...Предвоенная Москва была свидетельницей двух заметных литературных событий: приезда двух известных писателей — Андре Жида и Лиона Фейхтвангера. Лион Фейхтвангер приехал в Москву после Андре Жида, который уже успел издать свою книгу «Возвращение» (1936), заняв определенно антисоветскую позицию. Книга была решительно осуждена официальной критикой. Приехавший в Москву Фейхтвангер был принят Сталиным. В Москве появилась эпиграмма неизвестного автора: Стоит Фейхтвангер у дверей С каким-то непонятным видом. Смотрите, как бы сей еврей Не оказался Жидом. *** Где-то году в 1936-м в подмосковный дом отдыха приехали три поэта из Белоруссии: Янка Купала, Изи Харик и Зелик Аксельрод. Причем, если Купала писал по-белорусски, то его спутники стихи писали на родном для них языке идиш. Отдых сразу пошел в «правильном» направлении, и уже к вечеру третьего дня все взятые с собой деньги волшебным образом превратились в головную боль и гору пустой стеклопосуды. Пришлось поэтам тащиться на почту и давать слезную телеграмму в Минск, чиновнику по фамилии Лесин, ответственному за материальное благосостояние белорусской литературы. Всплеск поэтического вдохновения, усугубленный голодом и похмельем, привели к тому, что телеграмма получилась в стихах и заканчивалась следующим эпохальным двустишием: Мир без денег тесен, Хоб рахмонэс, Лесин. Загадочные слова «хоб рахмонес» не составляли никакой загадки ни для Лесина, ни для Купалы, как и для большинства бывших жителей черты оседлости. В переводе с идиш это означает «имей сочувствие». Однако составители телеграммы не учли, что в Подмосковье, в отличие от родной Белоруссии,ни языка идиш, ни их самих никто не знает. Телеграфистка, прочитав бланк телеграммы, сказала «подождите минуточку», исчезла в глубине отделения связи и вскоре вернулась в сопровождении молодого человека в милицейской форме. Милиционер подошел к растерявшимся писателям и грозно спросил: — Что за непонятные телеграммы посылаете, граждане? Может быть, это шифр такой? Может быть, вы шпионы? Несмотря на анекдотичность ситуации, неприятности могли последовать более чем серьезные. Объяснять про язык идиш не следовало: первые звоночки в виде закрытия еврейских школ уже раздавались. Необходимо было срочно придумать «отмазку». И гениальный поэт Купала ее придумал. — Товарищ, — сказал он милиционеру, — какой шифр, о чем вы? Это же просто подписи. Это наши фамилии в телеграмме. Вот он, — Купала указал на Харика — Хоб, а этот, — он кивнул в сторону Аксельрода — Рахмонэс, ну а я — Лесин. Вот и всё. Милиционер посмотрел на Харика и подозрительно переспросил: — Хоб? — Хоб, Хоб, — с готовностью подтвердил тот. — Белорусский писатель Изи Хоб. Аксельрода милиционер не стал даже спрашивать. И так было видно, что фамилия Рахмонэс подходит к нему как хорошо сшитый костюм. Телеграмма была благополучно отправлена, новоявленные Хоб, Рахмонэс и Лесин получили аванс за никогда не изданную книгу, и отдых продолжился. Увы, это был последний случай, когда поэтам удалось обмануть бдительность органов. Харик был арестован и расстрелян в 1937 году как член «троцкистско-зиновьевского блока», Аксельрод — в 1941-м. Купала погиб в 1942-м при невыясненных обстоятельствах: разбился, упав в лестничный пролет гостиницы «Москва»... *** Чувство юмора не изменяло артисту Борису Сичкину (Буба Касторский из «Неуловимых мстителей») даже в советской тюрьме, куда он попал по ложному доносу. Там на стене висел плакат, на котором было написано: «ЛЕНИН С НАМИ». Однажды начальник спросил артиста, тяжело ли ему здесь находиться? Сичкин ответил: «Поначалу было тяжело, но когда я узнал, кто с нами, мне стало легче». Плакат сняли...
- Вначале было слово и слово было "цикл"? - осведомился Бог, - Хм! Адаптированная версия, что ли?
- Ну.. Всемогущество.. - змей замялся, - Я так подумал.. Догмы, конечно, долговечны, но всё-таки, за три тысячи лет они сумеют.. эмм.. расширить границы, нет?
На пороге библиотеки возникла женщина.
- Это просто возмутительно! - сообщила Ева неприятным голосом.
- Что уже не так? - Бог обернулся и посмотрел на женщину с добродушной усмешкой.
- К вопросу о циклах.. - ехидно прошипел змей, заползая в прохладный угол.
- А что так? Вот, например, это. Это что такое? - Ева указала на свою грудь, - И как называется?
- Совсем скоро это станут называть "холмами неги", - пожал плечами Бог, - Я назвал просто - "грудь"
- Совсем скоро это будут называть диатезом! - сообщила Ева, - Почему такие маленькие?! Куда я с этим?
- Эээ.. - Бог развел руками, - Почему маленькие? Выделяются. Выступают.
- Выглядывают! - отрезала женщина, - А должны выдаваться!
Он прошёл в мастерскую, взял с рабочего стола два куска глины и стал разминать их.
- Ну как? - спросил он, любуясь на свою работу.
Ева посмотрела на свою заметно увеличившуюся грудь.
- Лучше. Так и будет стоять? Хорошо. Теперь вид сзади. Это нормально, да?
- Сзади грудь не видна, - озадачился Бог, - Сделать так, чтобы была видна?
- Сделать так, чтобы сзади соответствовало! - возмущенно ответила женщина, - Куда это годится, а?! Почему оно плоское?
- Ах, ты о "полусферах услады", - понял Бог, - Рабочее название - "попа". Как же плоское? Вполне выпуклое, мне кажется.
- Я не желаю "вполне"! - резко сообщила Ева, - Желаю максимальной выпуклости при максимальной стройности. И чтобы высокое! И крепенькое!
- Ясно, - Бог взял еще два куска глины и стал смешивать их с полимерами, - Сейчас сделаем.
Женщина скрупулёзно ощупала новые формы тыла, заглянула слева, потом справа и, напоследок, звонко шлёпнула себя ладонями по ягодицам. Довольно улыбнулась, потом тряхнула головой, словно вспомнив что-то неприятное.
- Теперь сюда смотрим, - Ева повернулась к Богу спиной и резко наклонилась, - Что видим?
- Срам видим! - Бог отвернулся и демонстративно передернул плечами, - Тьфу!
- Ах ты ж какие мы впечатлительные! - завизжала Ева, - А чьих рук дело этот срам, спрашивается? Почему темнее? Требую ровного цвета!
- Послушай, неблагодарная! - Бог гневно повернулся к женщине, - Там темнее, потому что в глину добавлен коллаген для эластичности. Или тебе хочется, чтобы после недели использования треснуло и разлетелось вдребезги?
- Я хочу красоты и эстетического совершенства, - безаппеляционно заявила Ева.
Бог вздохнул и принялся делать руками магические пасы, морщась и искоса поглядывая на место приложения волшебства.
- Ну? Ты довольна? - он отряхнул руки.
Ева придирчиво осмотрела себя в зеркальце, выворачивая голову и изгибаясь.
- Почти самое то, - вынесла она вердикт, - Губы.
- Что - губы? - осведомился Бог, - "Врата страсти"? Там-то что тебе не будь здоров?
- Там пока всё будь здоров, тьфу-тьфу-тьфу. А вот верхние.. не знаю правильного термина.. рабочее название - "рот". Он у меня как у твоей змеюки, - ответила женщина, - Губы никуда не годятся. Исправляй. Добавь объёму и выразительности.
- Сколько угодно! - Бог снова потянулся за глиной, - Слушай, женщина.. А Адам как относится к твоим выкрутасам?
- Адам будет в восторге, - решительно сообщила Ева, - Да вот и он, к слову о глине. Как тебе, милый?
- Ой, батюшки! - Адам испуганно спрятался за Бога и оттуда разглядывал Еву выпученными глазами, - Кто это?! Смутно похожа на..
- Мечту? - ухмыльнулся Бог
- Эротическую мечту? - игриво заморгала Ева
- Кошмарную эротическую мечту? - предложил змей.
- Перекачанную велосипедную шину! - решился Адам, - С грыжами! Причем сразу во всех местах.
Бог нехорошо прищурился.
- Так.. Откуда знаешь про велосипед? Быстро отвечай! В глаза мне смотри! Велосипед изобретут только через пять тысяч лет! Ты не должен этого знать!
- Про силикон я тоже не должен знать ближайшие пять тысяч лет, - заныл Адам, - А страдать от его изобретения начал уже прямо сейчас!
- А про силикон откуда?! - ахнул Бог
- Твои лабораторные читал. Пока Ева листала проекты хентай-комиксов...
- Змей? - Бог сурово посмотрел на Хранителя, - Как они попали в мой кабинет? А ты куда смотрел?
Змей виновато прикусил кончик хвоста.
- Всемогущество, я секретные плоды опылял.. Эти, как их.. Блуки? Ты же сам велел.. Пуще зеницы ока и всё такоё...
- Я с этим размножаться отказываюсь! - вдруг громко заявил Адам, - У меня хрупкий вестибулярный аппарат и легко ранимое эстетическое восприятие!
- Да на твоё место херувимов всяких набежит тьма, только свистни, - подбоченилась Ева, - На такой плод любой роток разинет!
- Ещё один эстет, - поворчал Бог, переводя взгляд с побледневшего Адама на раскрасневшуюся Еву.
- Да уж.. расплодилось тут... эстетов, - пробормотал змей, резво отползая подальше от надувшей губы Евы, - Ой.. Сейчас лопнут. Хоботок-с будет и грязно.
- Змей, яблоко! Быстро! - шепнул Бог.
В стерильном райском воздухе быстро распространился густой яблочный аромат. Ева замерла, осторожно принюхиваясь. Адам, наоборот, задрожал, жадно вдыхая новый запах. Его глаза опустели и заблестели, а рот непроизвольно открылся. По подбородку потекла тонкая струйка слюны.
- Ухтыыыыы! - сообщил он, уставившись на Еву и медленно надвигаясь на нее, - Огооооо! Нега! Услада! Страсть! Хочуууу!
- В каком смысле? - спросила Ева и испуганно попятилась, - И что за идиотское выражение морды?
- В том смысле, что наш кролик возжелал вкусить все запретные плоды сразу, - ехидно внес ясность Бог, - Женская красота - лучшее средство борьбы с мужским умом. А мужской ум - лучшее средство борьбы с природой. А природа - лучшее средство борьбы с женской красотой. Дальше мысль развивать?
- Всемогущество, разумеется, понятия "цикличность" и "замкнутый круг" возникнут в их умах на тысячу лет раньше силикона, - позволил себе заметить змей, - Но зачем же бежать впереди велосипеда? По-моему, это извращение.
- Извращение! - завывая, подхватил Адам, - Хочуууу!
Ева взвизгнула, резко развернулась и стремглав бросилась вон из райского сада. Адам рванул за ней, хлопая себя руками по бедрам, возбужденно подпрыгивая и издавая громкие нечленораздельные комплименты.
- То-то же! - Бог довольно смотрел вслед убегающим, - Ишь ты, эстеты г... глиняные!
- Чем это ты их угостил, Всемогущество? - осторожно поинтересовался змей.
- Экспериментальное средство для освежения райского воздуха, - хмыкнул Бог, - Уже скоро их станут называть феромонами. Точнее, эпагонами. А рабочее название - "Зеленое яблоко". Очень серьезно влияет на границы восприятия красоты. Практически... стирает.
Дата: Воскресенье, 06.05.2012, 15:15 | Сообщение # 63
дружище
Группа: Друзья
Сообщений: 387
Статус: Offline
...И возроптал народ
...Да на хрен она нужна, эта свобода. Шляешься тут по пустыне. Заика обещаниями кормит. У меня уже эта манна небесная вот где. Придумал бы что-нибудь новенькое – ну там, гречка небесная, плов, что ли, а то все манна да манна. Подумаешь, рабами были мы у фараона в Египте. Во-первых, я был не простым рабом, а заслуженным. Там и до народного дослужился бы. Подумаешь, рабство! Помним мы рыбу, которую в Египте ели даром. Ели мы, между прочим, огурцы и дыни, и зелень, и лук и чеснок, сидели у горшков с мясом, хлеб ели досыта. Тем более, что товарищ фараон объявил Программу возвращения соотечественников. Обещал при шмоне в зоне сигареты не ломать, нары в бараках покрасить, колючую проволоку отникелировать. Вернемся же, пацаны, к нашим чанам с мясом, а? А здесь что? Привел нас в место, лишенное посева и смоковниц. Ни тебе винограда, ни гранатовых яблок. А эта идеалистическая религиозная пропаганда! Что это за Бог такой – его не видно и не слышно? Надо, чтоб наглядная агитация была – бог, его папа, мама, теща, все родственники, и у каждого чтоб картинка была. Чтоб видеть, кому поклоняешься. Босс нашел цурес на нашу голову. Зачем ты вывел нас из Египта, шлимазл? Что, в Египте негде было нас похоронить, что он нас сюда притащил, чтобы уморить нас и детей наших и скот наш жаждой? Помню, товарищ фараон мне именные кандалы пожаловал. С гравировкой "В честь 40-летия рабской деятельности". Так жена мне дырку в голове прогрызла – "уходим и уходим". Не хочу, мол, им рабов рожать. Нет, конечно, у товарища фараона были отдельные недостатки. Ну, изволил вырезать еврейских мальчиков. Но нам же объяснили в "Древнеегипетской правде", что это делается ради их же блага. Я, кстати, эту статью и писал. Но меня же это не коснулось – у меня две девочки. Вызывает меня раз главжрец – замфараона по идеологии, и говорит – мы тут решили доверить тебе вести концерт в Колонном зале Храма культуры и отдыха "Древний Египет" в честь очередного юбилея дорогого товарища фараона. Две пайки хлеба дали. Чтобы человек с моим стажем рабской деятельности перся в такую жару пешком через всю эту пустыню! Нет, не ценят у нас рабский интеллектуальный потенциал. А земля, между прочим, обетованная занята – там люди живут, никого не трогают, и тут приходим мы и нагло заявляем, что наш Бог дал нам эту землю. Они, естественно, нас посылают подальше – ваш Бог, вы с ним и разбирайтесь, а мы, мол, здесь при чем? А у меня на отравленные стрелы аллергия. С моим радикулитом города штурмовать? И не нужна мне земля, текущая молоком и медом – у меня диабет и на молоко – аллергия. Еще неизвестно, где наши эту виноградную ветку сперли. Может, он им эту наглядную агитацию заранее подсунул. Посохом воду из скалы извлекает. Популист хренов! Нас дешевыми фокусами не купишь! Вот если б он пиво извлекал! С раками! Так раков, видите ли, тоже нельзя – некошерные. Стратег нашелся! Ему бы чуть правее взять, так мы бы сейчас были по уши в нефти. А заповеди эти! Вот, к примеру, "Не укради!" Это по субботам, что ли? Двух слов связать не может, а лезет в национальные лидеры. Братец его тоже хорош. Один творит, что ему вздумается, а другой это все задним числом объясняет. Политрук хренов. Ребята, давайте назад, пока не поздно. Покаемся – "лживая сионистская пропаганда нас заманила. Мы, древнеегипетские граждане еврейской национальности, единогласно одобряем и поддерживаем мудрую политику товарища фараона. У нас нет, и не может быть другой родины, кроме родного Египта с самым передовым в мире рабовладельческим строем. Рабы и хозяева – едины!" Вернусь, напишу роман "Раскаяние". Может, еще Фараоновскую премию дадут. Я вашей свободой сыт по горло. Я возвращаюсь. А вы?
Из каких заморских стран есть пошёл язык славян? Подарили нам этруски наш язык великорусский, а татары и монголы основали наши школы. Чтоб избегнуть новой свары, дали пару слов хазары. На коре, не на бумаге подарили мат варяги. По пути из турок в греки поедая чебуреки, поддавая на природе, поп Кирилл и поп Мефодий обучили русской вере двух князей по крайней мере и ушли домой на Крит, нам оставив алфавит. Записал в словарик Даль слово русское "печаль". Оторвавшись от фонем, ввечеру от водки нем, с бодуна де Куртенэ "Х" царапал на стене. Аванесов с Пшиборовским тоже делали наброски. Всё потом наоборот переделал немец Грот. Приоткрыли правду нам Сталин с Марром пополам, Якобсон и Потебня... Вот такая, брат, фигня...
***
Давно мы не касались этой темы, Из-за неё в России все проблемы, Поговорим немного о евреях, Ведь ничего важней на свете нет!
Собой заполнив нашу всю планету, Зачем они рассеялись по свету? А сами и не сеют, и не пашут, Но денежку зелёную стригут!
Живут они совсем не так, как люди. Им все блага приносятся на блюде. Российские деревни вымирают, А в Израиле снова урожай!
Везде они в колёса ставят палки, А у самих на боингах мигалки, Себе дорогу к счастью проторили, А в пробках должен мучиться народ!
Посколькy русским людям счастья нету, Пора опять согнать евреев в гетто, И пусть тогда на площади Манежной Вздохнёт свободно грудью вся страна
Здравствуй, Петька, незабываемый боевой друг и неразлучный товарищ! Пишет тебе твой легендарный комдив, герой Гражданской Войны и всенародных анекдотов Чапаев Василий Иванович. "Эрев тов", как говорим мы, израильтяне, добрый вечер! Сижу это я под гранатовым деревом (гранаты у нас тут на деревьях растут) и пишу тебе русскими буквами ( исчо не забыл) про наше житье-бытье. Во первых строках, как оно получилось, что я очутился здесь, на земле, так называемой, Обетованной, или, говоря по-еврейскому, "совершил алию"? Каждый сходит с ума по-своему. Кто прилетает еропланом, а я, например, приплыл. Если ты помнишь, Петя, или в кино смотрел, что, когда белая сволочь под покровом ночи напала на наш спящий штаб, и беззаветно храбрые чапайцы, не успевши как след проспаться, как лежали, так и полегли, я что сделал? Бросился в бурные воды реки Урал, и они меня, вроде бы поглотили?...Как бы не так! Еще кто кого поглотит! Плохо вы знаете Чапая!.. А еще хуже - георгафию. К примеру, ты, Петя, знаешь, во что впадает река Урал? Не знаешь, потому что по нашей штабной карте-трехверстке, что была расстелена на столе, река доходила только до недопитой четверти самогонки, а дальше терялась между шматками сала...Я же плыл, плыл, пока не выяснил этот вопрос. Оказалось, река Урал впадает...ты ни за что не поверишь - и правильно сделаешь... в Средиземное море ! Вот так, век живи - век мочись. Я вымок до последней нитки, пока вылез на тот берег моря, который уже в Израиле. Тут меня приняли как своего, потому что Чапая и здесь знают. Знакомый попался, если помнишь, еврейчик Фурман, которого нам прислали за комиссара. Он потом стал русским писателем по фамилии Фурманов и настрочил про меня книжку. Ну он сразу сказал : - Чапаев - это ж мое детище! Но то по-русски так длинно - "детище", а по-местному оно коротко звучит, как болтом по рельсе: "бен",- что означает сын. И выходит я еврей по папочке. Они здесь предпочитают по матушке, но и по дедушке принимают. Написали в пачпорте не Василь Иваныч, а Велв бен Давид, потому как Фурмана звали Дмитрий Андреич, а здесь он Давид Абрамыч. Корзину дали. Не-е, ты не подумай, что сам Чапаев, герой Гражданской войны тута с корзинкой бегает по очередям. Дали корзину - значит поставили на довольствие. А я еще и чуток подрабатываю на мойке лестниц или подмывании старичков. Так что живу не хуже... Но не стану рассказывать в подробностях за те годы, что с того времени прошли, сам знаешь - "былинники речистые" насочиняли кучу баек о наших с тобою подвигах и приключениях после Гражданской войны и моей, якобы, смерти в водах Урала. У вас там за истекший период три Интернационала загнулись , советская власть началась и кончилась, социализьму построили как развитую, так и недоразвитую, даже с человеческим лицом, и развернулись взад к капитализьме с бандитской мордой. Только Ленин у вас "вечно живой", никак не похоронят, а больше ничего живого не осталось, друг Петька, от того, за что мы с тобой свои жизни ложили... Зато здесь, в нашинских палестинах , ничегошеньки не изменилось. Как шла Гражданская война, так до сих пор и продолжается. Я за арабов не говорю, это особь статья. А евреи, точно как у нас в Гражданку, поделились на красных и белых. И замирения между ними быть не может, потому что красные за народ, и белые за него же. Но у нас там белые были буржуи, а красные из беднейших трудящих. Так? А здесь не так. Здесь они оба из буржуев. Белый буржуй агитирует народ против красного буржуя, а красный - против белого. То один из них приходит к власти, то другой. Но без мордобою, демократической путей. Евреи вообще драться не любят, пока их не тронешь. Народ мирный, больше шести дней не воюют, потому что на седьмой у них выходной день. Сам Бог отдыхал и нам велел. Но насчет Бога, Петя, не нашего ума дело. Мы с тобой люди военные, я, как известно, прославленный пролетарский полководец, ты мой беззаветно преданный ординарец: стоило мне чуток всхрапнуть после обеда, как ты стрелял в потолок из нагана, чтобы Чапаю спать не мешали, аглоеды, - так что нам с тобой положено рассуждать исключительно насчет стратегии и тактики. Что я и сделал. Пошел с предложением, по-здешнему, с проектом, в генштаб Израиля, насчет еврейской конницы, бело-голубой... Языка я еще не ухватил, хотел наглядно показать свою стратегию, как бывалоча, на картохе: вот эти мелкие картошки - пехота, те, покрупнее, - артиллерия, а самая большая картофелина с шишкой наверху - товарищ командир на лихом коне. Но израильская картошка оказалась для того непригодна: все картофелины одного калибра, и какие-то неживые, как из воска вылиты - даже неинтересно. Пришлось на пальцах объяснять. Почему они воюют, воюют и никак войны не закончут? Потому что кина не видели про Чапаева. Когда про нас кино показывают, пацаны в кинотеатре только того и ждут: вот он выскочит з-за горизонту Чапай на коне, в летучей бурке, а за ним россыпью красные герои,- и все как заорут: "Наши!" И противнику ничего не остается, как сдаваться. А значит, без кавалерии врага победить нельзя. Ясно, как белый день... Но не в условиях государства Израиль. Везде в мире между стратегией и тактикой наблюдается связь, а здесь в огороде бузина, в Киеве дядька. Со стратегией - полный беседер, то есть все в порядке. Любую агрессию со стороны враждебных держав Израилю есть чем отбить, нам с тобой и не снилось такое вооружение: танки, пулеметы, самолеты, и снарядов, представь себе, хватает. С тактикой прямо наоборот: противник, с которым находишься в соприкосновении каждодневно и круглосуточно - он, либо здесь у тебя под носом, двоюродный брат, либо там, в Европах, седьмая вода на киселе, двоюродному брату сват. Ни того, ни другого рубать низзя. Вони не оберешься. И, выходит, кавалерийским наскоком не решишь. Нужна бронетехника, как, скажем, лучший в мире израильский танк. По нему камнями молотят, пацаны на его крыше катаются, а твое дело сидеть и ни в коем разе не снимать с тормозов, а то еще сдвинешься и кого-нибудь ненароком переедешь. Потом хлопот не оберешься. И сам под суд пойдешь, и страну подставишь под огонь мирового мнения - так это, кажись, называется... Однако это все еще цветики, а главные ягодки впереди. С террористом воевать, конечно, сложно... Тут получается соревнование, кто кого первый убьет: или ты его, или он себя. И террористы эти по всему миру разбросаны. Некоторые по частям. А вот что делать, когда приходится сражаться с собственным населением? Населенец - это тебе не солдат. Солдату прикажешь наступать - наступает, отступать - отступает. А с населением, помнишь, как у нас было? "Белые пришли - грабют, красные пришли - тоже грабют! Куда мужику податься?" Здесь прямо наоборот: не грабят, а еще приплачивают, " пицуим" или "поцуим"...не понял точно, что им дают, только бы мужик убирался со своей земли. У нас там какой лозунг был? "Фабрики - рабочим, землю - крестьянам!". А у нас тут : "Фабрики - буржуям, землю -арабам !". А мужик, он и в Африке мужик, его психологика мелкобуржуазная: держится за свою землицу обоими мозолистыми руками. Хотя какая тут земля? Песок да камни? Так его приходится бульдозером отдирать заодно с камнями... Стоп! Ты, может, Петька, не знаешь, что оно бульдозер? Так не скисняйся, спроси. Я тоже не знал, хотя старее тебя. А теперича знаю. Бульдозер - это премьер-министр, как у нас был Ильич, предсовнаркома. В прошлые годы боевой командир, которого никакая сила не могла остановить, когда он вел в наступление. И по-прежнему его никакой силой не остановить, когда он ведет в отступление. Я тоже боевой командир, одно слово - Чапаев. Но мне в отступление водить не доводилось. Когда непобедимые чапайцы давали драпа от превосходящего противника, я их наганом и матерком уговаривал не поддаваться панике и гнал взад, в смысле, вперед... А здесь на момент отступления бросают армию в психическую атаку на несознательное население, которое не хочет уходить с насиженных мест. А в чем состоит тактика психической атаки на несознательное население? Это, Петька, надо в книги записать, чтобы изучали в академиях генерального штаба. Первое: надо армию разоружить, отнять все железное, кроме бронежилетки, чтобы было куда слезы лить. А как не пролить, когда своего же папашу сгоняешь из дому родного. Тебе его жалко, а ему -тебя. Обрыдаешься! Второе: где в это время находится командир? Командир находится в "кнесете",- по нашему, в Совете народных комиссаров, где отражает атаки товарищей по партии. Ты спросишь, как он одновременно осуществляет руководство операцией? По карте, Петя, по карте. Но не по трехверстке, которую мы на столе забыли. На ней еще пятно от селедки, которое ты,Петька, принял тогда за Австралию... Нет, им тут из Америки привозят "Карту дорог" или "Дорожную карту"(что в лоб, что по лбу), на которой указано точно, по какой дороге уходить в отрыв от воображаемого противника. Почему "воображаемого"? Потому как начинает воображать о себе, и устраивает парад победы со стрельбой и люминацией. Хотя кто кого победил: он тебя или ты себя,- вопрос самый что ни на есть интересный... Разнесчастный мы народ, евреи! Куда ни глянь, всюду мы не ко двору. Чужия! В кои веки собрались на клочке земли, с гулькин нос, что осталось нам от бывшей родины, так вей из мир...в смысле, весь мир опять против нас. А кому я мешаю?..Французу? Так я на его Париж рот не разеваю, мне своего Ерусалиму хватает под завязку. Ах, арабу?! Так он на мои налоги живет, мою воду пьет, моим электричеством освещается и от моей воинской обязанности освобожден, в отличие от моего внука. Кажется, живи - не хочу? Так таки-да не хочет!.. Его, видишь ли, в раю ожидают с распростертыми объятьями, а он без меня не может, он и моих детей за собою тянет. Но рубануть его не моги. Вдруг он еще передумает взрываться, а ты его так бесчеловечно...мать его... А руки чешутся. Эх, Петька, Петька!..Зачем я не утонул тогда в реке Урале? Для чего вылез на берег под городом Хайфой? На кой хрен, воопче, евреям Чапай, когда единственный боевой маневр, разрешенный еврейскому кавалеристу мировым обчественным мнением, можно вставить целиком в одну строчку нашей старой казачьей песни : " Взял он саблю, взял он гостру и зарезал сам себя" .
Дата: Воскресенье, 27.05.2012, 08:05 | Сообщение # 68
неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1552
Статус: Offline
со всеми этими славными (и скорбными) датами упустил из виду одну, и немаловажную - 110 лет со дня рождения мамы Майи Плесецкой... не поленитесь заглянуть сюда: http://www.chayka.org/article.php?id=2612
Так называли Ирвинга (Ирвина) Берлина, автора неофициального гимна США «Б-же, благослови Америку!» и популярнейшего сингла «Белое Рождество».
Спилберг, «голливудизируя» биографию Берлина в фильме «Американский хвостик», рассказал, как сбывалась «американская мечта» сибирского мальчика, восьмого ребенка в семье.
Считается, что Ирвинг Берлин родился Тюмени в семье Моисея и Леи Бейлиных. В то же время в своих интервью 1930—1940 годов И. Берлин рассказывал, что появился на свет в Могилёве. Ну а когда Стивен Спилберг в 1980-х годах задумал снимать фильм о И. Берлине и встречался по этому поводу с композитором, тот неожиданно поведал, что на самом деле он родом из Тобольска... Вскоре после рождения будущего композитора семья переехала в белорусский Толочин. Уже оттуда Бейлины через порт Антверпена на корабле «Rhynland» отправились в Нью-Йорк, куда прибыли 14 сентября 1893 года... Об отце будущей звезды, Мойше Бейлине, известно, что он состоял кантором синагоги в Могилёвe и рано умер, не оставив своему младшенькому в наследство ничего, кроме редкого музыкального дара. Настоящее имя Берлина — Израиль Исидор Бейлин. Разносчик газет, уличный певец, официант в музыкальном кафе, пехотинец в первую мировую войну (этот опыт послужил сюжетной основой его мюзикла «Гип-гип-Япхэнк»), — этот человек с двухклассным образованием, не обученный нотной грамоте, смог стать самым популярным композитором в США, автором мюзиклов, фильмов и песен, которые знает уже несколько поколений американцев независимо от возраста.
«У Ирвинга Берлина нет какого-либо места в американской музыке: он сам и есть американская музыка»
Джером Керн, американский композитор
Свою первую песню Берлин написал в 1907 году. «Мария из солнечной Италии» принесла ему популярность и гонорар в...37 центов. (Именно тогда из-за ошибки при наборе он был назван Ирвингом Берлином и так им и остался.) К 20 годам успел сочинить несколько песен (сначала писал только слова, а потом и мелодии), привлёк к себе внимание профессионалов, а после появления песни «Alexander.s Ragtime Band» проснулся знаменитым. Стал «штатным композитором» музыкальной компании, потом основал свою музыкальную фирму... В 1942 году была впервые исполнена вдохновляющая песня «God Bless America», ставшая символом страны. Песню узнают по первым же нотам. Её поют во время каждого спортивного матча или официального мероприятия в США. Права на песню и все доходы (на ней заработано шесть миллионов долларов) Берлин подарил благотворительному фонду «New York City Scouts Youth Organization».
Между прочим, эта неуязвимая, казалось бы, патриотическая песня вызвала в своё время полемику в обществе. Левые находили слова песни шовинистическими («Почему именно Америку должен благословлять Б-г?»); правые же, в лице пастора Э. Ромига, увидели в песне «подмену истинной религии»: мол, необразованный ремесленник, к тому же иммигрант и еврей, не подходит на роль создателя национального гимна...
«Критики песни были правы в одном, — пишет Эрнст Нехамкин. — Истинной религией Берлина был патриотизм, который пробуждал в нём такой же эмоциональный отклик, какой в других вызывала религиозная вера».
Еврей Берлин открыл эпоху и популярной рождественской музыки, написав «Белое Рождество» к фильму Билла Кросби «Холидэй Инн» — самую кассовую в мире песню прошлого века. С 1942 года, когда она была записана, продано более 30 миллионов пластинок.
Берлин не был музыкальным новатором — скорее, популяризатором. Он пришёл с улицы — в музыку, в театр, в Голливуд. Он схватывал на лету, на слух ритмы и веяния времени. По словам профессора университета в Беркли Мэла Гордона, Берлин «принёс с собой музыку разных этнических культур, разных стилей и, пропустив через себя, вывел её на концертную эстраду и на театральный Бродвей». Он вообще плохо играл, используя только чёрные клавиши. «Белые для тех, кто изучал музыку», — шутил композитор.
Но у него было удивительное понимание красоты мелодии, ритма и музыкальной фразы. И все, с кем он работал (прежде всего, братья Гершвин), были такими же талантливыми еврейскими мальчишками, американцами в первом поколении. Кстати, большинство рождественских песен сочинены музыкантами-евреями. Сам Берлин, правда, никогда Рождества не отмечал, хоть и не был верующим евреем. Но именно в Рождество умер от загадочной болезни его новорожденный сын, и злые языки даже говорили, что это наказание его жене Эллин Маккей за то, что та вышла замуж за еврея. Её отец, телеграфный магнат и один из самых богатых людей Америки, был настолько против этого брака, что вычеркнул дочь из завещания. Несмотря на трагедию, постигшую молодых родителей в начале их совместной жизни, брак оказался на редкость удачным и продолжался 62 года.
Нечасто обращаясь в своем творчестве к мотивам детства и родины, к рождению дочери, тем не менее, Берлин написал вдохновенную «Русскую колыбельную», которая была названа лучшей песней 1927 года.
К столетнему юбилею на его счету были полторы тысячи песен, написана музыка для 19 театральных постановок и 15 фильмов. Причём он выступал одновременно как либреттист, «лирицист» (поэт-песенник) и композитор. В рейтинге шоу-бизнеса Берлин побил все рекорды и обогнал даже «битлов» — первое место как при жизни, так и теперь, спустя 22 года после смерти.
От Франклина Рузвельта до Джорджа Буша-старшего — все президенты награждали его высшими знаками отличия: медаль «За заслуги», Золотая медаль Конгресса (по представлению Дуайта Эйзенхауэра), медаль «За свободу»...
Ирвинг Берлин умер во сне 22 сентября 1989 года. Его зять известил об этом прессу, и когда его спросили, умер ли Берлин от какой-либо болезни, он ответил: «Нет, ему был 101 год, он просто уснул»...
Незадолго перед этим покинувший пост президента США Рональд Рейган, которому Берлин когда-то советовал подумать о карьере артиста, прислал на смерть композитора соболезнование. А действующий на тот момент президент Джордж Буш-старший на похоронной церемонии в Бостоне возглавил траурную колонну, певшую «God Bless America», а затем выступил с речью, в которой назвал И. Берлина «легендарным человеком, чьи слова и музыка будут помогать пониманию истории нашего народа»
Жил-был такой человек Авраам Цви Идельсон в начале 20 века в Латвии. Был молодым кантором, пел в синагоге. Затем что-то ему в голову стукнуло, и он отправился бродить по миру, собирать и записывать еврейский фольклор, (тем более, что ему в этом нехило помогала Австрийская Академия Наук), мотался по Европе, Ближнему Востоку, забирался аж в Южную Африку, в конце концов естественным образом осел в Иерусалиме. Там ему попались особые хасиды, именующие себя садигурскими — по имени местечка Садигура на Украине, откуда они приехали в Святую Землю. Идельсон старательно записывал их фольклор — в основном это были напевы без слов, как это у хасидов часто бывает.Там-то ему и попалась эта мелодия в 1915 году. Не исключено, что сами хасиды её и написали — не зная нотной грамоты, они были и собирателями, и хранителями, и сочинителями. Но ныне принята теория, что мелодия эта была создана неизвестным клезмером (бродячим еврейским музыкантом) где-то в Восточной Европе не раньше середины XIX века. Непредставимыми путями мелодия добралась до хасидов, а те её с удовольствием подобрали, поскольку высоко ценили такие вещи.Надо сказать, что это была пока ещё не совсем та мелодия, которая известна нам сейчас. У неё был немного другой ритм, плавнее и медленнее. Скорее даже в чём-то медитативный (хасиды, они такие, любят всё медитативное. Затем грянула Первая Мировая. Идельсон собрал манатки и отправился на войну в составе турецкой армии — ибо именно Турция владела Святой Землёй в то время — руководил полковым оркестром. Через три года война окончилась, Идельсон вернулся домой в Иерусалим, где всё приятным образом изменилось. Турки оставили Палестину британцам, была создана и обнародована Бальфурская Декларация — о праве Ишува (еврейского поселения) на самоопределение. По этим поводам в Иерусалиме готовился небывалый праздничный концерт — и в честь конца войны, и в честь таких славных еврейских придумок. Идельсон же, как главный по нотам, возился с этим концертом по полной — руководил хором, составлял программу, репетировал допоздна. И вот в какой-то момент он столкнулся с проблемой — что нет хорошего финала для этого концерта. Песенка нужна, какая-нибудь новая и яркая, чтоб запомнилась. Начал Идельсон копаться в своих фольклорных довоенных бумагах — и нарыл этот безымянный хасидский напев. Ужасно обрадовался он и сел кропать правки прямо в черновиках. Первым делом он разделил мотив на четыре части. Написал аранжировку для хора, для оркестра… Затем поскрёб недолго в затылке и набросал по-быстрому слова — какие в голову пришли. Чтоб было непритязательно, весело и вкусно. Получилось следующее: Давайте-ка возрадуемся, Давайте-ка возрадуемся да возвеселимся! Давайте-ка споём! Давайте-ка споём да возвеселимся! Просыпайтесь, братья! Просыпайтесь, братья, с радостью в сердце! Всё. Больше эти слова не менялись никогда. Было это в 1918 году в Иерусалиме. Концерт получился замечательным, финальная песня стала хитом не просто надолго, а на всю дальнейшую историю еврейской музыки до наших дней.
Вскоре после того, как в 1938 году Идельсон умер, неожиданно “нашёлся” автор “Хава Нагилы” — некто Моше Натанзон, утверждавший, что это именно он написал самую знаменитую еврейскую песню. Пикантность ситуации усугублялась ещё и тем, что Натанзон ходил в учениках у Идельсона в хоре во время описываемых событий в 1918 году. По крайней мере, по версии Натанзона Идельсон дал задание своим ученикам написать слова к этому напеву — и самый лучший из написанных (понятно чей) выбрал в качестве слов для той концертной финальной песни. В Израиле ему как-то не очень поверили, а вот американцев он чем-то убедил — и вскоре после своего заявления отбыл туда на пмж как подающий надежды певец народных песен...
Об Исраэле Грузенберге известно меньше, чем о Фёдоре Плевако, однако деятельность известного российского юриста Оскара (Исраэля) Иосифовича пришлась на смутные времена начала 20-го века. Его называли «адвокатом-бойцом», а его речи на судебных заседаниях — «импровизациями словесных симфоний». Он добивался в судах отмены обвинительных приговоров для многих видных общественных и политических деятелей. Но главным делом его жизни всегда оставалась борьба за права евреев в царской России, и, конечно же — юридическая защита евреев от судебного преследования и наветов… НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ… Исраэль (Оскар) Грузенберг был адвокатом по призванию. Эту профессию он выбрал для себя еще в подростковом возрасте. И не ошибся в своих юношеских предчувствиях. Рассказывая о нем, его современники отмечали яркость и уникальность его личности, несомненный профессиональный талант, острый ум, темперамент, обаяние, честность и непреклонную принципиальность. Адвокат Грузенберг в совершенстве владел искусством оратора. Его точные, хлесткие фразы распространялись, из уст в уста, по всей России, достигая самых отдаленных уголков необъятной империи. Он выработал свой, особый, характерный речевой стиль, который сохранил и в написанных им статьях и книгах. О нем говорили — «адвокат-философ, который умеет увлечь слушателей искрометной игрой четко выверенных логических построений». Сам он считал для себя «оскорблением», если кто-то, поздравляя его с очередной победой в суде, называл произнесенную им речь — «блестящей». «Блестящая, — говорил он, — значит, бессодержательная, бьющая на внешний эффект…». «Сильное, умное и, превыше всего, убедительное» — вот те эпитеты, которыми он награждал удачные выступление коллег в залах судебных заседаний. Интеллигентное, одухотворенное лицо, острый, проницательный взгляд… Таким предстает перед нами Грузенберг на фотографиях. Таким изобразили его маститые российские художники того времени — Илья Репин и Валентин Серов. Исраэль (Оскар) Грузенберг родился в еврейской семье в 1866 году в Украине, в губернском городе Екатеринославе (ныне Днепропетровск). С детства он проявлял неординарные способности к наукам. Это выделяло его среди сверстников, а в дальнейшем позволило поступить на юридический факультет Киевского университета (в те времена евреев в российские высшие учебные заведения принимали в исключительных случаях). Диплом юриста он получил в 1899 году. Поскольку все годы учебы он был в числе лучших студентов, ему предложили остаться на кафедре. Перед ним открывались заманчивые перспективы — карьера ученого, университетского профессора. Однако в ректорате поставили условие: администрация университета даст на это свое согласие, если он «сменит веру». Предать свой народ? Такую жертву он не был готов принести ни за какие посулы в мире… Этот, весьма характерный для царской России инцидент еще больше укрепил его в стремлении посвятить свою профессиональную деятельность защите тех, чье достоинство попрано мощной государственной антисемитской машиной. Так называемая «квота на обучение», черта оседлости… Грузенбергу, в «порядке исключения», удалось вырваться из этого замкнутого круга. Но и он пережил немало связанных с еврейством унизительных моментов. Даже в преклонном возрасте, живя за границей, он все еще с острой болью и горечью вспоминал, как в 1886-м, в годы студенчества вместе с матерью попал в облаву, устроенную киевской полицией. Его, задав несколько вопросов и проверив вид на жительство, полицейские тотчас же отпустили. Но его матери, которая приехала навестить сына из «черты оседлости» и что-то «нарушила» (что именно, ни сын, ни мать так и не поняли), пришлось провести остаток ночи на заплеванном полу полицейского участка, рядом с пьяницами и ворами-карманниками. Чтобы вызволить оттуда мать, сын был вынужден использовать имевшиеся у него в то время связи… Не приняв «подачку» ректората Киевского университета, Исраэль (Оскар) Грузенберг решил, что у него будет больше возможностей отстаивать права своего народа в столице. И переехал в Петербург. Еврею в Петербургской адвокатуре обычно не давали звание «присяжного поверенного». И Грузенберг целых 6 лет (до 1905 года) числился в «помощниках». Но его довольно скоро заметили. Обратили внимание на его глубокие юридические знания и умение находить точные контраргументы, ставящие в тупик судебных обвинителей. В результате он быстро выдвинулся в первые ряды столичной адвокатуры. Вел дела писателей М.Горького, В.Короленко, К.Чуковского, политических деятелей П.Милюкова и Л.Троцкого, нескольких депутатов Первой Государственной Думы. Корнея Чуковского, в частности, в 1905 году обвиняли в «оскорблении царской особы». Его арестовали после выхода в свет четвертого номера петербургского сатирического еженедельника «Сигнал», в котором опубликовали его стихи. Суд проходил при закрытых дверях. И все же в зале присутствовали несколько сенаторов, которые специально пришли послушать речь уже тогда знаменитого адвоката Грузенберга, защищавшего Чуковского. Всех занимал вопрос: удастся ли ему спасти молодого литератора от столь серьезного обвинения? После резкого выступления прокурора, назвавшего обвиняемого «литературным отщепенцем», который посмел «поднять преступную руку на священную особу государя императора», негромким, чуть виноватым голосом начал свою речь защитник. Обращаясь к суду, он сказал: «Представьте себе, что я… Ну, хотя бы вот на этой стене… рисую, предположим, осла. А какой-нибудь прохожий ни с того ни с сего заявляет: «Это — прокурор Камышанский». Не без сарказма Грузенберг представил выступление прокурора плодом его личного воображения. «Итак, вы утверждаете, — говорил он, глядя на прокурора, — что здесь, в этих издевательских стишках говорится о государе?». Обвинение было вынуждено отступить. Чуковского оправдали. Судебные битвы становятся стихией Грузенберга. Детально изучив суть дела и готовясь к очередному выступлению, он, по его воспоминаниям, всякий раз чувствовал, что на него «надвигается, забирает в полон исполненное страдания и в то же время непередаваемого счастья боевое настроение судебного защитника». Залогом большинства его побед было и поистине «братское» отношение к подсудимому. Такое качество для адвоката имело не меньшую ценность, нежели обширные юридические знания и находчивость. Способность до глубины души сопереживать обвиняемому делала выступления Грузенберга искренними, проникновенными и убедительными. Первым этапом на пути к широкой популярности стал для Исраэля Грузенберга процесс по делу еврея-аптекаря Д.Блондеса, обвиненного в ритуальном убийстве. В 1900 году Виленский суд (без участия присяжных заседателей) признал Блондеса виновным. Защитники — Спасович, Миронов и Грузенберг — добились в Сенате пересмотра этого дела. На повторном суде, во многом — благодаря речи защитника Грузенберга, Блондеса оправдали. Но самая внушительная победа, которая принесла ему известность не только в России, но и за ее пределами, ожидала его впереди. В 1911-м году киевского еврея Менделя Бейлиса обвинили в убийстве мальчика Андрея Юшинского — якобы в ритуальных целях. На роль главного защитника пригласили Исраэля (Оскара) Грузенберга. Подготовка к процессу шла более двух лет. Грузенберг, выстраивая защиту на фактах и свидетельских показаниях, отчетливо понимал, что данное судебное разбирательство носит на частный, но — общегосударственный, политический характер. По его оценке, этот процесс стал «смотром сил». И он в тот период уже не надеялся на возможность мирного разрешения исторического конфликта между российскими властями и еврейством. Этот «смотр сил» наглядно высветил истинный масштаб так называемого «еврейского вопроса» в России и в мире. Его речь на заключительном заседании суда, в которой он поставил перед собой цель не только спасти ни в чем неповинного человека, но, главным образом — защитить от наветов еврейский народ и еврейскую религию, длилась (с перерывами) шесть часов. Представ перед судьями, он, прежде всего, «поделился» собственными размышлениями о еврействе. «…Дело ваше, верить мне или не верить, — неторопливо, чеканя каждое слово, произнес он, — но если бы я хоть одну минуту не только знал, а думал бы, что еврейское учение позволяет, поощряет употребление человеческой крови, я бы больше не оставался в этой религии. Говоря это, знаю, что эти слова станут известными евреям всего мира…». Словно доверительно беседуя с обвинителями, судьями и публикой, адвокат перемежал факты дела Бейлиса с экскурсами в еврейскую историю, упомянув и времена инквизиции, когда евреев отправляли на костры только за то, что они были евреями. И от этого его речь приобретала поистине глобальную мощь, отрывая слушателей от обывательского восприятия вымышленных прокурорских доводов… В конце концов, решением суда с Бейлиса сняли все обвинения. «Нельзя было допустить хотя бы один судебный приговор о признании еврея виновным в ритуальном убийстве», — напишет Грузенберг впоследствии в своих мемуарах. Превращая залы судебных заседаний в трибуну, с которой он защищал честь, достоинство, а нередко — и жизнь соплеменников, именитый адвокат никогда не упускал случая в частном порядке поддержать и отдельного, обратившегося к нему человека. Надеясь на его авторитетность в обществе, ему писали, к нему приходили прямо домой с совершенно не касающимися юриспруденции просьбами. И, несмотря на свою занятость, он никому не отказывал, прилагал все усилия, чтобы помочь просителю. В воспоминаниях о профессоре филологии Григории Абрамовиче Бялом рассказывается, как его мать, желая дать сыну хорошее образование, набралась храбрости и отправилась в Петербург к адвокату Грузенбергу. От знакомых она слышала, что он — «человек добрый и бескорыстный». И только он, по ее мнению, мог посодействовать ей в реализации столь трудной задачи — ведь путь в крупные города еврею был закрыт. Он принял женщину, взял ее прошение и завершил аудиенцию. А через какое-то время на адрес Бялых пришла телеграмма, в которой Грузенберг сообщал, что Григорию дано разрешение на учебу в столице. И это — лишь один эпизод из «частной» деятельности «национального защитника» (так называли Грузенберга в еврейской среде). Подобных случаев было великое множество. В дальнейшем Исраэль (Оскар) Грузенберг вел и выигрывал непростые дела о погромах в Минске и Кишиневе. А в 1918–19 годах, во время гражданской войны, он возглавлял Еврейский Совет самообороны и Совет по организации помощи жертвам погромов. Когда же установилась советская власть, Грузенберг понял, что в России ему делать нечего. И разделил судьбу белоэмигрантов, покинув страну Советов в 1920-м году. С 1921 по 1923 годы он жил в Берлине. Потом переселился в Ригу, где в 1929 году стал представителем евреев Латвии в Еврейском агентстве (Сохнут) и был избран в Совет Сохнута. Последние годы жизни всемирно известный адвокат провел во Франции. Там, в Париже, в 1938 году он опубликовал написанную им на русском языке книгу воспоминаний, под названием «Вчера», существенную часть которой составили описания многих его судебных сражений. В эту книгу, подводя итог свой жизни и деятельности, он поместил емкую, словно очерчивающую его жизненный путь фразу — «Ничего не кляну, ни от чего не отрекаюсь, ни о чем не жалею». Исраэль (Оскар) Грузенберг умер в 1940 году в Ницце. И только через десять лет друзья и родные сумели выполнить его последнюю волю — перезахоронили его останки в Израиле, на тель-авивском кладбище. Его именем в Тель-Авиве названа одна из центральных улиц…
Дата: Воскресенье, 17.06.2012, 11:51 | Сообщение # 72
настоящий друг
Группа: Друзья
Сообщений: 710
Статус: Offline
Сижу на работе, ковыряю какие-то серёжки. За соседними столиками идёт очередной спор, причём все стороны склоняются к мнению о несовершенстве и несправедливости мира. В конце концов меня тоже попросили присоединиться. -Скажи,- спросили меня,- почему всё так паршиво устроено? У арабов вон сколько стран, каждый четвёртый человек - мусульманин, а у нас что? Одно-единственное государство, да и то маленькое! Где справедливость? -Всё очень просто,- отвечаю я.- Евреи - соль земли. Больше одной солонки на мировой кухне не требуется.
На этом все успокоились, а я задумался. Почему это евреи - соль земли? Думал-думал, и вот что надумал. Почему евреи - соль земли: Без соли каши не сваришь. С одной солью - тоже...
Без соли не обходится ни одна заварушка. Соль легко и непринуждённо абсорбируется в любой среде. Если не может абсорбироваться - садится. Её недостаток сразу заметен. Её избыток считается недостатком. Соль никто не ставит во главу стола. Но она всегда где-то рядом.
Попытки насыпать в солонку что-либо, кроме соли, всегда заканчиваются скандально. Как бы не трясло солонку, несколько крупинок в ней всегда останутся. К солонке все тянутся, передают из рук в руки, но долго в одних руках она не задерживается. Если слишком увлекаться солью - сердце заболит. Соль с примесью - тоже соль. Соль, когда она попадает на глаза, очень раздражает. Ни у кого в мире не вызывает сомнения, что от соли - большой вред. Это аксиома, o ней не задумываются...
памяти наших мам, которые...таки да умели готовить всякие вкусности!
О пользе вкусной и здоровой пищи (рассказ А.Сохриной)
- В Виннице подробно и тщательно ели... О, вы не знаете, как умеют готовить фаршмак и кнейдлэх украинские еврейки! Это надо один раз попробовать, чтобы помнить всю жизнь... Обрывок разговора, услышанного за столом в одной шумной, безалаберной эмигрантской компании, зацепил меня своим краешком и потащил за собой сумбурный хоровод ассоциаций, разноцветных картинок моей жизни. В основном, все это комичное и весело приплясывающее действо крутилось вокруг моей двоюродной сестры Маринки. Маринкин муж был родом из Винницы. А там (редкая удача при сумрачном анемичном ленинградском климате), в том солнечном благодатном краю, недалеко от Южного Буга, у свекрови имелся дом и сад. А потому Маринка с ее маленьким сыном Виталиком была ежегодно ссылаема на лето в Винницу к родителям мужа, где проходила, как она выражалась, "курс усиленного питания". Еще в самом начале, когда молодая жена предстала пред строгие очи родителей мужа, свекровь сокрушенно покачала головой: - Уж больно худа... - и через паузу с воодушевлением: - Ну ничего, подкормим! Хотя, на наш просвещенный питерский взгляд, Маринка была абсолютна нормальна и все необходимое очень даже присутствовало в ее ладной фигурке. Летнее утро в Виннице, по Маринкиной версии, выглядело так. Свекр со свекровью поднимались, умывались и обильно завтракали. Холодильник ломился от еды, в многометровых оборудованных, как "бункер Гитлера", по едкому Маринкиному замечанию, погребах стройными рядами покрывались нежным слоем пыли неохватные бочонки, пузатые бутылки и разнокалиберные банки со всеми видами солений, перчений и варений. - Что будем завтракать, Поля? - шумно дыша, обращался 120-килограммовый свекр Зяма к своей 100-килограммовой жене. - Завтракать нечем... На скатерти-самобранке в одно мгновенье возникали яства, описывать которые я не возьмусь. У меня, увы, не так утонченно развиты вкусовые ощущения, а при пересказе подобной трапезы нужен совершенный законченный гурман. В общем, в саду завтракали, неспешно пили чай и отправлялись на рынок. Здесь следует заметить, что рынок - вообще-то питерское слово, в Виннице обычно говорили - базар. Так вот, с базара в огромных авоськах приносили кровавые, трескающиеся от спелости помидоры, невиданных размеров лакированные "синенькие", три вида брынз, творог и сметану, охапки зелени, парную телятину, черешню и обязательных кур. Кур ощипывали в туалете. По всему дому медленно кружились перья, пух плыл, как снег в замедленной киносьемке, а гарь и чад жарки щипала глаза. Проходили три-четыре часа. - Что мы будем обедать, Поля? – спрашивал Зяма. - Обедать нечем... Через час после обеда, отдуваясь, вновь неспешно пили чай с пирогами... Мыли посуду. Солнце медленно катилось к краю неба. - Что мы будем ужинать, Поля? Ужинать нечем... Естественно, Маринка, образованная и эмансипированная ленинградская женщина, в эту жизнь не вписалась. На Маринку махнули рукой. - Мне такой режим жизни не выдержать, - твердо сказала она свекрови. – Но если вы хотите внука сиротой сделать, тогда пожалуйста... И та отступила, чувствуя крепость Маринкиного характера. Сложнее было с Виталиком. Как только Маринка отлучалась, или не дай бог, уезжала по крайне неотложным делам - ребенка кормили каждые полчаса. Для раскрывания клюва бедного детеныша, единственной и ненаглядной кровиночки, изобретались самые изощренные методы. Что там хрестоматийное – «ложечку за папу, ложечку за маму, и за мое, бабушкино, здоровье»... Маринка как-то описала следующую сцену, которую застала случайно, в неурочное время вернувшись домой. Свекровь сидит на коленях перед пунцовым от крика, уворачивающимся от занесенной ложки Виталиком, в то время, как свекр, стоя на стуле, качает люстру. Ребенок замирает на мгновение от волшебного звона хрусталинок, отвлекается на секунду и... Победа! Бабушке удается впихнуть в него еще одну ложку каши. Через несколько минут от перекорма ребенка рвет. Здоровый организм все-таки защищается. - Ну, вырвало ребеночка, ничего... Через полчаса опять можно покормить, - спокойно говорит свекровь и выразительно смотрит на Маринку. Если в любое время суток в дом заходит гость – неважно, сосед ли, родственник или просто малознакомый человек - его первым делом не спрашивают, как дела и как здоровье, а говорят: "Садись покушай". И он кушает, и в сытом экстазе закатывает глаза... Сама Маринка готовить не умела. - Я женщина не для кухни, а для гостиной, - иронично парировала она горестные восклицания мужа. К слову, с мужем Маринке повезло. Сын винницких родителей, он не унаследовал их всепоглощающей обеденной страсти. Алик обладал чувством юмора и прогрессивным для советского мужчины мировоззрением. - Лучше культ еды, чем культ личности, - обычно говорил он, стоя в кухонном фартуке у плиты и помешивая что-то в кастрюле. Маринкин муж умел прекрасно готовить. В их ленинградском доме приготовлением пищи занимался только он. - Ты, Мариш, лучше чем-нибудь интеллектуальным займись. Твой обед - это просто перевод продуктов. И все это без злобы, с завидным добродушием. В общем, как говорит одна моя знакомая, «где такого мужа найти?». Но и у Маринки были свои большие достоинства. Например, она была блистательным рассказчиком и умела тонко подмечать характерные детали окружающей ее жизни. Вот одна из ее историй про Винницу. Лето. Свекровь стоит на своей бессменной вахте у плиты и варит, жарит и тушит. Свекр возвращается с работы с зарплатой. Вот уже тридцать лет он работает на швейной фабрике, где чинит швейные машинки. - Зяма, сколько ты принес? - строго спрашивает Полина. - Восемьдесят. - А почему не девяносто? В следующем месяце Зяма приносит девяносто. - А почему не сто? - удивляется свекровь. Или такое наблюдение. Возвращается свекровь из магазина. В руках – большая сетка с апельсинами. - Хорошо, - говорит она домашним, - если эти апельсины из Марокко. А то на прошлой неделе купила я пять кило грузинских. Так то - такая кислятина,такая кислятина ... Отдала брату. Слава богу, у него сахарный диабет... Мы от души смеялись, когда Маринка описывала следующую сцену: свекровь долго ругает за провинность своего младшего сына Борю, редкого шалопая. - Ах, ты, бездельник, негодяй, тунеядец, скотина!.. - Да, - отвечает тот. - И кто это ценит? В общем, по осени к Маринкиному возвращению в Питер мы обычно собирались за обильно накрытым винницкими разносолами столом, вкусно ели, провозглашали тосты за здравие стариков и за искусные руки Полины, и хохотали над Маринкиными историями. А потом свекрови не стало. Она умерла в одночасье, стоя у плиты, помешивая ложкой очередное свое яство... Схватилась за сердце, осела мягко на пол, а когда приехала неторопливая винницкая скорая, помочь уже ничем было нельзя. Маринка вернулась с похорон почерневшая. - Знаешь, а дом без нее совсем опустел. И Виталика никто теперь так не накормит, и к столу не позовет... - Маринка подняла на меня посерьезневшие глаза. - Я все думаю, что же заставляло ее все время готовить, стоять на своей кухонной вахте и раскрывать наши непокорные рты, клювы ее детенышей. Может, эта впитанная генами еврейская необходимость выжить? Выжить физически, во что бы то ни стало, как род? ... А я готовить не умею. Бабушка не обучила маму, а мама - меня. Поэтому, когда мой сын еще там, в Ленинграде, на вопрос воспитательницы в детском саду: "Какое блюдо вы,дети,больше всего любите?", ответил: "Грибенкес". А дети хором: "Такого нет!". В их словах была частичная правда. Все ее рецепты ушли в небытие. Когда бабушки не стало, в нашем доме не стало и грибенкес. Если есть жестокая необходимость, я открываю книгу "О вкусной и здоровой пище" с красивыми картинками и мучительно пытаюсь из нее что-то изобразить. Здесь, в Германии, к ней по иронии судьбы добавилась брошюрка "Еврейская кухня". Но это ничего не меняет. Готовить я так и не научилась. В общем, как говорила Маринка, женщина не для кухни, а для гостиной. А жаль...
Он стар и похож на свое одиночество. Ему рассуждать о погоде не хочется. Он сразу с вопроса: «— А Вы не из Витебска?..»— Пиджак старомодный на лацканах вытерся... «—Нет, я не из Витебска...»— Долгая пауза. А после — слова монотонно и пасмурно: «— Тружусь и хвораю... В Венеции выставка... Так Вы не из Витебска?..» «— Нет, не из Витебска...»
Он в сторону смотрит. Не слышит, не слышит. Какой-то нездешней далекостью дышит, пытаясь до детства дотронуться бережно... И нету ни Канн, ни Лазурного берега, ни нынешней славы... Светло и растерянно он тянется к Витебску, словно растение... Тот Витебск его — пропыленный и жаркий — приколот к земле каланчою пожарной. Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки. Там зреют особенно крупные яблоки, и сонный извозчик по площади катит...
«— А Вы не из Витебска?..». Он замолкает. И вдруг произносит, как самое-самое, названия улиц: Смоленская, Замковая. Как Волгою, хвастает Видьбой-рекою и машет по-детски прозрачной рукою... «— Так Вы не из Витебска...» Надо прощаться. Прощаться. Скорее домой возвращаться... Деревья стоят вдоль дороги навытяжку. Темнеет...
И жалко, что я не из Витебска.
Роберт Рождественский
Выставка произведений художника Марка Шагала прошла в Государственной Третьяковской галерее. Экспозиция "Марк Шагал. Истоки творческого языка художника" приурочена к 125-летию со дня рождения знаменитого мастера. За право называть Шагала своим художником спорят минимум три страны: Россия, Белоруссия, Франция. Сам он написал: Отечество мое - в моей душе. Вы поняли? Вхожу в нее без визы... Во мне растут зеленые сады, Нахохленные, скорбные заборы, И переулки тянутся кривые. Вот только нет домов, В них - мое детство". В этом описании безошибочно узнается Витебск, мир еврейского местечка, с многодетными семьями, крохотными лавками и богобоязненными стариками. Этим миром детства он проверял все. В 1922 в книге "Моя жизнь" он вспоминал, как мечтал "оседлать каменную химеру Нотр-Дама, обхватить ее руками и ногами да полететь! Подо мной Париж! Мой второй Витебск!". Вы можете смеяться, но это комплимент Парижу. Так что неудивительно, что выставка в ГТГ, посвященная "истокам творческого языка художника", будет пронизана двумя рифмующимися для Шагала темами: Витебска и Парижа. Причем и тут, и другой мир для Шагала начисто лишен бытовой приземленности. Если Витебск для него - город, в котором улетают в небеса мальчишки и влюбленные, скрипачи и деды, то Париж для него - это Лувр. Лувр примирил его с чужбиной. "...Легче всего мне дышалось в Лувре. Меня окружали там давно ушедшие друзья. Их молитвы сливались с моими. Их картины освещали мою младенческую физиономию. Я как прикованный стоял перед Рембрандтом, по много раз возвращался к Шардену, Фуке, Жерико". Он умел искать и находить свой небесный град везде. Как он напишет, "не только в технике искал я смысл искусства. Передо мной словно открылся лик богов". Это открытие давало возможность дышать и жить. Оно пронизывало всю жизнь. В результате самые простые повседневные вещи оказывались почти волшебными в своей красе. Новая выставка Марка Шагала в Третьяковской галерее предлагает познакомиться прежде всего с графическим наследием художника. Среди знакомых работ - иллюстрации Шагала к "Библии" и "Мертвым душам", что показывались на предыдущей выставке "Здравствуй, Родина!" в 2005 году. Но кураторы проекта обещают представить уникальные раритеты. Среди более 150 работ никогда не показывавшиеся здесь портреты родных и близких: мамы и сестры, кузенов, жены и дочки, - сделанные в 1910-х годах. Плюс впервые можно будет увидеть альбомы Шагала из архива Блеза Сандрара, которые приобретены во Франции московскими коллекционерами. Из Франции прибыли коллажи 1960-1970-х годов, в том числе эскиз панно для Метрополине Опера "Триумф музыки". Гораздо меньше у нас Шагал известен как скульптор. В Москву привезут его две мраморные скульптуры для фонтана 1964 года из швейцарского Фонда Пьера Джанадда. Наконец, впервые в России - "Свадебный сервиз" (1951-1952), расписанный им в честь свадьбы дочери Иды...
Дата: Воскресенье, 08.07.2012, 06:17 | Сообщение # 75
дружище
Группа: Друзья
Сообщений: 387
Статус: Offline
две простые, но со смыслом, сказочки
Сказка о недостатке
Жил-был музыкант. Хорошо играл, талантливо… Люди слушали его с восхищением. Даже когда он играл самые простые мелодии, они брали за душу любого, кому приходилось их слышать… И дело не в мастерстве исполнения, а в том, что играл он с душой… Но музыкант ещё и много работал над своим мастерством и стал настоящим виртуозом. Его волшебные пальцы летали над клавишами и из-под них раздавалось чудесное пение. Люди слушали его с замиранием сердца и у многих из них слёзы катились из глаз от его музыки… Но однажды случилась беда. Кто-то задел крышку рояля, за которым сидел музыкант, она упала и раздробила музыканту палец. Врачи собрали палец по кусочкам, но он теперь не слушался музыканта… А разве можно исполнять виртуозные вещи, когда у тебя не хватает пальца? Долго горевал мызыкант, грустно наигрывая мелодии девятью пальцами… Как ты вложишь душу, когда на ней тяжёлый камень лежит? Ходил музыкант к лучшим лекарям. Кто-то из них был честен и не брался за работу, которую не выполнить, а кто-то брал большие деньги, обещая вылечить и только уродовал палец ещё больше… Но музыкант не сдавался! Он снова и снова делал попытки вылечить увечье. Он снова и снова боролся со своим недостатком… Но снова и снова терпел поражение… Он потратил все свои деньги, он очень долго не упражнялся в игре, хотя и мог бы неплохо играть своими девятью пальцами… Но постоянное лечение не давало это делать. Единственная мечта музыканта была - исправить свой палец, чтобы он снова слушался. И наконец музыкант понял, что не смогут лекари ему помочь и что помочь ему может только чудо… “Чудо?”, - подумал музыкант…”А почему бы и нет?” И отправился к Волшебнику. Рассказал он Волшебнику свою грустную историю… Дом Волшебника был уставлен диковинными штучками. На столе стояли посудины с зельем и порошками, под потолком сушились травы, везде валялись разные диковинные вещицы, покрытые пылью… Но Волшебник и не тронул свои магические штучки. Он просто посмотрел в глаза музыканту и сказал: - Скажи мне, чего ты хочешь… - Я хочу избавиться от увечья… - Увечья, - как эхо, повторил Волшебник…, - Скажи мне, чего ты впрравду хочешь! - Я не могу хорошо играть без этого пальца! - Не могу хорошо играть…, - снова повторил Волшебник. Он помолчал немного и сказал: - Вот ты и сказал, чего ты хочешь на самом деле… Ты это и получил… - Как же??? Господин Волшебник! Я совсем не этого хочу! - Тогда почему же, когда я спросил тебя, чего ты хочешь, ты сказал мне: “Увечье”, а потом сказал: “Я не могу играть”? Все твои силушки, всё твоё время ушло на твой потерянный палец! Ты перестал замечать всё хорошее, что у тебя осталось! Ты глядел только на свою потерю и не заметил, как сквозь оставшиеся пальцы утекает твоё время, уходят твои деньги, как твоя любимая жена, устав видеть тебя таким убитым, стала подумывать о другом счастье, как забывается твоё мастерство, как душа перестала петь… Даже если тебе удастся вернуть палец, не слишком ли велика цена? - Так что же делать? - Не исправляй недостатки! Работай над достоинствами! Выбрось из мыслей свой покалеченный палец! Или даже….. - Волшебник схватил топор… Музыкант вскрикнул и прижал руку к себе… - Ну тогда просто перестань о нём думать и займись тем, что умеешь и любишь. Тем, что тебе дорого… А теперь ступай. Платить мне не надо. Прийдёт время, - сам догадаешься, как меня отблагодарить…
И сел музыкант за свой рояль… И играл он каждый день… И научился он обходиться теми пальцами, что у него были, потому что не думал о том, которого у него нет… И опять пела его душа… И жена его улыбалась со слезами на глазах, глядя на вновь ставшего собой мужа… А когда настал час великого триумфа, пришёл музыкант к Волшебнику и вручил ему билет на свой концерт в самой большой консерватории… И обнялись два Великих Мастера, как братья…
Недавно кто-то рассказал мне, что палец у музыканта опять стал двигаться… …Да какая разница?
Сказка о потерянной бедности
Жила - была бедность. И была она такая бедная, что не было у неё денег даже на заглавную букву "Б". Так и звали её все бедностью с маленькой буквы. И была она настолько неуверена в себе, что не могла жить одна. Она жила всегда с тем, кто думает о ней. Ей казалось, что тот, кто о ней думает, - любит её... И тот, к кому приходила бедность, почему-то всё чаще думал о ней. Она чувствовала себя всё увереннее с этим человекам и поселялась у него надолго. Они оба привыкали друг к другу и хотя человек часто проклинал её, получалось, что он всё равно дарил ей своё внимание. Так и жили вместе... Но иногда человек, увлёкшись чем-то интересным, забывал о своей бедности... ей становилось одиноко и она начинала искать себе другого спутника, который будет думать о ней и питать её своим вниманием... А потом случалось, что Человек вдруг вновь вспоминал о ней... И она снова возвращалась к нему... И уходила она навсегда только от того человека, кто совсем не думал о ней... Он мог думать о чём угодно. Например, он был так увлечён своим Делом, что думал только о нём... Или у него была Большая Любовь, которая вытесняла все другие мысли... А были и такие, кто, желая избавиться от бедности, не думал о ней, а думал о Богатстве. И бедность уходила туда, где о ней думали... И приходило ей на смену Богатство...
Вот такая сказочка... А ещё я подслушал, как кто-то сказал, что бедности нет. Это просто состояние души. Значит и Богатство тоже просто состояние души. Если вы думаете, что вы бедны, попробуйте думать о Богатстве! Что вы теряете кроме бедности?
