Дата: Пятница, 07.10.2016, 11:22 | Сообщение # 271
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1455
Статус: Offline
сегодня день памяти величайшего певца современности
«Я пою всем сердцем и душою. Каждое слово важно. Я пою как будто бы моя жизнь зависит от этого. Если я прекращу делать это, я перестану жить». Марио Ланца
Неповторимый голос Марио Ланца ( многие называли его вторым Карузо) был высоко оценён современниками — знатоками вокального искусства - Артуро Тосканини говорил :«Ланца является величайшим голосом ХХ столетия».
И это мнение разделялось не только большинством профессионалов, но и критиками... Талантливый певец неизменно восхищал своих поклонников и продолжает до сих пор покорять многочисленных слушателей, представителей разных поколений во многих странах мира. Он оказал исключительное влияние на творчество ряда выдающихся певцов, среди которых следут упомянуть Пласидо Доминго, Лучиано Паваротти, Хосе Каррераса, Муслима Магомаева, Андреа Бочелли... «Трио теноров» — Доминго, Паваротти и Каррерас подчёркивали, что их выбор был сделан под влиянием Марио Ланца, который оставил потомкам бесценное музыкальное наследие. Оно включает в себя не только записи выступлений певца на сценах концертных залов городов Америки и других стран, но и обширную дискотеку, в которой собраны, в его исполнении, шедевры мировой оперной классики. оперетты, популярные итальянские и американские песни. Он был первым, кто в фирме грампластинок «RCA Victor получил «Золотой Диск», и первым, кому удалось продать 2,5 млн. альбомов.Помимо этого, мелодии, спетые им, звучат в восьми музыкальных фильмах. Лишь единичные из них он озвучил за кадром. В большинстве же кинокартин Ланца выступал как поющий артист. Звуковые дорожки ко всем этим фильмам воспроизведены и на дисках.
Ему суждено было прожить короткую, но яркую жизнь. Муслим Магомаев, потрясённый трагической и прекрасной судьбой своего кумира, в своей книге о нём писал: «Он жил страстно, безоглядно, сердцем. Так жил, так же умер».
Альфредо Арнольдо Кукоцца, таковы настоящие фамилия и имя певца, родился в Филадельфии 31 января 1921 года. Его отцу, Антонио Кукоцца, когда он иммигрировал из Италии в США вместе с семьёй, было всего 11-лет. В спортивных кругах его знали как способного велогонщика, но в результате тяжёлого ранения во время Первой мировой войны Антонио стал инвалидом. Он не был лишён музыкальных способностей, хорошо играл на валторне. Благодаря собранной им коллекции оперных произведений, детские годы Марио были заполнены прекрасной музыкой и ариями в исполнении выдающихся певцов. Вспоминая детство, он говорил : «Я слышал эти записи с тех пор, как впервые услышал тиканье часов». При этом, наибольшее впечатление на него производил Энрико Карузо, голосу которого он пытался подражать. Именно пример Карузо, как утверждают биографы, послужил для Ланца стимулом в выборе им профессии певца. Однако, нельзя упускать из виду, что не меньшую роль в этом отношении сыграла и мать будущей знаменитости. Родившись в Америке, в семье итальянских иммигрантов, она превратилась в привлекательную, жизнерадостную женщину с великолепным колоратурным сопрано. Она часто пела для Фредди, аккомпанируя себе на пианоле. Отец же, подыгрывал ей на валторне. И это не могло не повлиять на восприимчивого к музыке сына, великолепные голосовые возможности которого с большой вероятностью могли быть унаследованы от матери и проявились позже. Приобщение ребёнка к музыке продолжалось в то время, когда гостями в доме оказывались профессиональные музыканты. После окончания званого обеда они не только пели, но и наслаждались, слушая шедевры оперной классики. Находясь тут же, Фредди, внимал прекрасным мелодиям и голосам. Завороженный ими, он мог сидеть и слушать их часами до позднего вечера с широко раскрытыми глазами. В 7-летнем возрасте он научился самостоятельно заводить патефон, а это позволяло ему слушать те произведения, которые ему больше всего нравились. Однажды родители подсчитали, что «Небеса и море» в исполнении Карузо их сын прослушал подряд 27 раз. И это привело их в восторг. Будучи 10-летним он уже знал содержание и основные арии 50 опер, а в 15 лет был в состоянии компетентно обсуждать достоинства и недостатки большинства из наиболее выдающихся произведений этого жанра. Мария и Антонио любили своего сына. Они создали для него максимально комфортную домашнюю атмосферу и именно у них он научился тому что лучше давать, чем брать... В школе он отдавал предпочтение музыке и спорту. Его увлекал бейсбол, футбол, бокс. Родителям не была безразлична судьба сына. Мать, всерьёз обеспокоенная его увлечением спортом, прилагала все силы для того, чтобы разубедить сына в этом и заинтересовать ещё больше музыкой. Именно с этой целью ему была куплена скрипка, и он был отправлен в музыкальную школу. Не добившись успеха в игре на скрипке, Фредди всё же овладел фортепиано так , что впоследствие мог петь в концертах под собственный аккомпанимент. Но занятие спортом для него оказалось не бесполезным: полученная спортивная закалка помогла ему преодолевать значительные физические нагрузки, испытываемые им в течение интенсивной певческой и артистической каръеры. Вначале родители искренне желали чтобы Фредди занялся адвокатской или врачебной деятельностью, но, впервые услышав как восхитительно он поёт, безоговорочно поддержали его решение стать певцом. Следуя совету Антонио Скардуззо, Фредди в течение последующих двух лет щадил свой голос, изучал классический итальянский, чтобы избавиться от усвоенного им неаполитанского диалекта, а также испанский и французский языки. После не продолжительного периода занятий по сольфеджио, он отказался от них, поскольку не любил читать ноты с листа. Его голос привлекал внимание не только слушателей, но и профессионалов. Рудольфо Пили, ответственный за музыкальный курс обучения YMCA Opera Companу, стал наставником Фредди. Записи, в которых его голос звучал среди исполнителей ряда оперных произведениий, к сожалению, не сохранились. Лишь две записи итальянских песен, посвящённых дню рождения его отца, дошли до наших дней. Они датированы 19 апреля 1940 года. Однако настоящий успех пришёл к Марио позже и шёл он к нему полный амбиций стать выдающимся певцом, понимая при этом необходимость совершенствования своего голоса. Ирэна Уийльямс, бывшая известная певица, содействовала его участию в концертах, для которых им были подготовлены две оперные роли и 20 песен. Благодаря концертам он стал популярным среди влиятельных представителей филадельфийского и нью-йоркского обществ. Одному из них, Уийльяму К. Хаффу — концертмейстеру Филадельфийской Музыкальной Академии, настолько понравился голос певца, что он воскликнул :«Он заменит Карузо!»и, посчитав необходимым оказать существенную поддержку юному дарованию, он устроил ему встречу с Сергеем Кусевицким, справедливо полагая, что известный дирижёр должным образом оценит выдающиеся способности Альфредо, уже известного по выбранному им после долгих поисков псевдониму — Марио Ланца. И не ошибся — Кусевицкий, не раздумывая, сразу же после прослушивания, предложил ему учиться в школе для перспективных певцов и музыкантов... Спетая Ланца на выпускном экзамене школы партия Фонтона в опере Отто Николаи «Виндзорские проказницы», а день спустя — Рудольфо в 3-ем акте оперы Пуччини «Богема», настолько высоко были оценены критиками, что большинство из них предсказывало ему блестящую оперную каръеру. И действительно, данный ему от природы лирико-драматический тенор исключительно мощный и выразительный, легко берущий верхние ноты с форсированным звукоизвлечением, позволял ему достичь в оперном искусстве непревзойдённых высот. 1942 год был многообещающим для Марио Ланца. Он был близок к тому, чтобы занять подобающее ему место на оперной сцене, но призыв и служба в армии не только отодвинули на неопределённое время эту перспективу, повлияв на его будущую творческую судьбу. С одной стороны, талант его не остался не замеченным и он был включён в состав концертной группы, обслуживающей военные базы. Марио Ланца пел для военнослужащих. Марио приобрёл друзей в армии, а дружба с Бертом Хиксом удивительным образом повлияла на его последующую жизнь: влюбившись в сестру Берта, Бетти, он женился на ней вскоре после демобилизации в 1945 году. Благодаря друзьям-актёрам, деятельность которых, так или иначе, была связана с Голливудом и частично с театром на Бродвее в Нью-Йорке, Ланца был в курсе событий в мире кино и театрального искусства. Ещё до демобилизации, где бы не пел Марио Ланца, его голос производил огромное впечатление на слушателей и посему круг почитателей певца становился всё шире. К нему примкнуло большое количество поклонников после того как однажды он дал концерт для публики, в состав которой входили продюсеры, директора, писатели, актёры и многие другие важные персоны, имеющие отношение к голливудской киноиндустрии. В стороне не остались звукозаписывающие компании, радио и телевидение. Ланца пел на радио, вёл музыкальную передачу «Великие моменты в музыке». Несколько месяцев Марио Ланца учился вокалу у Энрико Розетти и на всю жизнь остался признателен своему учителю за знания и умения, которыми тот его наделил. Вскоре был заключен контракт с фирмой RCA Victor, а турне, вначале с Агнес Дэвис, а затем с Фрэнсис Йинд и Джорджем Лондоном, прибавили ему известности. Но главное событие, коренным образом изменившие его жизнь и карьеру, произошло в августе 1947 года: Марио Ланца встретился с основателем и руководителем киностудии «Метро Голдвин Майер» Луисом Майером. В концерте в «Голливудской чаше», вмещающей в себя значительное количество слушателей, он заменил одного из известных теноров Италии и успех превзошёл все ожидания: двадцатиминутная восторженная овация, которой наградили исполнителя слушатели, была одной из самых длительных в истории «Голливудской чаши».
Перед Марио Ланца открывалась перспектива окончательно стать оперным певцом. Но этого не случилось — Луис Майер, восхищённый певцом, тут же после окончания концерта, провёл с ним переговоры, закончившиеся подписанием контракта на 7 лет. В этот вечер оперная сцена окончательно потеряла тенора, который мог бы стать сенсацней века. В итоге, вместо оперной карьеры, певца ждала стезя киноактёра и концертирующего исполнителя. Им он оставался в течение оставшихся 11 с половиной лет своей жизни. В этом, как утверждают профессионалы, друзья и близкие Ланца, и состоит трагедия великого певца. Лишь дважды, ему посчастливилось петь на сцене театра Нового Орлеана, в опере Пуччини «Мадам Батерфляй», в которой он исполнил роль Пинкертона. Многочисленные поклонники его таланта, да и профессионалы, критики, упрекали Ланца за «измену» оперному искусству... Киносъёмки и практически ежегодный прокат фильмов с его участием, перемежались с работой на радио, с созданием дисков в студии звукозаписи, и, конечно же, с интенсивной концертной деятельностью. И во всех ипостасях Марио проявлял свой многогранный талант. Не вина Ланца в том, что некоторые фильмы, в которых он участвовал, не имели ощутимого успеха в прокате. Его работа была безупречна. Из нескольких фильмов, вышедших на экраны с 1949-го по 1957 год, «Великий Карузо» (1951) остался вне конкуренции. В 1957 году, в связи с предложением итальянской киностудии «Леклауд Продакшнз» сняться в фильме «До свидания, Рим», Марио Ланца, с женой и четырьмя детьми, переезжает в Италию. В Неаполе, его ждала восторженная встреча. В Италии он проводит последние два года своей жизни. Они были заполнены не только творческими планами, но и съёмками в кино и интенсивной концертной деятельностью. Его популярность росла в течение европейского турне:Англия, Германия, Франция, Бельгия, Голландия… В Лондоне концерт в присутствии королевы Англии сопровождался коллосальным успехом.
В коротких промежутках он находил время для записей дисков. В Риме он записал звуковую дорожку к фильму «For the First Time», последнему в его киноматографической карьере. На фоне многочисленных предложений особенно лестными оказались приглашения художественного руководителя Римской Оперы, предложившему Ланца роль Канио в опере Леонковалло «Паяцы» в сезоне 1960/1961 года, а также от руководств оперных театров La Scala и San Carlo. От большинства из них он вынужден был отказаться из-за резко ухудшившегося состояния здоровья. Переедание, из-за чего он страдал лишним весом, и злоупотребление алкоголем, начали ощущаться всё сильнее. Повысилось кровяное давление, осложнился давний тромбофлебит. Перенеся сердечный приступ в апреле 1959 года, он, в августе с инфарктом и крупозным воспалением лёгких, поступил в госпиталь. 7 октября этого же года он скончался на 38-м году жизни... Траурные церемонии состоялись в Риме, Филадельфии, а последняя — в Лос-Анджелесе, где он был похоронен. Мир осиротел, потеряв талантливого певца, волею судеб не избравшего оперную сцену для своего творчества. Но ни у кого не вызывает сомнения, что, если бы его выбор был иным, он бы стал величайшим тенором в истории мировой культуры. И всё же им оставлено бесценное наследие:его голосом могут наслаждаться миллионы слушателей, которые будут восхищаться им во все времена.
Благодарную память о нём сохраняют «Музей Марио Ланца» в его родном городе, а также многочисленные «Общества Марио Ланца», организованные в разных странах мира. Ему далеко было до идеала, но Марио Ланца был наделён щедрым талантом, которым он делился со слушателями. Для них он пел, широко раскрывая перед ними свою душу и сердце, отдавая им всего себя. За пару лет до своей смерти он говорил :«Я мало о чём сожалею. Я сделал много ошибок в моей жизни. Если бы мне пришлось прожить ёё вновь, то не изменил бы в ней ничего, но ...я — не второй Карузо. я — первый Марио Ланца».
Дата: Понедельник, 24.10.2016, 09:53 | Сообщение # 273
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
Аркадий Райкин
Единственный и неповторимый
Сегодня Аркадию Исааковичу Райкину исполнилось бы 105 лет...
Райкин - это была эпоха. И часть нашего общего, не столь уж далекого прошлого...
Помню, как все бросались к радиоприемникам (телевизоров еще не было), когда выступал Райкин. Еще мальчишкой я готов был слушать его монологи бесконечно. Разумеется, всех притягивал «смеховой эффект» артиста. Но, наверное, была и другая причина обожания Райкина. Мы росли в атмосфере тотальной пропаганды, и выступления Райкина, словно кислородная подушка для больного, позволяли дышать нормальным воздухом.
Ему повезло трижды в жизни. Первый раз, когда ему было 13 лет. Он тяжело заболел, и врачи при встрече с родителями прятали глаза, готовя к худшему. Аркадий пролежал тогда почти год, страдая от малейшего движения. Но он выкарабкался..
Второе везение случилось в 1939 году. В тот год, в ноябре, Райкин стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады. А в декабре, в пять утра, его подняли, как по тревоге, и доставили в Кремль, где всю ночь пировал «узкий круг», отмечая 60-летний юбилей вождя народов. После выступления артиста Сталин усадил Райкина за свой стол и произнес тост: «За талантливых артистов, вот вроде вас!». Вполне возможно, что благодаря этому эпизоду Райкин уцелел в людоедские времена...
В третий раз ему повезло в 1941 году, перед самой войной, когда театр Райкина гастролировал в Днепропетровске. Там он познакомился с первым секретарем горкома партии Леонидом Брежневым. Через много лет генсек Брежнев помог Аркадию Исааковичу перевезти его театр из Ленинграда в Москву. Дело в том, что Романов, «царь» Ленинграда, вообще евреев не любил, а Райкина терпеть не мог. И переезд в Москву позволил Райкину выйти из крепких «объятий царька»...
Впрочем, партийные надзиратели всегда бдительно следили за творчеством Райкина. Каждый его спектакль разглядывали в лупу, опасаясь подрыва устоев. Хотя внешне Райкин никогда не замахивался на систему. Его сатира бичевала «отдельные» недостатки. Но яркость и мощь его таланта придавала этим недостаткам столь обобщающий характер, что за ними вставала система... Весной 1970-го, когда пышно отмечалось столетие со дня рождения Ленина, Райкин выпустил спектакль «Плюс-минус», в котором использовал редкие цитаты Ленина. Тогда, в семидесятом, эти цитаты «слугам народа» казались прямо-таки «контрреволюцией»... Вскоре Аркадия Исааковича вызвали в ЦК, и там завотделом культуры Шауро стучал по столу кулаками и советовал Райкину «поменять профессию»... У Райкина случился инфаркт, после которого он стал совершенно седым.
Чтобы приструнить артиста, использовались самые грязные методы. Например, была запущена сплетня будто Райкин отправил в Израиль гроб с останками матери и вложил туда золотые вещи! Сплетня эта гуляла по всей стране и Райкин, не выдержав мерзости, попал в больницу. Театр какое-то время гастролировал без него, а люди считали, что он не участвует в гастролях потому, что арестован...
Из воспоминаний Аркадия Исааковича: «Выйдя из больницы, я пошел в ЦК, к В. Ф. Шауро. - Давайте сыграем в открытую, - предложил я. - Вы будете говорить все, что знаете обо мне, а я о вас. Мы оба занимаемся пропагандой, но не знаю, у кого это лучше получается. Вы упорно не замечаете и не хотите замечать то, что видят все. Как растет бюрократический аппарат, как берут взятки, расцветает коррупция... Я взял на себя смелость говорить об этом. В ответ звучат выстрелы. Откуда пошла сплетня? Почему она получила такое распространение, что звучит даже на партийных собраниях?
Шауро сделал вид, что не понимает, о чем речь, и перевел разговор на другую тему. Но самое смешное - это помогло. Как возникла легенда, так она и умерла...»
Кроме таланта, невероятной трудоспособности, артистизма и обаяния, решающую роль в его судьбе сыграла редкая сила духа. За три месяца до смерти Райкин поехал в турне по Америке. Врачи категорически возражали против этих гастролей. Отказаться от поездки уговаривали и его дети. Даже для здорового человека перелет через океан, а затем постоянные переезды из города в город, волнения и нагрузка, связанные с выступлениями - серьезное испытание. И все-таки Аркадий Исаакович не отменил гастроли в Америке. Говорил на сцене он уже довольно плохо и тихо, но все равно это был тот самый, всеми любимый Райкин, которого все русскоязычные американцы прекрасно знали. И где бы Райкин ни выступал, как только он появлялся на сцене, зрители вставали и аплодировали со слезами на глазах. Они понимали, что больше живым этого великого артиста уже не увидят. Скончался Райкин 17 декабря 1987 года на 77-м году жизни. В глухие времена он помогал нам не унывать и оставаться людьми. Низкий поклон вам, Аркадий Исаакович. И вечная память.
Дата: Пятница, 28.10.2016, 03:03 | Сообщение # 274
Группа: Гости
Дмитрий Шостакович, сначала написал поэму «Бабий Яр» (для солиста-баса, хора басов и оркестра), а затем дописал к ней ещё четыре части из жизни современной России и её недавней истории...
…Великий композитор Дмитрий Шостакович на слова стихотворения "Бабий Яр" и других стихотворений Е. Евтушенко написал свою Тринадцатую симфонию - почти что не менее знаменитую, чем его же Великая Седьмая. Замечу, «между прочим», - для «успокоения» псевдопатриотов и русских шовинистов – Д. Шостакович, также, как Е. Евтушенко и К. Симонов, не был евреем). Премьеру этой симфонии власти долго пытались так или иначе сорвать. Но всё же 18 декабря 1962 года 13-я симфония Шостаковича была исполнена в Москве – и с огромным успехом! Этому предшествовала «закулисная возня» различных партийных перестраховщиков, а также многочисленные отказы разных ведущих солистов-певцов (симфония имеет форму оратории – с включением певческого сопровождения хора и отдельных исполнителей-солистов). …19 сентября 1962 года «Литературную газету" расхватали в киосках молниеносно – там была опубликована поэма Е. Евтушенко «Бабий Яр». Поэт стал героем дня. Его поздравляли - звонками, письмами, телеграммами. Им восхищались, его благодарили. Но ... ... в той же "Литературной газете" появились стихи, где Евтушенко назвали "пигмеем, забывшим про свой народ", его упрекали в попрании "ленинской национальной политики" и даже в разжигании вражды между народами. Все эти волны ненависти и "благородной ярости" доходили и до Шостаковича. Все это он презирал, он хорошо знал цену таким "разоблачениям" и доносам и, как Евтушенко, был уверен: "со лжи о мертвых начинается ложь о живых"...
И тут почти «само собой сотворилось» уникальное творческое содружество большого поэта и великого композитора. Евтушенко рассказывал: "В Тринадцатой симфонии меня ошеломило прежде всего то, что если бы я (полный музыкальный невежда) вдруг прозрел слухом, написал бы абсолютно такую же музыку. Более того – прочтение Шостаковичем моих стихов было настолько интонационно и по смыслу точным, что, казалось, он, невидимый, был внутри меня, когда я писал эти стихи, и сочинил музыку вместе с рождением строк". Сочинил музыку? Или музыкой сочинил стихи? «Исполнение Тринадцатой симфонии Шостаковича, однако,... оказалось под угрозой срыва по двум причинам, - вспоминал Евтушенко. - Во-первых, я находился под огнем, настигаемый звуками официальной критики, и каждую мою строку рассматривали в лупу, выискивая крамолу. Во-вторых, шовинисты после публикации "Бабьего яра" меня обвинили в том, что в стихотворении не было ни строки о русских и украинцах, расстрелянных вместе с евреями... меня обвинили в оскорблении собственного народа... Ситуация была такой, что певцы и дирижёры бежали с Тринадцатой симфонии, как крысы с тонущего корабля". Никто не хотел «связываться» с властями… В июне 62-го, когда был только сочинен "Бабий яр", Д. Шостакович отправил письмо певцу Б. Р. Гмыре, в котором просил "поинтересоваться новым опусом". В июле Мастер и сам приехал к певцу на дачу под Киевом и показал уже завершенную Тринадцатую симфонию, надеясь, что Гмыря будет в ней солировать. А в августе получил письмо-отказ: "У меня состоялась консультация с руководством УССР по поводу Вашей 13-й симфонии. Мне ответили, что руководство Украины категорически возражает против исполнения стихотворения Евтушенко "Бабий яр". При такой ситуации, естественно, принять к исполнению симфонию я не могу". У "ситуации" была оборотная сторона. Во время войны Гмыря оказался в окупированной Полтаве и пел перед захватчиками. Советская власть такого не прощала - певцу грозила ссылка. Но «он вымолил прощение у Хрущева", тогда партийного главы Украины. Гмырю простили и даже обласкали - была у него и Государственная премия, и звание народного артиста СССР, и безбедная устроенная жизнь. После отказа Гмыри Шостакович, по совету певицы Г. Вишневской, встретился с солистом Большого театра А. Ведерниковым, "проиграл ему всю симфонию, дал ноты". Но Ведерников петь отказался, с "линией партии" не разошелся. Ноты вернул... Вишневской. Галина Павловна вспоминала: узнав об отказе Ведерникова, Дмитрий Дмитриевич "...не удивился нисколько, нисколько, даже, вроде, ожидал того..." Но, вероятно, совсем не ожидал Шостакович, что от исполнения Тринадцатой симфонии откажется Е. А. Мравинский - первый исполнитель его Пятой, Шестой, Восьмой, Девятой, Десятой, Двенадцатой симфоний. …Похвастаюсь – мне посчастливилось в 1954 г. присутствовать на втором исполнении – и первом после ВОВ - 5-й симфонии в Ленинградской филармонии, прошедшем в присутствии автора – с огромным успехом - и не совсем ординарно (см. ниже главу «Искусство в моей жизни»). Содружество этих двух гигантов – композитора-создателя и дирижёра-интерпретатора до этого прошло испытание временем. После Постановления ЦК 1948 года, в период травли Шостаковича, Мравинский публично защищал композитора, продолжая исполнять его произведения. В 53-м он защитил от "борцов с формализмом" Десятую симфонию. Что заставило дирижера отступиться от Тринадцатой?.. Сила (общественной травли) «солому ломит»? Осенью стало ясно, что Мравинский Симфонию в работу не возьмет. И тогда право на премьеру Тринадцатой симфонии Дмитрий Дмитриевич отдает руководителю Государственного оркестра Московской филармонии К. П. Кондрашину. А вокруг "Бабьего яра" и поэта Е. Евтушенко продолжали кипеть страсти. "На репетициях в консерватории собиралось множество людей - все были уверены, что официальную премьеру запретят", - вспоминал Е.Евтушенко. В середине декабря секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев провел две встречи с деятелями культуры. На второй, 17 декабря, в присутствии Н. С. Хрущева, он сказал: "Антисемитизм - отвратительное явление. Партия с ним боролась и борется. Но время ли поднимать эту тему? Что случилось? И на музыку кладут!... Зачем выделять эту тему?"... Г. П. Вишневская в своих воспоминаниях пишет: "В день концерта, рано утром... мне домой в панике звонит < согласившийся солировать и репетировавший ранее> певец Нечипайло и говорит, что не может вечером петь Тринадцатую симфонию, потому что его занимают в спектакле Большого театра". Что почувствовала тогда Галина Павловна? Теперь стал ясен точный "ход" партийного начальства: Нечипайло обязали петь в опере "Дон Карлос" вместо другого артиста, которому срочно "велели заболеть"… Казалось, премьера не состоится: дублер Нечипайло В. Громадский на последних репетициях не пел, телефона у него не было, и дома его не застали. Но волею судеб 18 декабря 1962 года Тринадцатая симфония Шостаковича прозвучала в Большом зале Московской консерватории: Громадского нашли случайно (!), он приехал по каким-то своим делам в консерваторию... Но выступить согласился. "Голос и нервы не изменили ему", - писал Кондрашин, и он прекрасно провёл генеральную репетицию и концерт. Генеральная прошла при переполненном зале, под присмотром партийных чиновников. Но ее вдруг остановили. Негласное (но фактическое!) противостояние партийных держиморд-цензоров и столичной интеллигенции продолжалось. Началось «согласование в верхах». Но "примерно к полудню,- вспоминал театровед И. Д. Гликман, - последовал звонок из высоких партийных сфер, и репетицию - следовательно, премьеру - разрешили... из опасения, что запрет Тринадцатой вызовет отрицательную реакцию на Западе"… Вот так-то. Только этого и побаивались! А своего народа, очевидно, - нет!
А вечером играли премьеру. Консерватория была оцеплена усиленным нарядом милиции. Зал был заполнен до предела. На концерте присутствовал дипломатический корпус и представители иностранной прессы. В первом отделении прозвучала симфония Моцарта.. Антракт казался бесконечным. Напряжение нарастало. Все ждали начала второго отделения. Наконец на сцене появился хор, за ним оркестр, солист, дирижер. Зал замер... И вот он - Бабий яр - символ скорби и протеста, однажды данное нам испытание совести и воли! "Над Бабьим яром памятников нет...". Памятник создавался здесь и сейчас - из музыки и слова, бессмертный памятник невинно убиенным, униженным и оскорбленным насильниками всех времен. Стихи и музыка несли столь мощный заряд "драматической человечности", что после первой части "Бабьего яра" вспыхнули аплодисменты. А потом все услышали (увидели!) еще четыре части (действия) Тринадцатой симфонии: "Юмор", "В магазине", "Страх", "Карьера". И это "антисталинское» послание деспотизму прозвучало так четко, так беспощадно и правдиво, что люди - тогда, в декабре 62-го! - испытали шок. Но вот под сводами зала истаяли голоса колоколов и челесты, наступила тишина... мучительно долгая... "Я даже испугался - нет ли здесь какого-нибудь заговора. Но потом обрушился глушительный град аплодисментов с криками "браво!" - вспоминал Эрнст Неизвестный, известный скульптор.
Е. Евтушенко: "...на протяжении пятидесяти минут со слушателями происходило что-то очень редкое: они и плакали, и смеялись, и улыбались, и задумывались".
Это была победа. "Большая победа искусства над <одиозной тогда в вопросах искусства> политикой и идеологией партии", - так комментировала это событие культурной жизни много претерпевшая от партийных аппаратных чинуш певица Галина Вишневская...
Многие присутствовавшие на этой незабываемой премьере вспоминали: «И встал композитор - комок нервов и напряжения - и пошел навстречу овациям к ликующему оркестру... А с другой стороны размашистым шагом уже шел, нет, мчался, почти вприпрыжку, долговязый поэт... Они встали рядом - Шостакович и Евтушенко... Два больших художника, разделённых по возрасту целым поколением, но борющихся за одно общее дело - свободу человеческого духа».
«Увидев их вместе, слушатели обезумели, - писали потом другие очевидцы, - скандирующие возгласы "Бра-во, Шо-ста-ко-вич! Бра-во, Ев-ту-шен-ко!" раздавались повсюду"...
Это было "утоление духовной жажды и благодарность". Да, сейчас многим это уже невозможно понять. Но в то политизированное время, когда в обществе властвовали различные множественные надуманные запреты по любым поводам и всеобщая перестраховка чиновников от искусства - это была публичная демонстрация духовного раскрепощения и силы правды общественного сознания ! А сразу после премьеры Шостакович получил много писем, в одном из них были и такие проникновенные слова: «... я могу сказать Спасибо и от Покойных Пастернака, Заболоцкого, бесчисленных других друзей, от <замученного> Мейерхольда, <убитых> Михоэлса, Карсавина, Мандельштама, от безымянных сотен тысяч "Иванов Денисовичей", всех не счесть, коих Пастернак в своём творчестве обозначил как "замученных живьем". – Вы сами все знаете, все они живут в Вас, мы все сгораем в страницах этой Партитуры, Вы одарили ею нас, своих современников - для грядущих поколений..." Вот так, высоким слогом о том, что дар этот есть "поэзия правды"...
Дата: Воскресенье, 30.10.2016, 11:14 | Сообщение # 275
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 415
Статус: Offline
Жизнь и судьба семьи «короля»
Сегодня у нас круглая дата: исполняется 125 лет со дня рождения легендарного одесского налетчика и авантюриста, прототипа бабелевского Бени Крика —Мишки Япончика.
…И вот зазвонил телефон. Молодой женский голос сказал: «С вами говорит правнучка Мишки Япончика — Рада. Мы — мой брат Игорь и сестра Лиля — живем в Израиле». Я записал номер телефона и вскоре встретился с Радой и Игорем.
Но прежде ... несколько фактов.
30 октября 1891 года в Одессе, на Молдаванке, на улице Госпитальной, 23, у еврейского мещанина, фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого и его жены Добы (Доры) Зельмановны родился сын Мойше-Яков (в последующих документах Моисей Вольфович). Всего в семье было пять сыновей и дочь. Впервые Моисей (Мишка), прозванный Япончиком за узкий разрез глаз, берет в руки «шпалер» в 1905 году в еврейском отряде самообороны и больше уже никогда с ним не расстается. В 1906-м он вступает в молодёжную организацию анархистов-террористов «Молодая воля», а 2 апреля 1908 года Одесский окружной суд приговаривает его к 12 годам каторжных работ. В одесской тюрьме Моисей Винницкий некоторое время сидел в одной камере с Григорием Котовским... В 1917 году Моисей Винницкий возвращается в Одессу и становится легендарным до сих пор Мишкой Япончиком — «королём» одесского преступного мира.
Он женился на красивой большеглазой девушке Циле Аверман. А еще через год у них родилась дочь Ада. Япончик руководил примерно четырьмя тысячами одесских бандитов, которые грабили всех подряд — власть в городе менялась каждые несколько месяцев.
Решив пойти по пути старшего товарища, Григория Ивановича Котовского, он вступает в Красную армию и формирует из своих ребят 54-й стрелковый советский украинский полк. Но воевал полк недолго — ребята рвались назад, в Одессу. 4 августа 1919 года на станции Вознесенск командир кавалерийского дивизиона Урсулов по приказу командования без суда застрелил Мишку Япончика. Едва ли не в день гибели Япончика в одесской Еврейской больнице на 23-м году жизни умерла его единственная сестра Женя. Циля, оставив маленькую дочь Аду свекрови, уехала с мужем покойной Жени за границу. Позже она вышла за него замуж.. Ада впоследствии оказалась в Баку. Там же и скончалась. Три брата Моисея Винницкого — Абрам, Григорий и Юда — погибли на фронте во время войны. Брат Исаак с семьей в 1970-х годах перебрался в Нью-Йорк..
— У Мишки Япончика была единственная дочь — Адель, Ада, следовательно… — Это наша бабуля. Она умерла в Баку 29 ноября 1983 года. — Погодите, погодите… Я бы хотел начать беседу с того момента, когда Циля Аверман, жена Мишки Япончика, оставив Аделю свекрови, вместе с мужем его покойной сестры уехала за границу… — Это неправда! Циля очень хотела взять Аделю с собой, но свекровь не отдала ребенка. — Циля Аверман уехала во Францию… Сперва она уехала в Индию. Потом она перебралась во Францию и до 1927 года, пока окончательно не закрыли границу, присылала людей в СССР, чтобы те привезли ей ребенка. Это, сами понимаете, стоило больших денег. Но свекровь так и не отдала Аделю. Бабушка до конца жизни не могла ей и всем одесским родственникам этого простить. Она, кстати, после войны ни разу не приехала из Азербайджана в Одессу. Всех одесских родственников принимала в Баку. Мы знаем, что Циля Аверман была обеспеченным человеком — владела во Франции несколькими домами, небольшим заводом. Видимо, кое-какие ценности ей удалось вывезти за границу. Она должна была уехать, иначе её убили бы, как мужа. В шестидесятых-семидесятых годах, когда за связь с родственниками-иностранцами уже не так преследовали, от еврейских организаций нам стали приходить посылки. Значит, Циля была ещё жива и не забыла свою дочь.. Кстати, в метрике о рождении бабули писалось не Адель, а «Удая Мойше-Яковлевна Винницкая, родилась 18 августа 1918 года». — Как сложилась жизнь вашей бабушки? — Она вышла замуж… — За кого, мы не знаем. Бабуля никогда об этом не говорила. Жизнь у нашей бабули сложилась нелегко… В 1937 году в Одессе у неё родился сын, наш отец, которого в честь дедушки назвали Михаилом. В нашей семье имена повторяются. Сына Игоря назвали Михаилом, а старшую дочь Лили, нашей сестры, — Аделью. Во время войны бабуля с сыном, нашим папой, эвакуировалась в Азербайджан, в Гянджу. Потом они жили в Минчегауре. Там через много лет папа познакомился с мамой — она работала учительницей в школе. А после войны бабулю посадили… — За что? Жить надо было, ребенка кормить… Она торговала на базаре в Гяндже маслом. Значит — спекуляция, значит — срок… Приехала её двоюродная сестра Женя и забрала папу в Одессу. Папа потом всю жизнь не очень любил мужа тёти Жени Милю: тот заставлял его учиться, ходить в школу, а папе это было трудно, он практически не знал русского языка — в Гяндже все говорили только по-азербайджански... Бабушка наша была очень сильным человеком. Жила одна. Ни от кого не хотела зависеть. Работала завскладом на вокзале. Хорошо зарабатывала. Лихо командовала мужиками-рабочими. Жила отдельно, много готовила и любила угощать всех соседей. Когда по телевизору показывали фильмы о революции, она вздыхала и произносила одну и ту же фразу: «Как бы мы хорошо жили, если бы не они…» — Когда вы узнали о своем прадеде — Мишке Япончике? Рада: Мне было семнадцать лет. Выходила замуж Света, дочь наших одесских родственников. Я с мамой поехала в Одессу. Пошли в Театр оперетты. Там показывали спектакль «На рассвете» об Одессе времен революции. Мишку Япончика играл Михаил Водяной.. Когда спектакль окончился, дядя Филя, отец Светы, посмотрел на меня и спросил маму: «Сима, она знает?» «Нет, — ответила мама, — мы ей ничего не говорили». И дядя Филя мне всё рассказал. О нашей семье, о прадеде… Я была в шоке.
Игорь: Я родился в 1960 году. Старше Рады на десять лет. Узнал о Мишке Япончике ещё пацаном. Мне бабуля всё рассказала. У нас дома была фотография: Мишка Япончик в кожаной куртке, с большим маузером сидит на белом коне посреди площади перед Оперным театром. Этот снимок был сделан, когда его полк уезжал на фронт. Я гордился Япончиком. Но oтец строго предупредил — об этом нельзя рассказывать никому.
Бабушка всегда говорила, что если бы её отец вернулся живым (подлец Урсулов выстрелил ему в спину), то он бы стал, как Котовский, большим человеком… И ещё бабушка рассказывала, что в четырнадцать лет Мишка участвовал в покушении на полицейского пристава. Вместе с ним в покушении принимала участие восемнадцатилетняя девушка. Бабушка называла её имя, но я уже не помню… Эта женщина потом работала в Кремле, хотела изменить, если можно так сказать, сложившееся мнение о Моисее Винницком, оправдать его. Но ей заткнули рот...
— А как сложилась жизнь вашего отца Mихаила — внука Мишки Япончика? Отец, как и бабуля, тоже прожил нелёгкую жизнь. Уже когда семья жила в Баку, он взял фамилию жены. Наша мама — Сима Алахвердиева. (Еврейское имя Сима ей дали по просьбе еврея-врача, принимавшего роды.) Игорю и Лиле тоже сменили фамилии. А я уже родилась Алахвердиевой. Когда мы двенадцать лет назад стали собираться в Израиль, пришлось много побегать по архивам и ЗАГСам, чтобы доказать, что наш отец Михаил Алахвердиев, азербайджанец, на самом деле Михаил Винницкий, еврей. Бабуля, кстати, всю жизнь прожила с фамилией Винницкая. ...Трудно сказать, почему отец сменил фамилию и национальность… Хотя Азербайджан интернациональная страна, но лучше там быть азербайджанцем. Отец работал шофёром, возил министра соцобеспечения (может быть и это стало причиной смены фамилии, не знаю), занимался тем, что сейчас называется «бизнесом». У него в кармане нашли несколько долларов. Он был арестован, сидел четыре года. Как и бабушка, папа не любил советскую власть. Не любил её и я, с детства, хотя и был пионером. Наверное, в нашей семье это фамильная черта. Отец умер молодым. Ему было пятьдесят лет.
— Когда вы бывали в Одессе, приходили на Молдаванку? Заходили на Госпитальную — в дом, в котором родился Япончик? Рада: Я жила на Молдаванке, у родственников! Молдаванка мне очень понравилась. А как там люди разговаривали! «Ты хочешь чай? Да? Пей на здоровье, только не заваривай, я его заваривала вчера утром». Игорь: И я жил в этом доме, и на Госпитальную, 23, заходил. Одессу я знал, как Баку — бывал в ней много раз ещё подростком. Люди знали, кто я такой, из какой семьи. Помню одного старого человека. Все его называли Мишка Жлоб. Он знал моего прадеда, рассказывал мне о нем. Помню несколько его историй.
На Молдаванке жила бедная девушка. Она выходила замуж, но у неё не было никаких украшений. Тогда Япончик написал записку владельцу ювелирного магазина — попросил его подарить бедной девушке какое-нибудь украшение. Просьба была немедленно выполнена..
Мишка Жлоб рассказывал, как многие жители Молдаванки шли к моему прадеду за советом и защитой. Он, говоря сегодняшним языком, был «крестным отцом». Как мне кажется, Мишка Япончик заложил основы тех «понятий», по которым до сих пор живёт уголовный мир бывшего Союза. Не могу только одного понять: почему он не уехал за границу? — У Мишки Япончика было четверо братьев и сестра, которая умерла в 1923 году в Одессе. Т ри брата, несколько племянников погибли во время войны. Многие погибли в Одесском гетто. Были ли вы знакомы с единственным оставшимся в живых братом — Исааком? Да. Исаак жил в Одессе. Мы с ним встречались, разговаривали. Он всегда говорил: «Миша не был бандитом, он был налетчик». Исаак был человеком состоятельным, известным в деловом мире Одессы. Отсидел срок, как тогда говорили, «за экономические преступления». Когда евреям разрешили уезжать из СССР, он отправил своих дочерей с семьями в США, а потом и сам в 1979-м туда уехал. Как нам известно, русские мафиози в Нью-Йорке, думая, что у него есть большие ценности, сильно избили Исаака, требуя, чтобы он эти ценности отдал... Через два дня в больнице он скончался. Такая вот судьба… — Да уж… Бандиты из России — возможно из Одессы — убивают в Нью-Йорке брата легендарного короля одесского преступного мира! Почище любого сериала. Кстати, вы смотрели телесериал «Жизнь и приключения Мишки Япончика»? Вам он понравился? — Игорь: Не очень. Еще до того, как начались съемки фильма, в Интернете появилось объявление о том, что всех, кто знает что-нибудь из жизни Мишки Япончика, приглашают написать об этом. Я сперва хотел написать, а потом подумал: ну напишу, а они снимут об этом не так, как я написал. Мне будет неприятно. Да и зачем? Люди уже вложили в фильм большие деньги — зачем им правда? Им свои деньги нужно вернуть, да еще и заработать на фильме. Кто будет обращать внимание на то, что я написал? А потом я увидел фильм: сестру Мишки Япончика показали придурочной, его отца — пьяницей… Ужас! Бабушка рассказывала о них совсем иначе. Цилю, правда, играет очень красивая и очень похожая на нее актриса. Рада: И мне фильм не понравился…
— Где похоронена ваша бабушка — принцесса, дочь «короля»? В Баку, на мусульманском кладбище… — На мусульманском? Почему?! Так захотела бабуля. Дело в том, что на еврейском кладбище, которое находилось далеко от нашего дома, у нас никто не лежит. А на мусульманском, близком от нас, были похоронены наши дедушка и бабушка — родители мамы. Аделя сказала маме: «Сима, похорони меня рядом с ними. Ты ведь будешь приходить их навешать — и мне положишь на могилу цветочек. А еврейское кладбище далеко. Никто ко мне не приедет». Мы выполнили волю бабушки. На ее памятнике написано: «Адель-ханум». Без фамилии…
***
Тело «короля» преступного мира Одессы легендарного Мишки Япончика сброшено в яму под Вознесенском. Его жена Циля умерла во Франции. Три брата — Абрам, Григорий и Юда — остались лежать на полях войны. Брат Исаак похоронен в Нью-Йорке. Единственная дочь Адель похоронена на мусульманском кладбище в Баку..
«Суета сует и всяческая суета».
Владимир Ханелис
Сообщение отредактировал дядяБоря - Воскресенье, 30.10.2016, 11:16
Дата: Четверг, 03.11.2016, 05:51 | Сообщение # 276
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 319
Статус: Offline
Отрывок из воспоминаний о поездке китайского учителя в Японию в сентябре 2010 года...
«Однажды я спросил у своего японского коллеги, учителя Ямамота: – Когда в Японии отмечают праздник учителей, как Вы его встречаете? Удивленный моим вопросом, он ответил: – У нас никакого праздника учителей нет. Услышав ТАКОЙ ответ, я не знал, верить ему или нет: «Почему страна, где развита экономика, наука и техника так неуважительно относится к учителю, его труду?»... Как-то после работы Ямамота пригласил меня в гости к себе домой. Поскольку он жил далеко от школы, мы поехали на метро. В вечерний «час пик» вагоны подземного поезда были переполнены и я стоял, крепко ухватившись за поручни. Внезапно дедушка, сидевший рядом, уступил мне место. Не понимая такого уважительного отношения со стороны пожилого человека, я не соглашался, однако он был настойчив, я вынужден был сесть. После выхода из метро я попросил Ямамота объяснить произошедшее и тот, улыбнувшись, указал на мой нагрудный знак учителя: – Этот старец увидел твой знак учителя и в знак уважения к твоему статусу уступил свое место.. …Поскольку я в первый раз шел в гости к коллеге, было неудобно идти с пустыми руками и я решил приобрести подарок. Своими мыслями я поделился с Ямамота, он поддержал меня и сказал, что впереди есть магазин для учителей, где можно приобрести товары по льготным ценам. – Льготы предоставляются только учителям? – выразил своё удивление я. Подтверждая мои слова, Ямамота сказал: – В Японии учитель — самая уважаемая профессия, самый уважаемый человек. Японские предприниматели весьма рады и довольны, когда в их магазины приходят учителя, считая это большой честью для себя. За время пребывания в Японии я неоднократно видел, как японцы безмерно уважают учителей: в метро для них существуют отдельные места, для них открыты отдельные магазины, учителя не стоят в очередях за билетом на любой вид транспорта.
Зачем японским учителям отдельный праздник, когда каждый день их жизни словно праздник?»...
Лидия Борисовна Либединская, урожденная Толстая, родилась в 1921-м в Баку, но с трех лет жила в Москве. Тогда же, в 1924-м, и случился ее литературный дебют: сказку, сочиненную трехлетней девочкой, напечатала «Вечерка»...
Литературовед, исследователь, Лидия Борисовна писала о Блоке и декабристах, о Горьком и Герцене, о своих современниках (первая книга воспоминаний «Зеленая лампа» вышла еще в 66-м) — ведь судьба сводила ее с Крученых, Пастернаком, Ахматовой, Цветаевой, Михаилом Светловым и множеством других «главных людей эпохи».
Отец Лидии Борисовны был из графского рода Толстых; но о своем родстве с великим писателем и вообще об аристократическом происхождении она упоминала нечасто. Не из страха (хотя в 37-м году отца, работника Госплана, репрессировали) — она и в новые времена отказалась войти в дворянское собрание. Вообще Лидия Борисовна, прожившая долгую и трудную жизнь, мать пятерых детей (внуков — 14, правнуков — 20), до последних дней сохранявшая острый ум, отточенный юмор и необычайную живость, была чужда любого пафоса. Ее не стало в мае 2006-го...
Памяти Лидии Борисовны Либединской
Возвращаясь из поездки по Италии, в аэропорту Мальпенза я прошла паспортный контроль и перед тем, как войти в салон самолета, сняла с тележки израильскую газету «Вести». Усевшись в кресло и открыв разворот, я увидела некролог по Лидии Борисовне Либединской, подписанный — спасибо друзьям! — и моим именем тоже. Вдох застрял у меня в горле. Видимо, почувствовав мое внезапное оцепенение, сидевшая рядом подруга заглянула в газету, прочитала слово «скоропостижно», ахнула (она была знакома с Либединской)… и вдруг сказала: «Счастливая!» — у подруги мама уже полгода умирала в больнице, подключенная к медаппаратуре. Затем всю дорогу я смотрела на облака, вспоминая, что каких-нибудь несколько недель назад мы все сидели за столом у нас дома, в Маале-Адумим, и я любовалась сидящей напротив нарядной, элегантной, как обычно, Лидией Борисовной, а позже, помогая убирать посуду, мой муж повторял: «Восемьдесят пять лет! Какая острая память, какой взгляд ясный, какой великолепный юмор… Вот счастливая!».
В ней действительно в первую очередь поражали удивительная ясность мысли, сочетание доброжелательности с независимостью и абсолютной внутренней свободой. Никогда не видела её ворчащей, раздраженной, обозленной на что-то или кого-то. Знаменитая, уже растиражированная фраза Либединской: «Пока мы злимся на жизнь, она проходит». Однажды я услышала от нее: — Моя бабушка говорила: «В молодости надо делать то, что хочется, а в старости НЕ делать того, чего НЕ хочется». И еще она говорила: «Запомни три НЕ: НЕ бояться, НЕ завидовать, НЕ ревновать. И ты всю жизнь будешь счастлива»… Думаю, Лидия Борисовна Либединская, урожденная Толстая, была счастливым человеком. Причем бабушкиному завету «не бояться» часто следовала в буквальном смысле слова.
— Лидия Борисовна! — восклицала я в очередной раз, обнаружив, что дверь квартиры не заперта. — Вы что, хотите, чтобы вас ограбили?! Она невозмутимо отвечала: «Пусть лучше один раз ограбят, чем всю жизнь трястись от страха». А когда однажды ей позвонил из Переделкина сосед по даче, траурным голосом сообщив, что ночью Либединских, взломав дверь, ограбили, она воскликнула: «Очень удачно, а то я как раз ключи от дачи потеряла…».
Мне повезло довольно тесно общаться с Лидией Борисовной Либединской в те три года, с 2000 по 2003-й, когда я работала в Москве. И после каждой встречи я с восхищением думала, что вот от такой бы старости не отказалась:истинная женщина до мельчайших деталей, Лидия Борисовна всегда выглядела так, словно именно сегодня ее должны были чествовать в самом престижном зале столицы. Бус, колец, серег и прочей бижутерии ко всем нарядам у нее было не меньше, чем у какой-нибудь голливудской дивы, разве что не бриллиантов и изумрудов, а любимых ею полудрагоценных уральских самоцветов в серебре, львиную долю которых она покупала в лавочке рядом с домом, в Лаврушинском. Вообще тратила деньги со вкусом и удовольствием. Зять, Игорь Губерман, говорил бывало: «Моя тёща ходит со скоростью ста шекелей в час», — это, разумеется, измерение скорости на те зимние месяцы, когда Лидия Борисовна оказывалась в Иерусалиме, где живут две дочери и целый отряд внуков и правнуков. Она вообще любила и понимала толк в красивых вещах, не обязательно дорогих, и дарить любила, и как-то всегда подарок приходился в самое яблочко. Я сейчас хожу по дому и то и дело натыкаюсь на подарки Лидии Борисовны, ставшие любимыми обиходными вещами, привычными глазу и руке. Однажды она уехала вот так, на зимние месяцы, в Израиль, и в Москве стало пустовато. Я с работы позвонила в Иерусалим. Взял трубку Игорь. — Как там моя Л.Б.? — спросила я. — Вы её не обижаете? — Кто ж её может обидеть, — сказал он. — Здесь вокруг неё три дочери — Тата, Лола и Ниночка. Я их вожу по всей стране с утра до вечера. И всем говорю, что у меня сейчас не машина, а Малый театр: сразу «Три сестры» и «Гроза». И мы одновременно рассмеялись — неугомонность и страсть к путешествиям и поездкам «тёщеньки» была общеизвестна. Обожала разъезжать по Израилю. В Иерусалиме, просыпаясь по утрам, спрашивала: «Ну, куда сегодня едем?». Домашние старались украсить ее «курортные зимы» поездками, встречами, интересным гостеванием…
Как-то Игорь договорился о вечере Либединской в одном из хостелей в Иерусалиме — это муниципальные дома для пожилых репатриантов. Лидия Борисовна с успехом выступила, ей вручили небольшой гонорар. Она была чрезвычайно довольна. По пути к машине споткнулась о бордюр тротуара — но обошлось, не упала! — и спокойно сказала: «Глупо, имея такие деньги в кармане, ломать шейку бедра».
У меня нет ни малейшего сомнения, что гонорар был потрачен тут же на какую-нибудь восхитительную чепуху — подарки, сувениры, какие-нибудь бусы, кольца для салфеток…
В отрочестве в музыкальной школе я училась у строгой учительницы, одинокой и суровой старой девы, — она славилась не слишком церемонными педагогическими приемами. Чувствительно тыча острым пальцем мне между тощих лопаток, покрикивала: «Сидишь, как корова! Держи спину! От манеры держать спину зависит манера игры!». Почему я вспомнила это сейчас, когда пишу о Либединской? Потому что в присутствии Лидии Борисовны я неизменно внутренне как-то подбиралась, внимательнее следила за произнесенными словами, ясно ощущая, что от манеры «держать спину» зависит манера жить.
Я никогда не вела дневников и вообще чужда всякой «архивности», всякой заботе о конспектировании прожитых дней, но иногда после встреч с друзьями записываю обрывки диалогов, шутки, какие-то детали — обычная скопидомская писательская работа, когда не можешь позволить, чтоб и колосок упал с твоей телеги… На днях, неотвязно думая о Лидии Борисовне, перетрясла манатки, переворошила закрома… Там есть несколько записей о Либединской, сделанных бегло, почти конспективно, впрок — чтобы не забыть, не растерять. Все без обозначения дат… Как правило, впоследствии, в работе, такое сырье претерпевает значительные изменения, литературно преображается, выстраивается пословно-повзводно, чтобы занять необходимое, точное, свое место в каком-нибудь рассказе, романе или эссе… Но именно эти записи — летучие, вневременные — мне вдруг захотелось оставить в том виде, как они записывались: на ночь глядя, после застолья, не всегда на трезвую голову, под живым «гудящим» впечатлением от общего разговора…
Вот эти записи
«…Вечер у нас дома с художником Борисом Жутовским и Л. Б. Они перемывают кости знакомым — остроумно, изящно и без той дозы яда, которая делает разговор сплетней. Впрочем, рассуждая о судьбе писателя N., касаются его жены, якобы страшной стервы, отравившей ему жизнь, отвадившей друзей от дома… наперебой вспоминают еще какую-нибудь невообразимую историю, связанную с этой дамочкой. Я некоторое время завороженно слушаю двух блестящих рассказчиков и наконец вслух замечаю, что бабенка-то, по всему видать, редкий экземпляр… На что графиня Толстая уверенно отвечает: да что вы, таких навалом! Чуть позже она просит «стаканчик воды, можно из-под крана». Я ахаю и принимаюсь перечислять ужасы про сырую московскую воду, рассказанные недавно одним микробиологом. На что Л. Б. невозмутимо замечает: «Не понимаю, чем вареные микробы лучше сырых…». «Сначала говорили о том, что сейчас принято среди интеллигенции ругать колоссальное строительство в Москве, помпезность, безвкусицу архитектуры. — А мне нравится, — сказала Лидия Борисовна. — Я люблю размах! Москва такая красавица: чисто, освещение роскошное… Это все любители обшарпанных стен и поэтических развалин тоскуют по помойкам… И стала говорить о прочитанной только что книге воспоминаний Александра Пастернака, брата поэта. Тот в двадцатые годы приехал в Берлин к родителям и был потрясен комфортабельностью быта: бесшумностью газа, теплом, светом, уютом… — Это как раз в те годы, когда в России была полнейшая разруха, керосинки, примусы… — Но ведь до революции, до всего этого кошмара… — попыталась возразить я. — И до революции было то же самое, — сказала Л. Б. — Но до революции была прислуга. Что касается двадцатых годов, я их прекрасно помню, эти проклятые двадцатые годы. Совершенно невозможное существование!
Вот чего в ней нет — поэтизирования «своего времени». На историю страны и людей смотрит совершенно трезвыми и порой беспощадными глазами. Графинюшка, как называют ее друзья, — ей незачем заискивать перед родиной. Поэтому она во все времена тут уместна и везде «своя»…
Любопытная байка из третьих рук: однажды в ЦДЛ к столику, за которым Л.Б. сидела с друзьями, подвалил пьяный писатель-«почвенник» и прочувствованно проговорил: — Лидия Борисовна, вы же русская графиня, как вы можете якшаться со всем этим сбродом инородцев… Ваше место рядом с нами, русскими писателями, ведь ваши предки… и наши предки… На что графиня якобы оборвала: «Милейший, мои предки ваших предков на конюшне секли…». Странно, что я так и не удосужилась подтвердить подлинность случая у самой Графинюшки… Но точность реакции и ее неповторимая интонация — весьма достоверны.)».
«…Приехал в Москву Губерман, тут как раз и Михаил Вайскопф оказался. Мы собрались у нас, Игорь пришел с Лидией Борисовной, позже забежал Виктор Шендерович с Милой… И получился чудный веселый вечер. Много хохотали — за столом-то все сидели первоклассные рассказчики. Невозможно вспомнить все, о чем говорили. Но вот — о диктаторах, в частности, о Чаушеску. При каких обстоятельствах его расстреляли. Лидия Борисовна возмущенно сказала: — Самое ужасное то, что им с женой перед смертью мерили давление. Какой-то сюрреализм! Ну зачем, зачем им мерили давление?! Вайскопф обронил: — Проверяли — выдержат ли расстрел. Все захохотали, а Шендерович вообще смеялся как безумный и заявил, что завтра едет в Тверь выступать и на выступлении обязательно опробует эту шутку».
«…Когда я организовываю очередной семинар на темы культуры, общества, толерантности или еще чего-нибудь эдакого, я всегда приглашаю Лидию Борисовну. Прошу выступить, сказать «что-нибудь». Даже если это касается какого-нибудь специального вопроса, например, по изобразительному искусству. И вот что поразительно: она никогда не выступает «просто так», для зачина. Все, что она говорит, убедительно, точно, интересно и касается сегодняшнего дня в самом животрепещущем смысле слова. Дал же Господь ясность и масштабность ума! — толстовские гены.
По дороге на Истру я рассказываю про наш вчерашний потоп (прорвало батарею парового отопления), как мы полночи боролись со стихией, благо в гостях очень кстати оказался приятель из Америки, в советском прошлом инженер-механик… Лидия Борисовна на это: — Скажите спасибо, что у вас воду прорвало, а не чего другого. У меня однажды прорвало канализацию, я думала, что сойду с ума. Хорошо, что за столько лет советской власти нас приучили жить в говне… а то бы даже и не знаю как справилась… Когда на другой день вечером возвращаемся, я помогаю ей подняться по ступеням к двери в парадное, входим, она осматривается и говорит деловито: — Как тут намусорено! Надо бы завтра подмести. Я пораженно: — Лидия Борисовна! Неужели, кроме вас, некому в парадном подметать! Она спокойно и удивленно: — Ну а что такого… У меня есть большая хорошая метла… Завтра и подмету…».
«…В гостях у нас Л.Б. с друзьями из Израиля — симпатичной супружеской парой. На звонок я открываю дверь и, как всегда, искренне ахаю — какая она красивая! Лицо ясное, гладкое. Глаза карие и спокойные. Одета, как всегда, продуманно — «в цвет», с украшениями. Сегодня это кораллы. Я помогаю снять пальто и замечаю, что этого пальто еще не видела. — А оно новое. Купила его вчера за три минуты. Ошиблась остановкой, надо было вернуться и пройти сквозным проходом на соседнюю улицу. Я вошла, а в проходе оказался магазин. И это пальто прямо так и висело. Я надела и сразу купила. Так и вышла. Сейчас в Москве удобно от слежки уходить: входишь в одни двери в старом пальто, выходишь в другие — в новом… Заговорили о художнике Е., которому исполнилось 102 года. Его показывали в телевизионной передаче: вполне бодрый старик, сообщил, что по утрам приседает по 400 раз. Напоследок даже проделал несколько танцевальных па перед ошеломленными ведущими. Лидия Борисовна усмехнулась и вспомнила, что именно Е. рассказывал: в первые годы НЭПа бойко продавались футляры для ножичков, на которых был изображен Карл Маркс, идущий за плугом. Картинка подписана: «Основоположник марксизма пахает». Боря сказал: — Но какова энергия! Каждый день он приседает 400 раз. — Может, 4 раза? — усомнилась я. — Все врет, — заявила Л.Б. — Всю жизнь врал.
…Поздно вечером стали расходиться, Боря предложил, что пойдет пригонит такси и Л.Б. сказала, что у неё есть знакомый таксист Володя, который стоит с машиной обычно где-то на Ордынке. Сначала он подвозил её несколько вечеров подряд, так случайно получилось. Л.Б.: «Он, вероятно, подумал — вот сумасшедшая бабка с клюкой, все время куда-то шляется сегодня в ВТО, завтра в ресторан, послезавтра в ЦДЛ… Потом познакомились ближе. Он дал номер своего мобильного, и я, если задерживаюсь где-то допоздна, звоню ему и вызываю. И он приезжает…». Она стояла в прихожей в новом пальто молодежного покроя с лихими какими-то крыльями: маленькая, сутулая, с лукавым молодым лицом… Недавно я подумала: а знал ли таксист Володя, кого возил? И понял ли, что «сумасшедшая бабка с клюкой» больше не позвонит? Или удивляется: мол, куда пропала — и ждет звонка до сих пор?!
Она вернулась из очередной поездки с группой писателей по Сицилии. Выглядела очень довольной, говорила, что усталость приятная… Достала из чемодана сувениры, безделушки, всякую «красоту», которую так всегда любила, расставила по полочкам, любовалась… Сказала дочери Лоле: «Завтра меня не будите, завтра буду долго спать…».
Когда назавтра, отперев своим ключом дверь, дочь вошла в квартиру в Лаврушинском, она уже на пороге ощутила пронзительную, особую тишину и — пустоту… Уютно горела лампа… Видно, перед тем как заснуть навсегда, Лидия Борисовна Либединская читала… На обложке книги, которая легко выпала из её руки, было помещено стихотворение Александры Истогиной».
И стихотворение, и высота ситуации заслуживают того, чтобы привести здесь эти строки целиком:
«Когда мой дух растает В рассветной тишине, И новый день настанет, Забудьте обо мне.
Угасла с жизнью дружба, И не скорблю о ней. И памяти не нужно. Забудьте обо мне.
Кого легко любила, Сгорели, как в огне. Наш новый дом — могила. Забудьте обо мне.
Простите, не взыщите, Но даже и во сне Не надо, не ищите. Забудьте обо мне…».
Дата: Суббота, 12.11.2016, 06:46 | Сообщение # 278
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
Еврей, похитивший княжну Романову или Жизнь и судьба доктора Жорова
Родился он в семье ремесленника в Могилеве в 1898 году. После окончания школы в 1915-м поступил в фельдшерское училище, работал сельским врачом. Был случай, когда у крестьянской семьи не было денег, чтобы купить лекарство, от которого зависела жизнь человека и молодой доктор продал свои сапоги, а на полученные деньги купил лекарство. Жизнь человека была спасена...
В 1918 вступил в Красную армию в качестве фельдшера, участвовал в гражданской войне. После окончания войны способного юношу послали учиться в Москву, где он поступил в университет на медицинский факультет. В это время в его жизни произошло важное событие: в составе отряда красноармейцев молодой, красивый еврейский парень Исаак ходил по домам богатых с целью национализации их имущества. Однажды отряд зашел в особняк, где проживало княжеское семейство из династии российских царей Романовых. В комнату, в которой молодые красноармейцы осматривали и переписывали увиденное в доме имущество, вошли две девушки. Им сразу приглянулся высокий красивый парень. Переговариваясь между собой на немецком языке, они сказали: "Он очень красивый, но дикарь"... Владевший немецким языком, Исаак стал им читать стихи Генриха Гейне на языке оригинала! Увидев изумление в синих глазах девушек, он спросил: "Придете ко мне на свидание?" Княжеским дочерям предложение молодого человека показалось дикостью. Однако одна из них — Елена, таясь от родителей, всё же пошла на свидание в сопровождении своей няни, не выдавшей её. Гулявшие до ночи по Москве молодые люди влюбились друг в друга... На следующий день Исаак пришел в княжеский дом просить руки девушки. Мать-княгиня, увидев парня в красноармейской шинели и шлеме с красной звездой, к тому же ещё еврея, упала в обморок. Парню, конечно, было отказано, его выгнали из дома и даже стреляли вслед. Но девушка в одном платьице побежала за ним. Он снял с себя шинель, надел на неё.
Так, взявшись за руки, еврейский парень Исаак Жоров и княжна Елена Романова вместе пошли в будущее.
Для них не существовало никаких различий: ни социальных, ни религиозных, ни национальных. Вместе им пришлось испытать много трудностей в жизни, но взаимная любовь и уважение помогли преодолеть их. Для Елены Петровны Романовой, русской княжны из царского рода, еврейский парень стал родным и близким человеком. Будущей жене Исаак Жоров помог также поступить в университет, выдав её за крестьянку, т.к. людей дворянского сословия не принимали. Забегая вперед отметим, что впоследствии она успешно окончила университет, стала доктором медицинских наук, профессором, руководила отделением патологии беременности в Институте акушерства и гинекологии Министерства здравоохранения РСФСР.
Исаак Жоров был учеником Н.Н.Бурденко и П.А.Герцена, и после окончания учёбы много работал, приобрёл опыт и стал главным хирургом московских больниц. В конце 20-х годов его послали в Германию на совершенствование, где он защитил диссертацию на немецком языке. После успешной защиты Жоров продолжил заниматься практической деятельностью хирурга, а также научными исследованиями, в частности, анестезией — создал эффективные методы наркоза, используемые при хирургических операциях. В 1924 году в семье Жоровых родился сын Володя, которому родители сумели привить любовь к медицине. С 1929 по 1931 год И.С.Жоров был ректором Кубанского медицинского института, а затем — заведующим хирургическим отделением Басманной больницы в Москве. С 1928 года, анестезиология (в частности, обезболивание при хирургических операциях) стала основной темой, которой Исаак Соломонович посвятил жизнь. Перед войной И.С.Жоров был назначен главным консультантом по хирургии г. Москвы...
В первые дни Великой Отечественной Жоров добровольцем пошел на фронт. Вначале он служил главным хирургом 31-й армии, а затем легендарной 33-й армии, которой командовал генерал-лейтенант М.Ефремов. В это время армия вела тяжелые оборонительные бои под Москвой. Часть армии попала в окружение немецких войск. Было много раненых. Авиация бомбила деревни, где были размещены раненые и больные. Пришлось вывезти всех в леса. Командарм потребовал срочно прислать хирурга. Жоров был доставлен самолетом в район расположения армии и спустился на парашюте, чтобы организовать там хирургическую помощь. С немногочисленным персоналом он сумел в считанные часы развернуть полевые госпитали...
Именно здесь, в целях уменьшения болезненности при снятии повязок ожоговых ран Жоров предложил противоожоговую парафиновую повязку-пакет, включающую и болеутоляющие средства.
В мемуарах "В тылу врага под Вязьмой" он рассказывает, что после полученной контузии очнулся и понял, что попал в плен. Был помещен в лагерь для военнопленных, где находилось много раненых и больных. Жоров сразу стал оказывать медицинскую помощь. А немцы на глазах у всех расстреливали коммунистов, политруков и евреев. Хотя документы были заранее уничтожены, Исаак Соломонович не мог назваться под другой фамилией, т.к. многие знали его и он назвался грузином, изменив только имя и отчество, — Иван Семенович...
Созданная в 1942 году в темкинской больнице подпольная группа, возглавляемая Жоровым, старалась спасти оставшихся пленных. Он выдавал их за мертвых, вывозил из лагеря в лес и переправлял к партизанам. Не раз профессор сменял скальпель хирурга на автомат солдата. В начале 1943 года район пребывания госпиталя был освобожден частями Красной Армии. Жоров как и многие другие выходцы из окружения подвергся детальному допросу в органах НКВД. После чего был назначен главным хирургом 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского.
Исаак Соломонович руководил медицинским обеспечением крупнейших наступательных операций Советской Армии: Орловско-Курской, Висло-Одерской и Берлинской...
К концу войны полковник медицинской службы И.С.Жоров был награжден четырьмя боевыми орденами и многими медалями, в том числе международной медалью Сопротивления. В мирное время был отмечен орденом "Знак почета".
После войны он вернулся к научной и преподавательской деятельности в Первый медицинский, став заведующим кафедрой хирургии, продолжая жизнь, по выражению его племянницы Светланы, в борьбе с болью.
Итоги исследований клиники в области обезболивания были подведены профессором И.С.Жоровым в крупном руководстве "Общее обезболивание в хирургии", которое стало классикой анестезиологической литературы.
Сын Исаака Соломоновича — Владимир — тоже воевал на фронте, был танкистом. В одном из боёв Володя получил тяжелые ожоги. Его удалось спасти: противоожоговая повязка отца ему очень помогла. Домой вернулся с наградами. После войны Володя закончил медицинский институт. Стал профессором, доктором медицинских наук. Заслуженный изобретатель России Владимир Исаакович Жоров изобрел новое обезболивающее лекарство — морфилонг — и посвятил его памяти отца...
В 1953 году И.С.Жоров выступил перед переполненным залом Первого медицинского института в защиту обвиняемых по "Делу врачей". Голосом, потрясающе похожим на голос диктора Левитана, Исаак Соломонович назвал репрессированных врачей гордостью советской медицины. После выступления он сел в машину, кстати, подаренную ему маршалом Рокоссовским в день Победы в Берлине, и поехал домой. По пути его остановили и, предъявив обвинение в ведении антисоветской пропаганды, доставили на Лубянку. Вот что пишет об этом Светлана Жорова: "И здесь прорвало 1-й медицинский институт. Он стал бурлить, прерывались занятия, целые факультеты, потеряв страх или внезапно прозрев, просились в заложники, только чтобы взамен освободили Исаака Соломоновича. Его очень любили студенты и преподаватели".
Маршалы Г.Жуков и К.Рокоссовский поехали на прием к Сталину ходатайствовать об его освобождении... Но он был освобожден лишь после смерти тирана, проведя два года в тюрьме. Был реабилитирован и восстановлен в должности заведующего кафедрой института.
Об Исааке Соломоновиче знали не только в Москве, не только в Советском Союзе, имя его было известно во многих странах. Он был избран почетным членом Королевского хирургического колледжа, общества анастезиологов Ирландии и Великобритании, медицинского общества Чехословакии им. Пуркинье, анестезиологов и реаниматологов Германии и многих других. Его имя вошло в энциклопедию Израиля. Несколько раз Жорова представляли в члены АН СССР, но соответствующие органы отклоняли его кандидатуру. Жоров четырежды удостаивался медалей ВДНХ СССР за проведенные разработки в области медицинской техники и медикаментов для анестезии и реанимации. Многие его ученики руководят кафедрами и клиниками, заведуют хирургическими и анестезиологическими отделениями.
Скончался Исаак Соломонович Жоров 17 апреля 1976 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
Жена — княгиня Елена Петровна Романова, доктор медицинских наук, профессор, — скончалась в 1993 году и похоронена рядом...
Дата: Воскресенье, 20.11.2016, 08:10 | Сообщение # 279
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 543
Статус: Offline
События, о которых идёт речь, произошли зимой 1943-44 годов, когда фашисты приняли очередное зверское решение: использовать воспитанников Полоцкого детского дома №1 как доноров. Немецким раненным солдатам нужна была кровь. Где её взять? У детей.
Первым встал на защиту мальчишек и девчонок директор детского дома Михаил Степанович Форинко (он руководил подпольной группой). Конечно, для оккупантов никакого значения не имели жалость, сострадание и вообще сам факт такого зверства, поэтому сразу было ясно: это не аргументы. Зато весомым стало рассуждение: как могут больные и голодные дети дать хорошую кровь? Никак. У них в крови будет недостаточно витаминов или хотя бы того же железа. К тому же в детском доме нет дров, выбиты окна, очень холодно. Дети всё время простужаются, а больные — какие же это доноры? Сначала детей следует вылечить и подкормить, а уже затем использовать. И немецкое командование согласилось с таким «логическим» решением. Михаил Степанович предложил перевести детей и сотрудников детского дома в деревню Бельчицы, где находился сильный немецкий гарнизон. И опять-таки железная бессердечная логика сработала. Первый, замаскированный шаг к спасению детей был сделан...
Далее началась большая, тщательная подготовка. Детей предстояло перевести в партизанскую зону, а затем переправлять на самолёте. И вот в ночь с 18 на 19 февраля 1944 года из села вышли 154 воспитанника детского дома, 38 их воспитателей, а также члены подпольной группы «Бесстрашные» со своими семьями и партизаны отряда имени Щорса бригады имени Чапаева. ... ребятишкам-то было от трёх лет и до четырнадцати. И все — все!!! - молчали, боялись даже дышать. Старшие несли младших. Тех, у кого не было тёплой одежды — завернули в платки и одеяла. На случай, если фашисты всё поймут и отправятся в погоню, около деревни дежурили партизаны, готовые вступить в бой. А в лесу ребятишек ожидал санный поезд — тридцать подвод... Очень помогли лётчики. В роковую ночь они, зная об операции, закружили над Бельчицами, отвлекая внимание врагов. Детишки же были предупреждены: если вдруг в небе появятся осветительные ракеты, надо немедленно садиться и не шевелиться. За время пути колонна садилась несколько раз. До глубокого партизанского тыла добрались все.
Теперь предстояло эвакуировать детишек за линию фронта. Сделать это требовалось как можно быстрее, ведь немцы сразу обнаружили такую «пропажу» и находиться у партизан с каждым днём становилось всё опаснее. На помощь пришла 3-я воздушная армия— лётчики начали вывозить детей и раненых, одновременно доставляя партизанам боеприпасы. Было выделено два самолёта, под крыльями у них приделали специальные капсулы—люльки, куда могли поместить дополнительно нескольких человек. Плюс лётчики вылетали без штурманов — это место тоже берегли для пассажиров.
Вообще, в ходе операции вывезли более пятисот человек. Но сейчас речь пойдёт о только об одном полёте, самом последнем. Он состоялся в ночь с 10 на 11 апреля. Вёз детей гвардии лейтенант Александр Мамкин. Ему было 28 лет. Уроженец села Крестьянское Воронежской области, выпускник Балашовской школы и Орловского финансово-экономического техникума... К тому моменту, о котором идёт речь, Мамкин был уже опытным лётчиком: за плечами — не менее семидесяти ночных вылетов в немецкий тыл. Тот рейс был для него в этой операции (она называлась «Звёзочка») не первым, а девятым. В качестве аэродрома использовалось озеро Вечелье. Приходилось спешить ещё и потому, что лёд с каждым днём становился всё тоньше... В самолёт Р-5 поместились десять ребятишек, их воспитательница Валентина Латко и двое раненных партизан. Сначала всё шло хорошо, но при подлёте к линии фронта самолёт Мамкина подбили... Линия фронта осталась позади, а Р-5 ...загорелся.
Будь Мамкин на борту один, он набрал бы высоту и выпрыгнул с парашютом. Но он летел не один и не собирался отдавать смерти мальчишек и девчонок. Не для того они, только начавшие жить, пешком ночью спасались от кровопийц-фашистов, чтобы разбиться. И Мамкин вёл самолёт...
Пламя добралось до кабины пилота. От температуры плавились лётные очки, прикипая к коже. Горела одежда, шлемофон, в дыму и огне было плохо видно. От ног потихоньку оставались только кости. А там, за спиной лётчика, раздавался плач: дети боялись огня, им не хотелось погибать. И Александр Петрович практически вслепую вёл самолёт. Превозмогая адскую боль, уже, можно сказать, безногий, он по-прежнему крепко стоял между ребятишками и смертью...
Мамкин нашёл площадку на берегу озера, неподалёку от советских частей. Уже прогорела перегородка, которая отделяла его от пассажиров, на некоторых начала тлеть одежда. Но смерть, взмахнув над детьми косой, так и не смогла опустить её. Мамкин не дал. Все пассажиры остались живы.
Александр Петрович совершенно непостижимым образом сам смог выбраться из кабины. Он ещё услышал голос мальчика Володи Шишкова: «Товарищ лётчик, не беспокойтесь все живы, выходим...» и ... потерял сознание. Врачи так и не смогли объяснить, как управлял машиной да ещё и благополучно посадил её человек, в лицо которого вплавились очки, а от ног остались одни кости? Как смог он преодолеть боль, шок, какими усилиями удержал сознание?!....
Похоронили героя в деревне Маклок, что в Смоленской области. С того дня все боевые друзья Александра Петровича, встречаясь уже под мирным небом, первый тост выпивали «За Сашу!»...
За Сашу, который с двух лет рос без отца и очень хорошо помнил детское горе. За Сашу, который всем сердцем любил мальчишек и девчонок. За Сашу, который носил фамилию Мамкин и сам, словно мать, подарил детям жизнь.
Дата: Пятница, 02.12.2016, 15:16 | Сообщение # 280
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1455
Статус: Offline
Она была первым иностранным журналистом, посетившим ГУЛАГ. Она же запечатлела сначала ужасы Холокоста, а после – отчаянные попытки евреев прорваться в Палестину...
Рут Грубер родилась в Бруклине 30 сентября 1911 года в семье простых еврейских эмигрантов из Российской империи, которые торговали бакалеей, а чуть позже и спиртными напитками. Младшая из пяти детей, Рут, оказалась равнодушна к бизнесу: девочка была увлечена литературой и видела себя исключительно в одном профессиональном амплуа – писательском. В 15 лет она окончила школу, в 18 –Нью-Йоркский университет, а затем поступила в Университет Висконсина на отделение английской и немецкой литературы. Позже, получив стипендию Института международного образования, отправилась за докторской степенью в Кёльн и через год она уже была самым молодым на тот момент доктором философии.
Ценитель гротескных типажей, Рут часто бывала на выступлениях набирающего популярность Гитлера и внимательно слушала его истерические выпады, в которых грязью поливались американцы и в особенности евреи. Оставаться в Германии девушке хотелось меньше всего. Впрочем, как и заниматься сухой литературой. По возвращении в Нью-Йорк работу найти она не смогла: в период Великой депрессии молодые писатели стране оказались нужны еще меньше, чем рабочие... В компании друзей за общим столом Рут познакомилась с канадским полярным исследователем Вильялмуром Стефанссоном. Он, узнав, что Рут только что вернулась из Германии, тут же предложил помогать ему с переводом отчетов от капитанов немецких судов. Параллельно с этой работой Рут делала небольшие литературные зарисовки о жизни в Бруклине. Сначала ими заинтересовались в газете New York Times, после – в New York Herald Tribune, куда её и взяли в штат. Здесь Грубер и сама не заметила, как стала ещё и фотожурналистом.
В 1935 году она отправилась по программе университетского обмена в Советский Союз, где по протекции Стефанссона познакомилась с легендарным полярником Отто Шмидтом и тот ... пригласил её посмотреть советскую Арктику. «Да, можно», –согласилась Рут ошарашенно, понимая, что до неё таких предложений не получал ни один журналист, даже самый известный и тем более иностранный. «Как только найдёшь интересную историю, пиши и сразу нам отправляй», –напутствовал редактор New York Herald Tribune. Историй было много. Грубер удалось пожить в поселениях ГУЛАГа среди заключенных, слушая их отрывистые, скупые исповеди. «Чем больше я писала, тем лучше выходили фото, чем больше снимков я делала, тем лучше писалось. Оба эти занятия прекрасно переплетались», – вспоминала она.
Со многими из вынужденных сибиряков Рут была связана национальностью, но, к счастью, не гражданством. Закончив свой проект, она неожиданно благополучно для опасной половины 30-х годов вернулась в Штаты и написала свою первую книгу «Я ездила в советскую Арктику». Исследование получилось отличным, и в 1941 году министр внутренних дел США Гарольд ЛеКлер Айкс предложил ей изучить жизнь на Аляске. Полтора года она вдоль и поперек исследовала самый холодный штат на самолете, поезде, собачьих упряжках и прочих транспортных средствах, подготавливая подробную цветную хронику жизни Аляски. «Местным невероятно понравились журналы, которые я с собой привезла, особенно Life и Look. Они были в восторге от фотографий», –вспоминала она. Грубер оправдала ожидания Айкса и он предложил Рут стать его особым помощником. На дворе стоял 1944 год, в мире бушевала Вторая мировая. Однажды утром, просматривая отчеты, Рут наткнулась на сообщение, что в США должны доставить 1000 еврейских беженцев из Италии. «Я забыла о завтраке и бросилась в кабинет к Айксу. “Кто-то должен поехать туда и взять их за руку”, – сказала я ему», – вспоминала Грубер. Тысяча бывших узников концлагерей и тех, кто чудом спасся от нацистов на чердаках и в подвалах, должны были прибыть в Штаты как «личные гости президента Рузвельта»: до той поры США отказывались принимать еврейских беженцев официально...
Рут отправили в Неаполь, откуда она сопроводила бы этих «пассажиров» в Штаты. Перед поездкой Айкс сделал её «псевдогенералом» на случай, если их самолет собьют нацисты и она попадет в плен: по правилам Женевской конвенции ей сохранили бы жизнь, не дали бы умереть от голода и обеспечили крышу над головой, тогда как в гражданском статусе посчитали бы шпионом и убили. На обратном пути их действительно преследовали нацисты, но судно «Генри Гиббинс» благополучно добралось до Америки. У пассажиров этого ковчега, на многих из которых оставалась полосатая лагерная роба, страх перед преследователями был минимальным: то, что они уже пережили, не шло с новыми препятствиями ни в какое сравнение. «Один из мужчин сказал: “Я не могу рассказать вам о том, через что мы прошли. Это слишком мерзко. А вы молодая женщина!” И тогда я ответила: “Забудьте о том, что я женщина, вы первые свидетели, которые ступят на американскую землю”. И они стали говорить. Никто не отказался рассказать о том, что пережил», – сказала Рут.
Она тщательно записывала их слова и спустя 40 лет написала о тех событиях книгу, которая в 2000-х была положена в основу минисериала «Гавань». Во время того путешествия Грубер было всего 32 года, но все пассажиры корабля, от малышей до разбитых стариков, упорно называли ее «мамой Рут». Она, свободно говорящая на немецком и идише, организовала для них курсы английского языка и рассказывала о новой жизни, которая вот-вот откроется перед ними. И пусть в США их ждал не такой уж радушный прием – по прибытии этих фактически никому не нужных беженцев на два года определили в лагерь в Порт-Онтарио и грозили отправить «домой» сразу после войны, – в итоге американское гражданство они всё же получили.
В том рейде Рут Грубер поняла, что жертвы Холокоста –это её главные герои, только о них ей хочется писать и только их фотографировать. И очень скоро ей снова представилась такая возможность. В 1946 году был организован Англо-американский комитет по вопросу о Палестине. В нём было 12 человек – шесть британцев и шесть американцев. Они должны были выработать программу переселения еврейских жертв Холокоста в Эрец-Исраэль. Представители комитета отправлялись в лагеря для интернированных евреев, ездили в подмандатную британскую Палестину, встречались с местными лидерами. Эти исторические поездки нужно было кому-то освещать, и The New York Post пригласил Рут.
Когда решение об отправке 100 тысяч интернированных евреев в Палестину было принято, Рут плакала от счастья, но ... в последний момент всё переиграли, заявив, что приём такого количества беженцев может дестабилизировать ситуацию в Палестине и вызвать вооруженное недовольство арабов. Только вот открутить всё назад было невозможно – десятки тысяч людей, выживших вопреки всему, устали от «постепенных решений». И решили действовать. В начале июля 1947 года судно «Исход – 1947» с 4500 нелегальных еврейских беженцев на борту отправилось из Франции к берегам Палестины. Британцы атаковали корабль почти как военный. Рут, которая в числе других журналистов встречала судно в Хайфе, даже и не думала, что все обернется трагически. Британцы угрожали потопить судно, обстреливали его, пускали слезоточивый газ, избивали пассажиров дубинками, а те отбивались, чем было – картофелем, палками и банками с кошерной тушенкой. Несколько пассажиров были убиты, и сойти на берег мирно так ни у кого и не получилось... Услышав, что пассажиров корабля направляют на Кипр, Грубер помчалась туда. Но их повезли в Пор-де-Бук неподалеку от Марселя, а оттуда людей, наотрез отказавшихся выйти на берег, отправили в Гамбург и уже там дубинками согнали с палубы – в новый лагерь. Грубер и ещё двум репортерам разрешили подняться на корабль с беженцами во Франции. «Прячась от зноя под зеленым козырьком уборной, под жестяными навесами, в тесноте сидели сотни и сотни полуголых людей, словно бродячие псы, пойманные живодёрами… Матери кормили малышей. Старики и старухи открыто плакали, зная, что их ждет впереди»,–вспоминала она.
Рут понимала: нужно сделать так, чтобы об этих событиях узнал весь мир. Сойдя с корабля, она, увернувшись от британского офицера, жёстко потребовавшего отдать плёнку, ринулась в свой номер, распечатала фото и позвонила главному редактору парижской Herald Tribune. «Пиши историю, мы напечатаем её на первой полосе, обещаем. Как будет готово –приходи», –сказал он. Когда редактор прочитал материал, он расплакался. «Эти фотографии не твои и не Herald Tribune, они принадлежат миру», –выдохнул он... Её снимки появились не только в Herald, они вошли и в знаменитую серию фотографий об «Исходе», которую опубликовал LIFE. Через год Рут напишет книгу о тех событиях, и эти воспоминания вдохновят американского режиссера Отто Премингера на создание знаменитого фильма «Исход» с Полом Ньюманом в главной роли. Драма «Исхода», вызвавшая огромный международный резонанс благодаря таким журналистам, как Рут, во многом приблизила возникновение еврейского государства... Личную жизнь Рут всегда оставляла на потом. Она вышла замуж в 1951 году, когда ей было уже 40, за Филипа Михаэла, адвоката и вице-президента сети магазинов Sachs Quality Stores. С разницей в два года Рут родила двоих детей, но продолжала работать специальным международным корреспондентом Herald Tribune, освещая тему еврейской эмиграции. А ещё она была постоянным автором журнала Hadassah, где вела колонку «Дневник американской домохозяйки», и писала книги. Был среди них и биографический роман «Ракела: Женщина Израиля», получивший Национальную еврейскую книжную премию 1979 года. В процессе написания этой книги Грубер в течение года жила в Израиле.
В 2001 году 90-летняя Рут Грубер – маленькая сухонькая старушка с копной рыжих волос и искрой в глазах – отправилась в тур по 20 городам в рамках рекламной кампании для четырёх своих книг, которые как раз переиздавались. Что она, свидетель физических и душевных мучений сотен тысяч евреев в самых разных точках земли, от ГУЛАГа до палубы «Исхода», могла сказать новому поколению? «Мечтайте, смотрите в будущее, и пусть препятствия вас никогда не останавливают»– её наставление оказалось таким простым и глубоким.
Рут Грубер ушла из жизни 17 ноября в возрасте 105 лет...
«За что так ненавидят евреев? За казнь Христа? Но ведь большинство ненавидящих — безбожники, им нет дела до Христа, к тому же еврея. ...евреи дали миру новую религию, которая стала и религией русских… Еврейский нос, картавость, развязность — все это чепуха. В моем широкоскулом, чисто русском лице если и есть подмес, то татарский; и в моем произношении и во всей повадке не было ни следа еврейства, а разве это мне помогло? Есть ещё много объяснений, по-моему, иные из них, скрыто хвастливые, придуманы самими евреями: зависть к уму, ловкости, нахрапу, деловой сметке сынов Израиля. Это случается порой, и тогда на свет извлекаются старые штампы: гешефтмахеры, ловкачи, проныры. Но ведь русские люди куда сильнее завидуют друг другу… Бездомность евреев — но разве это повод для ненависти? Скорее уж для сочувствия. Нечто тайное генетическое, заложенное в неевреях? Опять же нет. С какой охотой отдают должное музыкантам-евреям, шахматистам-евреям, певцам-евреям, артистам-евреям и евреям — зубным врачам. Остаётся одно – беззащитность. Беззащитность — значит, ничтожность. Это дарует сознание своего дарового преимущества. Любой подонок, любая мразь, ни в чём не преуспевшая, любой обсевок жизни рядом с евреем чувствует себя гордо. Он король, орел, умница и красавец. Он исходит соком превосходства. Последний из последних среди своих, и вдруг без всякого старания, на которое он и не способен, некая подъемная сила возносит его выспрь. Эта подъемная сила идёт от беззащитности евреев, пасынков его законной родины. Нет лучше карты для дурных правителей, чем играть на жидофобии низших слоев населения. А население в своей массе принадлежит к низам, даже те, кому светит семейная люстра, а не трущобная лампочка-сопля. Людей высшего качества ничтожно мало, они не образуют слоя, так, прозрачная пленка.»
-----------------------------------
Георгий Бурков о стране в конце 1980-х:
«Может быть, действительно мы живем в эпоху краха исторической России? Может быть, на самом деле обращение к истокам и к вершинам русской культуры сейчас выглядит со стороны смехотворно и старомодно? Ведь вопрос о национальной русской культуре в принципе-то давно решён. Мы растворены в жидком составе общепрописных коммунистических догм — в интернационализме. Интернационализм — это не что иное, как продолжающаяся мировая революция, замешанная на международном терроризме. А мировая революция — это планета на военном положении. На всей территории России в 1917 году был объявлен комендантский век»...
Сообщение отредактировал Kiwa - Среда, 14.12.2016, 02:41
«Железная леди», «тигрица, окруженная хомяками», «глаза Сталина и голос Мэрилин Монро» — каких только эпитетов не придумывали для Маргарет Тэтчер. Не нужно досконально знать её биографию, чтобы понимать, что у первой женщины на посту британского премьер-министра был не самый простой характер.
Кем же был человек, проживший с ней в любви и согласии более пятидесяти лет?
Семейная жизнь Маргарет Робертс и Дэниса Тэтчера начиналась как брак по расчету. Юная Мэгги не интересовалась развлечениями, нарядами и свиданиями. Однако ей совершенно необходимо было выйти замуж — ведь родители девушки были людьми небогатыми и не могли содержать её. А чтобы сделать блестящую политическую карьеру, ей нужны были и деньги, и свободное время, которого её пока что лишала необходимость работать. Задача была непростой. В Оксфорде она влюбилась в одного отпрыска аристократического рода. У них начался роман. Маргарет совершенно очаровала юношу своей красотой и интеллектом. Он всерьез был намерен на ней жениться и однажды привез её домой знакомиться с родителями. Однако влюбленных ждало жестокое разочарование — знатные родители были категорически против брака своего сына с дочерью бакалейщика. В следующий раз Маргарет влюбилась в шотландца-фермера, который, ухаживая за Маргарет, неожиданно присмотрелся к её сестре Мюриел — девушке, мало интересующейся политикой, зато хорошо разбирающейся в кулинарии и домашнем уюте... И всё же нашелся мужчина, которого не смутили ни резкие манеры Мэгги, ни её линкольнширский акцент, ни одержимость политикой. Отставной майор Дэнис Тэтчер подошел к ней после какого-то партийного собрания и предложил подвезти на своем «ягуаре». С точки зрения многих женщин выбор Маргарет показался бы далеко не идеальным. Дэнису уже стукнуло 37 (он был старше Маргарет на 11 лет), ранее он уже был женат, любил выпить и считался человеком несколько ленивым и легкомысленным. Отец невесты был не в восторге от такого зятя.
Впрочем, мать и сестра Дэниса считали, что при своих деньгах (а Дэнис был довольно удачливым бизнесменом) он мог бы выбрать девушку и покрасивее, и побогаче. Но Тэтчер, очевидно, сразу понял, что эта девушка станет его гордостью, и был готов во всем её поддерживать. Дэниса не слишком заботило, что Маргарет больше думала о карьере и политике, чем о домашнем хозяйстве, он повторял: «Промежуточный экзамен в мае, двойня в августе, выпускные экзамены на адвоката в декабре. Хотел бы я посмотреть на женщину, которая сможет повторить этот рекорд!»
Именно поэтому те, кто близко знал эту пару, говорили, что Маргарет собиралась выйти замуж по расчету, а вышла по любви. Она считала, что ей была нужна финансовая поддержка и свой дом. Но для неё оказались ценными и другие качества мужа: Дэнис умел сдерживать её резкие порывы, утешал, когда она проигрывала очередную политическую битву, и радовался за неё больше, чем за самого себя, когда она побеждала. Он стал единственным человеком, которому она готова была подчиняться и ради которого могла бросить дела. Был случай, когда Маргарет, в то время министр образования, вышла из своего рабочего кабинета раньше обычного. Она объяснила секретарю, что торопится купить бекон Дэнису на завтрак. Секретарша заверила её, что предостаточно людей, которые могли бы выполнить это поручение. Но Тэтчер отказалась — ведь бекон должен был быть именно таким, как любит Дэнис, а значит, выбрать его могла только она.
Он же никогда не злоупотреблял возможностями, которые предоставляются мужу первого руководителя государства. Занимался своим бизнесом и любил побыть в одиночестве, поэтому надвигал на лоб кепку, надевал плащ и сбегал от охраны в погулять по Лондону. Из-за этого с ним время от времени происходили случаи настолько забавные, как будто главный герой выбрался прямиком из английских анекдотов.
Например, однажды, забыв дома бумажник, Дэнис попытался взять в банке денег без документов и кредитной карты, сообщив служащему, что он муж премьер-министра. Дэнис рассчитывал получить помощь, но встретил только заявление, что он «не слишком похож на свои фотографии в газетах», и недоверчивые вопросы клерка в банке.
В другой раз Дэнис, не найдя свободного такси, чтобы добраться до нужного места, сел в автобус, зарезервированный для психиатрической лечебницы. А вскоре в него зашли несколько пациентов в сопровождении медсестры, и та стала пересчитывать своих подопечных. Увидев Дэниса, она спросила: «А вы ещё кто такой?» — «Я муж премьер-министра», — ответил тот. Медсестра в ответ только невозмутимо кивнула и продолжила пересчитывать психов...
В общем, пока Маргарет Тэтчер управляла страной, её муж играл в гольф на лужайке под окнами, и главная его заслуга была именно в том, что он на протяжении многих лет молчаливо и незаметно для публики сдерживал и ободрял свою Мэгги...
А она, придя в себя дома от нападок и критики, каждое утро выходила на публику с безупречным макияжем, тщательно уложенной прической, в строгом костюме, давая понять, что она не отступит ни перед кем. На публике Дэнис всегда на три шага позади неё следовал незаметно и скромно, с полным достоинством исполняя роль мужа премьер-министра.
с детьми Марком и Кэрол
Позже в своих мемуарах Маргарет напишет: «Премьер-министр — работа одинокая. В какой-то мере так и должно быть: нельзя руководить из толпы. Но с Дэнисом я никогда не была одна. Какой мужчина! Какой человек! Какой друг!»
Дэнис Тэтчер умер в 2003-м. В день его похорон «железная леди» впервые заплакала на виду у других людей...
Дата: Пятница, 13.01.2017, 10:16 | Сообщение # 283
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 319
Статус: Offline
Два дня назад отметил солидную дату наш земляк, проживающий ныне в северной столице, член правления Европейского Союза еврейских общинГрубарг Марк Давидович
НАШ юбиляр родился 11 января 1947 года в Бельцах, Молдавия,учился в школе № 2... Дед Марка Давидовича был раввином.
В 1971 году Марк Грубарг окончил физический факультет Ленинградского государственного университета по специальности "физик-теоретик". По окончании института преподавал физику в Ленинградском государственном университете и в кораблестроительном институте. Марк Давидович – кандидат физических наук и религиоведения, автор научных публикаций по еврейскому праву и социальным вопросам иудаизма. С 1991 года Марк Давидович занимает должность директора первой в Санкт-Петербурге еврейской средней общеобразовательной школы № 224, открытой при Большой Хоральной синагоге. С 1996 года – председатель Еврейской религиозной общины Санкт-Петербурга. В 2000 году Грубарг М. Д. возглавил Совет председателей еврейских общин, входящих в состав ФЕОР.
Дата: Пятница, 27.01.2017, 07:53 | Сообщение # 284
Группа: Гости
САМОЕ ГЛАВНОЕ
Заехал я на дачу к старому другу – бывшему КГБэшнику Юрию Тарасовичу, там собралась небольшая, но бойкая компашка, отмечали День Советской Армии. Вгрызались в гуся с яблоками, запивая его водкой, морсом и ещё какой-то самодельной наливкой. Естественно, пьянка сопровождалась замысловатыми тостами: и про женщин и про красивых женщин и про настоящих мужчин, ну и всё в таком же гусарском духе. Пришла очередь генерала Николая – здорового мужика лет пятидесяти. Николай вошел в образ, даже со стула приподнялся, хитро оглядел всех присутствующих и начал свой тост:
- Сидят два кума и, как вот мы с вами, выпивают и закусывают, только у них не гусь, а жареный кабанчик. Первый налил и говорит: «Кумэ, давай выпьемо за самэ дорогэ, що е в жытти – за здоровля» Второй покачал головой и ответил: «Ни, Кумэ, ось дывысь, цэй смажэный кабанчик щэ з ранку був повнистю здоровый, и що цэ йому дало? Давай липшэ выпьемо за удачу…»
Все похихикали, выпили и эстафету подхватил Юрий Тарасыч:
- Скажу алаверды. Смех - смехом, но как по мне, здоровье - это конечно же важная штука, но не самая главная для счастья. Не верите? Посмотрите хотя бы на Стивина Хокинга. Удача тоже хорошая вещь, но в жизни есть кое что поважнее и здоровья и удачи.
Мы все скептически загудели, а Юрий Тарасович продолжил:
- Когда-то, в начале семидесятых, я знал одного старого немца, бывшего артиллериста, прошедшего от Парижа до Сталинграда. Он рассказал мне свою историю. В самом конце войны он раненый попал к нам в плен, и вот его и ещё пятьсот таких же везунчиков, утрамбовали в вагоны и повезли куда-то далеко за Урал.
По дороге почти не кормили, да и поили не каждый день, но немцы держались как могли. Дисциплина у них была железная, никакого «беспредела», все слушались своих офицеров, честно делили каждую крошку хлеба, тяжелобольным подбрасывали лишний кусочек и лишний глоток тухлой воды. И в результате, из полтысячи человек, за две недели пути, умерло всего только человек двадцать ... для их питания и состояния, вполне неплохой результат. Чтобы перебить голод и жажду, пленные, целыми днями мечтали, обсуждали и размышляли – каково им будет там, в лагере? Эх, скорей бы только добраться до места, там должно быть полегче. Но однажды рано утром, на каком-то забытом богом полустанке им объявили: «Граждане фашисты! По пути вы сожрали всю свою пайку и кормить вас больше нечем, а ехать до лагеря еще неделю. Назначьте команду - человек десять, тут недалеко есть деревня, пусть ваши походят и попросят у людей Христа ради, может, кто сжалится и какой гнилой картохи подаст. В полночь эшелон отправляется, учтите, опоздание – это побег!»
Из пятисот человек быстро выделилась группа лихих «Бременских музыкантов», которые умели петь, плясать и дуть в губную гармошку... Лучше ведь не просто просить, а как-то попытаться заработать. Охрана не особо переживала что трубадуры разбегутся. Куда им бежать, если на тысячи километров вокруг страна победителей?
Вечером уличные музыканты вернулись на станцию совсем потухшие, глаза их были как у безумцев. Они ничего не принесли. Совсем ничего! Побежденные, впервые своими глазами увидели как живет народ-победитель. Весь день деревенские детишки бегали за ними, жалостливо протягивали руки и показывали на рот. Они просили у пленных немцев, хоть какой-нибудь еды. А сами колхозники варили суп из травы и коры деревьев. Чего же ждать зачуханным пленным врагам, если победители и сами еле передвигают от голода ноги? От этих новостей, силы покинули бравых немецких вояк и той же ночью, триста человек из пятисот, покончили с собой… Так выпьем же, друзья мои, за самое главное что есть у человека - за надежду…
Дата: Четверг, 02.02.2017, 11:22 | Сообщение # 285
настоящий друг
Группа: Пользователи
Сообщений: 678
Статус: Offline
На голливудском небосклоне не счесть ярких звезд, но «Королём Голливуда» был назван лишь один –Кларк Гейбл.
Короновали актёра в конце 30-х годов, и этот титул сохранился за ним до самой смерти. Три десятилетия на элегантного мужественного красавца буквально молились поклонники и поклонницы.
Родился Гейбл 1 февраля 1901 года в американской глубинке на ферме в штате Огайо. Его мать умерла, когда мальчику было всего 7 месяцев, и заменившая её неприветливая мачеха не понравилась мальчику– он удрал из дома, не окончив даже средней школы... Переменив не одну профессию, он, наконец, устроился подсобным рабочим в передвижной театр. Красивый юноша очаровал директора театра, которая была старше его на 15 лет. Эта умная и энергичная женщина сразу поняла, что Кларку уготована необыкновенная судьба, и помогла ему стать сначала актёром, а потом и собственным мужем. Их брак просуществовал не слишком долго, и спустя несколько лет Гейбл женился на вдове нефтяного магната, влиятельной и богатой даме на 17 лет старше его. Она и помогла превращению неотёсанного, необразованного красавчика Гейбла в элегантного джентльмена с хорошими манерами, но его несколько грубоватую и привлекательную мужественность всё-таки невозможно было скрыть даже под шикарным костюмом. Мария Лэнгэм, зная о мечте Гейбла пробиться в Голливуд, свела его с нужными людьми, которые поначалу были от него не в восторге: «У него слишком большие уши, которые не влезают даже в большой экран, и вообще он похож на обезьяну»... Но мужское обаяние Гейбла, его желание во чтобы то ни стало добиться успеха, денег и славы сметали любые преграды. В начале карьеры Гейбл отыграл в десятках проходных лентах роли безымянных гангстеров и соблазнителей. Ему до чёртиков надоели эти мерзавцы, актёр взбунтовался и «в наказание» за отказ следовать уже сложившемуся амплуа, в 1934 году, Кларка «одолжили» студии «Коламбия» для съёмок в романтической комедии «Это случилось однажды ночью». История любви дочери банкира и простого безработного репортёра, которого сыграл Гейбл, потрясла зрителей. Фильм получил несколько «Оскаров», один из которых достался Гейблу за лучшую мужскую роль. Именно с тех пор Кларк Гейбл приобрёл славу «Короля Голливуда». В 1939 году ему предложили роль в экранизации культового романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»... Митчелл, увидев фото Гейбла, произнесла: «Я думала, что идеального мужчины не существует, что я его придумала, оказывается, он есть и настоящий»...
Фильм имел оглушительный успех и принёс актеру второго «Оскара» за лучшую мужскую роль и статус звезды первой величины. Сильный, ироничный ничего не боящийся, независимый, очень уверенный в себе и много испытавший мужчина – таков был его экранный образ. Женщины сходили по нему с ума, а мужчины старались во всем ему подражать: стоило в одном фильме Гейблу рвануть на себе рубаху и показать могучий, обнаженный торс, как продажа маек в США упала почти до нуля...
25 января 1936 года – в этот знаменательный день в одном из модных клубов проходил Белый бал, на котором актриса Кэрол Ломбард была хозяйкой. Кларк Гейбл прибыл туда в одиночестве, а увидев Кэрол, улыбнулся ей своей фирменной, чуть ироничной улыбкой и даже подмигнул. В ответ она состроила ему такую же гримасу... Кларк пригласил девушку на танец и уже после второго танца предложил Кэрол прокатиться на его машине. В роскошном кабриолете парочка покатила по Лос-Анджелесу и только через 20 минут Кэрол обратила внимание на то, что они ездят, кругами около отеля «Беверли Уилшер». Зачем мы тут крутимся? Потому что я здесь живу. Может, поднимемся ко мне в номер? Чего-нибудь выпьем… Ты что это, возомнил себя Кларком Гейблом?— ехидно сказала Ломбард и засмеялась... ... именно с этого дня они больше никогда не переставали думать друг о друге. А в День святого Валентина Кларк получил он неё неожиданный подарок: узнав о его страсти к автомобилям, Кэрол купила на свалке долларов за 15 практически развалившийся «форд-Т», отбуксировала его в художественный салон, где колымагу полностью разрисовали розовыми сердечками, и отправила её Гейблу. В качестве ответа он предложил Кэрол поехать куда-нибудь потанцевать и она попалась — оделась в роскошное платье, предвкушая чудесную поездку в запомнившемся ей кабриолете, а Гейбл ... заехал за ней на том самом «форде» с сердечками. Так дергаясь, дребезжа и дымя, они поползли по голливудским улицам смеясь всю дорогу, невероятно довольные друг другом... В один прекрасный день Кэрол вдруг заявила Кларку, что в качестве подарка купила ему ранчо за 50 000 долларов. - Но это же сумасшедшие деньги, дорогая! - Зато тут есть конюшня… И твои любимые лошади...
1939 год стал самым счастливым в его жизни: второй «Оскар» за «Унесенных ветром», всемирная слава и женитьба по страстной, взаимной любви на знаменитой, молодой, голубоглазой и золотоволосой красавице Кэрол Ломбард. Счастливые молодожёны исчезли с голливудских вечеринок, предпочитая уединённую жизнь на ранчо, верховую езду, охоту и чтение книг тихими вечерами вдвоём.
Счастье двух страстно любящих друг друга людей было безграничным, единственное, о чём они ещё мечтали — ребёнок.
Но… США вступили во Вторую мировую войну и Гейбл сделал то, чего так и не смог простить себе всю оставшуюся жизнь: когда правительство штата Индиана попросило приехать какую-нибудь голливудскую звезду поддержать кампанию по продаже облигаций государственного займа, Кларк уговорил Кэрол поучаствовать и таким образом помочь своей стране... Поездка прошла успешно, и Кэрролл не терпелось поскорей вернуться домой: имея билет на поезд, она решила лететь самолётом. Её отговаривали, погода была скверная, дул сильный ветер. Чтобы прекратить споры Кэрролл подбросила монетку. Выпала решка – лететь, но ... самолёт во время грозы врезался в гору и разломился пополам. Экипаж и пассажиры погибли мгновенно. Узнав о трагедии, вне себя от горя Кларк кинулся на место катастрофы в поисках жены, но нашёл только серьги с бриллиантами и рубинами, которые он сам подарил Кэрол на Рождество… После гибели жены Кларк Гейбл начал в буквальном смысле «искать смерть». Он внезапно записался в лётную школу, по окончании которой, вопреки сильному противодействию правительства и армии, ушёл на фронт...
На счету любимчика Голливуда бесчисленное количество боевых вылетов, в том числе и над Берлином. Кларк Гейбл стал национальным героем Америки, его портрет печатали и перепечатывали газеты по всей стране, но ему эта слава была безразлична, поскольку его целью было разделить участь жены... Пройдя путь от лейтенанта до майора, получив многочисленные награды, он вернулся живым, но так и не примирился с потерей горячо любимой женщины. В январе 1944-го Кларк Гейбл в первый раз за очень долгое время посетил публичное торжество, приехав на церемонию спуска на воду корабля с названием «Кэрол Ломбард». А когда о борт разбили традиционную бутылку шампанского и судно опустили на воду, все увидели, что «король Голливуда» плачет. Он пил и искал женщин похожих на неё, продолжал сниматься, но его слава пошла на убыль. Кларк Гейбл ещё два раза женился: с одной женой он прожил только год, со второй – удивительно похожей на Кэролл блондинкой, он и провёл оставшиеся ему пять лет жизни...
Его последней и лучшей ролью стала роль в фильме «Неприкаянные». Он вернулся к тому, с чего начиналась его карьера в Голливуде, к образу ковбоя печального, постаревшего и тщетно пытающегося найти своё место в жизни. Мистическим образом фильм «Неприкаянные» объединил трёх великих звёзд: Кларка Гейбла, Мерилин Монро и Монтгомери Клифта, знаменитых и неприкаянных, получивших всё, о чём другие могли только мечтать, но так и не нашедшие счастья. 16 ноября 1960 года, через несколько недель после окончания съёмок, актёр, отказавшийся от дублеров и выполнявший на страшной жаре в пустыне самостоятельно все трюки скончался от инфаркта... Ему было всего 59 лет и он так и не увидел своего первенца — мальчик родился через четыре месяца после смерти отца. Кларк Гейбл был похоронен рядом с Кэрол Ломбард, с той единственной, которую он не мог забыть до конца жизни.
30 декабря 1960 года агентство «Ассошиэйтед Пресс» опубликовало данные опросов читателей, согласно которым смерть Кларка Гейбла стала главным событием года, ознаменовав собой конец золотого века кино...
Решив пойти по пути старшего товарища, Григория Ивановича Котовского, он вступает в Красную армию и формирует из своих ребят 54-й стрелковый советский украинский полк. 
Жена — княгиня Елена Петровна Романова, доктор медицинских наук, профессор, — скончалась в 1993 году и похоронена рядом...
Пламя добралось до кабины пилота. От температуры плавились лётные очки, прикипая к коже. Горела одежда, шлемофон, в дыму и огне было плохо видно. От ног потихоньку оставались только кости. А там, за спиной лётчика, раздавался плач: дети боялись огня, им не хотелось погибать.
Со многими из вынужденных сибиряков Рут была связана национальностью, но, к счастью, не гражданством.
Рут отправили в Неаполь, откуда она сопроводила бы этих «пассажиров» в Штаты. Перед поездкой Айкс сделал её «псевдогенералом» на случай, если их самолет собьют нацисты и она попадет в плен: по правилам Женевской конвенции ей сохранили бы жизнь, не дали бы умереть от голода и обеспечили крышу над головой, тогда как в гражданском статусе посчитали бы шпионом и убили.
Счастье двух страстно любящих друг друга людей было безграничным, единственное, о чём они ещё мечтали — ребёнок. 
На счету любимчика Голливуда бесчисленное количество боевых вылетов, в том числе и над Берлином. Кларк Гейбл стал национальным героем Америки, его портрет печатали и перепечатывали газеты по всей стране, но ему эта слава была безразлична, поскольку его целью было разделить участь жены...