и писем, и, повернувшись, поманила меня пальцем. Мы прошли на балкон. На балконе стоял старинный шкаф с железными запорами, битком набитый пыльными книгами. - Это его библиотека, которую он привез из Америки, - сказала она. - Это - всё его имущество, он в Нью-Йорке прожил тридцать лет и ничего не накопил, кроме книг. Когда он умер, мне пришлось всё это взять сюда, но в комнатах это чудовище не помещается... Она погладила запыленные корешки и отряхнула руку. - Ишь, как запылились... Полвека они ждали того, кому действительно нужны. Стало быть, настоящий хозяин явился. Бери всё. Это - твоё. Я ухватился за шкаф и страстно облапил его. Я не мог не только сдвинуть его с места, я не мог его даже покачнуть. Шкаф стоял как скала. Мне показалось, что он смотрит на меня с прищуром, испытующе. Мне хотелось вскочить на него и заржать диким мустангом. Я повернулся, кинулся к хозяйке, звонко расцеловал в обе щеки, схватил ее на руки и подбросил в воздух, как ребенка. Она не удивилась. - Ко мне уже приходили историки, хотели взять интервью и забрать книги. Интервью я им дала, а книжки - нет. Не хватало, чтобы эти леваки рылись в любимых романах и трактатах Абы... Думаю, он на том свете доволен, что это достается тебе.
Я лихорадочно перелистывал выцветшие, пожелтевшие страницы. Большая часть библиотеки состояла из книг самого Гордина, написанных на шести не то восьми языках, с его собственными рукописными правками по полям. Здесь были социологические исследования, философские трактаты, романы, стихи и переводы, изданные начиная с первого десятилетия прошлого века. Аба писал на русском, древнееврейском, древнегреческом, латыни, идише, английском; иногда, развлекаясь, он издавал томик-другой переводов теологических трактатов со старофранцузского на староарамейский. Кто, кроме него, мог это читать, его не очень интересовало; он писал.
В двадцать пятом году интеллектуальный лидер российского анархизма, бывший депутат первых съездов Советов, друг Кропоткина и приятель Крупской, при большевиках отсидевший в сибирской ссылке, бежал в Штаты через Китай и Японию. Он уже понял, куда начинал дуть ветер, и понимал, что заступничество вдовы вождя ему не поможет. Фраза, в восемнадцатом году сказанная Крупской Дзержинскому: «Я требую, чтобы ни один волос не упал с головы этого революционера!» - в новых условиях диктовала чекистам новые требования. Аба бежал из Советского Союза.
В пятьдесят седьмом он, почувствовав себя плохо, неожиданно бросив небогатое, но налаженное житьё в Нью-Йорке, разорвав все свои литературные и общественные связи, уехал умирать в Израиль. В аэропорту Лод его встречала племянница... То ли атмосфера Святой земли, то ли уход единственной родственницы отодвинули момент ухода в вечность - момент, к которому Гордин, будучи прирожденным философом, готовил себя всю жизнь. Умирать он раздумал. Аба Гордин прожил в городе Рамат-Ган еще немало лет, выпустил еще не менее десяти книг и лишь тогда почувствовал, что дни его, наконец, исполнились. Он позвонил и вызвал к себе Эстер. Эстер сидела тогда на заседании Кнессета, и трубку взял Менахем Бегин. Эстер боготворила будущего премьер-министра, считала себя его ученицей, но тут сорвалась с места, наплевав на все приличия, и кинулась на служебной машине в Рамат-Ган. Дядюшка успел переговорить с ней. Он передал привет Бегину, сообщив при этом, что «Менахем - человек честный, но не очень умный, вроде твоего мужа, и вы все это ещё поймете»; добавил, что левые - идиоты, поэтому Бен-Гуриону через неё передавать привета он не будет; потом поцеловал племянницу, произнес: «Всё, что есть в квартире – твоё», - и умер. В квартире кроме шаткого письменного стола, двух разломанных стульев, походной койки и пишущей машинки были только книги: кипы, горы книг, громоздившиеся на столе, на полу, на поломанных полках, - и книги она забрала с собой в Иерусалим. Диван, привезенный дядюшкой из Америки, Эстер взяла к себе еще раньше - он не влезал в тесные комнатки рамат-ганского жилья, и Аба давно махнул на него рукой. ...Эстер Разиэль-Наор родилась в 1912-м году в Литве, в семье потомственных раввинов и профессиональных революционеров. В трехлетнем возрасте родители привезли ее в Палестину, и своего дядю - тоже раввина и революционера - она увидела лишь раскаленным летним вечером пятьдесят седьмого года, когда, прихрамывая, кряхтя и опираясь на палочку, герой трех революций, мечтатель, философ и поэт спустился с трапа старенькой «Дакоты» и ступил на бетон единственного в стране аэропорта... Эстер очень любила своего чудаковатого дядю, хотя совсем не разделяла его взглядов на мир. Будучи совершенно разными людьми, они оба чувствовали огромную тягу друг к другу. Вся семья их, разбросанная по миру волнами революций и мировых войн, состояла из таких личностей, которые, как я понимаю, следует называть пассионариями. Аба Гордин был революционером, отрицавшим государственную власть в принципе. Эстер всю жизнь воевала за право возвращения блудного народа Израилева на свою историческую родину. Родным братом Эстер и вторым племянником Гордина, которого Аба так никогда и не увидел, был Давид Разиэль, подпольный руководитель организации Эцель и ученик Владимира Жаботинского. Давид погиб в Ираке в начале сороковых годов и впоследствии был провозглашен национальным героем; его именем названы улицы в десятках городов Израиля. Эстер шла за братом во всех перипетиях его подпольной деятельности, при англичанах сидела в тюрьмах и лагерях, а с конца сороковых годов на протяжении многих лет была бессменным руководителем партийной фракции партии Хирут в Кнессете, где всегда сидела по правую руку от Бегина.
Ури Цви Гринберг, Менахем Бегин и Эстер Разиель на собрании Кнессета, 1949 год Это были времена пионеров-идеалистов, когда Хирут еще не превратился в нынешний Ликуд. Когда же произошла трансформация, Эстер вышла из партии... Я полюбил ее. Я звонил ей несколько раз в неделю, расспрашивал о здоровье, рассказывал о новостях в моей семье. Она приглашала меня на чаепития, всегда - посреди рабочего дня. Мы пили чай у нее на балконе, в тени того самого шкафа, отбрасывавшего на нас причудливую тень, и ругали правительство. Эстер не позволяла себе сильных выражений и вообще никогда не повышала голоса; только начинала хрустеть пальцами в тот момент, когда речь заходила о том, что она испытывает при виде разрушения дела, которому она и ее брат посвятили жизнь. Тогда в лучистых ее глазах появлялся стальной блеск, она темнела лицом и переводила разговор на другую тему. Когда вышла монография, в которой рассказывалось о ее дяде и о ней, цитировались подаренные ею рукописи и переписка, я пришел и торжественно подарил ей книжку. Она долго вертела ее в руках, потом попыталась прочесть несколько слов из предисловия. Водя подагрическими пальцами по строчкам, с огромным трудом, по складам произнесла первое предложение. Тогда в первый (и последний раз) я слышал странно звучащую в ее устах русскую речь. Мы всегда говорили с ней на иврите. Ее литературный язык был великолепен, она знала также английский, французский и немного арабский; но русского своего стеснялась из-за неправильной грамматики и чудовищного акцента, а идиша – «языка изгнания» - не знала вовсе. Родители ее, пионеры-первопроходцы, приехав сюда, с ходу переключились на древнееврейский, по тогдашней моде не потрудившись обучить дочку языку страны исхода; правда, дома говорили между собой по-русски, но только тогда, когда хотели скрыть что-нибудь от детей. Так Эстер научилась понимать русскую речь; впоследствии, уже на пенсии, ей пришла в голову блажь научиться читать, и пару лет она сидела с букварями и словарями, увидевшими свет в Петербурге, кажется, еще в позапрошлом веке.
Без акцента по-русски она произносила только два слова: «водка-селёдка», которые всегда использовала при приеме гостей, у накрытого стола. Гости собирались к ней в дом всего раз в году, в день гибели ее брата. Однажды она пригласила меня на такое собрание. Тогда я увидел ветеранов-подпольщиков и старых депутатов Кнессета, древних министров правительства семидесятых годов, с которыми до того дня был знаком только по телевизионным программам и старым газетам. После угощения ветераны начали петь; я пожалел, что не взял с собой магнитофона. Старики затянули дрожавшими голосами песни своей юности; многие, выпив, неожиданно переходили на русский. Постепенно выяснилось, что чуть не половина бывших государственных деятелей как правого, так и левого крыла владеет русским значительно лучше Эстер. Эстер встала в центр гостиной и запела на иврите халуцианскую песню двадцатых годов, времен осушения болот и стычек с бедуинами. Она стояла очень прямо, опустив крохотные ручки по швам, и пела песню безымянного автора, приехавшего в долину Хулы из Белоруссии, и умершего здесь от малярии. Из глаз ее текли слезы. Старики окружили ее плотным кольцом, обнявши друг друга за плечи. Моя жена вздыхала, вытирала глаза и обращалась ко всем на идиш. Большинство понимало ее речь и охотно на нее откликалось; закончив петь, Эстер сказала, ни к кому особенно не обращаясь: - Менахем знал русский, польский, литовский, идиш, английский и Бог знает сколько других языков, но дал себе клятву - с того момента, как нога его ступит на землю этой страны, здесь, на этой земле, говорить только на иврите. Это был принцип. Старики завздыхали. загомонили в том смысле, что покойник был хороший человек, но иногда, по самым разным поводам, перегибал палку. Эстер не спорила. Нельзя сказать, что в личной жизни она была счастлива. Как рассказала мне сотрудница, познакомившая нас, муж ее, тоже ветеран ревизионистского движения, был не очень умным человеком, и мучился, ощущая, что Эстер рядом с ним всегда выигрывает в глазах политиков, дипломатов и ученых. Она это ощущала тоже и мучилась наравне с ним...
Моше Гончарок ------------
Американские президенты целовали ей руку, Черчилль снимал свой цилиндр, и однажды королева Британии, приветствуя её, приехавшую во главе официальной делегации, встречая её во дворце, поднялась и сделала три шага навстречу – большая честь, восхищённо говорил мне старичок, бывший министр в правительстве Бегина...
У нее было трое детей: дочь, тихая, красивая, беспомощная, с детских лет душевнобольная, за которой был нужен постоянный уход; старший сын, известный адвокат, рано умерший от рака; младший сын, журналист, изменивший делу ее жизни – как она это дело понимала, и ставший одним из вождей леворадикального лагеря. С этим сыном она почти не общалась. Эстер никогда ни на что не жаловалась, не плакала, только я видел, как год от года глаза ее становились всё более невыразительными и тусклыми. Она была железным человеком. Когда ей исполнилось девяносто лет, в её честь в доме президента был устроен приём. Она пришла, как всегда опрятная, одетая просто, в своем неизменном сером платье и довольно старых туфлях. Ей помогли подняться на лестнице; она держалась очень прямо и сдержанно принимала комплименты именитых гостей. Я стоял за ее спиной и иногда поддерживал ее за локоть – уже несколько лет назад у нее появились проблемы с координацией, ее покачивало. Весь вечер она провела на ногах, не присев ни разу. «Это твой внук?» – спросили журналисты, окружившие ее кольцом вспышек, щелканий и миганья аппаратуры. «Нет, но я хотела бы такого внука», – малопонятно для прессы ответила она, и я почувствовал себя счастливым, хотя за весь вечер не выпил ни рюмки, по поводу чего сильно переживал: в доме президента на приёмах, оказывается, не подают водки. К ней подходили самые разные люди, приветствовали ее, спрашивали о здоровье, после чего непременно предлагали сесть; это происходило ежеминутно, и в конце концов она взорвалась. – Ведь ты очень устала, госпожа, – ласково и томно сказала супруга президента, – лучше сядь. Вот тут – очень удобное кресло. Смотри – кресло здесь! Эстер надменно задрала крошечный подбородок. Её седая макушка находилась на уровне пышного бюста собеседницы. – Спасибо! Я уже целых семь лет сидела при англичанах. Президентская супруга натужно засмеялась и как-то боком отошла к другим гостям. Уф-ф, сказала Эстер, привалившись ко мне. В сороковых она провела год в одиночке, в знаменитой тюрьме, неприступной крепости Акко, потом пять лет была в британском концлагере в Кении, и еще два года – в лагере для политических интернированных в Судане... Она умерла осенью 2002-го. Мгновенно, в одночасье, как жила – не жалуясь на боль в сердце, сжав зубы. Ее сын, не одобрявший взглядов матери, не посчитал нужным оповестить широкую публику, и на похоронах присутствовали только самые близкие друзья юности Эстер, прошедшие с ней рядом весь путь – и бетонные камеры-одиночки, и взлёт правительственной карьеры. Я узнал о её смерти из газет... Под стеклом на моем письменном столе хранится маленькая открытка, много лет назад пришедшая ко мне по почте, написанная на иврите аккуратным почерком первой ученицы. Два последних слова старательно выведены на русском. "Что у вас с телефоном? Три дня не могу дозвониться. Пожалуйста, приезжай один или с женой, я очень по тебе соскучилась. Обещаю, будет водка-селёдка."
Дата: Понедельник, 02.12.2013, 14:01 | Сообщение # 194
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1729
Статус: Online
...Эта знаменательная встреча произошла 100 лет назад в московском издательстве Ямбора, где случайно встретились и познакомились известный в те годы поэт обрусевший немец Николай фон Риттер и начинающий композитор еврейский музыкант Яков Фельдман. Оба приехали, чтобы издать свои произведения. Поэт показал молодому музыканту свои стихи, и Яков отобрал некоторые из них, чтобы положить на музыку. Среди них было пронзительное стихотворение «Ямщик, не гони лошадей!», сразу пленившее музыканта своими большими чувствами и трагедийным звучанием, неизбывной печалью и высокой искренностью:
Как грустно, туманно кругом, Тосклив, безотраден мой путь, А прошлое кажется сном, Томит наболевшую грудь.
Припев: Ямщик, не гони лошадей, Мне некуда больше спешить, Мне некого больше любить… Ямщик, не гони лошадей.
Как жажду средь мрачных равнин Измену забыть и любовь, Но память — мой злой властелин, Все будит минувшее вновь.
Припев...
Все было лишь ложь и обман, Прощай и мечты, и покой, И боль незакрывшихся ран Останется вечно со мной.
Припев...
Вскоре после этой встречи Яков возвратился в Воронеж, где он руководил городским оркестром. Вообще-то, Фельдман был одессит. Как многие еврейские дети, он с ранних лет занимался музыкой, играл на многих инструментах, и другой карьеры, чем быть музыкантом, для себя не видел. Успешно окончив музыкальную школу знаменитого Пинхуса Столярского, он выступал как пианист, был вторым дирижером ряда оркестров. Однажды после концерта к нему подошел элегантно одетый мужчина. — Я слышал ваше выступление, — сказал он. — Предлагаю вам контракт на работу в Воронеже. У наших музыкантов нет хорошего руководителя. — Почему бы и нет? — ответил Фельдман. — Воронеж, конечно, не Одесса, но город неплохой... Прослушав музыкантов, Яков схватился за голову: играли они просто скверно. Работа предстояла огромная. Яков с утра до ночи проводил со своими оркестрантами, занимался с каждым индивидуально и со всеми вместе, добиваясь чистоты звучания, полной согласованности, понимания требований дирижера. Музыканты старались, они понимали, что от этого во многом зависит их будущее. Поэтому репетировали усердно и охотно, и оркестр стал быстро меняться к лучшему. Уже через год его нельзя было узнать. Выступления оркестра начали пользоваться успехом у любителей музыки. Его стали приглашать на гастроли в другие города. В Воронеж начали приезжать известные певцы, чтобы выступить в сопровождении оркестра Фельдмана. Сам дирижер взялся за сочинение музыки, и значительно пополнил репертуар оркестра интересными пьесами. В том же 1913 году на гастроли приехала молодая, но уже популярная певица-сопрано Агриппина Сергеевна Гранская. Не обладая большим диапазоном голоса, она владела красивым, чистым тембром, и пела так проникновенно, что мгновенно завоевывала сердца слушателей. Завоевала она и сердце дирижера Фельдмана. Яков влюбился в нее сразу, безоглядно и на всю жизнь. Девушка ответила ему взаимностью. С этих пор, что бы не сочинял музыкант, все сочинения он посвящал своей любимой. Первым романсом, написанным Яковом для Агриппины, стал «Ямщик, не гони лошадей!». И молодая певица была первой его исполнительницей. Аккомпанировал ей на рояле будущий супруг. После этого концерта они часто выступали вместе, составляя яркие концертные программы из романсов и оперных арий. Романс имел оглушительный успех. Сначала его запел Воронеж, а потом — вся Россия. Не было нотного издательства, не издавшего этот романс, не было ни одной русской фирмы грампластинок, не штамповавшей его с разными исполнителями. Даже немой фильм появился на сюжет романса. Его снял в 1916 году театральный художник Евгений Бауэр, а главную женскую роль сыграла популярная писательница Н.Тэффи... К сожалению, так продолжалось недолго. Пришла революция, а ей романс с ямщиком не понравился. Его объявили классово чуждым, не соответствующим коммунистической идеологии, и надолго запретили. Народ, конечно, его по-прежнему пел, считая своей, народной песней. Но с концертных площадок он был изгнан. Такая суровая участь постигла не только «Ямщика…» Был, например, запрещен к исполнению один из прекраснейших русских романсов «Гори, гори, моя звезда!»... И только в начале тридцатых годов романсы реабилитировали, вновь разрешили петь со сцены. Давным-давно нет ямщиков, исчезли с наших дорог лошади… Но ведь не в них же дело… А дело в тех тонких и нежных чувствах, в печальных и трогательных воспоминаниях, которые несет в себе этот маленький лирический музыкальный шедевр. И он по-прежнему дорог слушателям, до слез трогает их. Агриппина Сергеевна Гранская рано ушла из жизни. Она умерла от тяжелой болезни в 1925 году. Яков Лазаревич Фельдман пережил ее на 25 лет. Он был известным музыкантом, жил и гастролировал в разных городах Советского Союза. Все свои новые сочинения он посвящал памяти покойной жены. Но, к сожалению, ни одно из его новых произведений не достигло такой высоты и проникновенности, как романс «Ямщик, не гони лошадей!», ни одно не приобрело такую славу и популярность, ни одно не стало подлинно народным.
Дата: Пятница, 06.12.2013, 10:14 | Сообщение # 195
Группа: Гости
«Меня спасла доброта»
– Я помню, как наше село Ларга, что в Единецком районе, оккупировали румыны, как они расстреливали евреев, заставив их предварительно выкопать неглубокую яму, – вспоминает Ольга Абрамовна. Тогда, летом 1941-го, наша семья Царанюк случайно осталась в живых. Нас было еще много: отец и мать, дедушка и бабушка, братья Борис и Исаак, сестра Люба (Ципа) и я. Быструю смерть нам заменили постепенным уничтожением. Сначала поместили в гетто в Единцах, затем в гетто в Вертюжанах, а оттуда гнали по маршруту Гвоздавка – Любашевка – Врадиевка. Ах, эти этапы 1941-го… Я вижу нескончаемые вереницы евреев: женщин, стариков, детей, которых вели на смерть. Помню себя и старшую сестру Любу в такой колонне. Плакали дети, что-то истошно выкрикивали немецкие солдаты и наймиты из карательных отрядов, хрипло лаяли собаки – всё слилось в единый надрывный стон. Во время редких привалов измученные люди копали могилы для своих близких. И тянулись вслед за скорбными этапами безымянные холмики, как памятники человеческому горю. Первыми умерли от голода и холода где-то в степи дедушка и бабушка. Они так и не были преданы земле. Недалеко от Гвоздавки палачи расстреляли моего брата Исаака. Другого брата, Бориса, бросили полуживым в колодец по дороге к Любашевке. Там же моего отца Абрама травили собаками и били до тех пор, пока он не умер. Была зима. Всех оставшихся в живых, раздетых, разутых, голодных, обессиленных, загнали в промёрзший сарай во Врадиевке. Наутро прибыл карательный отряд, и адская машина по уничтожению людей вновь заработала. На белый снег пролилась мамина кровь… Изо всего дружного нашего семейства остались только мы с сестрой. Две девочки, шести и восьми лет. А впереди были еще четыре долгих года в лагере смерти в селе Врадиевка Врадиевского района Николаевской области. В моих воспоминаниях – это один нескончаемый, полный ужаса и боли день.
Транснистрия – территория смерти Транснистрия была образована в соответствии с немецко-румынским договором, подписанным в Бендерах 30 августа 1941 года. Согласно этому документу, территория между Южным Бугом и Днестром, включающая части Винницкой, Одесской, Николаевской областей Украины и левобережную часть Молдавии, переходила под юрисдикцию и управление Румынии. С сентября 1941-го маршал Антонеску превратил этот обширный регион в территорию принудительного содержания евреев и лиц, нарушивших оккупационный режим. На ней появились свыше 200 концлагерей и лагерей смерти. Один из них, в Богдановке, будет назван на Нюрнбергском процессе в десятке наиболее страшных и бесчеловечных лагерей времен войны...
Объединились, чтобы выжить Где брали мы, лагерные дети, силы и волю, чтоб не сломиться? Палачи убивали не сразу. Им нравилось видеть страх в глазах людей, их унижение. Хорошо, что мы, лагерные дети, оказались мудрее наших мучителей. Мы объединились. У лагерной охраны было любимое развлечение: они бросали хлеб, чтобы стравить нас, а потом наблюдали за борьбой. Карателям было невдомек, что дрались мы понарошку, чтобы еды бросали побольше. Потом мы делили поровну каждую крошку... Невероятно, но мы с сестрой остались живы. Нас спасли жители Врадиевки. Никогда мне не забыть доброту, ласку, мужество этих людей. Ведь они рисковали своей жизнью ради нас, когда приходили к колючей проволоке, огораживающей наш лагерь, и передавали нам еду. Перед отступлением фашисты, чтобы замести следы своих преступлений, решили уничтожить всех узников концлагеря. Но вовремя подоспевшие партизаны освободили нас. Потом моя сестра Люба стала свидетелем обвинения на процессе во Врадиевке, когда судили карателей.
Полвека в школе – С 12 лет работаю, – говорит Ольга Абрамовна. – После освобождения из лагеря мы с сестрой решили стать учительницами. Так и вышло. Сначала в селе Тецканы Липканского района директор школы назначил меня старшей пионервожатой. А спустя несколько лет вместе с вышедшей замуж сестрой я переехала в село Коржеуцы и попробовала свои силы в роли преподавателя. С будущим мужем, Михаилом Самойловичем Хусидманом, я познакомилась на вступительных экзаменах в Тираспольский педагогический институт. У него был свой счет к войне. Отец Шмиль Аронович пропал без вести в1943-м. Мы храним семь его писем, пришедших из-под Сталинграда. Удивительный это был человек: даже на фронте он жил заботами своего родного колхоза, верил в скорую победу. А в школе мы с мужем проработали полвека. Преподавали в селе Хаджимус Каушанского района, потом переехали в Бендеры. И всем своим ученикам я рассказывала о войне. С этими же воспоминаниями я выступала в Берлине перед школьниками и студентами. Слушая о нашем с Любой детстве, они плакали. …Хотя гитлеровцы срубили под корень нашу семью, мы с сестрой дали новые побеги. Мы с мужем – богатые люди, – считает Ольга Абрамовна. – У нас есть дочь и сын, пятеро внуков и четверо правнуков. И все-таки мне очень тяжело дается путешествие в прошлое.