| Форма входа |
|
 |
| Меню сайта |
|
|
| Поиск |
|
|
| Мини-чат |
|
|
|
|
|
кому что нравится или житейские истории...
| |
| shutnik | Дата: Суббота, 13.10.2012, 09:23 | Сообщение # 136 |
 дружище
Группа: Друзья
Сообщений: 387
Статус: Offline
| душевно написано...
|
| |
| |
| отец Фёдор | Дата: Вторник, 23.10.2012, 12:58 | Сообщение # 137 |
|
Группа: Гости
| „У ВАС ЕСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОЛБАСА?“
Рабинович зашел в магазин. Хозяин-ватик (он приехал из Кутаиси тридцать лет тому назад) встретил его приветливо:
- Теплую индюшатинку привезли.
Но Рабиновичу было не до индюшатинки: приступ тяжелой ностальгии рвал его сердце и теснил грудь. Все ему было не в кайф “в этой вашей Израиловке”.
Хозяин, большой физиономист, решил, что кислая морда у клиента, должно быть, с похмелья, и предложил огурчики.
Огурчики, все один в один, купались в пластмассовом тазу с рассолом, крепенькие, веселые, боевые… Остро отточенным ножом с длинным и тонким лезвием хозяин отсек пол-огурчика.
Рабинович и пробовать не стал. Отшатнувшись от огурца, как ортодокс от свинины, он голосом, полным яда, вопросил:
- У вас есть человеческие огурцы?
Хозяин не понял. Да и где уж ему понять загадочную русскую душу Рабиновича!
Мы же напомним читателю историю советских огурцов. Те, которые Сура солила сама еще до перестройки, были, пожалуй, не хуже этих израильских, даже лучше. Так что кого-кого, а нашего Рабиновича огурчиком не удивишь… Но когда цены на базаре прыгнули, можно сказать, в космос, на столе Рабиновичей появился готовый, государственной засолки магазинный огурец.
Во-первых, громадный, во-вторых, изуродованный, в-третьих, мягкий и, в-четвертых, он не хрустел на зубах, а пищал и поливал подозрительной жидкостью грудь, скатерть и окружающих гостей.
Говорят, “в семье не без урода”. Этот урод-огурец прижился в семье Рабиновичей и стал, можно сказать, украшением их семейного стола. Вот почему сегодня, стоя над пластмассовым тазиком с безмятежными израильскими огурчиками, Абрам Моисеевич с острым чувством тоски и жалости поминал как родного “того огурца”.
- Картошку будете брать? - спросил хозяин уже с некоторой осторожностью. И наткнулся на безжалостный взгляд клиента:
А у вас есть человеческая картошка?
- Е-с-ссть б-белая. Есть розовая. Белая с розовыми глазками…
Но Рабинович и сам не слепой - видел, что есть белая, розовая, бело-розовая… А где черная?
Если бы хозяин магазина был не евреем с Кавказа, а, скажем, йогом из Индии, он бы прочитал мысли Рабиновича, и его внутренним взорам предстало бы такое кино: рано утром Рабинович выходит из подъезда с тележкой, дребезжащей по выбоинам асфальта. У овощного ларька уже успела скопиться туча граждан СССР, норовящих пролезть без очереди. Внутри, за крепкой металлической решеткой этого бронемагазина, снует, матюкаясь, непроспавшийся продавец.
Картошка, если ее уже привезли, свалена на цементном полу в углу бесформенной грудой вперемешку с половой, ветошью, обрывками мешковины, даже щепками, и прославленной грязью русско-украинской полосы. “Кирюха” сгребает совковой лопатой “дары полей” вместе с мусором в авоськи, корзинки и сумки покупателей - и счастливчики, груженные, как верблюды, продираются теперь уже в обратную сторону сквозь новые и новые лавы жаждущих картошки горожан… А она вот-вот кончится.
И в последние сумки “кирюха” наскребает уже, наверно, только мусор с пола…
Но Рабинович (о, счастье!) успел. Приволок на своей тележке сумок, наверно, десять с отборным гнильем. И пока он мирно посасывает валидол на диванчике, отдыхая после боя, Сура, как заправский хирург, в резиновых перчатках делает каждой картофелине ампутацию, удаляя зараженные места.
Зато как она вкусна и ароматна, когда заслуженной наградой за боевые и трудовые подвиги дымится, белая и рассыпчатая, посреди обеденного стола!
Не то что эта израильская мытая. Мытой у нас вообще никто не покупал…
Рабинович мысленно плюнул и перешел в рыбный отдел.
- Ну хоть рыба человеческая у вас есть?
Хозяин временно воспрял духом.
Рыба в его магазине говорила, если можно так выразиться, сама за себя: живые карпы плавали в мраморной ванне и выпячивали губы, как бы целуя ручки покупательницам. На столах красовалась в соленом, копченом и свежемороженом виде вся знать рыбного царства, вплоть до “принцессы Нила”.
Ну, чем не человеческая рыба?
Но покупатель и смотреть не стал. Глаза товарища Рабиновича были повернуты вовнутрь - в тот исторический период, когда рыба как таковая исчезла с прилавков советской страны.
Советские евреи к тому времени уже научились жить без еврейского языка, еврейских обычаев и праздников, ходили, извините, необрезанные, с непокрытыми головами и куском сала в зубах. Но чтобы еврей не ел рыбы! Это уже что-то ненаучно фантастическое.
Однако исторический факт: рыба на евразийской территории от Балтийского моря и до Тихого океана появлялась на прилавках примерно раз в семь месяцев, как солнце за Полярным кругом зимой.
И вот, глядя на израильскую рыбу, Рабинович вспомнил тот знаменательный день, когда Сура прибежала от подруги с сенсационной вестью:
- Абрам! В городе дают рыбу!
- Ты уверена?
- Все уже заняли очередь!
- А что за рыба?
- Какая разница? Я забыла название. Какое-то китайское слово из трех букв, первая буква “х”.
- Не кричи - у нас дети.
Рыба, как читатель, наверно, догадался, называлась “хек”. Ее, должно быть, не вылавливали, а выпиливали вместе со льдом Ледовитого океана. Так она и продавалась. Несчастная продавщица в фартуке поверх норковой шубы брала льдину со смерзшимися рыбинами и брякала ею об асфальт. Если льдина не раскалывалась, говорила:
- Берите все или отойдите от прилавка. Я вам не каторжная.
Но так как от прилавка никто не хотел отходить (да и не мог - задние подпирали), то люди хватали рыбольдины и буксировали домой целиком.
Пусть китайская из трех букв на букву “х”, чем вообще ни х… в смысле - никакой рыбы.
Потом месяцев через семь вновь “выбрасывали” какую-нибудь рыбу с не менее неприличным названием “прастипома”. И чем реже это было, тем чаще Рабинович ее вспоминал…
Так что же после всего этого ваша принцесса Нила по сравнению с нашей прастипомой?!
Бедный хозяин магазина уже отчаялся, что клиент хоть что-нибудь купит. Тем более что Рабинович ушел от рыбы к колбасе. Может быть потому, что, как говорят в Украине, “найкраща рыба - ковбаса”, а может, опять предался воспоминаниям.
Колбаса во время оно была еще более редкой птицей, чем рыба. Бытовала даже такая загадка:
“Длинное, зеленое и пахнет колбасой”.
Ответ: “поезд Москва - Владивосток”. Колбасу привозили из столицы. Порой она так и называлась “столичной”, иногда - “отдельной”. По этому поводу сатирики пели куплеты:
“А в отдельных магазинах
Нет отдельной колбасы”.
Или - “докторской”. Тоже ходил анекдот. Спрашивают ученого:
- У вас в портфеле кандидатская?
- Нет, “докторская”.
Но назови хоть груздем…
По форме это была целлофановая кишка, а по со держанию - крахмал. Но, как читатель уже, надеюсь, усвоил, вкус любого продукта зависит от частоты употребления. Почему золото драгоценный металл? Потому что на дороге не валяется.
А тут… Рабинович мутным взором окинул груды колбасных изделий - гордость хозяина магазина. Они громоздились на прилавках и полках, за стеклом, на стекле и под стеклом холодильника, свисали со стен и потолка. Вареные, копченые, полукопченые, перченые, переперченные, недоперченные, с чесночком и без чесночка, кровяные, ливерные, языковые, ветчино-рубленые… (У автора кончились чернила и все слюнки вытекли)…
Хозяин со своим длинным, 42 см, ножичком из остро отточенной дамасской стали ходил среди этих богатств и рубил с плеча, как Чапаев:
-На, пробуй-кушай! Колбаса-шмолбаса! Сосиски-шмосиски! Ветчина-шметчина! Сало-шмало! На все скидка! Хочешь - в кредит бери, не хочешь - отдаю даром!
Но Рабинович и пробовать не стал. Напробовался в первые дни. Даже вкусно показалось с голодухи. Но не было, что греха таить, не было и сотой доли того захватывающего… надо прямо сказать… счастья, какое испытывала вся его семья, смакуя добытую в потных очередях и привезенную в воняющих носками плацкартных вагонах из Москвы бледно-розовую в ослизлом целлофановом (пардон, мадам) презервативе накрахмаленную колбасу.
- Индюшачья есть! - хозяин все больше заводился. - И курячья есть! Телячья! Говяжья в тебя не лезет - вот тебе с салом свиная! У нас все есть!
Но Рабинович только горестно покачал головой и спросил с безнадегой в голосе:
- У вас есть человеческая колбаса?
Глаза хозяина магазина налились бычьей кровью.
- Сейчас будет! - взревел этот еврейский джигит и кинулся с ножом на Рабиновича...
МАРК АЗОВ
|
| |
| |
| Гость | Дата: Среда, 24.10.2012, 07:48 | Сообщение # 138 |
|
Группа: Гости
| да уж!
многие помнят слишком долго то, что давно надо бы забыть...
|
| |
| |
| sINNA | Дата: Среда, 24.10.2012, 08:35 | Сообщение # 139 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 426
Статус: Offline
| Здорово! Хороший рассказ.
Чего греха таить - все мы чем-то похожи на героя этого рассказа.. я тоже много чего вспоминаю...
Сообщение отредактировал sINNA - Среда, 24.10.2012, 08:36 |
| |
| |
| Пилигрим | Дата: Вторник, 30.10.2012, 13:54 | Сообщение # 140 |
|
Группа: Гости
| Не надо меня любить
С некоторых пор я не люблю зиму и, когда она приходит, стараюсь ее не замечать. По улицам хожу быстро, не поднимая глаз, дома не смотрю в окна. Я не хочу знать, что выпал снег, что вокруг царствует белый холод. Я прячусь, словно боюсь, что зима обнаружит меня, надеюсь стать незаметной, даже невидимой. Это продолжается пять лет. А может и восемь…
Уже в сентябре мне становится не по себе. Все вокруг наслаждаются последними теплыми деньками, а я думаю только о том, что скоро наступит, тусклый октябрь, на деревьях намокнут не успевшие облететь листья, и асфальт покроется липкой жидкой грязью. В ноябре эта слякоть окоченеет и будет торчать мерзлыми кочками. Потом выпадет снег, и начнется зима.
Долгая, безмолвная и безжизненная.
Такая перспектива действует на меня разрушительно.
Раньше я надеялась, что кому-то под силу понять мое состояние, надеялась, что его можно изменить. Но все, кому я плакалась в жилетку, считали, раз они выслушали мою жалобную песнь, значит, имеют полное право пропеть свою, и вместо ожидаемого сочувствия я получала впечатляющие истории: о потерянных телефонах, ленивых мужьях и неблагодарных подругах, насквозь проткнувших сигаретой, взятую поносить кофточку.
Я перестала жаловаться, я поняла: на сочувствие могут рассчитывать только те, кто испытывает временные трудности. Тех, кто годами находится в безвыходном положении или навсегда свалился в великую депрессию, добрые люди стараются избегать, или попросту не замечать.
Зимой я не приглашаю гостей, выходные провожу одна в квартире, доставшейся мне от мужа.
Я не переключаю каналы – мне все равно, что показывает телевизор. Мне все равно, что я ем.
Я продолжаю ходить на работу, избегаю разговоров с сослуживцами, не отвечаю на телефонные звонки.
В будни жду ночи, по выходным не встаю с постели.
Когда засыпаю, я вижу сны, в которых продолжается мое одиночество. В этих цветных фильмах, снятых моим подсознанием, кроме меня нет ни одного человека: в безлюдном торговом зале я примеряю туфли, в заброшенном саду рву яблоки, по пустынной трассе веду машину. И все время жду…
Но тот, кого я жду, из других снов. Их я вижу нечасто. В них я не карабкаюсь по лестницам, не падаю с мостов, я ничем себя не обнаруживаю. Словно меня нет вообще. А есть только он.
У него нет имени и лица. Я не слышу его слов, не ощущаю его прикосновений. Я его чувствую. Он любит меня, это некая данность. Условие. То, что не подвергается сомнению. Я где-то там, внутри этой любви, я - главный элемент. Это тешит мое самолюбие. Я пытаюсь играть, напускаю на себя безразличие и превращаюсь в облако. Парю, демонстрирую независимость, но набухаю, тяжелею, опускаюсь все ниже, и вот, я уже не белое пушистое облако, я - фиолетовая разбухшая туча. Переполненная до отказа, я не могу удержаться наверху, сползаю куда-то вниз, в тартарары и там растекаюсь мерзкой маслянистой лужей. Я успеваю понять, что меня больше нет, что я распалась на атомы и просыпаюсь.
Мой муж ухаживал за мной, он женился на мне, значит, любил. Но почему-то с самого начала во мне жило беспокойство – вдруг он любит меня "несильно", вдруг когда-нибудь разлюбит вообще.
Еще я боялась услышать: "я тебя, конечно, люблю, но…" Несмотря на это я была на седьмом небе.
Когда знакомила его со своими друзьями, то при случае спрашивала их: "Правда, он красивый?"
Я понимала, что это глупо, но все равно спрашивала.
Потом, когда все кончилось, я казнила себя за тщеславие. Что с того, что муж красивый? Нелепо этим гордиться. Да еще рассылать всем по электронной почте его фотографии.
Я исполняла положенные жене обязанности: готовила, убирала квартиру, принимала гостей. Он вел себя соответственно: помогал мыть посуду, ходил за продуктами, дарил цветы. Мы вместе смотрели телевизор, складывали из паззлов картинки, но меня не оставляло предчувствие, что эта идиллия ни что иное, как первая серия фильма. А завтра начнется вторая, та, в которой должен прогреметь взрыв.
Первый раз этот взрыв прогремел еще на свадьбе. Мой красивый муж оказался алкоголиком.
Он не страдал запоями, вообще пил нечасто, проблема была в том, что пить он не умел. Превращался в какого-то сломанного Буратино. Взгляд становился бессмысленным, движения хаотичными. Он падал, барахтался, пытаясь встать на ноги, вставал и опять падал. Это выглядело ужасно.
Потом я узнала, что у него в организме не хватало какого-то фермента, отвечающего за расщепление спирта на воду и углекислый газ. Поэтому он так моментально пьянел.
И тогда я придумала способ избавить его от алкогольной зависимости – снять его пьяного на видео, а потом показать ему этот ролик. Я надеялась, что он увидит себя, содрогнется, и больше не будет пить.
Не прошло и недели, как замысел нашел свое воплощение...
В тот вечер муж был безобразен как никогда, а я как никогда была этому рада. Стоило взять в руки камеру, как его свинское состояние уже казалось мне удачей. Благодатный материал сам шел в кадр. Переход от двери до дивана, сопровождавшийся падениями, ползанием на четвереньках и пусканием пузырей, сопля, затормозившая свое падение из носа – это обещало быть бомбой! На ходу я придумывала остроумные, как полагала, комментарии и чувствовала себя Феллини. Я получала удовольствие. Оказалось, что творчество это всегда удовольствие, независимо от темы.
Я перестала снимать, когда он отключился. Он лежал на спине, запрокинув голову и открыв рот. Бледный, с бесцветными губами. Я бы снимала дальше, но он слишком походил на мертвеца, и веселый комментарий не шел на ум.
Три дня я ждала. И вот, наконец, он пришел с работы без следов изможденности на своем красивом лице. После ужина я взяла его за руку и повела в гостиную, с многообещающей улыбкой помахала пультом.
Я и сейчас помню его лицо в тот момент, смущение и хрустальный блеск в глазах. Он ждал сюрприза.
И я нажала на кнопку.
Воспитательные цели отошли на второй план, мне не терпелось похвастаться моим, невесть откуда взявшимся, мастерством. Я ждала похвалы.
Он посмотрел ролик молча. Потом перевел взгляд на мою сияющую физиономию. В нем не было осуждения, но почему-то я сразу поняла, что это конец. Он вышел из комнаты, а немного погодя хлопнула входная дверь.
Я не побежала за ним. Меня словно придавило к дивану. То, что я сделала, оказалось хуже измены. Измене можно найти оправдание, она часто бывает следствием обиды или минутной слабости.
А я совершила предательство.
Я обошлась со своим мужем как с насекомым. Сделала его объектом злых опытов, выставила посмешищем. Вместо того чтобы помогать и спасать, я воспользовалась его беспомощностью, чтобы утолить свои амбиции. Здесь нет и намека на простительную минутную слабость. Это был обдуманный проект.
Я смотрела в окно и плакала. Шел снег. Он кружился в желтом свете уличных фонарей огромными хлопьями и нехотя ложился на землю. Я долго стояла у окна, а снег так же долго шел, пока не превратил наш двор в чистое белое поле.
Это было восемь лет назад. Или пять. Я специально стараюсь забыть точную дату. Путаю. Запутываю себя. Я не хочу знать, сколько лет живу без него.
Приход весны я не тороплю. Но она приходит, и я просыпаюсь для жизни. Хожу по магазинам, покупаю летние вещи, сижу с подругами в кафе, слушаю накопившиеся за зиму новости, откликаюсь на приглашения прийти в гости. Я опять крашу губы. И перестаю видеть сны.
Это странно, потому что только весной я отчетливо вспоминаю то утро, звонок в дверь и соседку в распахнутом пальто. Ее слова, значение которых я поняла только, когда выбежала на улицу:
- Галя, пойдем быстрее! Там твоего Сережу сейчас увезут. Его нашли в снегу, прямо у подъезда. Он замерз бедный. Насмерть.
Я продолжаю жить, я не жалуюсь. Есть квартира, работа. Есть знакомые, друзья. Говорят, меня безумной любовью полюбил один инженер. Обещают познакомить. Но я не хочу. Я не хочу знакомиться с инженером, и не хочу, чтобы меня любили.
Не надо меня любить.
Пурис Зинаида
|
| |
| |
| Миледи | Дата: Среда, 31.10.2012, 12:42 | Сообщение # 141 |
|
Группа: Гости
| печально, но неправа героиня рассказа...
действительно совершила предательство.
|
| |
| |
| sINNA | Дата: Пятница, 02.11.2012, 19:40 | Сообщение # 142 |
|
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 426
Статус: Offline
| А мне рассказ не понравился.Очень тяжёлый осадок оставил.
|
| |
| |
| Пилигрим | Дата: Суббота, 03.11.2012, 05:28 | Сообщение # 143 |
|
Группа: Гости
| что поделать, не всё нам нравится..
мне, к примеру, моя жизнь сегодня не слишком нравится, но ...осадком её буду я...похоже
|
| |
| |
| BROVMAN | Дата: Суббота, 03.11.2012, 12:13 | Сообщение # 144 |
 дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 447
Статус: Offline
| рассказ как рассказ... простой и без выкрутасов
|
| |
| |
| Пинечка | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 12:49 | Сообщение # 145 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1455
Статус: Offline
|
Массовка
Было время, когда я вставала по утрам с радостью: мне предстояло идти на любимую работу. Я была библиотекарем еврейской школы, там же учился в третьем классе мой сын Славик.
Прибалтийская республика, получив самостоятельность, вернула еврейской общине здание школы, построенное в начале 20 века. Летом записали учеников во все 12 классов, директор Женя Лерман подобрал учителей. Из Израиля прислали книги и учебники. И я с увлечением принялась за чтение этих книг, изготовление стендов и организацию книжных выставок.
Директору Жене было немного за тридцать. Года три назад он, до того обычный советский журналист, начал интересоваться еврейскими традициями и историей, стал ходить в синагогу, носить кипу. Обаятельного, улыбчивого директора очень любили дети, он установил в школе такое правило: взрослых работников школы называть только по имени, никаких отчеств, даже для директора.
Женя преподавал еврейские традиции. На Рош ха-Шана директор устроил для учителей вечер. Глядя на то, как Женя, объясняя суть праздника, жестом фокусника обмакивает яблоко в мед и жонглирует рыбьей головой, как рыжий восьмиклассник Роберт поет под гитару только что сочиненную им песенку про еврейский Новый год без елочки, - учительница иврита Рая, присланная из Израиля Сохнутом, сказала мне: "Ну, ребята, какое-то ваше еврейство... игрушечное. Раньше ваш директор играл роль советского журналиста, теперь - религиозного еврея". Да, по сути, она была права, многого мы еще не понимали и только еще скользили по поверхности.
Дочь первого, довоенного директора школы Самуила Войташевского принесла фотографии из своего архива - дети в классе, вот они справляют Песах, а вот играют во дворе. Немногие из них стали взрослыми... На некоторых фотографиях были ритуальные предметы - ханукия, кубок для кидуша, указка для чтения Торы, кувшин для омовения рук. Все это принадлежало школе, но во время войны пропало.
Школа находилась на улице, которая называлась Медвежья, на крыше здания крутился флюгер, изображавший медведя. Ученик 11 класса Йося захотел поближе рассмотреть флюгер и для этого залез на чердак. Позже он рассказывал, что слышал за собой шаги и бормотание. Он утверждал, что на чердаке обитает призрак первого директора - старика Войташевского. Уборщица - русская женщина, приходившая убирать по субботам, уверяла, что постоянно слышит хор детских голосов из актового зала и смех со второго этажа. Мало того, кто-то то и дело опрокидывал ведра с водой и разбрасывал уже собранный мусор. Йося объяснял это происками старика Войташевского, который таким образом протестует против работы по субботам.
Школа уже проработала полтора месяца, дети были счастливы - им предоставили свободу самовыражения. Они бесились на переменах и даже пытались ходить по классу во время урока.
Однажды утром мы с сыном увидели на доске объявлений, висевшей при входе в раздевалку, большой плакат: "Снимается кино! Всем, кто хочет участвовать в массовке, собраться в 14.00 в актовом зале. Участие в съемках оплачивается". Мне стало любопытно - почему именно в нашей школе съемочная группа решила искать массовку? Мы со Славиком пришли в назначенное время в актовый зал. Там уже собралось полсотни человек учителей и учеников из разных классов. Вошел Женя вместе с высоким светловолосым парнем в длинном кожаном пальто.
- Ребята, разрешите вам представить моего друга, помощника режиссера Сергея Заманского. В нашем городе снимается художественный фильм о тринадцатилетней еврейской девочке, которая во время Катастрофы попадает в гетто. Для сцен в гетто Сергей набирает массовку, ему нужны люди с еврейскими лцами. А дальше он сам вам все расскажет.
Помощник режиссера разъяснил, как будут проходить съемки и чего он ждет от массовки. Условия всем понравились, особенно сумма, которая причитается за участие в фильме.
В воскресенье утром возле школы нас ждали помощник режиссера и автобус. Здесь собрались ученики старших классов Йося и Сима, восьмиклассники Роберт и Даник, несколько девочек из шестого и седьмого класса, остальные - сотрудники школы со своими детьми и директор Женя с овчаркой Молли. Собака должна была тоже участвовать в массовке в роли злого пса на поводке у охранника. На Молли был намордник, поэтому она не могла радостно лаять, зато ее хвост не знал покоя. Всех сотрудников школы и учителей Молли отлично знала и очень любила - Женя возил Молли в летний лагерь, организованный перед началом учебного года, где дети и учителя с ней играли и постоянно подкармливали чем-нибудь вкусным. Мы погрузились в автобус и поехали на киностудию. Там нас разделили по половому признаку и отвели в разные сарайчики - переодевать в костюмы. Нам раздали большие пакеты и велели снять с себя все до белья, а главное - капроновые колготки. Все должно было быть реалистично. Костюмерша выдала мне потертое пальтецо, крепдешиновое платье, поцарапанные ботики, помятую шляпку с резинкой. Но особенно меня огорчили хлопчатобумажные чулки с подвязками. Маленькие девочки были одеты в одинаковые приютские пальтишки с пелеринкой. Симе собрали волосы в две косы с ленточками. Через полчаса наши дамы-учительницы выглядели совершенно неузнаваемо - косметику с их лиц стерли, переодели и причесали по моде 40-х годов. Все бы ничего, но у каждого на одежде была пришита желтая звезда. Это выглядело мрачно. Мы вышли на улицу и увидели наших мужчин и мальчишек - некоторые превратились в местечковых то ли портных, то ли парикмахеров, другие - в солидных господ. Роберт и Йося представляли собой двух хасидов в лапсердаках и черных шляпах. Женя был одет в ватное пальто с меховым воротником, кашне и котелок. У них тоже на одежде были желтые звезды. Мы сели в автобус и поехали к месту съемок - в центр Старого города.
На одной из узких улочек уже вовсю шла подготовка - там стояло несколько кинокамер, вокруг суетились люди. Нам велели все свои вещи и пакеты с одеждой оставить в автобусе. Какая-то женщина подвела нас к крытому грузовичку довоенной конструкции и начала раздавать реквизит - кто-то получил заплечный мешок, кто-то чемоданы, кто-то баулы и просто узлы. Учительнице английского языка всучили сверток в одеяле, который исполнял роль грудного ребенка. Йосе и Роберту выдали свиток Торы в чехле. Они тут же заглянули под чехол и убедились, что там никакой Торы нет, просто деревянные ручки, торчащие из расшитого чехла. Мы с сыном тоже из любопытства открыли свой чемодан. Он был наполнен какими-то старыми книгами и газетами.
Нас привели во дворик, мощеный булыжником. Тут стояла тележка вверх оглоблями, наполненная дряхлой мебелью. Нам велели положить узлы и чемоданы на землю. Люди из съемочной группы рассадили нас вокруг тележки так, как им было нужно, и разбросали реквизит. По двору прогуливался здоровый мужик с повязкой на рукаве, держа на поводке Молли. Снимали группу евреев, которых собрали с вещами перед тем, как отправить в гетто. Послышалась команда "Мотор!" Отсняли, наверное, дублей шесть. Все это время мы должны были изображать на лицах страх и тревогу.
Потом мы долго сидели в автобусе и ждали, когда нас снова позовут. Мы успели перекусить и накормить печеньем Молли. Йося с Симой и мы со Славиком решили сходить за шоколадками. Люди на улице шарахались от нас. "А, понимаю, - сказал Йося, - мы не должны ходить по тротуару!" И все, поддерживая игру, сошли на обочину дороги. Мы приблизились к киоску, торговавшему всякой мелочью - жвачкой, шоколадками, питьем. Продавец посмотрел на нас и твердо сказал:
- Евреев не обслуживаю.
Мы объясняться с ним не стали - игра есть игра - и пошли к другому киоску. Там продавщица даже не взглянула на нас, она только считала наши деньги и сдачу. Каждый купил по шоколадке, а Йося еще и бутылку кока-колы. Он засунул бутылку в глубокий карман своего лапсердака и принялся за шоколадку.
Мы чуть не опоздали к съемкам следующего эпизода - наскоро запихали шоколадки в рот, потому что всем велели подняться по каменной лесенке в дом тут же, во дворе. Внутри оказался давно не ремонтированный сводчатый зал с узкими средневековыми окнами. На полу валялись тюфяки. Йосю с Робертом заставили, ритмично покачиваясь, читать молитву спиной к камере, детей и взрослых расположили на тюфяках. Перед камерой посадили Симу и Славика, который держал в руке кусок хлеба, Сима должна была петь какую-нибудь песню. Когда прозвучала команда "Мотор", наступила полная тишина, которую нарушало бормотание молитвы и тихая песня Симы. И тут включилась иная реальность - мне действительно стало страшно и тревожно. Не верилось, что мой сын только что съел целую плитку шоколада - с такой жадностью он смотрел на кусочек черного хлеба. И вдруг из свертка на руках учительницы английского языка послышался детский писк! Но тут раздался крик: "Снято! Все свободны!" Я даже не успела что-либо понять. Как бы невзначай я подошла к учительнице и слегка ущипнула сверток: обычные тряпки.
Нас снова вывели во двор, приказав разобрать свои чемоданы и узлы, потом мы вышли за ворота на улицу. Там помощник режиссера построил нас в живописную колонну: впереди завхоз Марик должен был тащить за оглобли тележку с мебелью и узлами, за ним выстроились "приютские девочки", "хасиды" со свитком и другие "узники гетто". Мы должны были пройти по улице мимо нескольких кинокамер. Вдали виднелись другие персонажи массовки - городские граждане, тоже одетые по моде военного времени, а по обеим сторонам дороги - охранники с автоматами. И мы пошли.
Я тащила тяжелый чемодан, держа за руку Славика, и мной овладевало смертельное отупение. Я понимала, что нас гонят, как скот на убой. Что будет, если мы сейчас все бросимся врассыпную? Нет, бесполезно: перестреляют, и далеко ли убегут дети с желтыми звездами на одежде? Да и спрятаться негде...
Сначала режиссер подавал команды, оператор делал свое дело. Потом мы пересекли перекресток, и кинокамеры остались далеко позади. Но никто не кричал: "Стоп, снято!", поэтому мы все шли и шли, тем более, что на обочине стояли автоматчики в форме полицаев. Наконец Марику надоело тащить тележку, и он остановился. Тотчас же к нему подошел полицай и стукнул прикладом в спину. Марик в недоумении подчинился и пошел дальше. Полицай направил тележку к воротам маленького теннисного стадиона. Там стоял тот самый мордатый мужик с повязкой, держа на поводке Молли. Пока мы проходили мимо него, собака яростно и злобно лаяла на нас. Женя хотел было подойти к Молли, но охранник навел на него автомат. Мы ничего не понимали. Вокруг не было никого из съемочной группы, зато по стадиону ходили полицаи и несколько человек в форме немецких солдат. Причем разговаривали они тоже по-немецки! Вот это реализм!
Пошел мелкий дождь. Все вокруг покрылось водяной пылью. Дети жались к учителям, некоторые заплакали от холода. Йося открыл полы своего лапсердака и поймал Симу. Она пыталась сопротивляться, но быстро поняла, что так и вправду теплее.
Директор, который сидел на своем чемодане, поднялся и решительно направился к охранявшим ворота людям. Овчарка повернула к нему голову и угрожающе зарычала. Охранник крикнул, веля Жене остановиться, Молли рвалась с поводка, неистово лая и роняя из пасти пену, но Женя шел, уверенный, что собака его не тронет. Полицай спустил Молли с поводка. В три прыжка она очутилась возле Жени и сбила его с ног. Женя прикрывал лицо руками, выкрикивая какие-то команды. Но собака, яростно урча, вцепилась зубами в рукав его ватного пальто. Полицай вразвалку подошел к собаке, поймал ее за поводок и, криво ухмыляясь, вернулся на свой пост к воротам. Женя остался лежать на мокром асфальте. Учительница музыки истерически вскрикнула. Все бросились к директору. Он отвел руки от грязного и окровавленного лица. Учительница стащила с директора пальто, разорвала рукав своей рубашки и вытерла кровавые ссадины. Жене повезло: пальто было хоть и старое, но из хорошей шерсти и простегано толстым слоем ваты, так что собачьи зубы только слегка задели кожу. Директор снова накинул разорванное пальто на плечи.
Внезапно ворота открылись, вошел человек - на нем была форма немецкого офицера, и видно было, что носить он ее умеет. Человек издали махнул рукой директору, жестом приказывая следовать за собой. Женя медленно пошел, но на мгновение остановился и оглянулся на нас. Все примолкли. Директор направился к воротам, где на него угрожающе скалила зубы Молли, крепко схваченная охранником за поводок. Женя повернул голову в сторону собаки, вся его фигура выразила недоумение и непонимание.
Жени не было всего полчаса, но нам показалось - целую вечность. Охранник втолкнул его в ворота, от резкого пинка Женя слегка пошатнулся. Он снова сел на свой чемодан. Мы молча окружили его, ожидая объяснений.
- Мне предложили свободу в обмен на выкуп. Профессор Мяннисте обещал им за меня деньги.
-Вас отпустят прямо сейчас? - спросила Сима.
- Послушай, что за бред? Я отказался уйти без вас. А профессор Мяннисте умер в 1955 году.
- И правильно, - сказал Роберт. - Никто не знает, что там такое... - он махнул головой в сторону забора. - Где мы, кто мы? Заблудились...
- Вернее - заигрались, - поправил его Йося. - А наша массовка отыграла свое - мы больше не нужны.
- Йося, это мы для них, - директор кивнул в сторону охраны, - массовка. Никогда не позволяй себе чувствовать себя массовкой!
Мы просидели под дождем часа три. Вдруг на стадион въехал крытый грузовичок, из которого мы получали реквизит. В кузове сидел некто, одетый в форму немецкого солдата с автоматом. Полицаи велели нам сложить свои вещи в кучу и залезать в грузовик. Меня даже обрадовало, что больше не придется возиться с этим громоздким чемоданом. Я с размаху бросила его об асфальт, он раскрылся. Я ожидала, что сейчас по стадиону разлетятся бумажки и старые книжки, но... Посыпалось белье, детские башмаки и рубашки, какие-то фотографии... Полицай выхватил чемодан из рук Жени и вытряхнул из него серебряный семисвечник, медный кувшин для омовения рук и кубок для кидуша - точно такие, какие я видела на фотографиях дочери Самуила Войташевского. Что-то заподозрив, Роберт попытался удержать свиток, но не сладил со здоровым полицаем. Свиток полетел на землю. Все были настолько потрясены, что забрались в машину почти беззвучно. Немецкий солдат поднял брезентовый верх, и машина поехала. Через полчаса она остановилась. Охранник перегнулся наружу, заскрежетал засовами и откинул борт. Мы выпрыгнули из кузова и огляделись. Грузовик стоял на сырой лесной поляне, усыпанной сосновыми иглами, недалеко от свежевырытой в песчаной почве ямы. Взрослые моментально определили назначение этой ямы. У ее края стояли солдаты с автоматами. Они двинулись к нам и окружили. Славик прижался ко мне и тихо заплакал:
- Мама, пить хочу!
- Потерпи, сынок, нет у меня...
- О! - воскликнул Йося. Он запустил руку в бездонный карман своего лапсердака и извлек оттуда бутылку кока-колы, купленную в перерыве между съемками. Ловко отвернув крышку, он протянул ее Славику, но в это мгновение офицер отпихнул кого-то и потянулся к бутылке, намереваясь ее отнять.
- Ах ты, сволочь! - заорал Йося и плеснул липкой пенистой жидкостью прямо в лицо офицеру. Все кругом ослепительно вспыхнуло, потом стало темно. Сладкая водичка из другого времени разрушила реализм сцены расстрела. А может быть, сопротивление массовки не вписывалось в сценарий.
Пошли заключительные субтитры: в главных ролях..., в эпизодах..., съемочная группа... Участников массовки в субтитрах не было, их обычно там не называют.
-Мама! Ну, мама же! - сын теребил меня за рукав. Рядом сидел Даник и пытался жонглировать тремя шишками, которые попеременно сыпались ему на колени. Сима собирала букет из опавших листьев.
-Све-е-е-та! - кричал Йося, размахивая пустой бутылкой из-под кока-колы. - Бухгалтер приехал! Пошли за деньгами!
Он схватил за руку Симу, и они побежали по поляне к автобусу, стоявшему на проселочной дороге. Казалось, эта пара сейчас взлетит над лесом, как на полотнах Шагала. Я поднялась, и мы поплелись вслед за ними. Съемочная группа складывала свою аппаратуру. Возле автобуса уже толпились румяные от свежего воздуха ученики и учителя, между которыми весело носилась Молли. Костюмерша скорбно трясла разодранным пальто, директор без царапин на лице молча разводил руками. Женщина чертыхнулась и бросила пальто на землю. Молли тут же подскочила и начала трепать его, мотая огромной головой и иногда оглядываясь на хозяина, как бы приглашая его принять участие в забаве. Поляна постепенно покрывалась клочьями ваты. В моем кармане уже блаженствовали две сотенные бумажки.
Одну из них я разменяла на следующий день в привокзальном цветочном киоске. Мы с сыном купили букет красных гвоздик. Потом сели в электричку и, проехав полчаса, пошли проселочной дорогой, подобрав по пути несколько камешков. Мы положили цветы и камешки у подножья памятника. На нем не было ни слова о том, что здесь убили евреев. Там значилось, что памятник воздвигнут на месте массового расстрела граждан.
Светлана Бломберг
|
| |
| |
| sINNA | Дата: Понедельник, 05.11.2012, 10:00 | Сообщение # 146 |
|
дружище
Группа: Пользователи
Сообщений: 426
Статус: Offline
| С ума сойти!! Как сильно написано!
Прекрасный рассказ.
Спасибо, Юра!
Сообщение отредактировал sINNA - Понедельник, 05.11.2012, 10:01 |
| |
| |
| Миледи | Дата: Среда, 07.11.2012, 14:41 | Сообщение # 147 |
|
Группа: Гости
| "цепляет"...сильно написано, со вкусом и мастерством, спасибо вам за находку для странички.
|
| |
| |
| Филимон | Дата: Воскресенье, 18.11.2012, 08:44 | Сообщение # 148 |
|
Группа: Гости
| Деньги решают всё
Утро застало Сашу на рынке. Вчера пряные запахи базара вызвали у него необъяснимые слёзы, сегодня же лишь неприятно щекотали в носу. "Майн штетеле Бэлц" – тяжело вздохнул Саша, и зашагал рядом со своим другом детства, Олегом.
- Ну, как тебе? – то и дело повторял Олег, охватывая окружавший их пейзаж широким жестом сеятеля. - Красота, да? Ностальгия!
Вёл он себя, как и положено хозяину - лениво сплёвывал в пыль, шутливо переругивался с торговками. И не умолкал.
- Видишь, какие куры? Прям индюшки, а не куры, – широко улыбался он. - Вот разве есть в ваше Жидляндии такие?.. То-то, брат… А помидоры с кулак? А бабы? Смотри, какие бабы - аж сок течёт. Есть у вас такие бабы?.. То-то, брат!
К словам друга Саша оставался безучастен. В лице его всё больше проступала растерянность.
- Да, нынче деньги решают всё, – продолжал Олег. – Есть деньги – ты король. Нет – сиди в дерьме… Ты, вообще, меня слышь?
- Да, да… – мотнул головой Саша. Он слышал. Доносившиеся из глубин его кишечника тревожные звуки невозможно было не слышать.
- А как тебе вчерашняя мамалыга? – всё не унимался приятель.
- Мамалыга… – задумчиво повторил Саша.
- А вино? Это ведь не какая-то там дрянь - настоящее молдавское вино.
- Какая-то дрянь… – невпопад поддакнул гость.
- А, знаешь, мы и сегодня, пожалуй, того…
Чего того - договорить Олегу не пришлось.
Будто осенённый внезапным прозрением, гость неожиданно воскликнул:
– Туалет где?! Туалет!!!
И схватил друга за руки. В лице его проступил ужас.
- До дома дотерпишь? – на всякий случай осведомился Олег. Но Саша лишь яростно замотал головой, и предусмотрительно смежил ноги.
- Тут, брат, такое дело... – огляделся Олег нерешительно.- Тут, брат, базар...
- Ту-а-лет! – требовательно процедил Саша.
- Мамалыга? – зачем-то поинтересовался друг.
- Ту-а-лет!
Пот выступал на лице гостя стремительно, предавая бледности маслянисто-зеленоватый оттенок. Наблюдая, как Сашины ногти погружаются в его запястье, Олег отчаянно размышлял.
- Полкилометра сдюжишь? – спросил он, наконец.
Вместо ответа, Саша обжёг его смертоносным взглядом и застонал.
- Надо сдюжить. Выхода нет.
- Сейчас тут такой выход будет! – раздувая ноздри, заверил Саша. И, поддерживаемый, другом, стал спешно перебирать ногами, отдалённо напоминая гейшу в узком кимоно.
"Майн штетеле Бэлц…" – шипел Саша, напрягая все мыслимые и немыслимые мышцы. - "Майн штетеле Бэлц".
Олег же, волоча друга, приговаривал:
- За углом торговый центр - четыре этажа. Наша гордость. Сам строил…
Метров через двести Саша смолк. Лишь в прохладном первом этаже бельцкой гордости, позволил он себе разомкнуть мертвенно сжатые губы.
- Где?!!! – прохрипел он.
- На втором…
И друзья заспешили к эскалатору.
- Дальше - сам! – прошептал гость перед заветной дверцей, и яростно рванул брючный пояс.
- Я внизу, – махнул ему Олег...
Саша дёрнул за ручку. Дверь не поддалась.
- А-а-а-а-ткройте, гады! - заколотился гость в запертую дверь. - Ради всего святого, Майн штетеле Бэлц!!
Дамская кабинка встретила его также прохладно.
- Олег! – перевесившись через перила, закричал он на первый этаж. – Олег, тут всё закрыто, Олег!..
Сводя полуобморочного друга вниз, Олег торопливо пояснял:
- Я им говорю: "Ч.П. Срочно нужен ключ!", а они: "только для персонала!". Представляешь? Я им деньги, а эти бараны упёрлись, принципиальные с-с-с… Ничего, здесь бар неподалёку.
- Это всё проклятая ма-ма-лыга! - стенал Саша и слёзы катились по его щекам горошинами.
- Ещё немножко… - подбадривал друг. – Хочешь, понесу?
Саша лишь закатывал глаза.
Как они вошли в бар, он не запомнил. Как спустились в подвал тоже. Перед глазами вдруг качнулась замызганная дощечка "00", и дверца поддалась, отозвавшись характерным скрипом.
На всём свете не было для Саши звука мелодичнее. Грязный стульчак показался ему троном. Ржавчина - позолотой.
- Ну, я на выходе! – растерянно улыбнулся услужливый Олег, а Саша уже рвал на себе брюки. Потревоженными птахами вспорхнули пуговицы. Холодный фарфор показался горячим.
- "Майн штетеле Бэлц!!!" - выкрикнул гость, и подвальные своды содрогнулись.
Он улыбался, словно младенец, лёгко, беспричинно. Мир разом посветлел, и слёзы, утратив горечь, вдруг стали желанными.
- Боже! – шептал он. – Боже! - и раскачивался, словно хасид на утренней молитве.
Он всё ещё улыбался, когда его рука, двинувшись в привычном направлении, царапнула шершавую штукатурку. Лишь, потянувшись к противоположной стене, он перестал улыбаться.
"Майн штетеле Бэлц?" – вопросительно пробормотал Саша, водя взглядом по стенам, потолку, полу, и даже по исцарапанной двери. Бумаги не было.
Тогда Саша схватил сотовый. Но аппарат, жалуясь на недостачу сигнала, лишь тоненько пискнул. Загнанный взор гостя забегал по предметам собственного гардероба, выхватывая то штаны, то футболку, то фирменные трусы... Остановившись на носках, Саша замер.
Он уже снимал туфли, когда ему вдруг вспомнились недавние слова Олега о деньгах, которые решают всё. Весело напевая знакомый мотивчик, гость неторопливо извлекал из кармана широкие и мягкие молдавские леи...
Эдуард Резник
|
| |
| |
| Гость | Дата: Понедельник, 19.11.2012, 07:17 | Сообщение # 149 |
|
Группа: Гости
| Бельцы мои Бельцы...сколько воспоминаний!..
|
| |
| |
| papyura | Дата: Среда, 21.11.2012, 13:48 | Сообщение # 150 |
 неповторимый
Группа: Администраторы
Сообщений: 1554
Статус: Offline
| действительно ли деньги всё решают?!..
а рассказ неплох.
|
| |
| |
|
